Когда Ларкин замолчала, еще долго никто не осмеливался заговорить. В маленькой гостиной было так тихо, что сверху доносилось хриплое урчание радио. В коридоре послышались шаги, громыхнула железная решетка, загудел лифт. Вдалеке сигналили машины, с противоположной стороны площади доносился шум моторов…

Только сейчас Рэмпол понял, как же здесь холодно. Он поплотнее закутался в пальто. Казалось, смерть владельца наложила отпечаток на эту квартиру, как остается след на песке. Филипп Дрисколл остался тут белыми осколками гипсовой статуэтки у камина. На Тависток-сквер разлилась печальная песня шарманки, на верхнем этаже раздался скрип, вновь загудел спускающийся лифт.

Лестер Биттон сбросил с плеча пыльную занавеску и обернулся. На его лице читалась странная, тихая гордость за свой поступок.

– Джентльмены, я сделал то, что было нужно. Что теперь?

Они знали, как нелегко ему было выслушать слова миссис Ларкин, да еще и в присутствии посторонних. Мужчина молчал, под глазами у него пролегли глубокие тени. Сейчас он вел себя совершенно нормально, даже любезно. В руке мистер Биттон сжимал свою шляпу.

И никто не знал, что сказать.

В конце концов заговорил доктор Фелл. Он сидел в кожаном кресле, пристроив на коленях коробку с инструментами, словно собачонку. Глаза у него были старые и усталые.

– Друг мой, – мрачно сказал он. – Отправляйтесь домой. Вы в своей жизни совершили много ошибок, как и каждый из нас. Но вы разбили всего одну статуэтку, когда могли разбить две. Вы вели себя как настоящий мужчина, когда могли опорочить ее. Отправляйтесь домой. Нам не удастся не впутывать вас в расследование, но мы приложим все усилия, чтобы избежать огласки. – Гидеон посмотрел на старшего инспектора.

Хэдли кивнул.

Какое-то время Лестер Биттон стоял без движения. Вид у него был немного озадаченный. Затем его руки потянулись к пуговицам, он застегнул пальто, надел шарф и, словно слепой, побрел к двери, так и не надев шляпу.

– Спасибо, джентльмены, – вдруг хрипло сказал он, слегка поклонившись. – Я… я очень люблю ее, понимаете… Доброй ночи.

Дверь со взломанным замком захлопнулась за его спиной, скрипнула дверь парадного выхода. Мелодия шарманки стала громче.

– Песня университета Мэна, – отметил доктор, прислушавшись к музыке. – И почему только людям не нравятся шарманщики? Я вот в них души не чаю. Проходя мимо шарманщика, всегда чувствую себя гвардейцем гренадерского полка, и грудь моя раздувается от гордости. Словно вот-вот начнется праздник, заиграют уличные музыканты, и можно будет заказать пару говяжьих отбивных и бутылочку пива. Кстати, миссис Ларкин…

Женщина уже встала. Она резко повернулась к Феллу.

– Нигде в официальных отчетах по расследованию не будет указано, что миссис Биттон и Дрисколла связывали серьезные отношения. Насколько я понимаю, вам уже заплатили, чтобы и вы хранили молчание. – Доктор Фелл сонно повел рукой. – Вы заработали эти деньги честным трудом. Но не пытайтесь получить больше. Это шантаж, знаете ли. За такое вас могут посадить в тюрьму. Всего доброго.

– Без проблем, – согласилась миссис Ларкин, заправляя волосы за уши. – Если вы, красавчики, будете со мной по-хорошему, так и я вас не обижу… Понимаете, о чем я? Ладно, все равно все мужики придурки, – задумчиво отметила она. – Будь я таким муженьком, как этот, я пошла бы сейчас домой и набила своей женушке рожу. Но мужики придурки. И мой Катберт таким был. И все равно я любила этого старого дурака. Его потом убили в перестрелке на Третьей авеню в Нью-Йорке. Иногда он ухлестывал за какими-то бабенками, а я так от этого страдала, что сама и не подумывала о том, чтобы сходить налево. Вот как с бабами обращаться-то надо. Держать их в узде. Ладно, схожу-ка я в паб. Доброй ночки, копы. Увидимся в суде.

Когда она ушла, остальные еще долго молчали. Слышалось сонное посапывание доктора Фелла. Хэдли вновь принялся расхаживать по комнате.

