Глава 7

За Евпатием прислали утром, когда он, в засученных до колен портках, вместе с двумя своими конюхами поправлял в конюшне ворота. Молодой дружинник с восхищением смотрел, как воевода один с натугой приподнимает воротину и опускает ее на петли. Как при этом сворачиваются узлами под кожей его мышцы, кажется даже, что они скрипят от непосильной для обычного человека натуги.

– Чего тебе? – обернулся на гостя воевода.

– Юрий Ингваревич тебя к себе зовет.

– Поспешать или можно сначала умыться? – усмехнулся Коловрат, опуская закатанные рукава рубахи.

Гонец пожал плечами, все еще оценивающе глядя на воротину, которую и нескольким не поднять.

– Велели передать, а как скоро, не сказывали.

– Князь сейчас один? – спросил Коловрат, подходя к дружиннику.

– Нет, с утра у него и Федор Юрьевич, и епископ Евфросин. Никого к себе не пускают, даже бояр.

– Ладно, – задумался Коловрат. – Скажи, что сразу буду, как только оденусь подобающе.

Князь стоял у окна, заложив руки за спину, его пальцы нервно дергались, то сплетаясь, то расплетаясь между собой. Коловрат закрыл за собой дверь, огляделся, увидел, что в горнице больше никого нет, и только тогда подал голос:

– Ты звал меня, княже?

– А, Евпатий, – тихо ответил князь, повернув голову. – Проходи, проходи. Все утро мы тут гадаем да рядим. Но все же к единому мнению пришли. Ты вовремя пришел, воевода, проходи.

Коловрат подошел ближе к князю и понял, что тот смотрит на восток, далеко за стены, на леса и извилистые речки, которые видны из окон терема через стены детинца. Там далеко на востоке небо потемнело, его заволакивало тучами. Наверное, принесет непогоду оттуда, дожди, ветра. Слишком долго в этом году держалась теплая солнечная осень. Но у князя были в голове иные мысли, не о погоде.

– Видишь тучи, воевода?

– Вижу. Дожди идут.

– Дожди… – повторил князь. – Ветры с корнем вырывают деревья, грозы буйные с молниями, которые бьют в одинокие деревья, поражают путников и сжигают избы. К нам идут.

– Осень, княже. Всегда так бывает до морозов. Земля должна влагой напитаться до первых морозов, иначе корни померзнут в лютую зиму.

– Всегда так, говоришь, – не поворачивая головы, сказал князь. – Только не всегда лютая сила еще идет следом за этими ураганами и молниями. Еще более страшная и сокрушительная.

– Ты узнал что-то новое о монголах? – осторожно спросил Коловрат.

– Я всегда о них знал. И ты мне вести приносил, и другие тоже. – Князь повернулся к воеводе и посмотрел ему в глаза: – Что ты думаешь, Евпатий, зачем приезжал хан Туркан?

– Он боится оставаться один на один с монголами. Они были у него, они забрали его сына, чтобы он помогал им против нас. Туркана это мучает, но выхода у него нет. Или с нами, или смерть. Монголы его все равно не пощадят. Или ему идти вместе с ними на нас.

– Верно. Он приезжал посмотреть на меня и понять меня. Он еще ничего не решил, поэтому время у нас есть. Когда половецкие ханы решатся, у нас будет или больше друзей, и мы будем знать, что на границах у нас верные союзники, или меньше друзей, тогда мы станем лицом к лицу с несметными полчищами Бату-хана. Хотя, может, о его несметных полчищах как раз говорят для того, чтобы испугать нас и лишить воли.

– Ты, княже, был всегда уверен, что сможешь договориться с монголами, откупиться. И даже мне запрещал говорить о страшной опасности с востока.

– Я и сейчас уверен… надеюсь, что удастся. И я все еще запрещаю тебе говорить об этой угрозе. Незачем пугать всех вокруг. Надо просто готовиться к отражению.

Коловрат видел, что в князе что-то изменилось, только он не хотел показывать, что признает правоту воеводы. Значит, он позвал его для того, чтобы говорить о монголах.

– Я не многим доверяю, Евпатий, – заговорил снова князь. – Но тебе я верю. И ты отправишься вместе с Федором к мои родичам, к нашим соседям. Он будет убеждать их выступить вместе с нами против монголов, когда они подойдут к нашим землям. Он будет убеждать их, что выступить с нами они должны, потому что после Рязани настанет их черед. А ты будешь Федору помогать, ты видел монголов, сражался с ними, знаешь их повадки, знаешь их сильные и слабые стороны. Очень многое зависит от вашего посольства.

– Я бы хотел остаться здесь, княже, – попросил Коловрат. – Здесь очень многое тоже сделать предстоит.

– Евпатий, – мягко, но настойчиво напомнил Юрий Ингваревич, – не забывай, что только ты один сталкивался с монголами, и не раз. Кто, как не ты, расскажет о них правдиво и убедительно?

– Я поеду! Вместо себя оставлю Полторака.

– Молод он, слишком молод.

– Я тоже немногим доверяю, княже.

Юрий Ингваревич посмотрел на Коловрата с удивлением, помолчал, потом согласно кивнул:

– Будь по-твоему. И еще. С вами поедет Евфросин. Ваше слово следует укрепить словом Божьим, а Евфросин – его наместник на нашей грешной земле.

