Мертвый сон. Без сновидений. Очень долгий.

Я уж думал, что мне никогда вновь не испытать столь глубокого сна, но время доказало, что я ошибся.

В миг, когда привалился спиной к древней сосне и откинул голову назад, я начал безудержно проваливаться в глубокий омут сна. Накрыло, накрыло, накрыло меня ошеломляющим покоем, против воли сомкнулись веки…

Проснулся я от вони. Отвратно. Ой отвратно. Гниющее мясо никогда не украсит утреннее пробуждение — в этом я могу ручаться. Даже самый темный и страшный некромант не обрадуется столь ужасному букету «ароматов».

Фыркнув, прикрыв рукавом нос, я легко встал, с наслаждением потянулся всем телом, ощутив каждую звенящую жилку. Размял шею парой движений, заложил руки за спину, хрустнул пальцами, протяжно зевнул и лишь затем открыл глаза и огляделся. А с чего мне открывать глаза раньше? Я и с закрытыми веками прекрасно вижу, где и кто находится. Искры пульсирующей жизненной энергии выдают себя с головой. И открыв глаза, я лишь убедился, что не ошибся.

Два ниргала сидят неподалеку, старательно вычищая части брони. Рядом с ними разложены поверх заштопанного плаща мои доспехи, полностью очищенные от грязи. В стороне, шагах в десяти, замерло в тени деревьев мясное месиво сплошь облепленной сосновой хвоей. Шесть пожирателей и выгнутая хребтом назад тварь, выбравшая господином меня и пожравшая своего создателя. До сих пор помню плещущийся ужас в его глазах и неверие…

Нежить замерла неподвижно. Они ждут моего приказа.

Падающие вниз яркие солнечные лучи подсвечивают мощные стволы старых сосен, создавая впечатление, что я нахожусь в богато украшенном тронном зале с множеством колонн. Лучи света хоть и ярки, но им не удается скрыть пляшущий за сосной красный магический смерчик. На мгновение показалось, что проказливый сгусток магической силы нарочно спрятался за деревом и оттуда подглядывает за мной.

— Живы? — безо всякой нужды спросил я у ниргалов, снявших шлемы и обнаживших исполосованные шрамами лица. В свое время по воинам прошелся тесак безжалостного мясника, не забывшего затем хорошенько опалить кожу. Да уж — с ними обошлись как со свиньями на бойне.

Оба воина кивнули, не прекращая работы над доспехами. Глядя на их изуродованные головы я вновь почувствовал разгорающийся в груди гнев.

Чертов лорд Ван Ферсис.

Вот в чем главная разница между старым лордом и мной, между принцем Тарисом и мной.

Я готов убить врага и поглотить его жизнь. Не испытав при этом жалости и сожаления. Надо — я пущу под жертвенный нож все племя клятых шурдов. Но я никогда не причиню вреда неповинному в грехе.

Тогда как и лорд Ван Ферсис и Тарис готовы убить сотни невинных ни в чем людей. Ради усиления собственной мощи. Они уже это делали. И сделают вновь, если их не остановить. Дикие Земли это лишь начало.

Дай закрепиться здесь Тарису, дай ему укорениться и вскоре он нагрянет к Пограничной Стене… Тарис бывший принц и вырос он при императорском дворе, где его отец правил, восседая на величественном троне и пред ним падали ниц все без исключения. Много времени утекло с тех пор, но амбиции умирают лишь вместе с их обладателем. Ему не хватит Диких Земель.

Но сейчас мне не хочется рассуждать о чужих желаниях и грехах.

Очень раннее утро. Птички щебечут вверху. Солнышко светит. Мне не хочется думать о принцах и лордах.

Вокруг никого — если не считать своих. Пожиратели за вчерашний вечер изрядно отъелись. При этом оставили внутри себя лишь нужную им плоть, мясо, а все остальные «отрыгнули», исторгли из себя. Вон лежит на растительном ковре всякий окровавленный хлам, где кожаный доспех по соседству с причудливо согнутым мечом, а дальше сплющенный железный шлем и два копыта.

Но не хочется думать и о нежити.

