Пастор не двигался, его лицо тоже не меняло выражения. Он продолжал вытирать носовым платком пот со лба, так, как он обычно это делал, крупный, одетый во все черное, с золотой цепочкой на груди. Его глаза немного сузились. Он, по-видимому, хотел показаться спокойным и что-то сказать, потому как набрал в легкие воздуха, как пловец перед прыжком. Затем он произнес:

– Это абсурд. Я надеюсь, вы это и сами понимаете. Но, – он сделал жест носовым платком, – мы привлекаем к себе очень много внимания. Я предполагаю, что вы все детективы. Даже если вы настолько безумны, чтобы арестовать меня, то зачем привлекать так много людей для ареста?.. Смотрите, уже толпа собирается! – добавил он более низким и злым голосом. – Если вы по-прежнему намерены держать руку на моем плече, то пойдемте тогда в машину сэра Бенджамина.

Человек с морщинистым лицом, удерживающий пастора, взглянул на доктора Фелла.

– Этот мужчина, сэр? – спросил он.

– Все в порядке, инспектор, – ответил доктор. – Этот. Можете поступать так, как он предлагает. Сэр Бенджамин, вы видите того человека на платформе? Вы узнаете его?

– Господи боже, да! – воскликнул констебль. – Это Боб Сондерс, и этого достаточно. Сейчас он старше, чем когда я с ним только познакомился, но в любом случае я способен его узнать… Однако вот что я вам скажу, Фелл, – он гудел, как нагревшийся чайник, – вы же не имеете в виду, что пастор Сондерс…

– Его фамилия не Сондерс, – сказал доктор. – И я совершенно уверен, что он не священник. Так или иначе, вы узнаете дядюшку. Я очень переживал, чтобы вы не начали говорить до того, как я спрошу. Все равно оставалась вероятность того, что фальшивый пастор похож на настоящего… Инспектор Дженнингс, я предполагаю, что вы заберете заключенного в тот серый автомобиль на другом конце дороги. Сэр Бенджамин, если хотите, можете поговорить со старым другом до того, как это сделаем мы. Обсудите все, что считаете нужным, а потом присоединяйтесь к нам.

Сондерс снял шляпу и стал обмахиваться ею, как веером.

– Значит, вы за этим стоите, доктор? – спросил он с деланым восторгом. – Я… Это удивило меня. Даже шокировало. Вы всегда мне не нравились, доктор Фелл. Джентльмены, пойдемте. Вам не стоит держать меня за руку, инспектор. Могу вас заверить, что у меня нет намерений убегать.

Небольшая группа направлялась к «даймлеру» в полутьме. Инспектор Дженнингс, повернув голову к доктору, сказал:

– Я подумал, что нужно захватить с собой еще несколько человек. Вы говорили, что он убийца.

Страшное слово, произнесенное так бесстрастно, не вызвало никакой реакции. Все молчали. Рэмпол, шедший позади всех вместе с Дороти, уставился на широкую спину пастора, который, надо отметить, шагал достаточно уверенно. Лысина Сондерса слегка отсвечивала желтизной из-под редких волос. Он услышал, как Сондерс смеется…

Задержанного усадили на заднее сиденье. Удобно расположившись, пастор глубоко вздохнул. Слово «убийца» до сих пор звучало у всех в ушах. Казалось, что Сондерс знает об этом. Он медленно переводил взгляд и мял в руках носовой платок. Складывалось впечатление, что невидимая броня защищает его от внешних раздражителей.

– Итак, джентльмены, – заметил он, – давайте сделаем вид, что мы на сиденьях этого автомобиля ведем непринужденную беседу об обыденных вещах… В чем вы меня обвиняете?

– О боже! – воскликнул доктор, ударив по боковой панели автомобиля. – Это феноменально, Сондерс! Официально вы обвиняетесь в убийстве Мартина Старберта.

– Верно, – согласился пастор и медленно добавил: – У меня есть масса свидетелей… До того как я что-либо скажу, инспектор, даю вам последний шанс. Вы уверены в том, что собираетесь меня арестовать?

– В этом и состоят мои инструкции, сэр.