Прихворавший старец Евфросин лежал на повозке, кутаясь в меховую шубу. Жена Федора, Евпраксия, сидела рядом с епископом и отпаивала его горячими отварами. Колеса повозок скрипели нещадно, расползаясь по грязной земле. Евпатий смотрел на Федора Юрьевича из седла и видел, как тот мрачен. Была надежда, что эта поездка окажется легкой, что воспримут его приезд с радостью другие князья, по рукам ударят, обещания клятвенные будут давать. Потому и Евпраксию взял с собой, чтобы на пирах в честь его приезда быть с красавицей женой.

Но разговоры были не так сладки, как хмельные меды. Князья пожимали плечами, обещали посоветоваться с боярами. Нет, помочь они не отказываются, они согласны, что только сообща можно врага отворотить от русских земель. Но вот бы только до весны, а там можно и обсудить, примериться. Раньше весны никак нельзя.

Тяжелее всего далась беседа с князем Георгием Всеволодовичем Владимирским. Уж на него князь рязанский рассчитывал более всего. Георгий Всеволодович мог один выставить войско, равное по числу ратям всех князей Ингваревичей, вместе взятых. Но отмолчался князь Владимирский, дал понять, что не беспокоит его приближение монголов. Стены высоки и крепки, рать сильна и многочисленна. А вы как хотите. Придете – не прогоню, приму, дам кров и защиту.

Седой Апоница – пестун князя Федора – подъехал на своей гнедой кобыле и, покачав скорбно головой, сказал:

– Надо бы опять остановиться.

– Что, Евфросин? – сразу насторожился Федор. – Эк он не вовремя расхворался. Ладно, вели останавливать обоз.

– Может, епископа под охраной домой в Рязань отправить? – предложил Евпатий. – Плох он совсем. Жар у него.

– Не поедет ведь, – покачал головой князь с улыбкой. – Он же знает, что и от его слова многое зависит. Важно для него это очень. Нет, не поедет. Да и Параня моя сможет его выходить да поднять. По себе знаю. Хотя вот ее я зря с собой взял. Не для нее это, ей в тереме у окошка узорчатого сидеть да мужа дожидаться.

Перекинув ногу через седло, князь Федор спрыгнул с коня и, разбрызгивая сапогами грязь, поспешил к возу. Евпатий встретился взглядом с Евпраксией и благодарно кивнул. «Откуда в ней это? – думал он о жене Федора. – Ведь не простых кровей, а княжеских, исконных, а сколько в ней душевного».

Он вспомнил, как они в юности шумной ватагой бегали по окрестным лесам. А она ведь такой и осталась. Мы повзрослели, стали грубее, злее, может быть, а она – прежняя. Любит так любит, жалеет так жалеет. Вон она как за епископом ходит, как за отцом родным. И Федора любит, только им и дышит.

Евпатий вспомнил свою жену. Только теперь ее лицо в памяти терялось, как будто утренним туманом его заволокло. И мелькнула странная, но теплая мысль… увидимся скоро, любушка моя. Откуда такая мысль? О чем это я? Толкнув коленями Волчка, Коловрат подъехал к дружинникам, сопровождавшим их в поездке, и приказал выставить дозоры, а остальным отдыхать. Но коней держать наготове. Мало ли…

– Как ты, отче? – Евпатий спрыгнул с коня и подошел к больному епископу.

– На все воля Божия, – слабо улыбнулся Евфросин. – Ты за меня не беспокойся, не помру. Не могу я Рязань оставить в такое время. Пропадете ведь без меня.

Коловрат улыбнулся в ответ. Если шутит, то не все так страшно. Справится. Хотя шутит ли? Подойдя к князю Федору, Коловрат сказал тихо, чтобы не слышала Евпраксия:

– Нельзя его дальше везти. Слаб старик. Оставим его в добром доме, а потом, когда поправится, пришлем за ним. Того и гляди, утром морозы ударят.

– Я и сам думал, только жену я с ним не оставлю, а она отходить от него не хочет. Да и уход за ним нужен. Как-то чужие люди смогут…

– Нет тут чужих, тут все свои, русичи. А ты с ним Апоницу оставь, а Евпраксию вместе уговорим. Она умна, поймет, что с тобой едет для важного дела, чтобы в посольстве участвовать от всех жен и матерей рязанских.

– Боюсь оставлять я его… времена вон какие, – покачал головой Федор. – Да уж ладно, прав ты, Евпатий. Оставим с ним Апоницу. И дружинников с десяток для охраны. Денег дам хозяевам, в котором доме оставим. А дружинникам накажу, чтобы охотились, дичь в дом несли, чтобы хозяев не объедали. Сейчас что лось, что медведь – к зиме жиру нагуляли. А сами с малым отрядом поедем.

К ночи посольство князя достигло большого села на границе с землями пронскими. Федор облегченно вздохнул, перекрестившись на купол церкви, видневшийся над крышами домов. Однако у местного священника узнали, что неспокойно в здешних лесах. Много появилось разбойного люда. Не то чтобы с ножами и кистенями грабили обозы и проезжих путников, но к зиме лихие людишки потянулись ближе к жилью. Скот стал пропадать, бывало, и в дома забирались. Били хозяев, связывали и забирали теплую одежду – полушубки, валенки.

