Глава 23
Неравный бой

– … А сразишься ты с самим Сварогом-Световидом, в живое тело воплощённым! – торжественно объявил главный жрец. – И увидишь тогда, сколь велика сила бога пращуров наших! Все увидят! – повысил голос жрец. – И прольётся кровь, и напьётся сыра-земля, мать наша! И вкусит плоти жертвенной отец наш! И возрадуется!

Илью всё-таки продали сваргам. Кучу серебра выложили жрецы за сына Серегеева.

Илья предполагал: это их личная месть его роду за многократное поругание идолов. То есть месть не самому Илье, а всему роду князь-воеводы, на которого у язычников имелся длинный-длинный зуб кровных обид. Рос-то рос, а вот поквитаться никак не получалось. Скорее наоборот. Особенно когда, оскорблённый нападением на отца, за корчёвку языческих святилищ взялся князь Артём. С его земель сварги удирали в одном исподнем, бросая нажитые вековым служением богатства, любимых и грозных идолов, намоленные капища и, главное, верных и преданных поклонников.

Жрецы помельче и поплоше бежали в дремучие леса. Более крупные, а главное, имевшие доступ к тайным кладам и сумевшие прихватить с собой кое-какие средства, устремлялись на территории более обжитые. Ведь немало оставалось ещё земель, куда христианство ещё не заглядывало, а если заглядывало, то получало отпор. Или уже заглянуло, но не смогло потеснить приверженцев старых богов.

Во владениях Мислава христиан не резали, во всяком случае явно, но капища стояли твёрдо. Такое было не редкостью. Многие из владык приняли Христа не по душевной, а по державной необходимости. И по-прежнему «кормили» старых богов. Как в своё время сказал владыка угров: «Я достаточно богат, чтобы одарять всех богов».

Покупатели приехали на следующий день после неудавшегося побега. Илья к этому времени был возвращён обратно в звериную клеть, раздет и, помимо цепей, для надёжности взят ещё и в колодки.

Сваргов приехало аж четверо. Все здоровенные, татуированные, увешанные оберегами, как священный дуб подарками во время летнего праздника. Илья поискал среди них главного – седобородого старика, который так напугал Пипку…

Нет, седобородых в четвёрке не оказалось. Но Илье хватило и четверых.

Сварги, не ограничившись лицезрением пленённого врага, разглядывали и ощупывали Илью, искали какие-то лишь им самим известные приметы. Словно племенного жеребца покупали.

Будь это жрецы не Сварога, а Волоха, Илья мог бы предположить, что его и собираются использовать в качестве жеребца. Но Сварог был не из тех бесов, которые предпочитали девицам девственность. Этому непременно кровищу подавай. Хотя местная его ипостась, Световид, был не прочь и жареным человечьим мясцом перекусить.

Изучив Илью, потыкав в него пальцами, звериными клыками и другими предметами, позаглядывав ему в глаза и окурив какой-то гадостью, от которой у Ильи на некоторое время помутилось в глазах, а в ушах зазвенело, сварги уселись на ступеньки и принялись что-то горячо обсуждать. Илья не мог расслышать, о чём говорят жрецы, да и какая ему разница? Может, спорят, как его после жертвоприношения лучше приготовить? Хотя вряд ли его сожрут. О сваргах рассказывали много нехорошего, но прямого людоедства за ними не замечалось. Впрочем, и о христианах враги тоже говорили много скверного. Например, что они тайно причащаются плотью и кровью человеческой, избирая для трапезы некрещёных новорождённых мальчиков… В общем, всякие гадости.

Трещали и брызгали искрами факелы. Свет от их огня расходился светлыми и тёмными кольцами, как бывает, если прищурясь глядеть на солнце.

Сварги уже не совещались, а спорили громко, тыча пальцами в сторону Ильи. Разошлись не на шутку, вот-вот в бороды друг другу вцепятся. От них тоже исходил какой-то грязно-жёлтый свет.