– Итак, этот вопрос улажен, – сказал он. – Думаю, миссис Биттон можно вычеркивать из списка подозреваемых. Вряд ли Ларкин лжет. Ее показания в точности совпадают с фактами, о которых она не могла знать. Что теперь?

– А что вы предлагаете?

– Пока что у нас мало данных. Все дело в том, что именно вспомнил Дрисколл при разговоре с миссис Биттон у Ворот Изменников. Он куда-то направился, но недалеко ушел. Наверное, встретил кого-то… Убийцу.

– Справедливо, – кивнул доктор.

– Во-первых, нужно определиться, в какую сторону он пошел. Ларкин этого не увидела. Но мы знаем, что он не пошел по Уотер-Лейн к башне Байворд или Средней башне, то есть к воротам. Ларкин стояла там и увидела бы, как он проходит мимо. Оттуда можно пойти только в две стороны. – Из своего драгоценного портфеля Хэдли извлек небольшую карту Тауэра, которую успел изучить за все это время. – Выходит, Дрисколл пошел по Уотер-Лейн в другую сторону, к арке, как под Кровавой башней, только футах в ста оттуда, в той же крепостной стене. Внутренней крепостной стене. От той арки дорога ведет к Белой башне, центру Тауэра. Но если все наши расчеты верны и нет больше каких-то свидетельских показаний или улик, которые мы не учли, то что, черт побери, ему было нужно в Белой башне? Или, если уж на то пошло, в казармах, магазинчике, медпункте, резиденции управляющего, любом месте, куда можно попасть из той арки? К тому же он встретил убийцу неподалеку от Ворот Изменников. Ворота Изменников – идеальное место для убийства в такой туманный день. Это любой бы понял. Но если Дрисколл шел в Белую башню и встретил убийцу уже на некотором расстоянии от Ворот, то со стороны убийцы было бы не очень умно вначале всаживать жертве в сердце стальной болт, потом поднимать тело, нести его и сбрасывать за поручни. Физически это было бы несложно – Дрисколл был легоньким, как перышко. Но убийце пришлось бы рисковать, ведь кто-нибудь мог заметить, как он несет тело, даже в тумане.

Хэдли остановился перед камином, уставившись на глупое личико гипсовой статуэтки, и тут его осенило, но затем он сразу же отмахнулся от пришедшей ему в голову идеи.

– С другой стороны, убийца не мог сказать: «Знаешь, дружище, почему бы нам не прогуляться до Ворот Изменников? Мне нужно с тобой поговорить», потому что Дрисколл возразил бы: «Зачем? Почему мы не можем поговорить здесь?» Кроме того, Дрисколл очень торопился, ему надо было куда-то попасть и что-то сделать. Скорее всего, он ответил бы: «Прости, я сейчас вообще не могу говорить» и ушел бы. Нет, все не то. Дрисколлу туда вообще не нужно было идти. Остается только один вариант.

Доктор Фелл закурил сигару.

– Вы предполагаете, что Дрисколл пошел в ту же сторону, что и миссис Биттон? Прошел под аркой Кровавой башни? – поинтересовался он.

– Да. Все на это указывает.

– Например?

– Например, слова Ларкин, – терпеливо ответил Хэдли. – Она слышала, как Дрисколл ушел, а затем миссис Биттон принялась ходить взад-вперед перед заграждением… чтобы Дрисколл успел отойти от нее. Дрисколл сказал, что их не должны увидеть вместе. А за внутренней крепостной стеной все прекрасно просматривается, как сказала Ларкин. Там возвышенность, поэтому туман стоял не такой густой. Ларкин показалось, что Дрисколл пошел перед миссис Биттон. А главное, именно туда-то он и должен был направиться, потому что…

– Потому что там находится Резиденция, – договорил за него доктор Фелл.

Старший инспектор кивнул.

– Что бы он ни забыл, ему нужно было в комнату генерала в Резиденции. В Тауэре только там у него могли быть какие-то дела. Он возвращался. Ему нужно было поговорить с кем-то по телефону или оставить сообщение Паркеру. Но Дрисколл туда не дошел.

– Неплохо придумано, – похвалил доктор. – Похоже, я на вас хорошо влияю, и вашему воображению, обычно скрытому где-то в глубинах бессознательного, удалось прорваться на поверхность сознания. Пока что все указывает на то, что нечто произошло у арки Кровавой башни. Значит, нам нужно учитывать следующее: арка под этой башней – широкий туннель футов двадцати в ширину, дорога там идет вниз по холму. Даже в солнечный день там довольно темно, но в тумане там тьма кромешная, как выразилась бы миссис Ларкин.