Не в столь прекрасное утро.

Вновь взглянув на ниргалов, я предложил:

— Выпьем горячего отвара, а?

Воины с легкой заминкой кивнули. Они бесстрастны. Их разумы искорежены магией и некромантией. Но что-то человеческое есть внутри них. Осталось. Не было искоренено. Ниргалы любили крепкий травяной отвар, им нравился компот из лесных ягод, а так же приготовленная нашей старшей кухаркой каша. Эти два железных истукана давно уж стали частью наших жизни. Но когда пришло время выбирать, я без колебаний оставил при себе двух ниргалов, остальных отправив к Подкове. Я решил, что если кому и надо погибнуть в бою, так это мне и ниргалам. Мда… легкое чувство вины плещется во мне. Ведь это я сделал выбор. Так значит, ниргалы все же не настолько важны как прочие воины? Или же я сделал ставку на их непрошибаемость и невероятную живучесть? Хочется думать, что только последние соображения привели меня к этому оказавшемуся слишком уж простым выбору.

Пока я размышлял, успел собрать сухие и колючие ветви, не жалея заточки ножа нарубил их на куски, подсыпал хвои, высек искры и раздул пламя. Вбил в землю пару толстых колышков из сырого дерева, повесил котелок, наполнив его водой из фляги. Вода уже кончается, надо пополнить запасы. И хорошенько искупаться. Хотя я вчера и оттер себя хвоей и землей, но запах никуда не делся, разве что кожа стала чище.

На замершую поодаль нежить я не обращал ни малейшего внимания, хотя чутко «прислушивался» к ней, ибо доверия не испытывал. Мертвые твари это мертвые твари. Их невозможно понять. Как понять труп? Раньше я думал, что ими ведет только голод, он управляет их поступками. Но чем глубже я погружался в неведомый мне темный омут, тем больше сомневался в этом.

Взять хотя бы киртрасс. Тарис не просто заставил ожить человеческие кости! Он привязал к ним душу! Киртрассы обладали душами! — правда, те были привязаны, удерживались насильно, но при этом что-то чувствовали, что-то помнили. Уродливые создания прожили долгие века, набравшись за это время новых умений и коварства. Они умудрились выжить в дремучих чащобах и глубоких оврагах Диких Земель и при этом не покорились ничьей другой воле, оставшись верными лишь Тарису.

Интересно, а удастся ли мне покорить себе гигантского костяного паука? Мне бы пригодились создаваемые ими видения…

Едва вода пахнула дымком и в ней появились пузырьки, я высыпал в котелок щедрую горсть травяного сбора. Раз уж такое настроение, раз уж я так сладко выспался и раз вокруг так мирно и тихо, можно нам и позволить себе небольшую роскошь.

Подошедший Шрам примостил рядом с огнем еще один котелок, на треть заполненный дробленным овсом смешанным с какими-то травами и мелкими кусочками подкопченного сала. Сверху была долита вода. Ну ясно — у них свои рецепты и своя кулинария. Значительно расширившаяся с тех пор, как ниргалы начали снимать шлемы. Мешать им не стану. А может и украду пару ложек их кушанья.

Вскоре я разлил отвар в три «укрепленные» глиняные кружки, две отдал Шраму и Однорукому, вернулся к облюбованной сосне и принялся смаковать утреннее питье. Птички защебетали громче, легкий ветерок изменил направление и воздух сразу посвежел — запах падали начало относить от нас.

Так я и сидел довольно долго, прихлебывая крохотными глоточками отвар и бездумно глядя вверх, где колышущаяся хвоя то приоткрывал небесную синеву, то закрывала.

Ниргалы за это время успели позавтракать и снова поставить котелок с кашей — видать не хватило. На этот раз я точно украду у них пару другую ложек — запах то вкусный! У меня и в животе тихонько забурчало. Каша с салом…

Когда Шрам подошел к котелку и убрал его от огня, я начал вставать, намереваясь заявить свое право на четверть каши.

Тут все и случилось…

Я не почувствовал ничего. Я не услышал ничего. Ни мое внутренне чутье, ни мои уши не предупредили меня о том, что последует дальше.