На самом верху, в дверях, стоял Мислав. Сейчас Илья не мог разглядеть лица, но знал, что это он, владетель. И знал, что тот недоволен. Болтовня сваргов не интересовала Мислава. Он хотел получить деньги, сбыть пленника и чтобы всё наконец закончилось. Ещё до того, как сварги принялись изучать Илью, тот слышал, как владетель и жрецы торговались насчёт платы. Речь шла о той части, которую жрецы должны были заплатить прямо сейчас. Князь требовал три четверти, жрецы предлагали треть. Сошлись на половине. Восемьдесят пять марок серебром жрецы платят сейчас, остальное – когда Илья окажется на капище. Доставить его брались сами жрецы, но Мислав с дружиной должен был их сопровождать. О размере дружины тоже торговались…

Сто семьдесят германских марок серебром. Без малого три пуда. Больше сотни гривен. Илья мог бы гордиться. Вира за убитого гридня из дружины киевского князя составляла сорок гривен. Его жизнь оценили очень высоко. Правда, сам Илья полагал, что стоит куда дороже. Впрочем, жизнь всё ещё при нём, а там как Бог положит. Вот посади его Мислав на кол, тогда было бы действительно всё.

Плошка с угольями, поставленная рядом с Ильёй, сочилась бледным дымом. Перед глазами плавал туман, в котором возникали смутные образы: збройные воины, обнажённые женщины, какие-то чудища на узловатых лапах…

Сварги договорились. Илья очнулся, когда ему запрокинули голову и, разжав челюсти, попытались влить в рот какую-то дрянь. Илья, даже одурманенный, сумел показать себя достойно: мотнул головой, расплескав питьё. Но его всё же пересилили. Вчетвером. Связанного. Сознание Ильи погасло.

Очнулся он уже в возке. Том самом, в котором его привезли Миславу. И опять в цепях, понятное дело.

Возок катился, подпрыгивая на корнях. Слышно было, как чавкают копыта по раскисшей дороге. Кто-то заботливо прикрыл Илью медвежьей шкурой. Ну да, он – ценная вещь. Помрёт от холода – нехорошо выйдет.

Илья чувствовал себя неплохо. В глазах прояснилось, слух тоже восстановился. Выспался, надо думать. Илья попытался вспомнить, что ему снилось. Не смог. Жаль. Казалось, что сны были важными. Хотелось бы знать, что будет дальше? Но расспросить было некого. Снаружи слышались голоса, но то были пустые разговоры людей, которые хотят как-то скрасить дорогу. Ничего полезного.

Ну раз так, то можно и ещё поспать. Соломы для него не пожалели, под шкурой – тепло. Если сравнить с владетелевой темницей, не так уж плохо.

Вечером Илью разбудили и напоили. Кормить не стали. Да он почему-то и не проголодался.

Снаружи накрапывал дождь, так что в закрытом возке было по-своему неплохо.

Ночь прошла спокойно.

На капище они приехали утром.

Илью расковали с большими предосторожностями. Хотя он не сопротивлялся, вёл себя спокойно. Выжидал. Ему связали за спиной руки, вывели из возка.

Капище. Причём изрядное. И стояло, считай, на виду, ни от кого не скрываясь, не то что нынче на Руси. Илью окружили. Не дружинники Мислава, а вои сваргов. Накинули на шею два аркана. Приготовились, если что, смирять, как смиряют диких жеребцов. Илья усмехнулся. Его и связанного побаивались. Правильно, кстати.

Ограда у капища оказалась двойная. Внутри ещё один частокол. И множество людей. Ну да тут места хватало. Волохово капище, куда его привозил батя, было раз в пять поменьше.

Внешняя ограда капища была сделана по всем острожным правилам: из крепких стволов, с небольшим валом снаружи и с удобным для стрелков заборолом поверху.

Внутренняя ограда пониже внешней, с развешанными на остриях частокола звериными и людскими черепами, над которыми поднималась чёрная плоская голова сварожьего идола.

