Я проявил очень большую выдержку.

Хотя нетерпение буквально пожирало меня. Новые и новые тревоги обуревали мой разум.

Сюда могут послать больше воинов. Время военное, умы здешних лидеров объяты подозрениями, ожидается большой гость. Поэтому ничего удивительного, если сюда пошлют десяток дополнительных стражей. А может быть что-то случилось и нас спешно отправят прочь. Поэтому лучше начать действовать прямо сейчас…

Но я терпеливо ждал. Застыл неподвижной статуей в коридоре. Рядом позевывал устало второй часовой. В пяти шагах дальше по коридору стояло еще двое. За ними и еще двое. Всего шесть воинов на страже. Остальные, откуда только бодрость появилась, расселись вокруг стола, загромыхали игральными костями. Они громко чавкали, рыгали, жадно пили разбавленное вино и сетовали на его уменьшившуюся крепость. Появилось и несколько не виденных мною ранее фляг, что были встречены одобрительными возгласами. Лишь несколько мужчин сразу же растянулись на лавках и провалились в сон — неглубокий и тревожный. Их конечности подергивались, лица искажались в гримасах, стиснутые зубы скрипели, а порой раздавались и вскрики, вызывающие смешки у бодрствующих товарищей.

Отряд упорно не засыпал. Но я знал — это временно. Их внезапная бодрость рождена употреблением хмельного вина и радостью от того, что они выжили и сейчас находятся в безопасном укрытии. Скоро навалится накопленная усталость, в членах появится вялость, глаза начнутся слипаться, взор затуманится. Еще немного и почти все из них будут спать.

Я отстоял две стражи вместо одной. Всем плевать на усталость ниргала и его чувства. Когда же я получил время для сна, то из нескольких свободных мест выбрал то, что ближе всего находилось к самой опасной вещи на этом сторожевом посту. Как только я начну действовать, первый мог шаг будет направлен именно на эту клятую штуковину.

К ночи на сторожевом посту стоял громкий храп. Налитые дурным вином воины лежали вповалку на лавках и расстеленных на пол одеялах. Шестеро оставшихся стражей продолжали зевать — они успели перехватить немного сна, но этого явно было недостаточно. Они с завистью прислушивались к храпу прочих и то и дело прислонялись плечами к стенам, застывая так надолго.

Из своего угла я наблюдал так же незаметно и так же внимательно как сидящий на погруженной в ночную тьму ветви филин, выглядывающий шуршащую в листве мышь. Я мог не скрывать свой интерес — мое лицо надежно спрятано за броней шлема. Никто не видит насколько сильно я напряжен.

Ощущение того, что нужный миг настал, пришло ко мне само. Я встал, сделал два шага и, сняв со стенного крючка тонкий рог, сжал его в левом кулаке. Затем вышел в коридор, по пути нанеся короткий колющий удар в грудь лежащего на лавке главного в отряде. Он был в одной лишь рубахе, отточенное лезвие легко дошло до сердца и остановило его навсегда. Он даже не проснулся, разом провалившись из сна в смерть. По коридору я прошел еще пять шагов, проделав их столь стремительно, что успел миновать среднюю двойку часовых прежде, чем они что-то спросили. Я их прошел и остановился у следующей двойки воинов.

— Чего встал? — без особого удивления спросил один из стражей, черноволосый усач средних лет — Вернись обратно!

— Может жрать хочет? — предположил второй, показав в зевке желтые зубы — У него каша во фляге осталась? М… Ох!

Охнул он по одной простой причине — увидел наконец-то зажатый в моей правой руке меч с окровавленным лезвием. А затем они увидели и рог во второй руке — им я и нанес свой первый удар, взмахнув им снизу-вверх и глубоко вбив его под нижнюю челюсть желтозубого. Усач упал на каменный пол мигом позже. Нетрудно убивать тех, кто не готов к схватке. Главное не терять времени попусту. И тогда все получится.

Развернулся и пошел обратно по коридору, направляясь к сторожевому посту и загадочной каменной двери. Тут раздался крик. Первый вопль тревоги не разбудил никого. И немудрено — стражник даже не закричал, а просто изумленно заблеял вполголоса, не сводя с меня затуманенного сном и неверием взгляда. Этот дурак до последнего мига пытался понять — явь это или сон? Убивает их восставший вдруг ниргал или же это не более чем дурной кошмар…

Удар… напоровшийся на мой меч животом страж сипит, я проворачиваю оружие в ране и отталкиваю агонизирующего врага. Раздался второй вопль. И тут же оборвался, когда я раскроил ему голову чудовищным ударом кулака. Хрустнули тонкие лицевые кости, воин отлетел и врезался затылком в стену, после чего рухнул на пол и затих. Ему уже не подняться никогда.