Глаза запоздали, но все же им удалось дать сигнал — тень! Стремительная тень мелькнула чуть в стороне, я дернул головой и успел увидеть мужчину в обычной легкой одежде. Незнакомец одним прыжком поднялся на два человеческих роста в воздух, легко оттолкнулся от ствола сосны ногой и… пролетев несколько шагов будто птица, нанес мне страшный удар выставленным коленом в грудь, отчего меня отбросило назад и я закувыркался по земле. Остановиться удалось не сразу, в груди влажно хрустело — кажется, мне перебили грудину. Я захрипел, перевалился с бока на живот и начал вставать, по-прежнему сжимая в руке опустевшую глиняную кружку. Вывернув голову, я увидел скользящую над землей тень — незнакомец оказался быстрее ниргалов, куда быстрее! Он был молнией! И знал что делать — выставив руки, он опустил раскрытые ладони на лбы ниргалов, что так и не успели одеть шлемы, но схватились за оружие. Он просто прикоснулся… ладонями… но ниргалы замерли как статуи — полностью неподвижны, неестественные позы, застывшие глаза.

Убрав ладони, незнакомец выпрямился, заложил руки за спину, осмотрел ниргалов, после чего медленно повернулся ко мне. Возраст его уловить не могу. Одежда простая — серая рубаха подпоясанная черным поясом, черные же широкие штаны и короткие сапоги из выделанной кожи.

Наведя на меня взгляд, он чуть склонил голову, став похожим на птицу. В этот миг мне к горлу прижали два кинжала. Я скосил глаза, не пытаясь отшатнуться и стоя на одном колене. Я мог бы вскочить быстрее, плевать на боль и сломанные кости, но вид внезапно застывших ниргалов заставил меня промедлить. За один из кинжалов прижатых к моей шее держался крайне серьезный на вид воин. Рукоять другого обхватила женская ладонь. Но судя по выражению черных глаз и суровому виду, эта воительница не промах и не стоить недооценивать ее. Однако сейчас меня занимал владелец серой рубахи. Тот отвлекся от меня и очень внимательно изучал замерших поодаль пожирателей и нежить. Мертвечина так и не пришла мне на помощь. Над ними клубилась странная серая пыль, которой не было еще совсем недавно. Что это за пыль? Из-за нее подчиненные мне твари столь же неподвижны как ниргалы? Проклятье…

— И что же у нас тут творится, а, ребятушки? — спокойно и как-то даже ласково осведомился незнакомец, что умел двигаться так быстро — Не расскажете дядюшке Истогвию? Вот ты, мальчик — на меня уставился спокойный взгляд — Не расскажешь? Ведь из всех вас, наших гостей незваных, язык есть только у тебя.

Я молчал. Смотрел исподлобья, мрачно, буравя взглядом застывших ниргалов, прислушиваясь к замершей нежити и с трудом удерживаясь от попытки громким голосом окликнуть союзников.

— Каков упрямец — с настоящим уважением в голосе и одновременно недовольством хмыкнул «дядюшка Истогвий». И вновь я не уловил ненависти, озлобленности, ярости в его голосе. А ведь ему было с чего злиться — в доверенные ему земли заявились чужаки и принялись учинять здесь беспорядки. Убили многих из его людей, увели гномов с поселения, освободив их из двухсотлетнего плена. Тут любой придет в бешенство. А голос Истогвия был пропитан спокойствием и этакой деревенской неспешностью…

— Может и ты язык проглотил? — не дождавшись от меня ответа, Истогвий перевел взгляд на разложенные аккуратно по земле части боевого доспеха ниргалов — Хм… А может и нет у тебя языка, да, мальчик?

Принял меня за странного ниргала? Возможно. Очень возможно. Сначала Истогвий решил, что я являюсь предводителем маленькой группы — мое лицо чисто от шрамов, я без тяжелой брони, в отличие от ниргалов, чей внешний вид может испугать даже мертвяка. Но теперь он увидел части доспеха и засомневался.

