Глава 30
Брат против брата
Княжество Хорватское
Потом был пир. Хозяин не поскупился: угощал бесплатно. Правда, за выпивку денег попросил. Сказал: иначе разорится.
Было весело. Илья уж и забыл, как это – с родными за столом сидеть, в тепле, в безопасности.
Как всё хорошо закончилось. Для всех. Илья глянул туда, где за отдельным столом сидели женщины. И Пипка с ними. Сдержал слово Илья.
– … наложниц трое, а жену брать больше не хочет, – уловил Илья обрывок разговора. – По Элде тоскует.
Это Маттах об отце своём рассказывает.
Илья об Элде, последней жене славного хузарина, много историй слыхал. Была она нурманкой и, говорили, воином изрядным. И погибла как воин. В бою. Вернее, в битве большой, когда великий князь Святослав с ромеями за власть над дунайской Булгарией бился.
Вот уж жена была так жена. И в походах рядом, и в бою. А в постели небось тигрица…
Илья вздохнул. Опять вспомнилась Жерка. Запала в память хищная Соловушка.
– … Любил он её.
Это уже Богуслав.
– Любит, – поправила мужа Лучинка.
Вопреки обычаю она сидела рядом с мужчинами. Илью это не удивляло. У них в роду как раз так и заведено. Только если у Артёма в тереме гостевали, то женщины отдельно садились. Будь иначе, Доброслава, княгиня уличская, Артёмова жена, не поняла бы. Оскорбилась. Она в обычаях строга, Доброслава, внучка Свенельдова.
Илье Доброслава не нравилась. Поначалу глядела на приёмного сына как на мышь в кладовке. И что такое это смердье отродье тут делает?
Мужу, понятно, не противилась. Это ведь тоже не по обычаю. Может, потому Артём Илью к себе и не взял, а батюшке с матушкой отдал?
Доброслава… Вот кто в постели небось лягуха лягухой.
– У нас в роду все однолюбы! – заявил Маттах. Безусое лицо хузарина раскраснелось: вина он изрядно принял. – Вон Йонах тоже. Сколько лет с одной женой живёт!
– Ага, щас! – ухмыльнулся Богуслав. – Попробуй он ещё кого завести, ух сестрёнка ему бы устроила!
– По христианскому обычаю жена должна быть одна, – произнёс Артём.
С интонациями Доброславы, как заметил Илья.
– То-то ты, брат, ни одной красивой девки не… – начал Славка, но осёкся, вовремя угадав, что Артёму неприятно. Обижать брата Богуслав уж точно не хотел.
Они были совсем разные, Артём и Славка, но оттого относились друг к другу ещё более бережно. Чтоб ни делом, ни словом даже нечаянно не задеть.
– Эй, однолюб! – хлопнул он по спине Маттаха. – А где твоя жена? Вроде по годам твоим да по обычаю вашему уже пора?
– А не нашёл пока! – ухмыльнулся хузарин. – Ищу пока, пробую. То одну, то другую. Вон как Илюха.
– Да уж, Илюха у нас по этому делу резов! – согласился Богуслав. – Даже в темнице, в цепях, ухитрился девку найти и влюбить. Гляньте, как она глазками на него стреляет. Любовь, родич, она даже замухрышку в красотку превратить может. А уж если та и прежде красоткой была… – Славка одной рукой обнял Лучинку, а другой сграбастал серебряный «счастливый» кубок, который возил с собой уже не первый год. – За любимых наших, братья! И за матушку нашу, Сладиславу! Пусть не будет им печали ни от родных, ни от чужих!
За дальним столом тоже подняли чаши. Но – за своё.
Веселилась дружина. А что б им не веселиться? Они живы и сильны, пьют, едят, веселятся, а вороги их – волчья сыть да воронья снедь. Чем не повод для радости?
Ещё неплохо бы добычу кой-какую в седельные сумы положить, но это уж как получится. Тем более что у доброго князя дружина голодной не бывает, а Артём – князь добрый, пусть и строгий.