Брёвна внутреннего частокола выглядели куда более старыми. Похоже, внешний частокол ставили не так давно.

Строения между двумя оградами смотрелись добротно и крепко: из вековых стволов, с узкими прорезями окон, с плоскими крышами, с которых трудновато убирать снег зимой, зато легко обороняться.

В общем, не капище, а целая крепость, взять которую, если оборонщики будут добрые, можно лишь войском. Для большого праздника место тоже подходящее. Вместительное.

Нынче же, судя по количеству народа, намечался как раз такой большой праздник, и верных старым богам на капище собралось никак не меньше нескольких сотен. В основном смерды. Но были и торговые люди, и мастера, даже воины попадались.

Хотя последних немного. Вряд ли больше десятка. Ну это если не считать тех, что приехали с Миславом и держались вместе, вокруг своего господина.

За порядком следили не воины, а здоровенные парни с дубинами – сварговы служки. А вот на внешнем забороле уже вои: в шлемах, с копьями и луками.

Мислав со своими поднялись по лестницам на плоскую крышу длинного дома, к которому примыкали хлев и конюшня. Крыша эта была вровень с внутренним частоколом. На такой же плоской крыше большого дома уже обосновались жрецы с помощниками. Сваргов было нетрудно отличить от прочих. По одёжке и шапкам.

Остальной народ полез на ограды. Места хватило не всем, но парни с дубинами не дали смердам разодраться. Навели порядок.

При Илье остались один из знакомой уже четвёрки жрецов и полдюжины воев, которые не спускали с пленника глаз и не ослабляли верёвок.

Илья высматривал седобородого. Трудно сказать почему, но Илье казалось важным увидеть этого жреца. Но того не было. Или прятался за чужими спинами. Интересно знать почему?

Могло показаться, что Илья попросту отвлекает себя посторонними мыслями от малоприятного будущего, но на самом деле это было не так. Он чувствовал: увидеть седобородого действительно важно…

Народ поуспокоился, и один из сваргов, подойдя к краю крыши, разразился речью.

Поведал людям, что нынче намечается великий праздник, Воплощение Сварогова духа. Деяние отнюдь не рядовое и не простое, но снизойти верховное словенское божество должно было непременно, потому что избран для ритуала не холоп или смерд, а лучший воин из лучшего рода, причём рода, исконно ему, Сварогу-Световиду, враждебного. А что может быть приятней для Отца богов, чем взять сына того, чей отец вот уже несколько десятилетий чинил ему, Сварогу, Дажьбогу и прочим языческим божествам обиды нестерпимые и непрощаемые? Даже сам великий князь русов, сообщил жрец, не имел на себе таких вин пред Сварогом и верными его, как род этого варяга-христианина. И тем значительней будет месть, когда исконный враг плоть и силу свою отдаст Отцу богов. И особенно приятно, что произойдёт этот замечательный праздник-месть именно здесь, на этом капище. Не от хорошей жизни, понятно, ведь отмстить ворогу на исконных землях, захваченных русами, пока что вряд ли получится. Там если и оставалась где сила старых богов, то лишь в чащах да укрывищах, куда ненавистный враг если и придёт, то с бронными воями и не отдать кровь, а взять.

Но велик Сварог-Световид и сам отдал в руки своих верных подходящего для ритуала избранника. И очень скоро все увидят, что этот воин, избранный для праздника, – самый что ни на есть подходящий. И когда свершится это самое Воплощение, то и у язычников сразу дело на лад пойдёт. Ещё бы: сам Сварог во плоти встанет на их сторону и всех неверных сокрушит без жалости.

И всем присутствующим предстоит лицезреть ту самую битву, когда Отец богов получит желаемую плоть, а затем он сам и все старые боги вернут себе законное место на исконно принадлежащей им территории.

Илье даже лестно стало: вот какая важная роль ему отводится.

Но особенно порадовало слово «битва». То есть можно было надеяться, что его не прирежут, как овцу, а дадут возможность погибнуть как подобает воину.