А вот его испытующий взгляд чуть и з м е н и л с я, расфокусировался, прошелся по окружающим нас соснам. Я знал этот взгляд — Истогвий сейчас пытался узреть либо магические смерчи танцующие вокруг, но незримые обычному оку, либо же он выглядывал скрывающихся живых существ — а вдруг проглядел и настоящий предводитель спрятался где-то за кустом?

Что-то недовольно прошипевшая черноглазая девушка повела запястьем, мне в кожу впилось острие кинжала.

Все…

Вот сейчас все и откроется…

Случилось это одновременно — Истогвий так пристально взглянул на меня будто старался заглянуть под кожу, его зрачки дрогнули и резко расширились, когда он увидел явно что-то необычное. И в этот же миг предостерегающе вскрикнула воительница, всем телом налегая на рукоять кинжала и вгоняя лезвие мне в горло.

Не знаю, что увидел Истогвий, но знаю, что увидела девушка — как оставленная от ее укола ранка на коже начинает стремительно заживать прямо на глазах.

Отшатываясь назад, падая на спину, избежав тем самым удара другого воина, я сдерживал хрип и смотрел на обильные кровавые брызги ореолом летящие за мной следом. Так вот каково ощущение, когда тебе перерезают горло. Хлопнувшись лопатками о землю, я извернулся и нанес удар ногами по колену нависшего надо мной мужчины. Хруст вышел громким, коротко закричавший воин рухнул навзничь — совсем как я за миг до этого. Я лишил его одного колена. А затем и жизни, когда метнулся вперед и сжал ладонь на его запястье. Чужая жизненная энергия буквально провалилась в меня. Как капля дождя в пересохший колодец. Зияющая в моем горле дыра начала смыкаться быстрее. Я же уходил кувырком за сосну, начав прыжок прямо с земли, не пытаясь подняться в полный рост. Удар под левую лопатку настиг меня в последний миг, когда я почти сумел укрыться за толстым стволом древнего дерева. Метко брошенный кинжал легко пробил рубашку, кожу, плоть, а затем рассек мне сердце, да так там и засел. Вновь падая на землю, я на полном серьезе раздумывал над тем, как вытащить самостоятельно торчащую из-под левой лопатки рукоять глубоко засевшего кинжала.

— Да кто же ты такой, мальчик? — донесся удивленный голос Истогвия.

Я не ответил. Был крайне занят — встав, бросился к следующей сосне, а затем и дальше, начав петлять между деревьев как заяц. Пробегая мимо одного древесного гиганта чуть повернул плечи и налетел на ствол рукоятью кинжала, попросту выбив его из раны «с мясом». Новая вспышка боли подействовала на меня как красная тряпка на быка — накатила ярость.

Обернувшись на бегу, увидел преследовательницу сменившую кинжал на короткий меч. Истогвия вроде бы и нет нигде… Отстал? Приняв решение, резко затормозил, извернулся, бросился на врага. Воительница оказалась быстра. Даже слишком быстра. Ей почти удалось увернуться и если бы не ее оскользнувшая на палой хвое нога, так бы и случилось. Моя ладонь с растопыренными пальцами тянулась к ее шее, девушка в ответ ударила мечом, вонзив его мне в живот. На новую рану я и не взглянул. Хотя вспышка боли была сильной. В тот миг, когда я почти дотянулся до ее кожи, мне в правый бок ударил таран, сокрушивший ребра и смявший легкое. Дыхание пресеклось. Меня отшвырнуло на два шага, я вновь врезался в дерево. Судорожно рванулся в сторону, и меч девушки прошел мимо меня, ударив по древесине, глубоко надрубив кору.

Истогвий!

Он спас бешеную воительницу не убоявшуюся такого как я и атакующую раз за разом словно разъяренный хорек.

Именно Истогвий возник ниоткуда и наградил меня еще несколькими сломанными костями.

«Я проигрываю эту схватку»… — вот какая мысль засела у меня в разгоряченном разуме.