Отозвав в сторону Коловрата и сотника Василя, князь вышел с ними на улицу.

– Негоже, други, в беде оставлять селян. Наши они. В других местах такого разбоя мы с вами не ведали. Слушайте меня и не перечьте. Ты, Василь, останешься со всей дружиной здесь. Охранишь нашего старца святого и пестуна моего Апоницу. Головой за них отвечаешь. Но не сиди сложа руки. Выследи злодеев всех, что водятся в округе, и всенародно от имени князя Рязанского повесь на площади. Пусть народ видит, что под твердой и надежной рукой живут, что есть князь над ними, что его око далеко видит.

– Евпраксию оставь, – добавил Коловрат. А мы налегке пойдем, верхами. Так быстрее будет, без обоза. Пару вьючных лошадей возьмем, чтобы дары с собой везти.

– С нами она поедет, – посмотрев в глаза воеводе, ответил Федор. – Верхом, как и мы. Неужто ты думаешь, что она меня оставит? Не такая она, и не уговорить ее, не переспорить. Тайком ночью сбежит и будет по следу ехать.

– Прости, княже, – кивнул Коловрат. – Твое дело, тебе и решать. А мое уберечь тебя в этой поездке, да слово нужное сказать у князя пронского, Всеволода, к кому едем.

Наутро, оставив Евфросина в доме местного батюшки под присмотром его домочадцев, Коловрат с князем двинулись дальше. Евпраксия, одетая в мужское платье, заправив волосы под шапку, ехала следом с четырьмя вьючными лошадьми. Она улыбалась, вспоминая, как ее отдельно от всех благословлял епископ, приподнявшись на лавке. Обещая отмолить такой грех, как ношение мужского платья, но не греха ради, а с благими намерениями, во спасение «многие христианские жизни».

Вскоре за спиной раздался конский топот. По подмерзшей за ночь черной дороге, проложенной колесами многих возов, скакала гнедая кобылка Апоницы.

– Эх, вот ведь неугомонный, – тихо произнес Федор. – Никак без меня. Я ведь ему как сын. Выпестовал, вынянчил он меня с самого раннего детства, сколько ночами сиживал, когда я в горячке лежал, сколько ран моих лечил.

– Вот, – догнав всадников, Апоница с хмурым видом сунул в руки Федору пояс из собачьей шерсти. – Не ровен час, в спину опять вступит. Забыл, как в прошлую зиму прихватило? Никак нельзя одного оставить. С тобой поеду. И не перечь!

Князь Федор, пряча улыбку, пришпорил коня. Если старый Апоница решился на такое, значит, там и правда все в порядке, значит, с Евфросином будет все хорошо, уход за ним будет. Да и наказов он надавал сотнику Василю таких, что упаси господь ослушаться. Апоница снова отстал, кивнул Евпраксии, проверил, как закреплены на вьючных седлах мешки. Все ли целы. Потом обогнал всех и поехал первым. Коловрат заметил, что, кроме сабли и ножа, за спиной у старика – большой кривой кинжал восточной работы. Видывать приходилось, как Апоница управляется с этим страшным клинком. В три взмаха три чучела, что на палках к нему ловкие дружинники подносили, он распарывал вдоль и поперек. Кто смотрел на это зрелище, и глазом порой моргнуть не успевал.

Многое умел Апоница, потому и поставил его Юрий Ингваревич пестуном к сыну еще во младенчестве Федора. И научил он Федора тоже многому. Но сам он слыл человеком странным, добрым и незлобливым. И очень любил Федора. То ли зарок он дал не убивать, не поднимать руку даже на врага, то ли иной какой обет у него был. Об этом даже Евфросин молчал – нарушать тайну исповеди нельзя. Может, знал чего епископ, а может, и не знал…

Ночь провели в чаще, подальше от дороги, где не было видно зажженного костра. Евпраксию усадили на конские попоны, завернули в шубу овчинную, сторожили трое, по очереди, всю ночь прислушиваясь к вою ветра. Под утро проснулся первым Апоница, наказал Коловрату вскипятить воды и ушел в лес, достав из вьюков диковинное, редкое у рязанцев, да и у соседей, оружие – арбалет. Вернулся скоро, неся на поясе тушку крупного зайца, которого споро выпотрошил и зажарил на костре. В кипящую воду набросал неведомых трав из своих запасов и заставил всех пить отвар, который должен согреть, сил прибавить, кровь, застывшую за ночь, разогнать по телу.

Коловрат смотрел на быстрые и несуетливые движения Апоницы, поглядывал на Федора и Евпраксию и думал, что все очень похоже на то, что вот путешествуют мирные путники, в удовольствие свое, да, может, ждут их где добрые ласковые родичи. Встретят у стола с детским смехом и подарками. Неужто на Руси будет когда-то время такое, что перестанут воевать люди друг с другом, перестанут ненавидеть и нападать? «Старею я, кажется, старею», – подумал Коловрат и опустил голову, чтобы не выдать свои мысли. Нельзя расслабляться. Много впереди страшного и опасного.