Хотя почему погибнуть? Вон матушка сколько раз рассказывала Илье о том, как Святой Георгий самого Змея-Сатану пригвоздил. А тут какой-то там Сварог, божок смердий, коему и в прежние времена варяги, Перуну Молниерукому верные, не кланялись и не дарили.

– … И возрадуется!!!

Очередной истошный вопль сварга подхватила добрая сотня глоток. Народ плотно обсел заборола, частокол, внешний и внутренний, не стесняясь соседством звериных и человечьих заговорённых черепов. А чего стесняться? Черепа суть вместилища духов, нацеленных оборонять своих от чужих. А тут, считай, все свои.

– Эй! – окликнул Илья жреца, заслушавшегося брата по вере. – Сражаться-то чем будем?

– Ась?

Вид у сварга малоразумный: борода всклокочена, власы из-под шапки торчат, как шерсть звериная, взгляд блуждает… Так бы и треснул по макушке: для вразумления. Жаль, не получится. Руки связаны, верёвки на шее, да ещё вои местные за локти придерживают. Опасаются, черви.

– Чем драться будем, говорю! – Илья повысил голос, чтоб перекрыть галдёж сварожичей. – Меч, копьё, топор? Да и руки развязать бы не худо!

– С чем сотворены были, тем и сражайтесь! – выдал жрец и снова завопил: – Слава земли творителю по небу ходящему! Да возвеселится!

«Ага, – подумал Илья. – Знакомая история. Что ж… Возвеселимся!»

Он был уверен, что в рукопашной против него не устоит ни один выставленный жрецами борец, даже такой гигант, с каким он когда-то схватился на Святогорке. Но было бы совсем неплохо, если бы ему развязали руки…

– Иди! – подтолкнул его жрец к воротам внутреннего ограждения. И заорал диким голосом: – Возьми, Свароже-Святовит, плоть гоньбца веры твоей! Пролей чужинскую кровь! Верни свою славу! – И потише, прямо в ухо Илье: – Всё, кощун! Конец воли твоей. Теперь ты будешь наш, сварожий!

Скрипнул нож, путы на руках Ильи ослабели, и тут же его мощным толчком впихнули в ворота.

Что ж, развязали – уже хорошо. Илья стянул с шеи верёвку. А занятное местечко. Утоптанная просторная площадка, посреди которой здоровенный идол с выпученными глазами и раззявленной пастью, щедро украшенный связками человеческих черепов и намотанной на тулово золотой цепью изрядных размеров.

При виде золота Илья оживился. Хорошо бы запомнить место. У подножия – камень, чёрный от старой крови, рядом с которым тоже всякого ценного добра насыпано. Понятно, почему вокруг крепость возвели. Есть что беречь проклятым язычникам. А в домах небось и того больше. Эх, наведаться бы сюда с дружиной…

Илья огляделся, растирая руки, чтоб кровь побыстрей бежала. Да и согреть не мешает: холодновато нынче. Так, ворота уже затворили. Поверх внутреннего частокола, который где-то на сажень пониже внешнего, от зрителей черно: обсели как вороны. Ждут.

А где, однако, супротивник?

Явился не запылился.

Илья выругался по-нурмански, помянув адского пса Гарма.

Нет, супротивник был поменьше нурманского страшилища. Но где-то близко.

Да, скверно получилось.

Илья рассчитывал на человека. Он знал, как решаются споры по смердьим обычаям. Сходятся два безоружных силача и мутузят друг друга. Чей победил, тот род и выше.

Людей Илья не опасался. Уверен был, что завалит любого здешнего богатыря. Любого здоровяка, будь тот хоть на голову выше и на две пяди шире. Илья был готов прибить любого… Но – человека.

Сварг перехитрил.

«С чем сотворены, тем и сражайтесь!»

Славная шутка!

Нет, Илья не считал, что сотворён плохо. Совсем напротив.

Но его противник для боя оснащён несравненно лучше. И силой превосходил изрядно, а уж природным оружием так и вовсе.