Я чувствовал, как срастаются сломанные кости, как закрываются раны. Но Истогвий был быстрее меня, мудрее меня. Сильнее ли — не знаю. Но ведь ему почти два века — и сейчас я полностью уверовал в услышанные от пленников слова. Да, этот человек на самом деле мог прожить так долго. Здесь его дом родной, он привык действовать в подобной местности. А я шарахаюсь между соснами как залетная перепуганная птаха…

Мысли роились у меня в голове в то время как я сам пытался оторваться от погони, уворачивался от метких ударов и бросков. Деревья мелькали предо мной бесконечной чередой, ноги глухо бухали по растительному ковру.

Впал ли я в панику?

Нет.

Я лишь взял свои мысли за истину — я проигрываю. Значит, надо что-то менять.

Помимо жестоких ран наносимых мне снова и снова, я заметил кое-что еще — Истогвий защищал черноглазую девушку. Так же я заметил и то, что за все время схватки было лишь три ее участника. Сам «дядюшка Истогвий», один уже убитый мною опытный воин ветеран и одна пусть умелая, но слишком уж молодая для сопровождения столь значимой персоны девушка.

Почему всего трое?

Впрочем, я лишь радовался этому. Будь противников больше… хотя, если это обычные воины, то мне лишь на руку — ведь я могу использовать их жизненную силу.

Пока же я просто бежал. Бежал изо всех сил. За мной гнались…

Я не кричал, но весь мой вид говорил о том, что я спасаюсь слепым бегством. Однако это было не так. Времени было достаточно, чтобы я пришел в себя. И успел заметить не только число врагов, но и то, что кое-кто слишком уж сильно оберегает кое-кого…

И при очередном прыжке в сторону, я взрыл ногами землю, ударился плечом о дерево и резко развернулся, оказавшись лицом к лицу с девушкой. Она буквально влетела мне в объятия, пропоров меня насквозь мечом. Проклятье… бедная моя шкура… Мои руки сомкнулись в мертвой хватке. Одна ладонь на ее шее, другая обвилась вокруг талии. Так мы и застыли на месте. Гневный крик воительницы перерос в задушенный сип. Чуть ослабив хватку на шее, я взглянул поверх ее плеча на замершего на месте Истогвия.

— Доигрался, дядюшка Истогвий? — хрипло осведомился я, чувствуя, как в моей брюшине ворочается лезвие меча. Кажется, девчушка ищет мою печень…

— Не иначе — кивнул Истогвий, расслабленно опуская руки вдоль туловища.

Меня это не обмануло. Я прекрасно помнил насколько быстр этот загадочный мужик в простой деревенской одежде зажиточного крестьянина.

— Твоя дочь? Внучка? — продолжил я беседу — Брови у вас ну один в один. Да и глаза схожи.

— Дальняя родня — чуть улыбнулся Истогвий.

Я ему не поверил. Слишком уж спокойное и бесстрастное у него было лицо, когда он нарочито медленно проговаривал «дальняя родня». И я видел, что в погоне за мной он нарочито отставал, давал девушке возможность быть первой, давал ей шанс нанести первый удар в спину улепетывающего живучего чужака. Так взрослый волк обучает взрослеющих щенков премудростям охоты. Не будь они действительно так похожи в глазах и бровях, я бы решил, что она ему любовница. Но тут родство прямо налицо.

Дочка? Внучка? Тут все едино — связь прочна и важна.

— Пусть твоя дальняя родственница вытащит меч из моих кишок — улыбнулся я в ответ — А то вдруг у меня от боли пальцы дрогнут, и ее шея хрустнет… Ты же не хочешь сегодня хоронить родню?

— Не хочу — на этот раз Истогвий не врал. Видать черноглазка с острым мечом и кровожадным нравом занимает много места в его двухсотлетнем сердце.

— Выдерни меч! И чтобы ни слова! — приказал Истогвий. Я прислушался к ощущениям в животе и ощутил, как медленно покидает мой желудок отточенное лезвие меча. По животу обильно стекала кровь, от рубашки остались лишь лохмотья. Я представлял собой залитого собственной кровью обессиленного зверя, поставившего охотников перед сложным выбором, но плохо представляющего, что делать дальше.