Илья покосился на старшего брата. Нет, не веселится. Чару осушил, поставил. Сидит, брови чёрные хмурит.
Илье даже как-то неудобно стало. Всем весело, а Артёма, старшего и лучшего из них, думы неведомые гнетут. Или опечален, что добычи настоящей на Миславе не взял? Так Илья что? Илья и поделиться может.
О том и сообщил немедленно.
Артём, однако, на предложение отозвался совсем не так, как ждал Илья. Глянул этак… нехорошо, скривился, будто Илья не серебро ему, а мешок гнилой соломы предложил:
– Ты думай, что говоришь! Это ты мне подачку, что ли? От богатого Ильи – бедному Артёму?
– Да ты чего? – изумился Илья. – Я ж от души. Если у меня удачи побольше вышло, так почему не поделиться?
– Слышишь, брат, что Илья мне предлагает? – Артём толкнул Богуслава. – Удачей со мной поделиться намерен! Он, понимаешь, самый удачливый из нас. Сначала по глупости в беду попадёт, но потом непременно вывернется. Да не просто так – а с прибылью, причём неизменной: денег мешком да девкой блудливой.
Нехорошо сказал. И голос оч-чень неприятный. Со своими так не говорят.
Илья обиделся всерьёз. Глянул на старшего брата мрачно, буркнул первое, что в голову пришло:
– Пипка не блудливая…
– Как? Пипка? – Артём расхохотался. И тоже противно так, напоказ: – Слыхал, Славка? Пипка! Вот уж имечко! Илюха, больше в полон не попадайся, ладно? Не то в следующий раз это будет…
– Довольно! – перебил Илья, поднимаясь. – Ты брат мой старший. Но тоже думай, что говоришь! Эта девка спасла мне жизнь! А глумиться над собой я не позволю никому, даже тебе!
– Ого! – Дрянная улыбочка сменилась хищным оскалом: – Малыш решил показать зубки, да? Сам-то хорошо подумал?
Илья молчал.
Так и так выходило худо. Аж в груди захолодело.
Илья безмерно уважал Артёма. Выше его Илья ставил только отца и покойного Рёреха. Артём спас Илью, ввёл в род. Ему Илья обязан всем. И сейчас вот тоже: на чужую землю пришёл – его спасать. И спас, может быть, потому что, не приди Артём и не сокруши Мислава, как знать: не оказался бы Илья снова в оковах?
Илья за Артёма встал бы в любом бою и против любого врага.
Но сейчас только и мог, что молчать.
Он чувствовал: что-то не так.
Похоже, Артём чем-то раздосадован, и он, Илья, просто подвернулся под руку. Вернее, под злое слово.
По уму Илье следовало сдать назад. Или хотя бы попросить уличского князя не говорить злых слов. Попросить. С позиции младшего. Тем более что Илья и был младшим…
Но что-то в нём противилось. Упиралось. Требовало: «Не поддавайся». Будто кто-то чужой завёлся внутри. Ворчал, подзуживал: «Ты сильный, ты гордый, ты богатырь. Это раньше ты был младшим, слабейшим, а теперь ты смотришь на брата сверху вниз и можешь поднять его одной рукой. Или разрубить пополам одним ударом меча.
Нет, конечно, ты не будешь его рубить, он же твой брат…
Но довольно! Ты больше не мальчишка! Ты воин! Все должны это видеть! Ты вправе требовать уважения! И никто, даже Артём, не смеет унижать тебя. Тем более на глазах у всех!»
Надо думать, мысли эти выразило и лицо Ильи, потому что Богуслав ухватил его за рукав:
– Илюха, да ты что…
Илья рывком высвободил руку.
– Да! – произнёс он чётко, глядя в глаза Артёма. – Да. Я подумал. То, что ты сказал – оскорбительно. И бесчестно. Другому я вбил бы хулительные слова в глотку. Ты – мой брат. Ты можешь болтать что угодно, не боясь, что придётся ответить. Ну так продолжай, я потерплю.
И сел на лавку.