Вот теперь крики начали раздаваться один за другим. Сонные воины дергались, вскакивали на ноги, пытались продрать глаза и понять происходящее. А я в это время вступил в бой против последней двойки стражей. Их погубил мой отказ к сражению — я позволил их оружию свободно удариться о мои доспехи. И подпустив их ближе, воспользовался мечом и кинжалом. У меня еще был арбалет, но пользовался я им крайне неумело. Поэтому и не притрагивался к нему. А вот другие наоборот — в меня ударило сразу три стрелы. Какая непростительная глупость — ведь они знали насколько прочны доспехи ниргалов. К чему пытаться пробить их стрелами? Лучше бы попытались сорвать со стен башенные щиты и копья.

— Я убью всех вас — хрипло проревел я, шагая к ближайшему врагу и наставляя на него окровавленный меч.

И сделал я это вполне осознанно. Я заставил их замереть от удивления — ибо обычный ниргал, изувеченный человек с вырванным языком, попросту не смог бы произнести ни слова. И уж тем более вот так вот угрожать…

Их промедление позволило мне приблизиться вплотную. После чего началась кровавая бойня. Как еще назвать это мрачное действо? Закованный в несокрушимую броню воин одного за другим убивает одетых лишь в рубахи и одеяла противников, без боязни принимая их удары на доспехи. Мой меч опускался и поднимался. Вторая рука так же не знала отдыха. Комнату заполонили стоны умирающих и крики сражающихся. На стенах появилась обильная кровавая роса. Воздух напитался медным запахом. Я метался от стены к стене, нанося удар за ударом. Далеко от коридора я не отходил, не собираясь предоставлять кому-то возможность сбежать.

И они поняли это. Оставшийся в живых десяток опытных мужиков выставил перед собой щиты и оружие, издал яростный рев и бросился на меня. Вот он решающий миг… когда им осталось пробежать два шага, я сбросил с левой руки перчатку. Встал в коридоре, уперся ногами в пол и, рывком подавшись вперед, врезал плечом в стену щитов. В меня ударили копья, взвизгнул пущенный арбалетный болт, отлетая от шлема. Мой меч пробил шею самому крикливому. Левая ладонь перехватила метнувшуюся ко мне руку врага чуть выше запястья. Почти сразу же он безвольно осел, запрокинул побелевшее лицо назад и рухнул на своих товарищей.

— Не растягивайте агонию, глупцы — прорычал я, свирепея от упорности их сопротивления — Вам не пройти! Вы умрете здесь!

— Да кто ты такой?!

— Никто — выдохнул я, нанося следующий удар и принимая в ответ три чужих. Их выпады оставили царапины. Мой удар принес смерть. На пол рухнуло очередное тело, и враги с обреченными стонами подались назад.

— Сжалься! — крик души принадлежал одному из самых молодых. Красивое лицо, широкоплечая фигура. Бриться начал лишь недавно. Мог бы жить и жить…

— Зря вы встретили меня в лесу — качнул я головой, забыв, что никто не может увидеть этого из-за глухого шлема.

— Это не ниргал — пробормотал другой, наконец-то поняв случившееся — Чужак! И мы сами провели его сюда…

— Верно — ответил я, перехватывая чужой топор и вырывая его из руки противника — Верно. Примите свою смерть. Она неизбежна…

— Это ты сдохнешь! Ты! Братья! В атаку! — и вот среди оставшейся пятерки один враг полностью пришел в себя и вспомнил не только о себе, но и о тех, кому он давал клятву верности — Один из нас должен прорваться и отнести весть! Бе-е-еей!

— Бей — согласился я, делая шаг навстречу рванувшейся ко мне пятерке — Бей…

Вскоре битва была закончена.

С лязгом шагая по лужам крови, я медленно обошел комнату сторожевого поста, сдирая с лавок одеяла и заглядывая за каждый прислоненный к стене щит. Не хотелось неожиданности. Вдруг кто-то притаился и лишь ждет удобного мига, чтобы рвануться в коридор и быстроногим оленем помчаться по подземным проходом с истошными воплями «Трево-о-ога!». Живых я не обнаружил. Лишь мертвые изрубленные тела лежат вповалку. Я мог бы все сделать с меньшей кровью, но не захотел рисковать — ведь если кто-то не спал, он мог бы увидеть, как ниргал снял с руки перчатку и прикасается голой ладонью к головам спящих… И тогда этот невольный свидетель мог понять насколько велика моя сила — и он стрелой полетел бы поднимать тревогу.