Хэдли раздраженно мотнул головой.

– Послушайте. Мне кажется, что только я тут работаю а вы сидите сложа руки и когда я нахожу правильный ответ, заявляете, что все это и так знали. Может, знали, а может, и нет, но если не знали…

– Я использую метод Сократа, – с достоинством ответил доктор Фелл. – И не говорите: «Пф!» – я же вижу, вы уже рот открыли. Я хочу направить ход вашей мысли и посмотреть, куда заведет нас эта гипотеза. Поэтому…

– Хм… – Эта идея, похоже, потрясла старшего инспектора. – Сейчас, когда я задумался об этом, ей-богу, мне все стало ясно! Теперь понятно, откуда вообще пошла вся эта чушь в дешевых детективных романах! С того философа в «Диалогах» Платона! Меня это всегда раздражало. Гуляет себе парочка древних греков, идут, никого не трогают, и тут к ним подходит этот чертов философ и говорит: «Бонжур», или как они там говорили в Афинах. «Бонжур, парни, есть планы на вечер?» Ну, а у тех ребят планов, конечно, нет. Вот никогда у этих прохожих не оказывалось никаких дел. Словно в Греции вообще заняться было нечем. Ну, Сократ им и говорит: «Вот и замечательно. Давайте присядем где-нибудь и поговорим». И предлагает им поразмыслить над каким-то вопросом. Сам он ответ, конечно, знает. И нет чтобы вопросы нормальные задать, скажем: «Что думаете о проблеме Ирландии?» или «Как полагаете, кто в этом году выиграет матч по крикету, Спарта или Афины?» Всегда какие-то богомерзкие вопросы о душе. Сократ задает вопрос. Потом один из ребят отвечает и говорит страниц девять. Тогда Сократ печально качает головой и говорит: «Нет». Тогда другой его приятель болтает страниц шестнадцать. А Сократ только и говорит: «Ох…» Следующая жертва говорит-говорит, пока сумерки не сгустятся. А Сократ ему: «Возможно». И ни один из этих ребят ни разу не стукнул его по голове каким-нибудь обелиском. Когда я читал эту проклятую книжку, именно так мне и хотелось поступить, потому что этот тип никогда не говорил, что у него на самом деле на уме… Вот почему ваши сыщики в детективах так себя ведут, Фелл. Прекратите им уподобляться.

Доктор Фелл, попыхивая сигарой, с упреком взглянул на него.

– Оказывается в вас, Хэдли, скрывался доселе неведомый мне дар сатирика, – заметил он. – И вы неплохо ухватили суть идеи, еще не озарившей большинство литературоведов. Гхм. Мне, признаться, и самому эти ребята никогда не нравились. Тем не менее давайте не будем отвлекаться от темы. Вернемся к убийству.

– Эм… На чем я остановился? – раздраженно осведомился Хэдли. – Это запутанное дело начинает…

– Вы сказали, что Дрисколл вошел в туннель под аркой, где его и убили. Итак. Там было темно. Почему убийца не бросил тело у стены и не ушел?

– Потому что тогда труп вскоре обнаружили бы. Там часто проходят люди. Кто-нибудь мог наткнуться на тело до того, как убийца успел бы скрыться… Поэтому он поднял тело Дрисколла, как куклу, проверил Уотер-Лейн, дошел до заграждения и сбросил труп на ступеньки.

Доктор кивнул. Подняв руку, он принялся загибать пальцы.

– Дрисколл входит под арку и встречает убийцу. Миссис Биттон ждет около минуты и идет за ним, поскольку не знает, что Дрисколл все еще в туннеле. Теперь вы понимаете, что это значит, Хэдли? Миссис Биттон с одной стороны арки, Дрисколл и убийца под аркой… и наш старый добрый друг мистер Арбор с другой стороны, так?

– Всякий раз, как вы начинаете что-то объяснять, все становится только запутаннее, – вздохнул старший инспектор. – Но, по-моему, пока что все правильно. По словам Ларкин, миссис Биттон зашла под арку без двадцати пяти минут два. Арбор наткнулся на нее с другой стороны арки приблизительно в то же время. В чем же подвох?