Собеседник добавил тоном заговорщика:

– Мне просто кажется, что вы пожалеете об этом. Потому что три свидетеля, прошу прощения, четыре свидетеля, могут подтвердить, что я никак не мог убить моего юного друга Мартина. Или кого-нибудь еще. – Он улыбнулся. – Могу я задать вам один вопрос? Доктор Фелл, похоже, что именно вы затеяли всю эту, прошу прощения, крайне странную процедуру. Ночью, когда мой молодой друг, эх, умер, я, кстати говоря, был в вашем доме, не так ли? Во сколько я прибыл?

Доктор Фелл, по-прежнему напоминавший бандита, оперся о корпус машины. Было видно, что он доволен собой.

– Сначала вы ходите пешкой, вместо того чтобы ходить конем. Заметьте, инспектор, что мне это нравится. Вы прибыли примерно в десять тридцать, более или менее. Будем отталкиваться от десяти тридцати.

– Позвольте заметить… – Голос пастора стал более резким, однако он быстро взял себя в руки и продолжил уже более мягко: – Ах, не важно! Мисс Старберт, не могли бы вы напомнить этому джентльмену, во сколько ваш брат вышел из замка?

– Вам известно, что часы были переведены, – начал доктор Фелл. – Часы в холле на десять минут спешили…

– Совершенно верно, – сказал Сондерс. – В какое время он не покинул бы замок, я все равно уже был в доме доктора Фелла. Вы можете это подтвердить?

Дороти, которая смотрела на него несколько странно, кивнула.

– Ну да. Да, собственно.

– И вы, мистер Рэмпол. Вы прекрасно знаете, что я был в доме доктора и не выходил оттуда. Вы видели, как Мартин направляется к тюрьме с фонарем, в то время как я сидел у него. Если коротко, то я физически не мог убить его.

Рэмполу пришлось признать его правоту. Не было ни единого шанса это опровергнуть. Все это время он находился у Рэмпола перед глазами. Ему не нравилось лицо Сондерса. В нем было что-то гипнотическое.

– Вы тоже должны всё это подтвердить, доктор, – сказал пастор.

– Я могу подтвердить это.

– Я не разрабатывал никаких механических приспособлений, как вы поначалу предполагали. Нет никакой ловушки, благодаря которой я мог бы убить Мартина Старберта на расстоянии.

– Ловушки действительно нет, – ответил доктор. Его взгляд становился более упрямым. – Все то время, о котором вы говорите, вы действительно были с нами. В те короткие моменты, когда вы отсутствовали, вы находились с мистером Рэмполом, и когда бежали в тюрьму – тоже. Но это не имеет значения, так как Мартин Старберт был уже мертв. Вы все провернули четко. Однако именно вы убили Старберта, причем убили своими руками и выбросили тело в Ведьмино Логово.

Вновь скрутив носовой платок, пастор почесал лоб. Было похоже, что он глазами ищет ловушку. В нем нарастала злоба…

– Вам было бы лучше меня отпустить, инспектор, – неожиданно заявил он. – Не кажется ли вам, что вся эта глупость уже слишком далеко зашла? Этот человек пытается злобно шутить надо мной или…

– Вот идет сэр Бенджамин с человеком, которого вы считаете своим дядей, – заметил доктор Фелл. – Мне кажется, нам всем лучше вернуться в мой дом, и там я покажу вам, как же он все-таки сделал это. А тем временем… Инспектор?

– Да, сэр.

– У вас есть ордер на обыск?

– Да, сэр.

– Нужно отправить людей к пастору, а остальные пойдут с нами.

Сондерс слегка покачнулся. Его глаза покраснели, казалось, что они были сделаны из мрамора. На его лице по-прежнему сияла улыбка.

– Более того, – заявил доктор, – я сяду перед вами, и, кстати, оставьте вы уже в покое носовой платок. Это можно сказать, улика, по которой вас можно опознать. Один такой мы нашли в тайной нише в колодце. Теперь я понимаю, что инициалы, вышитые на нем, принадлежат не Тимоти Старберту, а Томасу Сондерсу. Последним, что сказал перед смертью Тимоти, было как раз слово «платок». Он предоставил нам таким образом еще один ключ, кроме манускрипта.