Мишка. Матёрый. Голодный. И судя по поведению, к мясу человеческому уже приученный. Потому что, увидав человека, без колебаний тут же потрусил к цели, роняя слюни.

Похоже, Илья – не первый, кого предлагают косолапому в качестве яства.

И никакого подвоха людоед от угощения не ожидает.

А вот это уже неплохо, потому что будет мишке от нового угощения неожиданность.

Медведь на капище – зверь обычный. И Илье тоже знакомый. Пока Рёрех жив был, у бати на подворье всегда мишки обитали. Молодые, понятно, не такие здоровые.

Илья, как подрос и мяса на костях нарастил, играл с ними не раз. Брал он и диких медведей. Один раз даже ножом завалил. Отвлёк, нырнул под лапу и всадил между рёбер, куда старый Рёрех бить учил.

Медведь, однако, уже с железом в сердце успел разок проехать лапой по шлему Ильи – от затылка к налобнику – и второй лапой шубу на спине в клочья разлохматить. Не будь под шубой кольчуги – вскрыл бы спину не хуже нурмана, который «кровавого орла» из кровника вырезает.

Сейчас на Илье ни шлема, ни брони. И ножа тоже нет. Ничего нет, кроме портков и куска верёвки, которую он с шеи снял.

Против толстенной шкуры, жёсткого меха и здоровенных когтей – слабовато.

Удирать бесполезно. Медведь быстрей. Да и куда удирать? На стену запрыгнуть? Может, и получилось бы, но те, наверху, наверняка к такому обороту готовы: по-хорошему не встретят.

А хозяин лесной тем временем… Ах ты ж…

В груди вскипел гнев. И повинуясь гневу, не разуму, подпрыгнул так высоко, как мог, вскидывая над собой руки, и пронзительно свистнул.

Мишка удивился. И остановился.

Илья подпрыгнул ещё раз, взвыл по-варяжски страшным голосом.

Растопырил пальцы на воздетых над головой руках…

Медведь тоже рявкнул грозно. Притормозил. Уставился маленькими глазками на непонятное диво. Пища бросает ему вызов? Что-то тут не так…

Илья привстал на носки, вытянулся, насколько мог, и закричал ещё громче.

Хорошо получилось. Знатно. Сила Перунова закипела внутри, ударила огнём в руки. На миг Илья сам себя зверем ощутил: огромным и могучим. Непобедимым.

Мишку тоже проняло.

Всех проняло. Над капищем повисла тишина…

Которую нарушил яростный медвежий рык.

Мишка тоже встал. Воздвигся на задние лапы, сразу оказавшись намного выше человека. И заревел сам. Да так, что несколько зрителей с частокола осыпались. К сожалению, наружу, а не внутрь.

Ох и здоровый зверь! Таких исполинов Илье прежде не попадалось. Живьём. Висела в великокняжьем тереме медвежья башка зверя, добытого ещё Святославом Игоревичем. Та покрупнее была, но голому Илье от такого сравнения не легче.

Показав, насколько он больше и шире, мишка рявкнул басовито и пошёл на дерзкого человечишку.

Илья аж задрожал: так захотелось кинуться навстречу. Ухватить зверя могучими ручищами, разорвать, раздавить…

Удержался в последний момент. Когда в лицо пахнуло вонью из пасти.

Разум возобладал. Будь на Илье хоть какая броня… Кольчужка да шлем. Тогда он рискнул помериться силой с косолапым, схватиться в обнимку…

Но голым со зверем бороться – смерть. Зацепит мишка лапой за затылок, гребанёт – и кожа с головы Ильи напротив лица повиснет. Илья видел, как бывает.

Взмах руки – и привязанный к запястью обрывок верёвки хлестнул по медвежьей морде, по глазам. Мишка отмахнулся…

А Илья, пригнувшись, рванул вперёд, успел-таки проскочить сбоку, стремглав – к идолу. В куче подношений могло отыскаться что-то, способное послужить оружием. Или хотя бы что-то тяжёлое, бросить в…

Мишка оказался проворнее. Не добежав до идола, Илья метнулся в сторону, еле успел, на пядь разойдясь с когтистой лапой.