– Я и не говорил, что тут есть какой-то подвох. Итак, на некотором расстоянии от миссис Биттон за ней идет наша зоркая миссис Ларкин. Она входит в туннель следующей. Надо полагать, что все это время убийца был под аркой со своей жертвой, иначе Ларкин заметила бы, как он несет тело. В туннеле темно, там стоит густой туман. Миссис Ларкин услышала кого-то. Скорее всего, это мистер Арбор проходил. Теперь в туннеле никого больше нет. Убийца, все это время обливавшийся холодным потом в туннеле от страха, что его увидят, выносит тело, бросает его на ступеньки и скрывается с места преступления. Полагаю, именно так вам видится развитие событий?

– Да, где-то так.

Доктор Фелл затушил сигару.

– Тогда какова же роль в случившемся нашего загадочного мистера Арбора? Что его испугало? Сейчас он в ужасе прячется в своем коттедже. Почему?

Хэдли хлопнул по подлокотнику кресла портфелем.

– Он проходил в темноте под аркой, Фелл… Когда он ушел от нас, ему стало совсем плохо. И таксист сказал, что Арбор все время говорил о каком-то «голосе».

– Право же, уж не думаете ли вы, что убийца шутки ради решил напугать его, когда Арбор проходил мимо?

– Я иного от вас и не ожидал, – горько сказал старший инспектор, – но не могли бы вы отнестись к делу хоть немного серьезнее? Что вы пытаетесь доказать?

Но сейчас Хэдли не особо прислушивался к словам доктора Фелла. Рэмпол заметил, что старший инспектор все время поглядывает на камин, осколки статуэтки на полу и вторую фигурку на каминной доске. Глубокая морщина пролегла между его бровей.

Доктор проследил за его взглядом.

– Я знаю, о чем вы думаете, Хэдли. Вы думаете: «Убийца. Крупный мужчина, сильный. Серьезный мотив. Способен на убийство. Эмоционально нестабилен – мы сами это видели. Имел доступ к орудию убийства. Знал об этом арбалетном болте. Пока что мы даже не спросили его, что он делал в то время, когда произошло убийство. Лестер Биттон».

– Да, – сказал Хэдли, не отводя взгляда от камина. – Именно так я и думаю.

В дверь позвонили, кто-то нажимал и отпускал кнопку звонка, нажимал и отпускал. Но Рэмпол даже не успел дойти до двери, когда она распахнулась.

– Мне та-ак жаль, что мы ужасно-ужасно опоздали! – затараторила девушка, даже не войдя в комнату. – Но сегодня у шофера был выходной, мы не хотели ехать на большой машинке и попытались завести вторую, но она выехала на улицу и сразу заглохла. Только представьте себе! А потом вокруг собралась толпа, и Боб поднял капот и принялся что-то бурчать себе под нос, ковыряться в этих проводках, и вдруг что-то взорвалось, и Боб сказал что-то ужасно-ужасно неприличное, а толпа зевак зааплодировала. Только представьте себе! В общем, пришлось нам все-таки ехать на большой машине.

Из-за двери выглядывала хорошенькая девушка, немного полненькая, с белокурыми волосами и лучистыми голубыми глазами. Она, запыхавшись, вошла в комнату. Рэмполу она напомнила куклу. Сколь бы трагичными ни были обстоятельства, они не оставили отпечаток в душе этой глупышки. Когда кто-нибудь напомнит ей о смерти брата, она разрыдается, но до тех пор она просто забывала о случившемся.

– Эм… мисс Биттон? – спросил Рэмпол.

– Да, я мисс Биттон. – Девушка произнесла это так, словно пыталась объяснить, что только она тут мисс Биттон и никто другой. – Но мой Боб никогда не умел таким заниматься, понимаете. Папочка два года назад купил мне коттедж на пляже, и мы все могли бы там отдыхать, и Лора за нами присматривала бы, и я хотела переклеить обои, и обои у меня уже были, но Боб и его брат Джордж сказали: «Ха!» Мол, они сами все поклеят, и не надо мастера вызывать. Но они измазали клеем весь пол, и сами запутались в обоях, пока пытались их наклеить. И они ужасно-ужасно поссорились, так ругались, так шумели, что весь домик ходуном ходил, и к нам заглянул полицейский, а они и его клеем измазали, и тогда Джордж так разозлился, что выбежал из дома, весь в клее и обоях, а ведь это были мои самые лучшие обои, с голубыми незабудками, вот! Только представьте себе! Что подумали соседи? Но хуже всего было, когда Боб все-таки наклеил обои… они немножечко помялись, и выпачкались, и наклеил он их немножечко криво. А потом мы разожгли огонь в камине, и с обоями начало твориться всякое, ужасно, просто ужасно, и оказалось, что они сварили клейстер из муки, смешанной с дрожжами… Только представьте себе! Вот почему я всегда говорила, что…

– Дорогая, прошу тебя! – смущенно запротестовал Далри.

