Глава 32
Смерть полезная и бесполезная
Эдгард Третий пребывал в пресквернейшем настроении. Впрочем, как и все последние дни. А чему, скажите, радоваться? Война проиграна, да еще эти некстати пропавшие ледяные ведьмы, чтоб их проклятый забрал. Как будто ему и без них мало проблем.
Пришлось, чтобы смягчить северян, расстаться с Дальским округом, отдать, прямо нож в сердце, Турские шахты и еще добавить сверху золота. Его, правда, оставалось в казне немного. Скажем прямо, совсем немного. А заем проигравшему давали гораздо неохотнее, чем будущему победителю, да и процент назначали грабительский.
Дожил… король, а по итогу – нищий дурень с короной на голове и дырой в кармане.
Эдгард побарабанил пальцами по столу и хмуро оглядел двух подданных, сидевших в креслах напротив.
Его магичество с их последней встречи растерял добрую часть прежнего величия. С должности его пока не сняли, но успели знатно потаскать и по кабинетам, и по допросным, снимая, как стружку, самоуверенность и лоск, которых у первого магического лица королевства было хоть отбавляй. И там еще строгать и строгать, но король жаждал сам переговорить с опальным подданным. Пришлось срочно доставить Тиная пред королевские очи.
Актавиус, сидя в соседнем кресле, тоже не выглядел слишком счастливым. За прошедшие бессонные ночи начальник Тайной канцелярии потускнел, цветом лица напоминал тяжелобольного, но глаза лихорадочно блестели от жажды деятельности.
Приказ короля был однозначен: хоть из-под земли, но баб достать. Вот и рыли молчаливые люди с невзрачной внешностью, перетряхивая каждый камень Южной Шарналии, врываясь по ночам к самым влиятельным магическим семействам страны, и устанавливали, выбивали, вытаскивали на белый свет самые неприглядные секреты, но, увы, расследование с упорством ишака топталось на месте.
Актавиус свирепел, раздавая бодрящие начальственные тычки направо и налево, однако дело казалось пустым, как мешок воздуха, и вертким, как струя воды. Оно утекало сквозь пальцы, смеясь сыщикам в лицо порванными ниточками следов.
С одной стороны, Актавиусу было даже приятно поприжать магов. Распустились, понимаешь, совсем страх потеряли. Опять же Тинай. Вроде и умный мужик, а купился, как последняя баба, на цацки. Как будто мало их натаскано в сокровищницу.
С другой стороны, не найдет он пропавших, и тогда уже его голова полетит вслед за головой мага.
– Как я понимаю, докладывать нечего, – тихо, со значением произнес король, и оба подданных синхронно вжали голову в плечи.
Актавиус откашлялся, покосился на мага. Тот застыл бледной статуей и на связную речь был явно не способен. Жаль. Он с удовольствием ткнул бы в мага пальцем и, как в детстве, сдал: «Это он во всем виноват». Актавиус даже мурлыкнул про себя от удовольствия, так ему понравилась эта мысль. Однако на его лице не дрогнул ни один мускул, и даже выражение глаз осталось сосредоточенно-скорбным.
– Ваше величество? – В кабинет просунул вихрастую голову секретарь. Рыжий, наглый, но до проклятого верткий и умный молодой человек буквально за три года целиком и полностью завоевавший доверие короля. Тот прощал любимцу многое, даже такое бесцеремонное вторжение.
– Ну что там? – недовольно пробурчал Эдгард, хмурясь больше для проформы. Дело о пропавших ведьмах, как больная мозоль, начинало надоедать, и сейчас он был рад прерваться.
Эдгард прекрасно понимал, что подобные промахи решаются одним лишь действенным способом: топором палача, а лишиться сразу и главы магов, и главы Тайной канцелярии он был не готов.
«Прямо жаль, что нельзя тут же обоих…» – подумал он, кивком разрешая секретарю войти.
– Вот, – почтительно, но с достоинством секретарь подал королю свернутую ленту телефонограммы. – Только что из Анаполя телеграфировали. А это вам.
Серый конверт шлепнулся на колени Актавиусу, и тот с раздражением подумал, что юнец вконец зарвался, даже жаль, что у его ведомства на выскочку ничего нет. Но это не страшно. Все ошибаются рано или поздно, надо только не упустить момент.