Сондерс, отодвинувшись, спокойно развернул платок и положил его на колено, чтобы все видели. Доктор Фелл усмехнулся.

– Вы по-прежнему настаиваете, что вас зовут Томас Сондерс? – спросил он.

Движение его тросточки было вызвано появлением сэра Бенджамина с крупным темным мужчиной, державшим в руке массивный чемодан. Всем был слышен его ворчливый голос.

– Что это, черт побери, может значить? Я должен был навестить нескольких друзей и поэтому написал Тому, что буду занят до четверга. Потом он отправил мне телеграмму, что мне надо срочно прибыть сюда, что это вопрос жизни и смерти, про какой-то поезд еще…

– Я отбивал эту телеграмму, – сказал доктор Фелл. – И мне кажется, правильно сделал. Наши друзья могли до четверга исчезнуть. Он уже убедил сэра Бенджамина куда-нибудь уехать.

Высокий мужчина остановился и сдвинул шляпу назад.

– Послушайте, – начал приезжий довольно агрессивно. – Вы что, с ума тут все сошли? Сначала Бен плел что-то бессвязное, теперь вы. Кто вы?

– Нет-нет. Это вопрос не по существу. Правильный вопрос: кто это? – Он коснулся руки Томаса Сондерса. – Это ваш племянник?

– Вот черт! – проговорил мистер Роберт Сондерс.

– Тогда садитесь в машину. Лучше сесть возле водителя, тот как раз сможет вам обо всем рассказать.

Инспектор сел по другую сторону от доктора Фелла. Рэмпол и Дороти – на маленьких сиденьях, а Роберт Сондерс разместился рядом с сэром Бенджамином. Пастор заметил:

– Ошибку, конечно, можно пояснить, но не обвинение в убийстве. Вы должны быть в курсе, что не сможете это доказать.

Он стал каким-то бледным. Рэмпол сидел к нему так близко, что практически касался коленями его ног. Тед испытывал какую-то отталкивающую дрожь и даже немного страх.

Веки над голубыми глазами пастора слегка припухли, рот был приоткрыт, и Рэмпол мог слышать его дыхание. Мертвецкая тишина повисла в салоне. Его словно окутал мрак, в воздухе витало слово «убийца».

Затем Рэмпол увидел, что инспектор держит в руке пистолет, а его дуло направлено прямо на пастора. Они уже приближались к коттеджу. Остановились у дома, и Роберт Сондерс сразу вылез из машины. Его руки были настолько длинными, что доставали до заднего сиденья. Он сказал:

– Ты, чертова свинья! Где Том? Что ты сделал с Томом?

Инспектор схватил его за запястье.

– Успокойтесь, сэр, успокойтесь. Не надо жестокости.

– Он заявлял, что он Том Сондерс? Он чертов лгун. Он… Я убью его.

Но инспектор Дженнингс решительно оттеснил его от машины. Все столпились вокруг пастора. Его прическа, его желтоватые волосы делали его похожим на человека, гниющего заживо. Он все еще продолжал улыбаться. Его провели в дом, где доктор Фелл уже зажег свет в своем кабинете. Сэр Бенджамин подтолкнул пастора к креслу.

– Начнем… – сказал он.

– Инспектор, – произнес доктор Фелл, – вам лучше обыскать его. Мне кажется, что в его пояс зашиты деньги.

– Держитесь от меня подальше! – завопил Сондерс. – Вы можете говорить, что угодно, но держитесь подальше!

Его глаза были широко открыты. Доктор Фелл поставил лампу перед ним, та осветила его потное лицо.

– Ладно, не важно, – сказал доктор. – Не стоит обыскивать его, инспектор… Сондерс, вы хотите сделать признание?

– Нет. Вы можете плести все, что вам заблагорассудится.

Доктор Фелл открыл ящик стола, чтобы достать лист бумаги для написания признания. Рэмпол следил за движениями его руки. Остальные не могли этого видеть, так как смотрели на Сондерса, который, в свою очередь, тоже внимательно наблюдал за тем, что делает доктор…

В ящике действительно лежала бумага. Там же лежал еще и раритетный пистолет. Ящик был отрыт так, что луч света падал на патронник, в котором, как Рэмпол ясно видел, находился всего один патрон. Ящик закрылся.