Ближе к вечеру впереди, на опушке леса, вдоль которой ехали князь Федор со спутниками, замаячили двое конных. Коловрат увидел их первым и пожалел, что не он, а старый Апоница едет впереди. Прятаться было поздно, кем бы ни были эти двое. Федор натянул поводья, заставив и Коловрата остановить своего коня. Они смотрели, как Апоница свернул к лесу и торопливым шагом направил коня к незнакомцам. Его ждали. Оружия у всадников при себе не было, кроме мечей на перевязях поверх теплых полушубков с меховой оторочкой.

– Кто такие? – спросил негромко Федор. – На разбойников не похожи. Были бы разбойники, давно бы уже налетели всей ватагой.

Наконец Апоница повернул коня и рысью направился к князю.

– Ну, кто такие? – спросил Федор.

– Нас прислали встречать. Говорят, люди от князя пронского.

– Как Всеволод узнал, что мы к нему едем? Почему здесь ждет? Мы ведь могли и другой дорогой поехать?

– Сказали, что встречают не только здесь, – ответил Апоница. – А узнали через гонцов, что опередили нас из Коломны. Неспокойно тут, вот Всеволод и выслал своих встретить. Я узнал одного. Когда Всеволод был в Рязани этим летом, он был в его дружине десятником. Сулицей кличут.

– Ну коли узнал, тогда и думать нечего, – согласился Коловрат. – А то я ведь не верил сначала. Мы и ехали-то неезжеными тропами. Как догадались нас тут искать?

– Говорят, издали заприметили, решили подождать, может, это мы, а может, какие другие путники. Ждали большой отряд, а нас мало.

Коловрат повел плечами. Небо темнело быстро, нависли снеговые тучи, ветер усилился. Князь Федор решился и пришпорил коней. Наверняка его сейчас больше беспокоило, что его жена в седле совсем замерзла. Почти весь день на ноги не спускалась.

Двое ратников, у которых под полушубками виднелись кольчуги, сняли шапки и чуть склонили головы, приветствуя князя Федора. Вели себя учтиво, не докучали разговорами. Равнодушно скользнули взглядами по вьючным лошадям да по фигуре нахохлившегося человека, в котором вряд ли можно было узнать женщину.

– Надо непогоду переждать, – предложил тот, который назвался Сулицей. – А то в ночь ехать опасно. Оврагов да балок много. Как бы кони ноги не поломали. А здесь недалече дом охотничий у князя. И коней можно поставить да накормить, и вы у печки согреетесь. Дом большой, ладно срубленный. Тебе, князь Федор, с воеводой будет там удобно. И людей ваших есть где разместить.

Коловрат с удивлением посмотрел на ратника. Видать, он его узнал. Ну, пусть будет так. Хорошо, хоть княгиня согреется. Да и коням бы овса неплохо отсыпать.

Апоница по-прежнему ехал впереди вместе с провожатыми. Коловрат подумал и чуть осадил Волчка, пропуская мимо себя княгиню и вьючных лошадей. Он пристроился за последней, чуть вытащил саблю из ножен и стал внимательно просматривать по сторонам. Что-то уж как в сказке все. Бывает ли так?

Вопреки ожиданиям, ехать по мерзлой лесной траве пришлось довольно долго. В лесу начало темнеть, эхо отдавалось гулкими отзвуками под высокими соснами. Наконец на берегу озера, открывшегося взору путников, они увидели высокий бревенчатый дом с несколькими пристройками. Над крышей дома вился дымок, пахло теплом и сухими дровами.

Коней приняли у крыльца. Двое дюжих молодцов перетащили вьючные мешки в дом, куда следом вошли и гости. Теплый воздух, напоенный терпким дровяным дымком, запах трав, развешенных пучками по углам. Апоница сказал, что он пока посмотрит, как там с лошадьми, вытрут ли их насухо, хороши ли стойла. И, получив добро князя Федора, вышел.

– Здесь вам комната, – показал на лестницу, ведущую вверх, Сулица. – Можете бронь скинуть, вам сейчас воды наверх подадут, умоетесь с дороги.

Коловрат быстро глянул на Федора и опустился у печи в старое широкое кресло, покрытое толстым ковром.

– Я пока у огня посижу, – сказал он. – Ноги погрею, да и руки ничего не чувствуют. Вы идите, княже, а я после уж.

Идти в одну комнату с княгиней, где она будет умываться, неловко. Но и признавать прилюдно, что под мужским платьем скрывается женщина, он раньше времени не хотел. Опустившись в кресло, воевода поставил саблю в ножнах между колен и стал смотреть, как за железной дверкой пляшут огненные языки. Глаза начали слипаться, он стиснул пальцами ножны так, чтобы стало больно. Нельзя спать, не известно, в чьем они доме, Апоница мог и обознаться. А могло быть и еще хуже. Не стоит всегда и во всем видеть опасность, но именно сейчас такое время, что думать о ней нужно.

Шаги Федора и Евпраксии затихли, притворилась за ними дверь наверху. Коловрат поднялся на ноги, осмотрелся… Лавки, две пустые кадки, коромысло в углу, половики, вручную вязанные. Печь беленая, чистая, в печи пусто. Странно это для жилого дома. И ни одной бабы. Кто же готовит? Хотя каждый ратник, ходивший в походы, умеет сам приготовить нехитрый ужин, но…

Наверху раздался удар, грохот упавшего тела и еще чего-то, женский крик, а потом звук, как будто кричавшей женщине зажали рот… Рванув из ножен саблю, Евпатий кинулся к лестнице, но тут наверху распахнулась дверь, послышался топот нескольких человек. Коловрат понял, что их перехитрили, что заманили в коварную ловушку. Он зарычал от бессильной злости, от того, что чувствовал опасность, но поддался усталости, жалости к княгине, которой нужен был отдых и тепло.