Саднила ладонь — последний боец показал себя храбрецом. Испуская дух, с моим мечом, глубоко засевшим в его левом боку, он с последним хрипом вонзил кинжал в мою неприкрытую ладонь.

Что ж… времени терять нельзя. Я повернулся к двери и задумчиво ее осмотрел. Уверен в бессмысленности поисков ключей. У стражей их быть не могло. Они не привратники, они цепные сторожевые псы. Учитывая всю серьезность охраны, можно смело предположить, что ключ от замков есть только у Истогвия.

Если я хочу пройти внутрь, мне потребуется грубая сила. И Создатель свидетель — в последнее время я считай только ей и пользуюсь. Подняв с пола длинный двуручный топор — пришлось наступить на стиснутую руку мертвеца, чтобы разжать хватку — я ступил к двери и с размаху нанес мощный удар. Топор высек сноп искр, зазвенели цепи, жестокая отдача ударила в плечи. Но поморщился я не от боли в плечах, а от чересчур громкого и звонкого эха. Даже умирающие воины не производили столько шума. Но поделать нечего… нет, можно попытаться поставить временную стену из лавок и одеял дальше по коридору, чтобы приглушить звук ударов. Но это потребует немало времени, а именно его у меня и нет — в любой миг сюда может заглянуть командир стражников, просто друзья или кто-нибудь еще. Кто знает их порядки…

Мне потребовалось нанести немало ударов, прежде чем последняя цепь была разбита. Отставив топор, я вытащил цепи и бросил их наземь вместе с замками. Затем настала очередь железных засовов. И наконец, я взялся за дверь. Здесь ждала неожиданность — тяжело! Эта дверь просто плита! Здоровенная каменная плита стоящая на полу. Да, она открывалась как дверь — вернее отодвигалась! Для прохода здесь нужна огромная сила. Два ниргала, поднатужившись, смогут отодвинуть плиту. Так, наверное, Истогвий и поступал — не сам же местный владыка упирался плечом в камень и натужно пыхтел. Хорошо придумано. Дверь сама по себе настоящий засов — попробуй отодвинь! Последняя препона.

Я справился и здесь. Напрягшись до хруста костей, до радужных кругов перед глазами, я сумел вдвинуть край плиты внутрь. Образовалась щель шириною достаточная для того, чтобы мог пройти воин в массивных доспехах. Пахнуло холодом. Пахнуло зимой.

Под плиту я вбил два кинжала и рывком сломал лезвия. Клин. Чтобы никто не мог меня там запереть. Я готов тепло принять нежданных гостей, но я не совершенно не желаю, чтобы меня там заперли как крысу в клетке. Затем взял со стола канделябр с пылающими свечами и вошел в узкий проем. Некогда раздумывать. Тревога может подняться в любой миг.

Трепещущее пламя поднятых к потолку свечей осветило снег и лед. Тут повсюду плотно утрамбованный снег. Часть его настолько стара, особенно слой идущий у самого пола, что снег посерел от пыли. Остался лишь узкий проход между рукотворными сугробами. Через пять шагов я оказался в тупике. Большая каменная комната сплошь заваленная ледяным крошевом и снегом. От холода спирает дыхание, леденеют губы. Если снаружи весна, то тут никогда не прекращающаяся зима.

Застыв в проходе, я медленно веду взглядом из стороны в сторону. Какого… Тела. Человеческие нагие тела целомудренно прикрытые закостеневшими от мороза полотнами холста. Все они лежат на льду в одном и том же положении — руки и ноги вытянуты по швам, лица обращены к заиндевелому потолку. Глаза закрыты, лица спокойны, щеки и губы скрыты белым пухом инея, он же серебрится и на лбах. Здесь только мужчины. Но поражает меня не это, мой взор неверующе ползет по змеящимся на снегу серым длинным щупальцам, что едва заметно шевелятся. Веер столь знакомых мне смертоносных щупалец у каждого из лежащего здесь мужчины! Пучки щупалец выходят из их шей и стелятся по снегу. Каждый из лежащих здесь является моим точным подобием — ведь именно таким ледяным ужасом я был совсем недавно. Я наивно считал себя уникальным. А здесь целая комната моих замороженных копий.