Подслеповато щурясь, он возвышался за спиной Шейлы: светлые волосы растрепались, это было заметно даже под шляпой, под глазом – пятно машинного масла. Парень вытянул шею, заглядывая в комнату, и в этот момент чем-то напомнил Рэмполу динозавра, которого американец как-то видел в кино.

– Эм… – виновато добавил он. – Простите мой вид, джентльмены. Дорогая, ты ведь знаешь, зачем мы пришли сюда…

Шейла Биттон запнулась на полуслове. В ее огромных глазах промелькнула печаль. Девушка обвела взглядом комнату и в ужасе уставилась на разбитую фигурку у камина. Рэмпол понял, что эти статуэтки ей тут нравились больше всего.

– Простите… Я… я не подумала, конечно. Просто вся эта толпа так кричала, советовала Бобу, что делать… – Шейла посмотрела на Рэмпола. – А вы… Оооой! А я вас знаю! Вы на футболиста похожи. Мне Боб всех вас описал. А вы симпатичный, я не думала, что вы окажетесь таким лапочкой! – заявила она, вогнав американца в краску.

– А я, мэм, тот самый морж, – улыбнулся доктор Фелл. – Полагаю, у мистера Далри талант к ярким описаниям. Позволю себе полюбопытствовать, в каких же, несомненно тактичных, выражениях он описал моего дорогого друга Хэдли?

– Что? – Мисс Биттон удивленно вздернула брови, поворачиваясь к доктору, и восторг вновь озарил ее черты. – Ой, и правда! Какой же вы миленький!

Доктор Фелл содрогнулся. В Шейле Биттон не было и толики сдержанности. Она повергла бы в ужас даже психоаналитика, и тот после первого же вопроса принялся бы рвать на себе волосы, а затем с позором удалился бы в Вену, зная, что вся его жизнь разрушена.

– О мистере Хэдли? – нисколько не смущаясь, переспросила она. – О, Боб сказал, что в нем не было ничего особенного.

– Ох… – только и пробормотал Далри, беспомощно разводя руками за ее спиной.

– И мне всегда хотелось познакомиться с настоящими полицейскими, но мне встречались только те, кто спрашивает, почему я еду по дороге в одну сторону, если стрелочка указывает в другую, но почему нет? Там же сейчас машины не ездят, а так я быстрее доберусь. А еще они говорят: «Нет, мисс, нельзя парковать машину перед входом в пожарное депо». Вредные они. Только представьте себе! А я имею в виду настоящих полицейских, которые находят разрезанные на части трупы в багажниках автомобилей, знаете. И… – Тут она вспомнила, почему пришла сюда, и резко осеклась.

Все испугались, что сейчас она расплачется.

– Конечно, мисс Биттон, – поспешно сказал Хэдли. – Может быть, вы присядете ненадолго и… Эм… Передохнете, знаете… И тогда, я уверен…

– Извините, – вмешался Далри. – Пойду руки помою.

Он обвел взглядом присутствующих, словно раздумывая, можно ли оставлять их с Шейлой, но затем резко вздернул подбородок и вышел из комнаты.

Вдруг мисс Биттон прошептала:

– Бедный Фил…

Она села в кресло.

В комнате стало тихо.

– Вы… – расстроено пробормотала она. – Вы разбили… Или кто-то разбил ту миленькую статуэточку с каминной полки… Так жаль. Я хотела ее забрать.

– Вы видели эти фигурки раньше, мисс Биттон? – Хэдли позабыл о смущении, увидев возможную зацепку.

– Ну конечно! Я была с ними, когда они ее выиграли.

– Кто выиграл?

– Ну, мы пошли на ярмарку. Фил, и Лора, и дядя Лестер, и я. Дядя Лестер сказал, что все это глупости, и не хотел идти, но Лора так жалобно на него посмотрела, она всегда так делает, когда чего-то от него хочет, и он сказал: «Ну ладно, пойдем». Но только он не захотел кататься на карусели или качелях, и все такое, а потом… Но вам это, наверное, неинтересно? Я знаю, Боб говорит, я много болтаю, а теперь, когда бедный Фил умер…

– Прошу вас, продолжайте, мисс Биттон. Мне очень интересно.