Эдгард вчитался в мелкие буковки, и его тяжелое, обвисшее за последнее время лицо разгладилось.
– Ну вот, а говорили, ничего нет. Нашлась ведь эта, как ее, – он сверился с лентой, – Жаррин. А где одна, там и остальные, верно, Актавиус?
– Верно, ваше величество, – склонил голову начальник канцелярии. Он только что закончил просматривать донесение агента. Как это обычно бывает, официальный доклад, пусть и отправленный по проводам, недавно протянутым к нескольким крупным городам Шарналии, пришел одновременно с донесением курьера. Его люди сработали быстрее лопухов из Анаполя, которые небось два дня сочиняли телеграмму для его величества.
Сам Актавиус лопухом не был. А потому не стал говорить о том, что, кроме бедняжки Жаррин, шансов найти остальных просто нет. Как докладывал агент, ими было проверено поместье, принадлежавшее графу Зельцеру и до сего времени считавшееся заброшенным. Граф уже был схвачен и прямо из спальни городского дома препровожден в камеру, где и ожидал допроса. Впрочем, его арест наверняка ничего не даст. Просто люди Актавиуса, доведенные до отчаяния проклятым делом, хватались за любой след.
Кстати, о них. Следов в поместье было оставлено множество, в основном кровавых, но направления, куда они вели дальше, не существовало. Как добавил от себя агент, возникало впечатление, что все обитатели усадьбы в один миг взяли и растворились в воздухе, оставив после себя только грязь, кровь и трупы.
Их особо и не прятали, сбрасывая в пересохший колодец усадьбы. Количество не было указано, но Актавиус почему-то не сомневался, что в колодце найдутся все до одной пропавшие. В отчете упоминался также труп мужчины. Свой? Чужой? Случайный свидетель? Жаль, его личность установить не удалось. Впрочем, халат и темно-коричневый цвет кожи убитого, по мнению агента, позволяли сделать вывод, что свой.
Значит, не церемонятся. Что же…
Актавиус потер подбородок, краем уха прислушиваясь к радостному кудахтанью ожившего мага и его заверениям в глубоком раскаянии и надеждам, что все наладится. Что же… ставки выше, чем он предполагал, и, кажется, он догадывается, кто является целью убийц в халатах.
Мелькнула мысль предупредить, но он тут же отбросил ее как сентиментальную и потому недостойную его личности.
Двумя днями ранее
Все вышло так, как и предлагал сон. Когда она поняла это? Наверное, когда вышла в коридор… или нет, еще раньше. Когда шагнула за порог душной кухни, когда поймала взгляд конвоира, когда щелкой голубого неба поманила открытая входная дверь…
Руки и ноги заледенели, во рту пересохло.
Не смогу! Не получится!
Давай! – холодом ткнулся невесть откуда взявшийся в коридоре сквозняк.
Торопись! – подтолкнул в спину.
Беги! – ударил порывом в полную силу, когда она очутилась за калиткой.
Они так и бежали вместе. Она и ледяной ветер. И за свистом ей слышался ласковый женский голос: «Беги, девочка, беги».
Она не помнила, как бежала. Как рваным хрипом вырывалось из горла дыхание, как резало в груди от боли, как пот заливал глаза. Она просто бежала, а ветер вел, помогал, подсказывал.
Поздно ночью Жаррин увидела сквозь густые еловые ветви желтые огоньки избушки. Пошатываясь, чувствуя неимоверную слабость во всем теле, дошла до домика, рванула на себя скрипучую дверь, перешагнула через подгнивший порог и под испуганный мужской вскрик рухнула на темный дощатый пол.
– Хозяин…
Взволнованный шепот за спиной заставил его поморщиться. Опять… Не могут без него и шагу ступить. Отвлекают…
Чувствуя, как нарастает в груди ярость, шаман медленно повернулся. Нельзя отвлекать, когда он приступил к завершающему этапу. И какой идиот этого не понимает?
При виде залитых тьмой глаз хозяина у Тасыра отхлынула кровь от лица, он шагнул было назад, но тут же остановился, словно наткнувшись на стену. Густыми, ожившими чернилами с пола поднялись тени. Они всегда приходили на смерть.
Осознав это, Тасыр упал на колени и тоненько завыл, обхватив голову трясущимися руками.
– Говори! – громовым раскатом прозвучал обычно тихий голос хозяина.