Почти бездумно я перешел на и н о й взор и разом убедился, что как таковых трупов здесь и нет — в каждом теле ярко горели мощнейшие искры жизненной энергии. Эти мужчины не мертвы. Они просто спят. Холод для них точно не страшен — уж в этом у меня было время убедиться, когда всю зиму пришлось жить на лютом морозе.

Сколько их? Дюжина. Я насчитал двенадцать мужчин почивающих на снегу беспробудным сном.

Я хотел узнать, что же там за каменной дверью. И вот я узнал. И что же мне делать теперь с этим знанием?

Видит бог — я не ожидал подобного открытия. Мыслил, что здесь что-то важное, особенное, дорогое мерзкому сердцу клятого Истогвия. Но чтобы найти кладовку полную подобий себя прежнего… этого я не ожидал. Нет, этого я не предвидел.

Ворвавшийся вместе со мной поток теплого воздуха заставил одного из спящих здесь мужчин тяжело застонать, его щупальца задергались, попытались — вполне осознанно — сгрести снега ближе к телу на котором они жили. Выглядит жутко и мерзко. Неужто и я был вот таким?

Собравшись, я откинул ненужные сейчас размышления о себе прошлом и настоящем. Не стал я более и размышлять о том, что мне делать с найденными живыми мертвецами. К чему? Тут и так все ясно.

Я могу попытаться пробудить их от тяжелого сна. Могу показать им засовы, надежную каменную дверь, груды снега.

Но станут ли меня слушать?

А если это их собственное желание?

А если они надежные союзники Истогвия, а не его пленники?

И тогда они нападут на меня. Или он — если я начну будить их поодиночке. Да и получится ли у меня это? Тут какая-то особая волшба, раз они спят так крепко.

Даже если посчитать их ни в чем неповинными жертвами измененными против их воли — это ничего не меняет.

Тут все очень просто — раз они нужны Истогвию или его Хозяину для какой-то цели, значит, мне нужно сделать все возможное, чтобы помешать им этой цели достичь. Я перебил охрану и вскрыл запоры каменного ларчика. Осталось сделать последний шаг — я должен убить их всех.

Но в этом случае я должен действовать осмотрительно. Это не обычные воины. И не ниргалы. Здесь почивают ледяные умертвия могущие убить врага одним ударом серого инистого щупальца или же выпить его жизненную силу. Чего точно не стоит делать, так это шуметь. И следует внимательнейшим образом приглядывать за смертоносными щупальцами обладающими если не собственной волей, то уж точно чувством неутолимого голода. А заодно посматривать на приоткрытую дверь. За ней лежит коридор — пока что он пуст, если не считать несколько трупов лежащих в лужах собственной крови. Но все может измениться. Поэтому надо быть настороже.

Понимая, что нужно торопиться, долго раздумывать я не стал. Снял перчатку с левой руки и шагнул к ближайшему спящему незнакомцу. Подошел со стороны ног и мягко коснулся рукой его босой ноги. Здесь меня ждала неожиданность. Обычно живые существа похожи на бычьи пузыри налитые кровью — стоит лишь проткнуть тонкую пленку и наружу тотчас брызнет струя. В моем случае чужая жизненная сила. Но спящий не желал расставаться с собственной силой. Он остался недвижим, хотя его лицо жутко исказилось в гримасе гнева и страха, щупальца взмыли в воздух и силой захлестали по сторонам. В этот миг чужая жизненная сила наконец-то поддалась моим усилиям — я будто пытался накренить в свою сторону громадный каменный чан, весящий очень немало. Но мне удалось. И в одно мгновение жизнь покинула замороженное чудовище, серые щупальца бессильно опали как подрезанные побеги, заиндевевшее лицо медленно расслабилось.

Испустив долгий облегченный вздох, я позволил себе небольшую передышку. В моем теле бурлила чужая сила, меня потряхивало, а по жилам струился ледяной холод. Спящий незнакомец был силен. Очень силен. Его словно бы накормили до отвала перед тем как уложить почивать на ледяное ложе. Какая трогательная забота… и снова мне привиделась отеческая усмешка рачительного Истогвия, у которого хозяйство всегда в полном порядке.

Придя в себя, я шагнул к следующему телу. И вновь прикоснулся к заледенелой чужой ноге. Вновь последовала тяжелая заминка, пока я и спящий кошмар незримо для глаз боролись друг с другом. И вновь я победил. Причем на этот раз победа далась мне куда легче — подпитанный забранной энергией я стал куда сильнее.