– Правда? Честно? Ох… Ну, тогда… Эм… Ох… Да. Фил начал подшучивать над дядей Лестером, и это было так подло с его стороны, ведь дядя Лестер же не виноват, что он такой старый, правда? И дядя Лестер покраснел немножко, но ничего не сказал, а потом мы пошли в тир, где у них винтовки висят всякие, и ружья, и другие штуки, и дядя Лестер сказал тихонько так, но резко, мол, это игра для настоящих мужчин, а не для детей, и не захочет ли Фил в нее сыграть. И Фил попробовал, но у него не получилось. А потом дядя Лестер достал револьвер – не их ружье, а свой револьвер – и прострелил все мишени, да так быстро, что мы и выстрелы не сосчитали бы, а потом убрал револьвер в карман и молча вышел из тира. И Филу это не понравилось. Я видела, что ему это не понравилось. А потом он начал подбивать дядю Лестера сыграть и в другие игры, и Лора тоже. Я кое в какие играла, но потом мы дошли до игры, в которой нужно было бросать деревянные шарики и сбивать ими мягкие игрушки, и мне запретили в нее играть, потому что первым мячом я разбила лампочку, а второй попал хозяину балагана в ухо, и дяде Лестеру пришлось ему заплатить, и…

– Так что насчет статуэток, мисс Биттон? – терпеливо спросил Хэдли.

– Ах да. Это Лора их выиграла, две статуэтки, они шли в паре. Нужно было бросать дротики, и она так здорово их бросала – намного лучше, чем мужчины. Можно было выиграть разные призы, и Лора выиграла главный приз, и сказала: «Смотри, Филипп и Мэри», и рассмеялась. Потому что так было написано на статуэтках, а, понимаете, второе имя Лоры – Мэри, Лора Мэри Биттон. И тогда дядя Лестер сказал, что не позволит ей хранить такой хлам в доме, мол, это безвкусица. Конечно же, мне очень хотелось, чтобы статуэтки достались мне, но Лора сказала, что отдаст их Филиппу, раз уж Мэри они не достались. И Фил поступил ужасно, просто ужасно, он поклонился и сказал, что с радостью их примет. Ух, как я тогда разозлилась! Потому что я, конечно же, думала, что он отдаст их мне. Зачем ему эти статуэтки вообще? А дядя Лестер ничего не сказал, сказал только, что пора идти домой, и всю дорогу я ныла, чтобы Фил мне их отдал, а он только болтал какие-то глупости. Я вообще не поняла, о чем это он, и все поглядывал на Лору, но все равно не отдал их мне. Вот почему я это запомнила, эти статуэтки напомнили мне Фила… Понимаете, я даже попросила Боба поговорить с Филом, чтобы тот отдал их мне… На следующий же день и попросила… Это так давно было… Я тогда позвонила Бобу, потому что я всегда прошу его звонить каждый день, а если он не звонит, то я звоню ему, и генералу Мейсону это не нравится… – Она осеклась, увидев выражение лица Хэдли.

– То есть вы утверждаете, что каждый день говорите с мистером Далри по телефону? – осторожно осведомился старший инспектор.

Рэмпол вздрогнул. Он вспомнил, как сегодня Хэдли пытался нажать на Биттона, обвиняя в убийстве Дрисколла жену Лестера. Он сказал, что Далри сообщил Шейле о визите Дрисколла в Тауэр в час дня, потому что Далри говорил с ней сегодня утром, а значит, любой в доме Биттона мог знать об этой встрече. И Лестер Биттон нисколько в этом не усомнился. А это было по меньшей мере странно.