Смерть заглянула в эту комнату.

– Садитесь, джентльмены, – сказал доктор Фелл.

Сондерс продолжал смотреть на уже закрытый ящик стола. Доктор взглянул на Роберта Сондерса, который стоял с глупым выражением лица и сжатыми кулаками.

– Садитесь, джентльмены. Я должен вам рассказать, как пастор совершил эти убийства, раз уж он не хочет рассказать нам сам. Это не особенно трогательная история. Если вы, мисс Старберт, не желаете присутствовать…

– Прошу вас, выйдите, – сказал Рэмпол. – Я буду рядом с вами.

– Нет! – Она заплакала, и он понял, что она все это время боролась с истерикой. – Я должна быть здесь, я не хочу выходить, вы не можете меня заставить. Если он это сделал, то я хочу знать…

Пастор сделал над собой усилие, и его голос стал более хриплым.

– Что бы они ни говорили, оставайтесь, мисс Старберт, – сказал он. – Вы вправе услышать этот бред сумасшедшего. Он ничего не докажет вам. Ни он, ни кто бы то ни было не сможет объяснить, как я, сидя вместе с ним в этом самом доме, мог в то же время сбросить вашего брата с балкона комнаты надзирателя.

Доктор Фелл громко произнес:

– Я не говорил, что вы сбросили его с балкона. Его вообще не сбрасывали с балкона.

Наступила тишина. Доктор Фелл прислонился к камину и положил на него одну руку. Его глаза были прикрыты. Он продолжил:

– Есть несколько причин считать, что Мартин не упал с балкона. Когда вы нашли его, он лежал на правом боку. Его правое бедро было сломано. Но часы в потайном кармашке его брюк не только не были разбиты, но и по-прежнему показывали правильное время. Высота там примерно пятьдесят футов, вы сами можете представить, что должно было с ними случиться. Но мы еще вернемся к часам. Далее. В ночь убийства шел сильный дождь. Он шел, чтобы быть точным, почти с одиннадцати и до часу. На следующее утро, когда мы поднялись в комнату надзирателя, мы обнаружили, что железная дверь на балкон открыта. Вы помните? Мартин Старберт был убит предположительно без десяти двенадцать. Дверь, все так же предположительно, была открыта с того самого времени. За час сильного дождя, вероятнее всего, вода бы натекла и туда. Дождь лил и через окно, но оно гораздо меньшего размера, к тому же еще и затянуто плющом. На следующее утро под окном были большие лужи, но ни одной капли воды не оказалось возле открытой двери. Пол вокруг был сухим и даже пыльным. Другими словами, джентльмены, – произнес доктор осторожно, – дверь не открывали до часу ночи, пока не закончился дождь. Она не могла открыться от ветра, поскольку очень тяжелая. Кто-то открыл ее после этого, среди ночи, чтобы осуществить задуманное.

Наступила пауза. Пастор сидел, выпрямившись. При свете лампы было видно, как дергается нерв на его скуле.

– Мартин Старберт был заядлым курильщиком, – продолжал доктор Фелл. – Он боялся, нервничал и поэтому курил весь день. Легко предположить, что в то время, когда он ждал, он курил так же много, если не еще больше. Но при нем были найдены полная пачка сигарет и коробок спичек. И ни одного окурка на полу в комнате надзирателя.

Доктор говорил медленно. То, о чем он рассказывал, видимо, тоже пробудило в нем желание закурить, и он достал трубку.

– Несомненно, в комнате надзирателя должен был находиться еще кто-то. Здесь-то убийца и просчитался. Если бы все шло по плану, то ему, наверное, не пришлось бы бежать сломя голову через луг, когда погасли огни. Мы должны были ждать и найти тело гораздо позже, когда его там уже и след простыл бы. Но, заметьте, мистер Рэмпол это сделал через десять минут после того, как погасли огни. К нашей удаче, убийца сломал Мартину бедро, чтобы инсценировать падение с балкона, но часы остались целы. Позвольте предположить (так сказать, гипотеза), что именно Мартин находился в комнате надзирателя. Когда его бдение закончилось, он погасил лампу и ушел домой. Однако его часы показывали без десяти двенадцать, и поэтому он еще не должен был уходить. Но что, если кто-то другой находился в том месте, и часы этого человека спешили на десять минут?