Мишка с разгону проскочил ещё пару сажен, разбрасывая кости и подношения, тормозя всеми четырьмя лапами, оскальзываясь…

Его занесло на развороте, ударило о «ноги» сотрясшегося идола. Мишка жалобно взрыкнул: изрядно задом приложился.

Но тут же с коротким злым рявком снова ринулся на Илью. Надо отметить, рявк этот был почти не слышен в азартном рёве сотен глоток возбудившихся сварожичей.

Илья, сорвавшись с места, устремился к частоколу. Мишка – наперерез, но Илья всё же опередил: взбежал на пару сажен, толкнулся, прыгнул на медвежью спину, толкнулся ещё раз – от жёсткой грязной шерсти, пролетел пару сажен, пробежал ещё шагов десять и оказался на куче подношений. Дальше – просто. Цепляясь за обвивавшую деревянного бога золотую цепь, Илья вскарабкался на широкую плоскую макушку и встал там, переводя дыхание.

Медведь, потерявший его из виду, завертелся на месте, потом побежал вдоль частокола, нюхая то землю, то воздух.

Илья тоже огляделся. Голова идола была чуть повыше наружного частокола, так что Илья видел оба подворья – внешнее и внутреннее, оставшихся снаружи лошадей, людей, рассевшихся поверху, и тех, что были внизу, наблюдая за игрой сквозь щели между колами. Увидел Мислава с дружинниками, удобно расположившимися на крыше длинного дома. Увидел на другой крыше жрецов, которые вопили и размахивали руками.

Надо думать, им не понравилось, что забава, пусть и на время, прекратилась.

Что ж, пусть попробуют согнать Илью вниз.

То есть сделать это не так уж трудно: на идоловой макушке от стрелы не уйти. Но тогда это будет уже не поединок, а просто убийство.

Илья не знал правил игры, в которую его заставили играть. Но подозревал, что если уж его запустили к мишке живым, да ещё и несвязанным, значит, скормить медведю его труп – неправильно.

Медведь тем временем прохаживался вдоль ограды, время от времени поднимаясь на задние лапы и вытягиваясь во весь рост… Нет, не достать до людишек. Не получается. Мишка ненадолго присаживался, всем своим видом изображая печаль. Потом снова вставал и пробовал. Кушать-то хочется.

На частоколе вопили и всячески пытались подсказать мишке, куда пропал Илья. Однако, даже если в этого медведя и вселился дух Сварога, понимать человеческую речь этот дух пока не научился.

Погуляв вдоль стены, мишка окончательно осознал, что угощение недоступно, улёгся на землю и принялся вылизывать лапу, время от времени косясь в сторону галдящих людишек. Вдруг одна из аппетитных тушек сама свалится с забора?

На крышу дома снизу подняли какую-то бадью. Илья увидел, как в руках одного из жрецов появилась праща.

Будь это лук, Илья озаботился бы, но увернуться от выпущенного из пращи камня куда проще, чем от стрелы. А если удастся перехватить снаряд, то можно и ответить. До главного сварга – саженей двадцать пять, а метнуть камень или глиняное ядрышко Илья и рукой сможет так, как не всякий пращник – ремнём.

Но запустил пращник не камень. И не в Илью.

Ошмёток не слишком свежего мяса шлёпнулся о голову идола и свалился наземь.

Мишка вскочил с удивительным проворством, подбежал и сожрал. Раз – и нету. Второй ошмёток свалился прямо на косматую башку. Вернее, в вовремя раззявленную пасть. Медведь задрал голову, чтобы понять, откуда падает еда… И увидел Илью.

Засомневался: тот ли? Встал на задние лапы, опираясь на идола, понюхал. Потом потянулся… Нет, не достать. Сажени полторы не хватает.