Наступившая после этого тишина была оглушительна, будто после удара колокола.
Илья и не заметил, как притихли дружинники, даже самые развесёлые. Словно вдруг злой ветер по залу прошёл и каждого коснулся.
– Что ж, – сказал Артём будничным голосом. – В чём ты прав, так это в том, что за поганые слова надлежит ответить. – Он поднялся. – И ты ответишь, малыш. – Узкий клинок с паутинным булатным узором бесшумно покинул ножны. Князь уличский обошёл стол, оказавшись на свободном пространстве, махнул клинком, разминая кисть:
– Правом князя и старшего я объявляю этот поединок чистым.
Теперь у Ильи выбора не осталось.
Он глянул на Славку. Брат сидел с каменным лицом. Смотрел только на Артёма.
По другую сторону – Маттах. Замер с открытым ртом, тоже будто закаменел.
Правая рука Богуслава лежала на плече Лучинки, которая явно хотела вмешаться, но была остановлена мужем.
А больше встать между Ильёй и братом Артёмом было некому.
Что ж, значит, так тому и быть.
Илья тоже поднялся. Перешагнул через скамью. Остановился напротив брата. Его меч был на пядь длиннее Артёмова и на вершок шире в основании. Оба – в лёгких кольчугах, но без шлемов. И без щитов. Ещё у Ильи был кинжал, но поскольку Артём ничего не взял в левую руку, то и Илья оставил свою пустой.
Атака Артёма была стремительной.
Илья ещё прикидывал, как можно воспользоваться преимуществом более длинного выпада, а брат уже показал, что никакого преимущества нет. Миг – и он рядом. И скрежет клинка по броне.
И Артём снова в пяти шагах. Ухмыляется.
«Он мог запросто меня проткнуть, – подумал Илья. – Но решил не убивать…»
«Чтобы унизить! – подсказал кто-то внутри. – Он тебя унизил! Накажи его!»
Но злости не было. Совсем. Злость в бою – скверный помощник.
Илья плавно сместился вправо. В лицо брата Илья не смотрел – только на ноги.
Новую атаку отразил тоже легко. Очень легко. Поймал сильной частью клинка и уколол навстречу, вынуждая отступить… В последний момент переведя укол в короткий рубящий удар по бедру. Плоской стороной, но после такого удара защищённая лишь тонкой тканью нога обычно перестаёт служить своему хозяину. Ненадолго. Но достаточно.
Удара не получилось.
Артём не стал отступать. Напротив, шагнул вперёд, перехватив правую кисть Ильи левой рукой и целя крестовиной ему в лицо.
Илья успел присесть, одновременно тоже перехватывая руку Артёма, сжимая его запястье изо всех сил, заставляя выронить оружие.
Но Артём мигом ранее выпустил десницу Ильи, подхватил меч левой, резко ударил оголовьем клинка в локтевой сгиб Ильи. Левая рука ниже локтя враз онемела, хватка ослабела, Илья зашипел от боли, Артём же выдернул руку из хвата, одновременно поворотом оказываясь за спиной…
И тут уж Илья не сплоховал! Тоже на развороте ударил локтем, вложив в толчок скорость и вес. А вес у Ильи – ого-го! Чуть не вдвое против братниного.
Артёма отбросило шагов на пять. Понятно, он не упал, удержался, но инициативу потерял, чем Илья и воспользовался. Махнул мечом, опять на развороте, наращивая скорость…
Удар был хорош. Даже плоскостью наверняка вынес бы брата, если бы прилетело по плечу, а в голову, без шлема, может, и насмерть. Понятно, что Илья в голову не целил…
И забыл вдохнуть, когда увидел, что Артём в самый последний, крохотный миг, когда движение меча уже не изменить, уходит вниз, и клинок летит уже не в плечо – в не защищённый ничем висок.
Пронесло. Артём не просто поднырнул, он ушёл совсем низко, упал на руку, опять с поворотом.
Клинок Ильи прогудел на пядь выше уличского князя.