Тасыр онемел от страха и вжал голову в плечи, но ослушаться не посмел. Захлебываясь от ужаса, зачастил, глотая слова и не поднимая головы. Хотел было зажмуриться, но оторвать взгляд от черных кожаных туфель хозяина не мог.
Тасыр рассказал и о побеге, и о девчонке, и о поисках, но та как вода сквозь песок утекла, а когда начал повторяться, услышал холодное:
– Он ваш.
Его визг захлебнулся быстро. Тени работали аккуратно, не оставляя следов крови. Их привлекало нечто более вкусное – жизнь, которую они забирали с превеликим удовольствием.
Шаман встряхнул тонкими кистями рук, размял пальцы. Задумался.
Побег девчонки – досадная оплошность. Она наверняка сгинет в чаще или утонет в болоте, если только…
Он прошагал в дальний угол, отдернул занавеску.
– Твоя работа? – спросил, глядя на лежащую на столе ледяную.
Ответа, естественно, не дождался. Впрочем, он ему был и не нужен.
– Решила погеройствовать? – Усмехнулся и добавил: – Теперь ход за мной, дорогая. Он тебе, конечно, не понравится, но ведь мы никогда не скрывали правду друг от друга, верно?
Не удержался, провел по змеистому покрытию браслета на руке женщины. Того самого, который позволил поместить ледяной дар вместе с его хозяйкой в тюрьму.
– Моя доверчивая леди, – пробормотал он, с удовольствием вспоминая, как расширились от удивления глаза ледяной, когда она поняла, кто пришел забирать их из тюрьмы. И как быстро удивление в них сменилось болью. Жаль, страха он не дождался. Зато теперь…
– Пришло время, моя леди, поработать на благо того, которого вы так боитесь. Твоя сегодняшняя глупость уже ничего не изменит, лишь ускорит события.
Шаман потер руки в предвкушении. Здесь, за шторой, он мог позволить себе проблеск настоящих эмоций.
– Не догадалась еще?
Шаман нарисовал широкий круг на животе женщины, пристально вглядываясь в застывшее лицо. Дернул уголком рта. Безмолвие раздражало.
– На самом деле ты мне и не нужна, моя радость. Достаточно будет твоего тела. – И, наклонившись, прошептал на ухо – Жэрды, моя любовь. Мы станем отличными родителями. Моя сила и твоя. Наши дети ужаснут этот мир.
На мгновение ему показалось, что ресницы ледяной дрогнули, и лицо шамана расцвело довольной улыбкой.
– Пора, дорогая. Он ждет.
Шаман ухватил столик за край, колеса противно заскрипели, и он потащил его в центр зала. Рядом игривыми щенками стелились тени. Им тоже не терпелось посмотреть на гибель мира.
Следуя его указаниям, слуги быстро доставили еще четырех женщин, которых он определил как самых перспективных. Выстроил звездой столы, предварительно отправив жертв в глубокий сон. Холодное спокойствие ледяной нравилось ему гораздо больше истеричных воплей. Жаль, что удалось захватить лишь одну, но… Он бросил быстрый взгляд на лицо женщины. Ему довольно и одного бриллианта в коллекции.
Шаман обвел пристальным взглядом зал, проверяя, все ли на месте. Окна занавешены темными шторами, в светильниках горит живой огонь, отчего создается впечатление, что зал превращен в древнее святилище неведомого бога. Трупы убраны. Залитый кровью пол смотрится неопрятно, подчеркивая временность их пребывания здесь и жизни вообще. Лишь столик с блестящими хирургическими инструментами выглядит чужеродно, но он нужен, если ритуал пойдет не так и его придется прервать.
Мелькнула мысль переодеться, но он ее отринул. Тем, кто должен появиться на свет благодаря его воле, все равно, надета на нем свежая рубашка или нет.
Запах горящего масла щекотал нос. Он смешивался с тяжелым горьковатым ароматом застарелой крови и приятно возбуждал. Шаманом овладело легкое волнение. Скоро все решится. Совсем скоро.
Вдох. Выдох. Отбросить сомнения.
Пора.
Тяжелый кинжал лег в руку. Острое лезвие надрезало одежду, обнажая тонкую белую кожу. Тени нетерпеливо вились под ногами, лезли под руки, и он прикрикнул на них, чтобы призвать к порядку.