Мишка упёрся, попробовал раскачать идолище, потом вдарил лапой так, что кумир затрясся.

Илья устоял. Идол тоже.

Полезет или нет?

Илья знал, что медведи неплохо лазают по деревьям. Но осторожны. На сухое или тонкое карабкаться не рискнут.

Видать, собственный кумир показался мохнатому воплощению Сварога надёжным. Цепляясь когтями, мишка очень аккуратно полез наверх.

Илья дождался, когда мишкина голова поравнялась с площадкой, и врезал зверю пяткой по носу.

Медведь взревел, одним мощным рывком оказался на площадке…

Но Ильи на ней уже не было. Он соскочил сначала на идолово плечо, потом – на землю. И выхватил из кучи приношений штуковину, которую приглядел ещё сверху: тяжёлый бронзовый крест.

Продеть верёвку в кольцо креста и закрепить – дело одного мгновения.

Мишка дал Илье куда больше времени, поскольку прыгать с идола не рискнул – аккуратно сполз, оставляя на тёмном дереве светлые следы когтей.

Илья раскрутил самодельное оружие. Крест басовито загудел. Мишка удивился. Ещё больше он удивился, когда Илья шагнул вперёд и ударил.

Он целил в глаз, но ещё не успел толком приноровиться к оружию и потому промахнулся аж на полпяди, просто рассадив зверю шкуру. Сражаться гибким оружием – непростое умение. Илья умел. Однако для того, чтобы почувствовать, как ведёт себя самоделка, требовалось её испытать.

Мишка присел на задницу и замахал лапами. Похоже, он воспринял летающий крест как отдельное существо, не связанное с Ильёй, и попытался изловить кусачую тварь.

Это оказалось задачей непростой. Мишка схлопотал раза два по тыльной стороне лапы и ещё разок – по голове. Растерялся и рассердился.

Илья наконец-то приноровился, освоил повадку превращённого в оружие христианского символа, угадал миг и стегнул ремнём, как кнутом. Мишка взмахнул лапами, но не успел. Конец креста попал, куда целил Илья. В глаз!

Медведь заревел так, что заглушил вопли зрителей.

Илья хлестнул ещё раз. Получилось хуже, чем в первый: чуть повыше. Но шкуру просекло до кости, и хлынувшая кровь окончательно ослепила зверя.

Он завертелся на месте, вслепую размахивая лапами. Илья же, не теряя времени, подбежал к частоколу, метнул крест вверх, на манер крюка, которым цепляются за верхушку стены или борт корабля. Крест оказался ничуть не хуже: застрял между двумя верхушками, так что в следующее мгновение Илья, взбежав по стене, оказался наверху. Двое ближайших смердов шарахнулись в стороны, причём один (сбылась мишкина мечта!) свалился во внутреннее подворье, а Илья, освободив крест, соскользнул по привязанной к частоколу верёвке, подбежал к воротам внутренней ограды, выбил засов, распахнул их пошире и пронзительно свистнул.

Мишка, который успел протереть лапой уцелевший глаз, все понял правильно: ринулся в атаку. Однако ждать его и принимать бой Илья не стал. Развернулся на пятке и стрелой помчался к большому дому.

Ему навстречу кинулось несколько вооружённых кто чем смердов. Илья увернулся от одного-другого, приложил крестом третьего и по приставленной к стене лесенке взлетел на крышу…

… Где в него полетели сразу два копья.

От одного Илья ушёл наклоном, второе перехватил шуйцей и вогнал в горло самому копейщику. Сшиб плечами пару служек, прорвался к жрецу, ближайшему жрецу и с криком: «Познай, погань, силу Христову!» – проломил крестом сваргу висок.

И понеслось.

Илья на крыше был аки лис в курятнике. Бешеный лис!

Сварги и служки кинулись кто куда. Учитывая, что дело происходило на крыше, а лестниц было всего две, удрать от яростного руса было совсем непросто. Многие попросту сигали с трёхсаженной высоты, предпочитая сломанные ноги разбитому черепу.