А вот меч Артёма мимо не прошёл. Угодил Илье под колено опорной ноги. Тоже плоскостью, иначе быть бы Илье без ноги, но и плоскостью удар вышел мощный. Хлопнуло так, что и во дворе небось услыхали. Илья, уже вдыхая, вдруг осознал, что валится на спину, опомнился, ушёл кувырком, вставая на ноги…
И опять едва не упал, потому что нога онемела точно так же, как левая рука. Но сражаться ведь можно и на одной ноге, верно? Не труднее, чем стоять на седле коня, идущего галопом. Тем более что и опыт «одноногости» у Ильи имеется. Клинки сошлись с певучим звоном, скользнули металл по металлу и остановились почти одновременно. Меч Ильи – упёршись в живот Артёма, меч Артёма – в полувершке от переносицы Ильи.
Илья едва не разинул рот от удивления: Артём улыбался! Искренне так, как будто и не было ни размолвки, ни поединка.
Миг – и клинок Артёма пропал. Илья скосил глаза и увидел, что меч брата уже спрятался в ножнах.
А вот меч Ильи по-прежнему упирался в живот брата, прогибая кольчугу. Илья растерялся. Просто не знал, что делать. Сердце из груди едва не выпрыгивало.
– Давай-ка уберём это, – прогудел над ухом бас Богуслава, перехватывая меч Ильи у гарды. – Будем считать: ты его уже убил.
– Так я… Убивать не собирался вообще-то, – пробормотал Илья.
Артём засмеялся. И тут же радостно загоготала уличская гридь.
Так это, оказывается, не настоящий бой был, а шутейный! Славно!
Гридь князя своего любила. И Илью – тоже. Помнили, как он пришёл в уличскую дружину отроком. Жалели, когда обезножел. Радовались, когда снова в силу вошёл. Хоть и считался Илья ныне великокняжьим гриднем, но для уличских всё равно свой. Позвенели клинками – и ладно. Добрая забава Перуну люба. Да и Иисусу Христу по нраву, раз кончилось добром.
– … Не хотел я…
– Видели, видели, что не хотел! – пробасил Славка, нажимая на руку Ильи.
Тот наконец-то сообразил – вложил меч в ножны.
– Ясно, что видели, – сказал Илья, тоже ухмыляясь (Отпустило!) и опираясь на плечо Славки, потому что нога-то по-прежнему не слушалась. – Вот только я не понял: зачем это было? – Илья глянул на Артёма, а тот подмигнул и сообщил:
– Хотелось проверить, малыш, вырос ли у тебя ум, или весь рост в плечи пошёл?
– Проверил? – проворчал Илья, опускаясь на лавку. – И как?
– Не-ет, – качнул головой князь уличский. – Не вырос. Только в плечах. Но бьёшься неплохо. Что есть, то есть.
Рука уже отошла, и ногу отпускало – закололо бегучими иголками.
– Больше так не делай, ладно? – попросил Илья. – Как бы худого не вышло.
– Не буду, не буду. Видел, как ты испугался, что голову мне снесёшь.
– Так ты нарочно, что ли? – Илья только головой покачал.
Брат похлопал его по плечу:
– Расти, малыш. И учись.
Илья вздохнул. Он не понимал: как так можно?
Хотя Артём – старший. И умный. Он знает. Наверное…
Илья покосился на второго брата. И снова удивился: Богуслав глядел на Артёма в упор. Жёстко так. Нехорошо.
И Илью внезапно озарило: врёт князь уличский. Не проверял он Илью. Во всяком случае, не с самого начала, не с разговора. И на поединок он Илью вызвал не для проверки. Наказать хотел. И только потом опомнился и свёл всё к игре: мол, решил младшего уму-разуму поучить.
Поучил, верно. Ломай теперь Илья голову: что ж за боль такая живёт внутри старшего брата, если он, всегда такой сильный и сдержанный, себя не удержал?