Окровавленный меч упал на землю. Края раны начали смыкаться, и я облегченно выдохнул — я хоть и живуч, но не до такой же степени. Но как же трудно сдерживаться — мои пальцы дрожали на шее девушки. Я с огромным трудом удерживался от того, чтобы не забрать себе ее жизненную силу до капли. Меня терзала жажда.

— Что теперь, мальчик? — осведомился стоящий напротив враг.

Меня злило это обращение. Но возражать глупо. И разница в возрасте очевидна — я на самом деле моложе него. Хотя…

— Это большой вопрос кто из нас моложе, дядюшка Истогвий — бледно усмехнулся я, смотря ему в глаза — Ты долго живешь, неужто не научился не судить по одежке?

— Так что теперь? — повторил Истогвий, одарив меня испытывающим взглядом — Как разойдемся?

— Не знаю — признался я — Не знаю.

— Неужто?

— А вот не знаю — пожал я плечами — Торговаться? Требовать вернуть моих ниргалов и нежить в обмен на твою дальнюю родственницу?

— А пошто нет? Быть может я и согласился бы — Истогвий вновь взглянул мне в глаза — Я тебе, а ты мне. Про смерть одного из моих и вспоминать не станем, чего уж там. Ты мне девчушку. А я тебе дуболомов твоих железных верну и нежить выпестованную.

— А дальше?

— А дальше разойдемся. Дам время до вечера, чтобы ушел ты из моего соснового бора. Ушел навсегда. И боле никогда сюда нос не совал свой любопытный.

— Щедрое предложение — признал я.

— Я слово свое держу всегда — и вновь в меня вперился тяжелый взор.

— Гномов твоих я увел — брякнул я самоубийственные слова.

Зачем подписываю себе смертный приговор? Зачем вызываю на свою голову еще больше ненависти?

А затем, что вот кажется мне…

— Ведаю — кивнул Истогвий — Ведаю. Ты нашкодил в моем доме, пока дядюшка Истогвий делами занимался. Ты набезобразничал.

— И людей твоих многих прикончил — продолжал я.

— И это ведаю. И под горкой заветной ты побывал и туда нос любопытный сунуть успел. И видать такая судьба твоя удивительная, что ни разу не столкнула нас до этого. До сего дня. До сего часа.

— О, ты даже и не представляешь н а с к о л ь к о удивительна и зла моя судьба — ощерился я, не сумев улыбнуться, получилось лишь оскалить зубы как больному зверю.

— Быть может — легко согласился Истогвий, запуская большие пальцы рук за ремень.

— Я столько дел натворил, столько беды тебе принес. А ты меня просто отпустишь?

— Отпущу. Не до тебя сейчас. Иди своей дорогой. Отпусти родню мою и уходи. Еще и совет тебе вослед произнесу.

— А можно совет сразу? — хмыкнул я не без издевки, лихорадочно пытаясь сообразить, как выбраться из этой передряги живым. Ни единому слову Истогвия я не верил. Может и был шанс, что есть в его слова правда, но что-то не верилось мне…

— Коли уж просишь… остерегайтесь руин старого города к северу отсюда — улыбнулся ласково Истогвий — Гиблое там место, ох гиблое, сплошь костьми усыпанное.

— Ладно — буркнул я — Пошутили и хватит, дядюшка Истогвий. Убери хватку свою с ниргалов моих и нежити. А затем уходи.

— Пошутили и хватит — развел руками Истогвий — Давай, доченька.

Вспышка!

Ярко-алая, быстро переросшая в багровую черноту залившую мои глаза. Я почувствовал, как руки бессильно опадают, как на меня наваливается тяжелая тьма, начинают подгибаться под ее гнетом колени. У меня нет сил сопротивляться, я ничего не вижу…

С глухим звериным криком я замотал головой, стиснул зубы до хруста, напряг ноги и сумел-таки устоять. А затем и сжать пальцы правой руки, успев удержать мертвой хваткой тонкую женскую шею. Я глубоко промял кожу и почувствовал каждый позвонок мелкой паршивки применившей какой-то магический трюк.

— Да кто же ты такой, мальчик? — на этот раз слышал я Истогвия плохо, но отчетливо уловил изумление в его голосе — Кто же ты такой?