– Ой, только вы не начинайте! – Огромные голубые глаза Шейлы округлились. – Вы как папочка. Он говорит, что я выставляю себя полной дурой, когда звоню Бобу каждый день. По-моему, папе не нравится Боб, потому что у него нет денег и он любит играть в покер, а папа терпеть не может азартные игры, и я знаю: он только и ищет повод, чтобы разорвать нашу помолвку, и тогда мы не поженимся и…

– Дорогая моя мисс Биттон, – подчеркнуто любезно перебил ее Хэдли. Похоже, он уже пришел в отчаяние от этого сумбурного потока сознания. – Я ни в коей мере не осуждаю вас. Напротив, по-моему, это чудесная идея. Чудесная, ха! Ха-ха. Но я лишь хотел спросить вас…

– Какой же вы миленький! Миленький! – проворковала мисс Биттон. – А они так меня за это бранят, а еще Фил часто звонил мне и разыгрывал меня, притворяясь Бобом. Просил меня пойти в полицейский участок, потому что Боба, мол, арестовали за приставания к женщинам в Гайд-парке, и за него нужно внести выкуп, и…

– Ха-ха… – повторил Хэдли. – Ха-ха-ха… То есть… эм… как ужасно. Кошмарно. Нелепо. Ха-ха. Но я вот о чем хотел вас спросить. Сегодня вы говорили с мистером Далри?

– Арестовали! Моего Боба, – мрачно повторила Шейла. – Только представьте себе! Да, я с ним сегодня говорила.

– Когда, мисс Биттон? Сегодня утром?

– Да. Я обычно по утрам звоню, или он мне звонит. Потому что утром обычно генерала Мейсона нет в той комнате. Вредный старикан, и усы у него дурацкие. Ему не нравится, когда я звоню. И я всегда знаю, что это Паркер берет трубку, потому что, прежде чем я успеваю что-то сказать, он говорит: «Камердинер генерала Мейсона у аппарата!» Важничает так. Но однажды, когда мне так не сказали, я, конечно же, подумала, что это Боб, ну и говорю ему: «Привет, зайка!» – ну, знаете, мистер Хэдли, нежно так… и слышу звук такой, словно бы яичница пригорела, а потом мне так противно-противно говорят: «Мадам, это лондонский Тауэр, а не детский сад. С кем вы хотите поговорить?» Только представьте себе! Это был генерал Мейсон. А я его всегда боялась, с самого детства, и не придумала, что же ему такое ответить, даже всплакнула немножко, и сказала ему: «Это ваша жена», и трубку бросила, а то он на меня кричать начал… После этого он заставил Боба всегда звонить мне с телефона-автомата, а не из Тауэра.

– Ну и ну! – Хэдли едва сдерживал смех. – Ну и ну. Никакой сентиментальности в нем нет, не понимает он влюбленных, бедняга… Но, мисс Биттон, когда вы говорили с мистером Далри сегодня утром, он сказал вам, что Филипп Дрисколл… ваш брат… придет повидаться с ним в Тауэр?

Девушка вновь вспомнила о случившемся, и ее глаза наполнились слезами.

– Да, – помолчав, ответила она. – Сказал. Боб хотел узнать, в какие неприятности Фил опять вляпался, ну а мне откуда об этом знать? Боб просил не говорить остальным об этом…

– И вы не сказали?

– Ну конечно же нет! Так, намекнула немножко. Ну, за завтраком. Потому что мы позавтракали сегодня только в десять утра, все так расстроились из-за вчерашнего. И я у них спросила, знают ли они, что Фил сегодня в час пойдет в Тауэр, и они не знали, но я послушалась Боба и больше ничего им не сказала…

– Полагаю, этого было вполне достаточно, – заметил Хэдли. – Что они ответили вам на это?

– Ответили? – с сомнением в голосе протянула Шейла. – Н-нет, ничего не ответили, просто пару шуток отпустили.

– А кто был за столом?

– Папа был, и дядя Лестер, и тот ужасный человек, которого папочка пригласил. Он сегодня днем выбежал из нашего дома, и слова никому не сказал, так испугал меня, и теперь никто не знает, где он и почему убежал, и все так ужасно, и…

– Миссис Биттон завтракала с вами?

– Лора? Ой… Нет, она не спустилась, она плохо себя чувствовала, и я ее понимаю, потому что они с дядей Лестером всю ночь не спали, все разговаривали, я их слышала…

– Но, несомненно, мисс Биттон, за завтраком кто-нибудь что-нибудь сказал о Филиппе?

– Нет, мистер Хэдли. Честно. Мне, конечно, не нравится завтракать только с папой и этим мерзким мистером Арбором, потому что я не понимаю, о чем они говорят, о книжках всяких, и шутки у них непонятные. А иногда вообще пугают меня, страшные у них разговоры, как в тот вечер, когда Фил сказал дяде Лестеру, что хочет умереть в цилиндре. Но ничего важного я не слышала. Ну, дядя Лестер, правда, сказал, что пойдет к Филу сегодня. Но ничего важного никто не сказал. Честно.