В комнату ввалились трое с обнаженными прямыми мечами. Лица бородаты, неопрятные тулупы нараспашку, под ними у каждого – кольчуга с прорехами. Неужто разбойники? А как же Сулица? Ну ладно, трое – это только руку размять! Коловрат покрутил саблей, прищурился, отходя на середину комнаты.

– Остановись, Евпатий! – пророкотал сверху очень знакомый голос. Такой знакомый, что внутри у воеводы все закипело.

Не выпуская из поля зрения противников, расходившихся по комнате и охватывающих его полукругом, Коловрат глянул наверх. Там стоял торговец оружием Богучар из Рязани и смотрел на Коловрата с усмешкой превосходства и презрения. Но не ухмылка предателя заставила опешить Коловрата. Рядом стоял тот самый сотник Сулица, а в его руках билась и плакала Евпраксия с приставленным к горлу ножом.

– Не долго тебе жить осталось, сотник, – процедил Коловрат сквозь зубы. – Вот это ты сейчас делаешь зря.

– Брось саблю, воевода, – приказал Богучар. – Брось, иначе она умрет. Она нам не нужна, нам нужен князь Федор, да и ты пригодишься, а ее мы можем и зарезать. Ну? Жить ей или сбросить тебе под ноги с перерезанным горлом?

– Евпатий! – пронзительно крикнула Евпраксия, – они Федора оглушили и связали. Неоткуда помощи ждать, сражайся, не жалей ни меня, ни предателей!

Локоть сотника дернулся, сердце Коловрата сжалось в ожидания, что сейчас хлынет кровь и забьется безжизненное тело. Воевода застонал от бессилия и так рубанул саблей лавку, что клинок вошел на всю толщину древесины. Сделав несколько шагов к лестнице, он прорычал, хмуря брови:

– Ну, отпусти ее! Я без оружия…

И тут же кинулись на него трое, хватая за руки, обматывая кожаными ремнями. Коловрат начал было расшвыривать нападавших, но тут же увидел полные ужаса и слез глаза Евпраксии и прекратил сопротивляться. Его повалили на пол и стали бить чем попало: ножнами мечей, ногами. Связали за спиной руки, стянули ремнями ноги. И только после этого Евпатий с облегчением увидел, что сотник наконец опустил руку с ножом.

Потом его волокли куда-то вниз, через низкую дверь… по ступеням, в холод. Коловрат несколько раз сильно ударился головой, после чего старался держать ее навесу. Но очередной удар опрокинул его в тошнотную темноту.

Сколько он лежал в беспамятстве, Коловрат не знал. Вокруг было темно, пахло мышами, прелым сеном и какой-то кислятиной. То ли квашеной капустой, то ли кого рядом из желудка наизнанку вывернуло. Холод сковал все тело потуже ремней, которыми стянули его подручные Богучара. Коловрат не чувствовал ступней и кистей рук. На месте хоть они или нет? С этих злодеев станется. Могут и отрубить. Только нужен я им зачем-то, не убили. А князь Федор? Неужто его насмерть убили там наверху. Евпраксия не переживет, не сможет она без него.

Рядом застонал мужик, Коловрат повернул голову. Кто? Федор или Апоница? Несколько раз крепко зажмурив, а потом вытаращив глаза, Коловрат справился с непроглядной тьмой. Теперь он разглядел, что в подвал через щели в двери пробивается свет. Зрение немного восстанавливалось, и он стал различать предметы. Несколько бочек у стены, сводчатый потолок, большой сусек у другой стены, крынки, битые черепки, солома пучками почти по всему полу. На такой же соломе, только на жиденькой куче, лежал и сам Коловрат. А рядом кто-то еще.

– Эй, кто здесь? – позвал воевода, стараясь не шуметь, чтобы его не услышали за дверью.

Там кто-то есть, иначе бы свечи не жгли. Свечи денег стоят, а там светло, читать можно. Человек не отзывался и только тихо постанывал. Коловрат согнул ноги в коленях и попытался каблуками сапог оттолкнуться от стыка больших каменных плит пола. Получилось, но тело пронзила резкая боль. Мышцы застыли, ушибы болели, однако надо двигаться, иначе замерзнешь, иначе кровь не побежит по членам и не разогреет их.

Наконец, после огромных усилий, Коловрат подвинулся к лежавшему неподалеку человеку и даже умудрился подняться и сесть на колени возле него. Это был князь Федор. Коловрат сокрушенно покачал головой и закусил до боли губу. Это плохо. Ох как плохо. Если бы одного воеводу заточили в этом подвале, еще бы оставалась надежда, что Федор там наверху, что с ним идут переговоры, с ним торгуются, у него что-то выторговывают. Будь так, Коловрат с радостью пролежал бы здесь и день, и два, и больше. Лишь бы князь Федор был на свободе и мог что-то предпринять. А то, что они оба здесь, избитые и связанные, говорит о том, что дело их плохо. Их или убить хотят, или… еще что похуже выдумали предатели. Может, монголам выдать? Головы наши продать?