Прохрипев в ответ что-то нечленораздельное, я начал пятиться, таща за собой сопротивляющуюся девушку. Я по-прежнему ничего не видел. Я был слеп. Перед глазами клубилась багровая чернота. Но я ощущал удары о спину, когда натыкался на очередную старую сосну. Я слышал хруст веток под моими ногами, напряженное дыхание девушки и почти неслышимый шелест шагов Истогвия идущего за нами.

— Я выпью ее досуха! — прохрипел я, отчасти вернув контроль над губами — Всю до капли! Оставлю лишь хладный труп! Отступи! Отступи!

Я пятился и пятился. Тащил за собой пленницу. Считал шаги. Не знаю, сколько я так прошагал. Может сто шагов. А может меньше. Или больше. Я сбился со счета на четырнадцатом шаге, когда с ужасом понял, что у меня начал пропадать слух. Я глохнул… и, как мне кажется, я стал хуже ощущать прикосновения о деревья. Вскоре я шагал и уже не слышал ничего. Лишь тихий противный звон в ушах. Мои пальцы еще ощущали тепло чужой шеи, я ощущал биение ее быстрого пульса. Но и эти чувства начинали исчезать…

А еще через несколько десятков шагов, при очередном шаге моя нога не ощутила тверди. Я подал назад. Невольно взмахнул свободной рукой. Девушка рванулась в сторону. Что-то ударило меня в многострадальное горло. Толкнуло дважды в грудь… и я упал в пустоту. Еще в полете обреченно расслабился, понимая, что потерял последний козырь. Сейчас я упаду, затем ко мне подскочит немыслимо быстрый Истогвий и попросту оторвет мне голову.

Мгновение… еще мгновение… удар! Затылок взорвался мучительной болью от соприкосновения с чем-то очень твердым. Но я продолжал падать…

Удар по ногам, меня перевернуло, протащило лицом и грудью по влажной и затхлой земле. Снова лечу вниз…

Удар… на этот раз по животу. Я задержался на миг, перевалился, вновь взмахнул руками и опять полетел вниз, упав на какой-то очень крутой склон, по которому мгновенно сполз вниз и… снова полетел вниз…

А затем ощутил ледяной холод сомкнувшейся вокруг меня воды, принявшей меня и поглотившей меня. Я ощущал толчки, удары по ногам и рукам, отплевывался от перекатывающей через лицо ледяной воды. Вода меня куда-то увлекала за собой…

По всей видимости, я упал с обрыва в какой-то широкий полноводный ручей или даже мелкую речушку. И сейчас меня несет течением. Однако это не спасет меня от Истогвия — тот наверняка уже бежит вдоль берега и вот-вот я ощущу вонзающийся мне в живот меч. Или же его хватку на горле.

Я вяло перевернулся на живот. Окунулся с головой. Попытался протереть глаза. Тщетно. Я все еще ничего не видел и не слышал. Да и осязание исчезало.

В грудь ударило что-то твердое — какой уж раз за сегодня! — я инстинктивно ухватился и наощупь с огромным трудом понял, что держусь за осклизлую толстую ветвь идущую поперек течения. Что ж… так я и повис, мысленно считая мгновения и пытаясь услышать хоть что-то переставшими подчиняться ушами.

Где же ты, Истогвий?

Где ты, клятый дядюшка Истогвий?…

По моим ощущениям прошло довольно много времени, но так никто и не появился. Никто не пришел добить меня или пленить. Почему? Не знаю. Но я все еще жив и свободен. Хотя полностью беспомощен.

Спустя еще один долгий промежуток времени я окончательно уверился, что за мной никто не придет.

Я выжил. И я потерял все. Совершенно все.

Я остался один в Диких Землях, без друзей и союзников, без оружия и доспехов, за много лиг от родного поселения. Вот это финал…

Все началось с крепкого боевого отряда шедшего по следу Тариса Некроманта, а закончилось тем, что я вишу непонятно где на гнилой ветке, уподобившись выброшенной тряпке, настолько старой и рваной, что не нужна совершенно никому…

Я остался один…