Обустроенный в недрах пустотелой горы ледник я покинул довольно скоро. Повернувшись, бросил последний взгляд на дело рук своих. Я потрудился на славу. Превратил спящих в трупы. А затем, когда в них не осталось и капли жизненной силы, я взял в руки топор. И поступил с телами так же, как обычно поступает мясник с тушей коровы. Вот только он разделывает тушу аккуратно, а я же просто рубил, дробил и крошил. Особенное внимание уделил щупальцам, головам и верхней части туловищ в целом. Я не мог рисковать — уже успел убедиться в великой мощи Истогвия и понимал, что тому может вполне достать сил снова вдохнуть жизнь в промороженные трупы. Поэтому я оставил в ледники лишь размозжённые останки тел без малейших признаков голов — разбитые головы я отрубил и выбросил в коридор. Не из глумления. Из желания лишить Истогвия даже самых мельчайших шансов.

В комнате сторожевого поста вырубленного в скальной толще было достаточно предметов из сухой крепкой древесины. В достатке имелись и одеяла с плащами. А огонь трепетал на фитилях свечей, тускло помаргивая и мечтая однажды разгореться в большое пламя. Я поджег древний сосновый бор. Что могло помешать мне поступить так же и здесь? Разве что вмешательство врага. Но пока я не слышал шума чужих шагов.

Отрубленные и разбитые головы я поместил в середине комнаты, прямо под узкими щелями куда уходили дым и копоть. Туда же поместил разбитые несколькими ударами лавки, бросил одеяла. Поднес пылающую свечу. Огонь занялся очень быстро — тут все сплошь сухое, пламя разом вгрызлось в подношение и довольно заурчало. Я сбил со стен полки, бросил их в огонь, выгреб из углов остатки древесины, отправил их в огненные объятия.

Готово.

Выйдя в коридор, я быстрым тяжелым шагом направился прочь. Мне нужно срочно найти какой-нибудь укромный уголок, где я смогу ненадолго затаиться. Бежать прочь я пока не собирался. Гора большая, коридоров много. А моя маскировка все так же хороша. Если удастся добраться до самой близкой развилки и покинуть наполняющийся дымом коридор без свидетелей, то у меня есть все шансы задержаться здесь еще ненадолго. Главное не попасться на глаза тем, чьи глаза способны проникать сквозь толстый металл ниргальих доспехов.

Думал ли я о своей жизни?

О да. Я не желал ее терять до тех пор, пока не нанесу как можно больше вреда этим людям, нелюдям и их планам. К нелюдям я относил Истогвия и его загадочного господина, но никак не гномов.

За моей спиной трещало вечно голодное пламя. Снова. Воистину я принес в эти земли пламя, дым и пепел. Возможно меня обуяла чрезмерная гордыня, но думалось мне, что я доставил куда больше неприятностей Истогвию чем сам Тарис разбивший неподалеку свой огромный военный лагерь и разославший повсюду разведчиков и летучие отряды шурдов.

И едва я вспомнил про принца Тариса Ван Санти, как сразу же на ум пришла и та страшная тварь в виде облака. Где она сейчас? Все так же около Тариса Некроманта? Ждет его сигнала к нападению? Ведь если это действительно кошмарное чудовище, то стоит лишь дать ему приказ к атаке и враги будут сметены с лица земли, они превратятся в мелкую и сухую костяную пыль стелющуюся по земле…

Тарис, Риз Мертвящий, ужасная тварь и войск шурдов, гоблинов и нежити… они волновали меня. Я не забыл, что эта армия еще совсем недавно стояла на подступах к Подкове, у самых стен нашего дома. И я боялся. Чего? О, я жутко боялся, что пока я здесь ползаю как крот во тьме и устраиваю крупные пакости, Тарис поймет, что его сил не хватит и попросту развернется и двинется обратно — снова к Подкове! А я узнаю об этом слишком поздно.

Одна надежда на силу ненависти и жажду мести Тариса Некроманта. За века проведенные в каменной гробнице его жажда мести должна была разгореться в негасимое ничем лютое пламя. И пока он не вырвет ненавистным врагам глотки или же не погибнет сам — он останется здесь… и это мне весьма на руку.

Боковой проход появился внезапно — будто сама собой открылась щель в монолитной скале. Я без раздумий свернул и еще быстрее зашагал вперед. Дым. Дым стелился у пола и витал под потолком, хотя середина прохода оставалась чистой. А запах гари разносился вездесущим сквозняком куда быстрее. Я добрался до нового перекрестка, свернул наугад в тот, что показался мне самым темным и редко используемым. Прошел не меньше полусотни шагов. А затем до моих ушей донесся тревожный хор голосов. Эхо зазвенело в сумраке подземных ходов.