– Княже, – позвал Коловрат, склонившись к пленнику. – Князь Федор, слышишь ли ты меня?

Ответом ему было лишь слабое постанывание. Не помер бы, подумал Коловрат. Все можно стерпеть, все можно пережить и снова начать. Упасть можно и подняться. Нет возврата только оттуда. Только смерть непоправима. Он наклонился еще ниже и прижался щекой к щеке князя. Она была ледяная, как могильный камень, жесткие волосы короткой бороды кололи, но Коловрат терся о щеку князя, пытаясь передать частичку своего тепла, живого, человеческого. Привести в чувство, оживить. Вдвоем легче выбраться.

– М-м-м. – Князь застонал громче и мотнул головой.

Коловрат тут же стал шептать ему на ухо:

– Князь, княже.

Наконец Федор открыл глаза:

– Кто здесь? Где я?

– В подвал нас заперли, Федор Юрьевич. Связали и заперли. Тише ты, тише. Приходи в себя и давай думать, как выбираться отсюда.

– Параша где, где Евпраксия? – вскинулся было князь, но Коловрат придавил его плечом к полу и снова зашептал:

– Уймись до поры. Нет ее, не знаю, где она. Если ты станешь кричать, нам ее не спасти. Тихо, княже, тихо.

– О Господи! – простонал Федор уже от боли в душе. – Когда ты ее в последний раз видел? Мы вошли в светелку, и меня ударили по голове. Больше ничего не помню. Кто эти люди, что им от нас нужно? Выкуп, завладеть дорогими подарками, что мы везли князю пронскому?

– Не ведаю, княже. А вот Евпраксию я видел уже потом. Когда у вас там шум наверху начался, я вскочил на ноги и саблю выхватил, а потом забежали молодцы с улицы да обидчик твой появился – Алфей Богучар с торговой улицы. Лавка у него там оружейная. Он оружием широко торгует, и не только в Рязани. Он стоял и сотник пронский Сулица с ним. Сотник жену твою держал с ножом у горла. Меня стращали ее смертью немедленной, если саблю не брошу. Бросил, прости уж, княже.

– Евпатий! – горячо заговорил Федор. – Век буду за тебя Богу молиться. Бросил ты саблю, а мог бы биться, мог спастись ценой ее жизни, но не сделал. Помни, что я теперь тебе…

– Тихо, – зашипел Коловрат. – Люди рядом. Услышат. Не будем об этом. Не должник ты мне. Об одном у нас с тобой печаль. Давай думать, Федор Юрьевич!

– Что мы можем, спутанные по рукам и ногам? – зло ответил Федор.

– Можем! – уверенно ответил Коловрат. – Можем все снести, выбраться и княгиню твою спасти, можем не терять надежды, что твой Апоница на свободе и поможет нам. Можем просто умереть с честью русского воина.

Коловрат снова посмотрел на заветную дверь, за которой горел огонь, потом осмотрел князя и себя самого. Федор был спутан, как вязанка хвороста, от горла до щиколоток одной длинной веревкой. А воевода двумя ремнями. Одним руки и локти стянуты за спиной, вторым щиколотки спутаны, как коня треножат. Так ведь поверх сапог же!

– Княже, повернись на бок, – зашептал Коловрат. – Я подвинусь, а ты помоги с меня сапоги снять вместе с путами. А уж я постараюсь потом подняться наверх, свечу возьму и пережжем веревки. Ну а потом уж воля Божья.

Федор Юрьевич послушно лег на бок и пошевелил за спиной пальцами. Его связали не так туго, как сильного и крупного телом Коловрата, и кисти рук оставались у князя свободнее – он мог шевелить ими, разводить и сводить. Только до своих узлов ему не дотянуться было. Коловрат лег на спину, подсунув каблуки сапог под пальцы князя. Он пытался о края каменных плит на полу зацепиться пятками, чтобы стянуть сапоги. Сразу два стягивать было сложно, а по одному не позволили бы ремни. Но Федору удалось-таки вцепиться в сапоги Коловрата. Он застонал и стал давить пальцами, чтобы сапоги не выскользнули. Коловрат шевелил ногами и тянул, тянул… и вот одна нога пошла, вторая пошла. Еще миг, и оба откинулись устало на спины, тяжело дыша, ступни Коловрата уже были в голенищах. Самое трудное они сделали.

– Вот и согрелись немного, княже, – оскалился, с шумом выпуская пар изо рта Коловрат. – Дальше легче пойдет. Ты теперь просто держи за пятки, я вытяну.

Он осторожно крутил ступнями, поджимал пальцы и вытягивал ноги из сапог, пока наконец не коснулся босыми ступнями ледяного пола. Теперь надо было размять ноги, которые очень быстро застынут от холода, а ему сейчас только ноги и помогут. Коловрат, лежа на спине стал энергично двигать ступнями, коленями, пока не согрелся. Поднявшись на колени, он прислонился к Федору, кивнул ему ободряюще и стал вставать в полный рост. Получилось, и голова почти не кружилась. Тихо ступая босыми ногами, он подошел к лестнице и прислушался. Кажется, в комнате никого. «Эх, сейчас бы только войти, зубами свечку выдернуть из плошки или светильник масляный подцепить. Потом назад к Федору и пережечь его путы. А дальше все легче, дальше мы их голыми руками передушим», – подумал с ожесточением воевода.