Илья попытался вспомнить, что было до того, как разговор зашёл о Пипке… Ничего особенного вроде. О чём они говорили? О Йонахе, кажется… Нет, об отце его и о жене его последней, Элде, погибшей в бою с ромеями. О том, что Машег с тех пор ни одной женщины к себе не приблизил, тосковал сильно…
– Знаешь, брат, – сказал он, – коли не хочешь ты, чтоб я с вами серебром поделился, так, может, от золота не откажешься?
* * *
– Мы не пойдём, – решительно заявил Артём, и Богуслав кивнул согласно. – Верю, что добра там хватает. Немало я их зорил, капищ языческих, знаю, что богатые места. Веками сокровища копили. Но всё же насчёт той цепи – не верю. И ты заранее губу не раскатывай. Сколько она длиной, ты говоришь?
– Я не мерял, но саженей семь-восемь, а то и больше. И толщиной в мой палец!
– Точно золотая?
– Я её руками трогал! – воскликнул Илья.
Старшие братья переглянулись.
– Я тоже не верю, братишка, – поддержал старшего Богуслав. – Если всё так, как ты описываешь, и висит она у всех на виду… Не верю. Слишком велика. Несколько пудов золота…
– Несколько? Да там все десять, самое малое!
– Тем более. Такое богатство. Пять ромейских кентинариев золотом. Сорок тысяч злотников, какие наш Владимир чеканит. За этакое богатство можно большую дружину отменных воев нанять. Не сто, не двести, Илья, а тысячи воинов. С таким войском, ну, может, чуть побольше, Святослав Хузарию взял! У Владимира нашего лучшая дружина куда меньше. Получается, Илюха, на шее у кумира твоего целое княжество висит, и немаленькое.
– Он не мой кумир, а Сварога! – возмутился Илья.
Не верят. Братья, называется!
– Не пойдёте – и ладно, – мотнул головой Илья. – Значит, и говорить не о чем.
– Нет, ну какой обидчивый, – сказал Артём и легонько щёлкнул Илью по носу. – Не по чину такие походы. – Князь уличский ещё раз попытался щёлкнуть Илью, но на этот раз тот успел увернуться. – Но мы ж тебя знаем: ты ж тогда сам-один за цепью своей десятипудовой отправишься.
Илья обиженно молчал.
– Он такой, Илюха, – подхватил Богуслав. – Ему, если ворогов меньше десятка, и меч доставать зазорно.
– Вот сапогом – куда ни шло! – перехватил Артём.
– Чтоб рук не марать! Но мы ж братья! – Богуслав хлопнул Илью по спине. – Мы ж беспокоимся!
– Вдруг порвётся сапог-то!
– Это ж не дело, чтоб целый большой княжич моровский босиком ходил! – Богуслав ухмыльнулся. – Когда ещё цепь златую удастся за обувку обменять!
– Да ну вас! – Илья тоже улыбнулся. Он больше не обижался.
– Значит, так, братишка, – согнав улыбку, сказал Артём, – есть у меня в дружине десятка два гридней молодых да дерзких. Вроде тебя. Поговори с ними, разрешаю. Согласятся с тобой пойти – отпущу, так и быть. Некоторых.
Семнадцать. Ровно столько Артём согласился отпустить с Ильёй. Желающих было куда больше, но князь уличский спутников брату выбирал лично. Десять хузар и семь варягов. Все – опоясанные гридни. Ни один не старше двадцати зим. Илья знал всех. И они его – тоже. И вызвались, каждый из семнадцати, не ради золота, а потому что славно! Пройти менее чем двумя десятками по вражьей земле, разгромить языческое капище и, самое главное, уйти с добычей. Вот настоящая слава! Да, золото важно. Без золота и говорить о подвиге не станут, и слава уже не та. Но не в золоте главная радость. В отваге, в дерзости, в лихой воинской силе. Упасть беркутом с небес, сцапать ягнёнка на глазах огромных псов и оружных пастухов и взмыть в небо с добычей. Лязгнут впустую клыки, свистнут запоздавшие стрелы… А хищная птица уже там, в небесах, недосягаемая и непобедимая.
Понятно, в число этих семнадцати вошёл и Маттах.