Услышав шум спереди, я развернулся и вернулся на несколько шагов назад. К еще более узкому проходу, где я в своих доспехах едва поместился. Факела при мне давно не было. Я двигался в темноте. Удалившись от начала хода, прижался к стене и затих, не забыв укутаться в черный ниргалий плащ.

Вскоре мимо промчались гомонящие люди несущие множество факелов. Все они спешили в одну сторону — туда, где я разжег погребальный костер рядом с каменной дверью перекрывавшей ранее проход в ледник.

Прислонившись к стене я снова ждал.

Ждал нового подходящего момента для начала действий.

Каких именно действий? Пока не знаю. Но они точно будут разрушительными…

А все же… я с глубокой задумчивостью уставился в темноту перед собой. И все же… что почувствует Истогвий, узнав и случившемся?

Одного.

Истогвий убил лишь одного человека.

Убил без помощи Искусства, без помощи ножа или меча. Он убил его голыми руками. Попросту взял за шею и медленно сдавливал ее до тех пор, пока не утих хруст позвонков, а кожа не лопнула, выпустив наружу смятое мясо и много крови. Только тогда местный правитель разжал хватку и уронил к ногам безвольное тело умершего воина. Глухо ударилась о почерневший от копоти пол голова, треснул череп, когда сверху ударила подошва сапога.

Подняв лицо к столь же черному от сажи потолку, Истогвий испустил очень долгий выдох. Провел руками по лицу сверху вниз, не обращая внимания на то, что левая его рука перепачкана чужой кровью и оставляет на левой половине лица красные разводы.

— Кто? — это был первый его вопрос с тех пор, как ему сообщили о случившейся беде и с тех пор, как он бегом примчался сюда и увидел обгорелые кости тех, на кого были возложены столь великие надежды.

— Не знаем — ответили без малейшей задержки. Голос ответившего звенел от переполняющего его страха смерти.

— Ниргал! — выпалил другой, успевший пристально осмотреть каждый уголок ледника и комнаты сторожевого поста, перепачкавшись при этом в копоти и сломав множество обгорелых костей.

— Ниргал? Говори яснее…

— Большего не знаю, дядюшка — склонил голову тот — Ведаю лишь, что в последнем отряде направленном сюда был один ниргал. Бессловесный истукан. Я пересчитал черепа. Осмотрел закопченные доспехи и оружие. Здесь не хватает одного черепа, здесь нет ниргальей брони на полу и нет его оружия. Но видит Темный — не ведаю, с чего бы наш ниргал учинил подобное. По силе — да, мог бы. Но не сделал бы.

— Не сделал бы — согласился Истогвий, медленно вытирая левую ладонь о белоснежный платок и глядя, как кровавые пятна пачкают чистую материю — Если это НАШ ниргал.

— Тарис? Клятый Тарис подослал лазутчика, и мы его пропустили? Но как? Немыслимо! Чужой не сумел бы влиться в наш отряд!

— Не Тарис… — застывшее лицо хозяина пугало — казалось, что смотришь на лик ледяной статуи наполненной воющим огнем. Вот-вот тонкая ледяная корочка с треском разлетится на тающие в воздухе осколки и все вокруг затопит адским пламенем. Истогвий был в диком бешенстве.

— Не Тарис? — удивленно приподнял брови воин — Но тогда кто же? У кого могут быть нир… Проклятье! Те, кто ворвался в наше поселение и увел гномов — сказали, что среди них было три ниргала! Но… — говорящий круто развернулся и взглянул на стоящего позади Истогвия безмолвного ниргала в несколько иных доспехах и полностью черном плаще — Но ведь те воины встретились на вашем пути и были захвачены.

— Обыскать каждый коридор, заглянуть под каждую лавку, в каждую щелочку! Закрыть каждую дверь и запереть! Утроить посты! Поднять всех спящих! Запустить сюда собак! Найти! Найти его! Но не трогать — загнать в угол как крысу, а затем позвать меня. Я сам займусь заведшимся в наших стенах вредителем…

— Будет выполнено, дядюшка Истогвий! А что делать с этим? — последовал кивок в сторону вытекающих из ледника луж воды с красными и черными потеками. Кровь и пепел. Они смешались воедино. Цвета смерти.

Истогвий не ответил. Медленно проведя по лицу платком, он повернулся и зашагал по коридору. Следом топало три закованных в железо ниргала, чьи шаги наполняли коридоры зловещим чеканным эхом.

Он не приказывал.