Но тут в комнате раздались тяжелые и почему-то неуверенные шаги. Коловрат быстро взбежал по ступеням и прижался связанными за спиной руками к каменной стене возле двери. Шаги приближались. Человек бормотал что-то невнятное и шел к двери подвала. Лязгнул засов, и дверь распахнулась от удара ногой. На пороге, освещенный со спины, стоял сотник Сулица. Был он пьян, взор его был мутный, а в руке он держал плошку со свечей. Глядя вниз, где в темноте лежал князь Федор, он заговорил, с трудом шевеля губами:

– Лежите, голуби? Лежите, лежите. Опасные вы, вот и мешаете людям. Больно уж вам сражаться охота… А с кем? С монголами захотели сразиться? Не позволят вам этого. Пропадете тут! Или отправят вас снова в Рязань, а в залог вашу красавицу мне оставят. Будете нужные слова Юрию Ингваревичу говорить, от битвы с монголами отговаривать – останется жива Евпраксия. Не будете – я ее живой в землю закопаю. А когда придет Батыга-хан, он мне ярлык на княжение в Рязани даст. И всем хорошо, и торговлишка пойдет, и дань платить будет с чего. А главное, все живы и здоровы. Ну, может, не все. Смотри, Федор, живую и теплую – в сырую землю…

Сотник пошатнулся и расплылся в довольной улыбке. Он повернулся, глянул назад в комнату и вдруг добавил:

– А пока она тепленькая, красавица твоя, я пойду позабавлюсь с ней… Приласкаю ее тело белое и послушное. Она ведь будет покорной моей воле, тебя щадя, князь…

Коловрат слушал, что говорил Сулица. Одновременно он прислушивался к звукам в комнате. Там было тихо. Или спали, или вообще никого не было.

Когда сотник стал говорить про княжну, когда зарычал от злобы на полу Федор, Коловрат ударил босой ногой сотника в поясницу. Сулица не удержался и, охнув, полетел лицом вниз на камни. Коловрат, быстро закрыв плечом распахнутую настежь дверь, мгновенно оказался рядом с сотником, придавив ему грудь одним коленом и надавив вторым на горло. Князь Федор перекатился по полу и навалился как мог на ноги сотника, не давая ему вырваться и сбросить с себя Коловрата.

Воевода был силен и весил больше Сулицы, да к тому же тот был сильно пьян, а Коловрату сил добавляли ненависть и слова сотника про княжну. И он давил, давил, чувствуя, как дерут его одежду ногти Сулицы, как тот корчится и хрипит под ним. Наконец хрустнули хрящи, сотник обмяк и застыл с выпученными глазами.

Ни ножа, ни меча у мертвого Сулицы не было. Тяжело дыша, Коловрат стал озираться в поисках свечи, которую сотник, падая на камни, выронил. Вот она, лежит на боку и теплится еще, вот-вот погаснет. Осторожно нащупав свечу связанными руками, опалив кое-где одежду, Коловрат поднял ее и на ощупь установил в щербинке на полу. Свеча разгорелась высоким пламенем, потому что один бок у нее прогорел. Для того чтобы пережечь ремень, ему пришлось лечь на бок и снова, обжигая руки, на ощупь калить крепкую кожу. «Только бы никто не пришел, только бы успеть», – думал Коловрат, шипя от боли и стискивая зубы. Наконец сквозь вонь горелой сыромятины, забивавшей ноздри, он ощутил, что ремни ослабли. Поднявшись, он стал дергать руками, ослабляя путы, и сбросил их с рук, а потом и с плеч.

Свеча опять упала, но Коловрат подхватил ее, и дело пошло быстрее. Веревки горели быстро, приходилось их даже тушить, чтобы от них не загорелась одежда Федора. Вот и князь уже свободен.

– Ну что, – натягивая на замерзшие ноги сапоги, сказал Коловрат, – идти нам лучше вместе. Их тут не так много, а по одному нас легко одолеть. А на двоих нам и одного меча хватит, если попадется, конечно.

Он поднялся, посмотрел на князя и решил, что тот готов идти и сражаться до конца, пусть даже и голыми руками. Ну и хорошо. Отворив дверь из подвала, Коловрат прислушался. Где-то совсем недалеко слышались голоса. Мужские. Скорее всего, там бражничали и похвалялись. Федор, не дыша, стоял за спиной воеводы. Наверное, все его мысли были сейчас о княгине.

Осмотрев первую комнату, в которую они вышли, Коловрат не нашел ничего, что могло бы послужить оружием. Это было что-то вроде сеней в доме: на лавках стояли пустые кадки, деревянные ведра с трещинами по бокам, ковши, веники.

Вторая дверь была закрыта плотно.

Коловрат склонился к князю и прошептал ему на ухо:

– Там кто-то есть, и не один. Если придется мне на них бросаться, то иди следом и не плошай. Они нас не ждут, но у нас руки голы. Так что, уж как повезет. Но идем до конца. Я сейчас щелку приоткрою да гляну, что там творится, потом решим, если время будет.