Один из трех приближенных учеников почтительно подал чашу с маслом черного варда. Шаман обмакнул кисточку в густую смесь и аккуратно, не торопясь, нанес рисунок на кожу каждой из пяти женщин. Черная вязь древних букв изящно вилась по нежной коже, оживляя слова мертвого языка.
Он переходил от одной к другой, ставя отметки на лбу, щеках, ладонях и ступнях, и затем приступил к основному – нанес сложный рисунок на животы женщин.
Когда-то давно в этом зале гремели пиры, звучали легкие звуки вальса, женский смех и звон бокалов. Здесь влюблялись, расставались, пили и гуляли. Здесь жили полной жизнью, а теперь новая, чужая сила подчиняла себе местный воздух, наполняя его звенящими словами смерти.
Ритуал начался, и темнота слоями отходила от стен, наплывая на столы, на шамана и учеников. Тени купались в ней, ныряя и снова всплывая на поверхность, как большие черные рыбины.
Белыми островками лежали в этом море женщины. Затем ожили письмена, нанесенные на их тела. Поползли, закручиваясь в новые узоры, сливаясь друг с другом, пока не начали исчезать, впитываясь под кожу.
И голос шамана, наливаясь тьмой, густел, становясь глухим и низким.
Тени мелькали вокруг так быстро, что становилось неясно, сколько их. Две? Четыре? Пять?
И тьма, и погруженные в нее по пояс ученики, застывшие позади шамана, и сам учитель с поднятыми вверх руками казались актерами некоего спектакля. Да… спектакля. Вот только едва выступающие из темноты женщины были весьма странным реквизитом.
Голос шамана между тем окреп, он рос в своей силе, заставляя вибрировать воздух. И в такт этой вибрации мелко подрагивали столы, волновалась тьма, позвякивали инструменты на столике.
И с каждым словом, с каждым выкрикнутым заклинанием, напряжение росло. Снизу шел непрерывный гул, громыхали листы железа на крыше, дрожали окна, и само здание, казалось, сотрясалось от ужаса происходящего. В зале тьма плескалась крупными черными волнами, захлестывая столы и доставая людям до груди.
Последние слова ритуала, и пять теней скрылись, нырнув, в тела женщин. И наступила тишина. Тьма поднялась, окончательно покрывая под собой тела, и что там происходило, не было видно даже шаману.
Ждать. Осталось только ждать результат.
И они стояли, боясь шелохнуться и затаив дыхание.
Внезапно чернильная поверхность вздыбилась крупным пузырем, который лопнул через считаные секунды, обдав людей жутким зловонием.
Шаман радостно улыбнулся, приветствуя первенца. Лысая голова с массивным гребнем, широкие дуги бровей и маленькие темные глазки. Красавчик!
Получилось!
Взмахом руки он подозвал вновь показавшихся теней:
– Дайте сигнал всем. Мы выступаем.
В казарме царила тишина. Не было еще и восьми вечера, но уставшие после ночной тревоги и тяжелых занятий солдаты уже отмечали наступающую ночь дружным храпом.
Ему не спалось. В голове крутились разные мысли. Последние дни казались жестким куском мяса. Жуешь, жуешь, а он все не кончается.
Война позади. Как и закономерное поражение. А начальству все неймется. Проверки, смотры, даже учения обещают. Кто-то еще желает понять, почему они проиграли и что нужно изменить, улучшить… Как будто сейчас это имеет какое-то значение, когда до настоящего наступления осталось совсем немного.
Тьма около кровати ожила. Блеснула красным угольком. Он сел, и кровь резко прилила к лицу. Неужели?
– Не спишь, сладенький? – пропела тень в своей излюбленной ехидной манере.
– С чем пожаловала? – прошептал он. Тень, кроме него, никто не слышал, а вот его голос вполне мог кого-нибудь насторожить.
– Да уж, пожаловала, – не стала отрицать тень. – Хватит прохлаждаться. Пришла пора поработать. У тебя час.
И исчезла. Он еще посидел на кровати несколько минут, успокаивая зашедшееся сердце. Обвел медленным взглядом сослуживцев, бывших сослуживцев.
Подтолкнуть две страны к войне было несложно, как поднести спичку к уже сложенному костру. Пых – и все загорелось. Влиться в ряды ополченцев, тогда гребли всех подряд, выжить, точнее, не дать себя убить. Он на войне с первого месяца – хозяин не хотел рисковать. И даже потренироваться успел перед сегодняшним ритуалом.