Ему пришлось заняться одним из самых ненавистных в своей жизни занятий — просить. Причем просить столь смиренным тоном и столь часто напоминать о заключенной сделке, что его просьбы больше напоминали мольбы.

А представитель древнейшей императорской династии не должен умолять. Не должен он и просить.

Принц рода Ван Санти не просит — он приказывает!

Но не в этом случае. Страшная тварь, этот мрачный сгусток клубящегося дыма, не подчинялась ничьим приказам. Это существо было настолько древним, что его и Тариса можно сравнить с величественной горой и муравьем. И самомнение у твари было столь же великим как у горы, что надменно взирает на ползающих у ее подножия ничтожных букашек.

Поэтому Тарис Некромант с раннего утра был не в духе. А ближе к полудню его состояние можно было охарактеризовать как «с трудом сдерживаемая злоба». Вот уже несколько часов он сидел на бревне и неотрывно глядя на клубящуюся перед ним стену дыма, о б щ а л с я. И его частые кивки все сильнее походили на униженные просьбы.

Но вот наконец по древнему и почти нематериальному существу пробежала долгая и будто бы недовольная рябь, оно резко вздыбилось, затем рухнуло оземь и растеклось по траве дымным ковром, чтобы вновь собраться в плотный сгусток и рвануться прочь, петляя среди древних сосен.

Вчерашний лесной пожар обошел эту часть соснового бора — не из милости, просто ветер дул в другую сторону. Военные лагерь Некроманта остался на прежнем месте. И никто их не потревожил. Обе вражеские стороны занимались тем, что грызли и кололи друг друга при помощи небольших летучих отрядов пущенных во все стороны с одним единственным приказом — искать врага и убивать его.

Дымный монстр вскоре окончательно исчез из виду, двигаясь по большой дуге вокруг загадочного провала в земле и высящейся посреди него горы.

Встав, принц яростно впился ногтями в потемневшую левую щеку, сжал пальцы и вырвал из своего лица часть плоти. Глянув на окровавленный кусок дурно пахнущей кожи, он отбросил его в сторону и подбежавший к ошметку плоти костяной паук с тонким визгом жадно вцепился в него клыкастой пастью, пытаясь выжать крохи жизненной энергии. Нежить голодала…

— Все живое умирает подле него — невнятно произнес Тарис, зажимая ладонью дыру в щеке. Вскоре рана зарастет.

— Воин сильный, но непослушный — возникший рядом с Некромантом полководец Риз скривил губы в своей обычной кривой усмешке, а затем испустил тонкий булькающий смешок — Такие опасны. Ведь он может подумать, что ОН здесь главный.

— Нет. Без моей помощи ему здесь долго не продержаться — качнул головой принц — И оно знает это. И оно не хочет уходить обратно т у д а, где нет еды и где воздух напитан костяной пылью вздымаемой ветром с покрытой ею же земли и воды. Там нет вообще ничего живого. Ни дерева, ни травинки. Там только облака и тучи мелкой костяной муки. Оно не хочет туда обратно.

— Райское местечко, судя по описанию. Что ж… оно покорилось

— Скорее согласилось… Оно выполнит мой… мою просьбу. А ты? Твой план не подведет?

— Мои планы редко срываются, господин. Шурды… плохие воины. Слабые, больные, изуродованные с рождения. Добавить к этому злобный и скверный нрав… они плохие воины. Но их страх перед вашим именем так силен, что не требуется и подгонять. Очень скоро идущий в обход боевой отряд достигнет людского поселения за Горой, и там воцарятся боль и отчаяние.

— Мы уничтожим женщин, стариков и детей. Что нам это даст? Силы врага удесятерятся от ярости.

— Мы их захватим и обратим, ваше величество. Превратим в мертвяков. А затем натравив на тех, кто прежде был их мужьями и сыновьями. Или внуками. Трудно поднять меч на родную бабушку, что так часто гладила тебя по голове морщинистой доброй рукой и ласково улыбаясь, угощала тебя только что испеченным лакомством…

— Ты повторяешься, Риз — поморщился Тарис, медленно отлепляя руку от зажившей руки — Мы поступали так века назад.

— Да — кивнул Риз — Поступали. К чему отказываться от столь хорошо служащей нам тактики? Надеюсь в числе женщин окажется достаточно тех, в чьих животах уже шевелятся склизкие младенцы. О… какое горе будет увидеть для мужа идущую на него в атаку жену с разбухшим почерневшим животом в чьем нутре ворочаются и визжат злобные крохотные мертвяки…

— Разведчики?