Думать было некогда. Дверь, которую Коловрат попытался приоткрыть, предательски скрипнула. Он успел заметить, что за столом сидело четверо крепких ратников или разбойников. В кафтанах, без кольчужных доспехов. И у каждого на поясе сабля, за поясом по большому ножу. Кто-то этими ножами разделывал мясо в больших блюдах на столе. Двое крайних повернули головы на звук.

Помянув недобрым словом тех, кто не смазывает пели, Коловрат распахнул дверь и ринулся на сидящих за столом. Двое вскочили на ноги, пытаясь выхватить из ножен сабли, но Коловрат, подняв с пола лавку, опрокинув на пол третьего, который на этой лавке сидел, сбил всех с ног и повалил стол набок. Полетели блюда и кувшины, раздались крики разъяренных людей, а посредине лестницы замер от неожиданности Алфей Богучар.

– За ним! – заорал Коловрат.

Но затекшие ноги не позволили князю быстро броситься вдогонку. Было понятно, что предатель успеет добежать и запереться в светелке, где еще только недавно держали Евпраксию. Коловрат страшно зарычал, подхватил с пола тяжелый дубовый табурет и с силой швырнул его вверх. Удар в спину был так силен, что Богучар полетел на ступени, ударившись грудью и лицом. Федор, перепрыгивая через ступеньки, кинулся к нему. А на Коловрата уже поднимались с пола ратники с обнаженными саблями.

Никакого оружия поблизости не было. Но Коловрат и не думал сдаваться или отступать. Снова схватив длинную лавку, он с выдохом «э-эх» резко повернулся всем телом и сбил с ног одного из противников, не успевшего отскочить назад. Тот ударился головой об угол стола и замер, распластавшись на полу. Еще один замах тяжелой лавкой, но трое других сумели отскочить назад, спотыкаясь и скользя сапогами на разлитом и разбросанном со стола ужине. Швырнув в них лавкой, Коловрат вырвал из руки оглушенного ратника саблю и сильным ударом рукояти в темя окончательно успокоил его.

Противники стали окружать воеводу с трех сторон. Коловрат посмотрел наверх, где князь схватил Богучара за голову и несколько раз ударил лбом о ступеньку.

– Живым, живым нужен! – крикнул Коловрат, пятясь назад.

Он вспомнил расположение дома. Единственный выход на улицу был за его спиной. Есть еще один выход – из подвала, но дорогу туда он закрыл собой. Наверх им тоже не пройти. Да и князь Федор там.

Двое напали одновременно, нанося рубящие удары сверху вниз. Коловрат принял оба удара на клинок, чуть отводя в сторону, спихнул обе сабли в сторону, но тут сбоку же подскочил третий, рубя в пояс. Но Коловрат легко отбил и этот удар, ответил своим, направляя в голову. Удар не достиг цели, потому что шустрый ратник успел, как заяц, прыгнуть в сторону. «Троим одновременно нападать я им не дам, – думал Коловрат. – И из дома я их не выпущу. А то подмогу приведут. Кончать с ними надо здесь, и скорее. Шуму много».

Двое опять кинулись на него, но Коловрат чуть отступил, пропуская первый удар мимо себя. Второй удар принял на клинок своей сабли и тут же ударил в ответ, попав по руке ратника. Тот вскрикнул от боли и согнулся, хватаясь за рану.

Двое других кинулись на воеводу спереди и сзади, но Коловрат ждал этого. На одного кинулся сам, отбивая его оружие в сторону и ударом плеча опрокидывая врага на пол. Другой был рядом, и его удар обрушился на саблю Коловрата. Но воевода снова защитился, перехватил руку противника и ударом кулака оглушил его. Первый пытался подняться с пола, но поскользнулся в луже вина. Не раздумывая, Коловрат ударил его по голове, рассекая шапку и череп. Последний пришел в себя быстро, снова выставил перед собой саблю, но в голове его еще не совсем прояснилось, он пропустил обманный удар, и клинок Коловрата колющим движением вошел ему в грудь пониже горла.

– Здесь, здесь она, Евпатий! – раздался крик Федора на лестнице.

Коловрат прижал к горлу раненого противника острие сабли и посмотрел на князя. Евпраксия была цела, хотя и бледна лицом. Князь вел ее за руку вниз, сжимая в правой руке саблю Богучара. Но в этот момент снаружи возле входной двери послышались грохот, удары и вопли. Потом неожиданно все стихло. Медленно отворилась широкая дверь, и в проеме появился здоровенный бородатый мужик со страшно выпученными глазами. Он сделал неверный шаг вперед и вдруг повалился на пол лицом вниз. В его спине под левой лопаткой торчал черенок короткой арбалетной стрелы.

Схватив за ворот раненого ратника, Коловрат, толкая его впереди себя, вышел на морозный ночной воздух. При свете полной луны он увидел два окровавленных, как будто изрубленных трупа. Еще один стоял у ворот конюшни и покачивался вместе с воротиной. Коловрат разглядел, что человек пригвожден к доскам большим кривым кинжалом, пробившим его насквозь. Посреди всего этого стоял Апоница и со спокойным выражением лица вытирал пучком соломы нож.

– Уж думал, и не поспею, – проворчал он. – Как дети малые. Неужто нельзя было поостеречься?

– Апоница! – Евпраксия кинулась ему на шею, а князь облегченно вздохнул и сел на пенек возле двери.