Киев. Великокняжий терем
– Тысяча моих дружинников, – сказал Владимир. – Больше не получится. Не хочу крепости оголять – поблизости две орды ходят. Хоревой и курэй. Хоревой – ладно. Там хан новый, Питик. Я его знаю. Молодой, наглый, хочет славу и авторитет завоевать побыстрее, пока его с кошмы не спихнули. Курэй опаснее. И сильнее. И долг крови за ними. Это ведь они отца моего…
– Не только его. – Духарев сжал челюсти так, что на скулах вздулись желваки.
Он был там, на острове Хорса. И выжил. Единственный. Повезло, хотя прежняя сила к нему уже и не вернулась. Но выжил, а остальные – нет. Вся ближняя дружина великого князя Святослава. И он сам. Победитель хузар и обоих булгарских царств. Гроза ромеев. Погиб от стрел вшивых степняков. Курэй.
– Издалека пришли. Думаешь, наедут? – спросил Сергей Иванович с надеждой.
Месть – блюдо, которое подают холодным. Но эта месть уже давно остыла. Поди сыщи в Диком Поле копчёных, кочующих вдали от границ Руси. А тут – сами пришли!
– Только если будут уверены, что мы не вырвем им сердца, – ответил великий князь. – Курэй осторожны. Не полезут в драку, если их не пятеро против одного. По глазам вижу, Серегей: хочешь их заманить!
– Очень хочу! – не стал скрывать Сергей Иванович. – А ты разве нет?
– Какой ценой? – Великий князь взял со стола скипетр-булаву, закрутил пальцами в размытый круг. – Как думаешь: заплатить кровью сотни за месть тысяче – хорошо будет?
Духарев промолчал.
– Ты понимаешь, – великий князь положил скипетр, вздохнул, – трудно это: своих на заведомую страшную смерть обрекать. Страшную и, возможно, бессмысленную. Заманчиво, конечно. Отдать копчёным пару городков, десяток-другой селищ, заманить, дать увязнуть, а потом окружить и раздавить всех! Твой Артём смог бы, наверное.
– Артём и Варяжко, – уточнил Сергей Иванович.
– Они смогли бы, – согласился Владимир. – Курэй… А правду говорят: не сами они тогда к острову Хорса пришли, а ромеи их купили? – неожиданно спросил он.
– Правда, – признал Духарев.
Он давно это знал.
– А мы с ними дружбу водим, – укорил Владимир. – Веру от них приняли.
– Вера не от них, – не согласился Духарев. – Вера – от Господа. Но дружим и будем дружить. Ты тоже понимаешь, княже. Ты видел Константинополь. Ты видел империю. Нет у них страшнее врагов, чем они сами. И те, кто купил смерть Святослава, уже мертвы. И убили их тоже ромеи. А те, кто метал в нас стрелы, кто отрезал голову твоего отца, они всё ещё живы!
– Живы, – согласился Владимир. – Но скажи: сколько своих людей ты готов убить, чтобы отомстить?
– Воину негоже бояться смерти, – сурово произнёс Сергей Иванович.
– Я не о тех, кто погибнет в бою.
Поймал. Духарев задумался… Но потом всё же ответил честно:
– Ни одного.
Владимир кивнул.
– Тысяча, – сказал он. – Крылья отдам Вольгу и Сигурду, головой буду сам. Думаю, ещё с полтысячи наберу охотников. Дашь своих?
– Илья пойдёт, – сказал Духарев. – Если удастся его выручить.
– Не понял? Разве он не пленник Мислава?
– Артём за братом пошёл, – признался Сергей Иванович.
– Вот как? – Владимир сначала нахмурился, потом вдруг усмехнулся, протянул руку: – Ставлю гривну, что твой младший и без старшего обойдётся.
– Принято! – Духарев хлопнул ладонью по ладони великого князя.
Он в любом случае оказывался в выигрыше. Лишь бы Илюха был жив…
Сергей Иванович не знал, что дома его уже ждёт голубиное письмецо, в котором сообщается: великий князь проиграл спор.