Тренировка оказалась весьма кстати. Превращать людей в льолдов – дело нехитрое, а вот убить быстро большое количество людей… С этим ему пришлось повозиться, пока не выработал свой метод. Жаль, не у всех тренировка вышла удачной. Они потеряли двоих из-за невесть откуда взявшейся в приграничной территории ледяной.
Но на войне без потерь не бывает.
Он вытащил из рукава длинную иглу. Перехватил поудобнее. Навел на казарму крепкий сон. Можно было убить и ментально, но игла у него непростая, темной магией заговоренная, так что никуда они от него не денутся. Встанут льолдами как миленькие. Быстро и надежно. За час управится с казармой. Еще караульных не забыть, чтобы тревогу не подняли.
Как дела идут у остальных, он не знал. Хотя издали видел трех. Один служил в соседнем полку. Еще двое у кавалеристов.
Лошади им в горах ни к чему, а вот оружие они обязательно захватят. Льолды короткое время сохраняли память о прежних навыках, так что стрелять разучатся через полдня, не раньше, а больше им и не требуется. Тут либо они, либо ледяные. Другого не дано.
Она резко проснулась, вынырнув из темного омута сна. Ночная рубашка сдавила горло. Орелия села, чувствуя прилипшую к взмокшей спине ткань. Рванула воротник, не обращая внимания на жалобно треснувший шелк.
Это случилось. То, что давно скапливалось на юге, наконец прорвалось гнойником. Южная сестра, скорее всего, мертва. Они не были особенно близки, но смерть любой из них – тяжелый удар. Надо было ее увозить из страны с началом войны. Вывозить, не обращая внимания на все возражения этой упрямицы. А теперь?
Орелия прислушалась к себе. Что-то плохое затевалось на юге. И пахло оно смертью. Отвратительной, чужеродной смертью, которая при этом живет и убивает все живое.
Надо сообщить остальным. Пусть на всякий случай приведут семьи в боевую готовность. Конечно, это сотни километров от цели, но…
Она встала, прошлась в волнении по комнате. Затем открыла дверь в кабинет. Шагнула к столу и замерла. В ее любимом кожаном кресле темнел силуэт человека.
Орелия создала огонек, и голубой свет высветил гостя. Ледяная, как ни старалась, дрожь сдержать не смогла, и огонек, висящий около лица, судорожно замигал, но тут же выровнялся и засиял сильнее.
– Не ждала? – протянула тень, нагловато сверкнув алыми глазами.
– Ну почему же, – справившись с удивлением, вполне спокойно произнесла ледяная. – Давно тебя видно не было. Поистаскалась небось за гранью-то?
Тень недовольно фыркнула:
– Вечно вы, ледяные, не о том думаете. Другое тебя должно волновать: окажешься сама за гранью или нет.
– На все воля Трехликого, – ответила ледяная и сразу же ударила.
Голубоватый сгусток холода влетел в кожаное кресло, превращая его в кусок льда. Издевательский смех прозвучал слева, и ледяная без промедления ударила туда. Хохот, уже со всхлипыванием, донесся справа.
Орелия ответила широкой волной холода, захватывая весь кабинет.
Сзади недовольно зашипели. «Зацепила!» – мелькнула радостная мысль, но тут же погасла. Радоваться было рано. Тень – непростой противник, очень непростой.
– Достала ты меня, ледяная, – донеслось из-за спины. – Пора кончать.
Орелия на провокацию не поддалась. Лишь крепче стиснула зубы. Давненько она не была на боевых выходах. Расслабилась при дворце да политикой занимаясь. Хотя тень и сложный противник, но его вполне можно победить, надо лишь не терять бдительности.
Внезапно раздался звон разбитого стекла, и в кабинет влетел камень в металлической оплетке. Пахнуло жаром, песком и чужой, выворачивающей душу магией. Камень грохнулся, покатился по полу, и в то же мгновение прогремел оглушительный взрыв. Орелию вынесло волной из комнаты, больно приложив о стену.
«Предательство», – эхом боли отдалась мысль. Щиты прогибались под нестерпимым жаром, который жадными языками вырывался из кабинета.
– Прости, – прошептала Орелия, теряя сознание.