— Птица парит и парит, скрываясь в черной туче. Скоро я отправлюсь туда же, ваше величество. Я не позволю скрыться никому — мы уже узнали, где находятся два их убежища, надежны скрытые в холмах к западу. Никто не уцелеет — еще раз хохотнув, Риз Мертвящий несколько раз часто переступил ногами — Никто из них…

— Возьми — Тарис передал рыжему безумцу бережно укутанный травой и оленьей шкурой горшок — Моя кровь. Я провел над ней особый ритуал. Дай каждому из пленных по глотку. Только по одному! Не больше!

— Отлично. Просто отличный подарок… И когда они отхлебнут?

— Упадут и сдохнут в корчах. А затем встанут. Одень на шею вот это и раздай такие же всем шурдам, что уцелеют после атаки — в руки Риза перешла связка из небольших мослов нанизанных на бечевку из гниющих сухожилий — Тогда вас не тронут.

— Как поступить с гостями с юга? Два больших отряда.

— Один очень большой отряд — поправил его Тарис, бросая мимолетный взгляд на сидящих поодаль трех крупных воронов — Они уже встретились. Решили выяснить кто из них сильнее. Но тут вмешался я… это не гости, Риз. Это мои подданные, что во весь опор спешили от самой Пограничной Стены, дабы поскорее пасть к моим ногам и засвидетельствовать свою вечную верность и покорность.

— Плевать на верность… главное это покорность. Нет ли с ними столь любимых мною визгливых детишек? Желательно дворянских кровей. Ведь деревенские привыкли к лишениям и трудностям. А дворянские… они родились и жили на шелковых подушках, их холили и лелеяли… как забавно расширяются их глазенки, когда я втыкаю в их ладошки лезвие остро отточенного ножа…

— Они мои подданные, Риз — повторил Тарис — Но… Порадуй меня. Обескровь и ужасни противника нашего. Добудь мне обещанных новых воинов и пошли их в атаку к горе. Сокруши врагов и заставь их запереться внутри Горы. И вот тогда я подумаю…

— О-о-о… все будет сделано уже к вечеру, мой повелитель Тарис Ван Санти — Все будет сделано в наилучшем виде… Я сокрушу их дух. Искалечу их души. Пусть не мнят себя знатоками смерти — я покажу им ее новые грани. Ведь я знаю точно — я уже бывал в аду. Что за удивительное там место…

Чудовище не пыталось красться.

К чему? Ведь мясник не пытается подкрасться к обреченной на смерть корове. А палач не пытается укрыться от взора привязанного к плахе приговоренного.

Умение оставаться бесшумным и невидимым требуется разведчику, охотнику, вору или же беглецу.

Клубящийся дым обрушился вниз по склону как страшная и неслышимая лавина. Дымная волна захлестнула ноги пятерки часовых и те с диким воем рухнули на землю, успев с ужасом увидеть, что с их ног ниже колен исчезла вся плоть, а кости превратились в облачко оседающей в дым пыли. Затем они упали и их вопли резко оборвались. Дым схлынул, прокатился дальше по склону. На земле осталась лежать белесая пыль, одежда, доспехи и оружие.

Яростно затрубивший рог звучал без нужды — дикие вопли боли заживо пожранных часовых послужили неплохим сигналом тревоги. Все защитники Горы были уже на ногах. И все они как один смотрели на стремительно надвигающуюся стену дыма, что с каждым мигом расползалась по низине.

Восставшие из мертвых десятки и сотни зомби тупо смотрели перед собой. Их только-только отмерзшие лица были бесстрастны. И они не воспринимали дым как врага. Дым и дым… что в нем толку? Они остались недвижимы, когда их накрыло тело дымной твари пришедшей из иного мира. И развоплотились мертвяки все с той же бесстрастностью, оставшись при этом стоять до последнего мига существования их тел. С глухим лязгом ударилось о землю оружие и части брони.

В этот миг в дымную тушу чудовища ударили первые стрелы, легко пройдя через нематериальную сущность и вонзившись в землю. Мечник с диким криком нанес удар… ему удалось рассечь дым на мгновение. И на этом его удача закончилась навсегда. Упал бесполезный меч, рядом ударился оземь рассыпающийся череп, реберная клетка накрыла первый весенний цветок причудливой клеткой, чтобы тут же распасться и покрыть лепестки прахом.

Налетевший ветер поднял к веселому синему небу облако белесой костяной муки щедро смешанной с криками боли и воплями ужаса. Тварь пировала… Вся низина перед Горой превратилась в одну большую жертвенную чашу доверху заполненную такой вкусной и такой живой пищей…