Сэр Бенджамин Арнольд встал с кресла и неуверенно, словно слепой, топтался на месте.

– Герберт, – сказал он.

– Мы узнали, что часы Герберта спешили как раз на десять минут, – сказал доктор. – Он попросил горничную подвести фамильные часы. Та обнаружила, что они показывают правильное время, потому на остальных часах она время не переводила. И пока Герберт в комнате надзирателя дежурил вместо своего кузена, который был слишком труслив, тот уже лежал со сломанной шеей в Ведьмином Логове.

– Но я до сих пор не могу понять, как это произошло? – произнес сэр Бенджамин задумчиво.

Телефон в холле зазвонил так неожиданно, что все присутствующие чуть не подпрыгнули.

– Вам лучше ответить, инспектор, – порекомендовал ему доктор. – Вероятно, это звонит ваш человек из прихода.

Сондерс поднялся с места. Его мясистые щеки делали его похожим на собаку. Он начал было говорить: «Совершенно нелепо. Совершенно…», но таким отвратительным тоном, словно пытался передразнивать свой обычный голос. Затем он задел угол кресла и вновь сел в него.

Можно было услышать, как инспектор разговаривает по телефону в холле. Затем он вернулся в кабинет с еще более каменным лицом.

– Все в порядке, сэр, – обратился он к доктору Феллу. – Они спускались в подвал. Там нашли разобранный и закопанный мотоцикл. Еще нашли браунинг, пару садовых перчаток и несколько чемоданов, полных…

Тут вмешался сэр Бенджамин:

– Вы свинья…

– Подождите! – закричал пастор.

Он вновь поднялся на ноги, активно жестикулируя:

– Вы не знаете всей истории, вы не знаете ничего, только догадываетесь… Часть из этого…

– Я не знаю всей истории, – начал Роберт Сондерс. – Но сдерживался достаточно долго. Я хочу знать все о Томе. Где он? Ты и его тоже убил? Как долго ты тут разыгрываешь театр?

– Он умер, – сказал тот неожиданно. – Я не имею к этому никакого отношения. Он умер. Клянусь Господом, я ничего ему не сделал. Я просто хотел мира, спокойствия и уважения, поэтому занял его место…

Его пальцы беспомощно шевелились в воздухе.

– Послушайте. Мне всего лишь нужно немного подумать. Я просто хочу посидеть здесь с закрытыми глазами. Вы слишком неожиданно меня схватили… Послушайте, я запишу на бумаге эту историю, вы ведь без этого не сможете восстановить всю картину. Даже вы, доктор. Если я буду сидеть здесь и писать, вы пообещаете мне прекратить все это?

Он казался взрослым ребенком. Доктор Фелл посмотрел на него и сказал:

– Мне кажется, стоит разрешить ему, инспектор. Он не может уйти. А вы, если хотите, погуляйте на лугу.

Инспектор Дженнингс был совершенно невозмутим:

– Инструкции от сэра Уильяма из Скотланд-Ярда таковы, что мы должны получать указания от вас, сэр. Хорошо.

Пастор пришел в себя. Вновь его комичные манеры вернулись к нему.

– Есть еще только одна вещь. Я настаиваю, чтобы доктор Фелл растолковал мне кое-что, а я, в свою очередь, могу объяснить то, что заинтересует его. Ввиду нашей дружбы, не могли бы вы присесть здесь, рядом со мной, а остальные – выйти.

Рэмпол с трудом удержался от того, чтобы возразить. Он хотел сказать: «Там же пистолет в столе!» – но тут он увидел, что доктор Фелл смотрит на него. Лексикограф мирно раскуривал трубку у камина. Его хитрые глаза как бы просили о молчании…

Уже почти совсем стемнело. Роберт Сондерс был вне себя от злости, поэтому сэру Бенджамину и инспектору пришлось его увести. Рэмпол с девушкой шли по узкому коридору. Последнее, что они видели, это то, как доктор по-прежнему курит трубку, а Томас Сондерс подходит к письменному столу…

Двери закрылись.