Внизу тоже было весело. Там лютовал ошалевший от боли и крови мишка. Его попытались принять в копья, но какой-то выживший сварг заверещал, что убивать зверя нельзя. Мол, зверь этот – Сварогов, священный. Только живьём…

А взять живьём, без сетей и прочей снасти, здоровенного, вдобавок подраненного медведя…

Удирали, впрочем, не все. Дружинники Мислава спустились со своей крыши и двинулись в сторону большого дома, к Илье. Однако на их пути оказалась перепуганная толпа, и дружинникам пришлось собирать строй, протискиваться… В общем, опасность пришла совсем с другой стороны. Вернее, прилетела.

Первая стрела попала не в Илью, а в смерда, которому Илья за миг до того проломил висок.

Раз – и на волосатой груди падающего мертвеца вырос стальной росток.

Соображал Илья в таких случаях очень быстро, а действовал ещё быстрее. Уход кувырком к краю крыши, зацеп крестом за край и прыжок вниз.

Угодил на живое тело, не удержался, упал. Но тут же вскочил, огляделся…

На него здесь никто не обращал внимания. Паника. Разодранные воплями рты, выпученные глаза…

Где-то неподалёку лютовал мишка, и каждый понимал: спастись от него можно было только снаружи. Понятное дело, ворота уже были наглухо закупорены обезумевшими от страха людьми.

Толпа ворочалась и орала. Истошно вопили задавленные, но путь к спасению был заткнут живой пробкой, как бочка – разбухшей от влаги затычкой.

Те, кому хватило ловкости и соображения, пытались одолеть частокол. У немногих, действовавших дружно, получалось.

Илья бросился к одной из таких ватажек, разбросал, ухватился за прицепленную к зубцу верёвку… И стрела едва не пришпилила его волосы к стене. Вторая угодила бы в спину, но Илья выпустил верёвку и рухнул на землю, вернее, в толпу разгневанных его грубостью смердов.

Но это было хорошо, потому что они прикрыли Илью от стрелков. Телами. Полдюжины попаданий, а потом люди шарахнулись от Ильи, как от прокажённого. Не из-за стрел, на которые никто не обращал внимания, если в самого не попало, а потому что Илью узнали.

Стрелков оказалось трое, расположились они на забороле внешней стены, и значительная часть подворья была для них как на ладони. Значительная, но не вся.

Илья вскинул на плечи подбитого стрелой смерда и кинулся под прикрытие ближайшего сарая. Десять шагов – и он в относительной безопасности.

Сбросив мертвеца, в которого угодило ещё две стрелы, Илья глянул налево, направо…

И понял, что в безопасности ему быть недолго. Сбившись щит к щиту, отшвыривая с дороги смердов и не обращая внимания на лютовавшего совсем близко мишку, к Илье двигался сплочённый отряд воев Мислава.

А у Ильи из оружия – обломок копья да нож, который он только что сорвал с пояса убитого.

Конец?

Ну уж нет!

Илья сорвался с места и изо всех сил, опережая бивших по нему лучников, помчался к закупоренным толпой воротам. Толчок – и он уже над толпой. Бежать по головам не так просто, как может показаться, но бежать, слава богу, недалеко. И ещё хорошо, что лучники пристрелялись только тогда, когда он, пригнувшись, уже нырял под вратную перекладину. Миг – и он уже снаружи, а стрелы поют на полсажени выше головы.

Оборачиваться Илья не стал. Некогда. Да и зачем, если прямо перед ним – осёдланные кони и изумлённый отрок, который, вместо того чтобы ширнуть Илью копьём, застыл сусликом, разинув рот. Илья треснул его в лоб рукоятью ножа, мгновенно выделил лучших коньков, сразу четырёх, бросил на одного оглушённого отрока, на второго запрыгнул сам, зацепил оставшиеся повода за крюк на седельной сумке и рванул навстречу свободе.