Глава 17
Героями не рождаются
Небо. Огромное, нереально близкое. Оно бережно обнимало наш самолетик, и мы летели, такие крохотные в бесконечной голубизне. Только мы и небо. Небо и мы.
Восторг захлестывал душу. Хотелось вскочить с места, запрыгать от радости и закричать:
– Я лечу-у-у-у!!!
Земля все удалялась, сливаясь в плоские цветные картинки, а облака приближались, распушив над нами свои объемные тела. Холодный ветер дул из щелей, пробираясь под одежду, но я не чувствовала холода. Мне было хорошо.
Сдерживаться больше не было сил, и я повернулась к Хасару:
– Здорово, правда?!
Наемник сидел неестественно прямо, глядя перед собой в одну точку. На темной коже проступила бледность, придавая ей болезненный желтушный вид. Плотно сжатые губы побелели. Руки вцепились в сумку с гранатами, обнимая ее, точно она была последней надеждой вернуться на землю, ну или парашютом.
Хотя парашютов в салоне как раз и не было. Как пояснил Кабасов, нежно поглаживая крыло самолета, его ласточка настолько умна и послушна, что сядет даже на пятачок и даже при неработающем двигателе. И в парашютах нет нужды. Я не поверила, но требовать парашют не стала, постеснялась. Да и неприлично было столь откровенно демонстрировать свой страх.
– Здорово, да?! – повторила вопрос, не дождавшись ответа от наемника.
Хасар едва заметно моргнул. Мне стало ясно, что большего от него добиться невозможно, а душе требовалась поддержка, чтобы излить обуревающие меня эмоции.
Я отстегнула ремни и, удивляясь собственной наглости, полезла на переднее сиденье.
– Красота! – прокричала в ответ на вопросительно-изумленный взгляд летчика и кивнула на приближающееся облако.
Летчик понимающе улыбнулся:
– Это еще что! Сейчас нырнем!
И мы нырнули. Яркий свет померк, сменившись тягучей серостью, струйки воды побежали по лобовому стеклу, самолет мелко затрясло. Кажется, сзади послышался стон.
– Это облако?
– Оно самое, – довольно улыбнулся Кабасов, радуясь моему изумлению.
То самое белое, воздушное и пушистое имело внутри отвратительно серую и мокрую начинку.
Яркий свет резанул по глазам. Мы вынырнули из серости, оставив позади парящую слякоть.
– Жаль, грозы нет! – наклонившись ко мне, прокричал северянин. – Я бы вам тогда показал настоящую красоту.
Я представила угрожающую мглу клубящихся туч, молнии, вспарывающие темноту, и поняла, что моего смелого восторга на такую красоту точно не хватит. Я не самоубийца.
– Снижаемся, – известил Кабасов через некоторое время.
И точно! Наш самолетик плавно заскользил вниз, почти незаметно, но земля с каждой минутой разбухала в размерах, а облака, наоборот, съеживались. Вот уже можно было различить не только пятна крыш домов, но и сами домики. Мы проскользнули над деревней, наклонившись на крыло, зашли на разворот. Самолет вдруг резко провалился на пару метров вниз, отчего мой желудок так же резко устремился вверх.
Фраза летчика: «Воздушная яма, бояться нечего» – и мучительный стон Хасара слились воедино. Я пожала плечами. Яма так яма. Не страшнее, чем на качелях.
Скоро под крылом показалось широкое поле, замелькали смешные в своей крохотности человеческие фигурки. Почему-то они махали руками и подбрасывали вверх каски. Неужели так радуются нашему прилету или гранатам, которые мы везем?
Самолет снизился настолько, что оказался вровень с верхушками деревьев. Качнул для порядка крыльями, а затем шасси плавно опустились на землю, и мы запрыгали по полю. Взревел мотор, гася скорость. Ласточка лихо развернулась у кромки леса, прокатилась еще немного и замерла.
Я сидела, привыкая к приземлению. Странное чувство. Вот ты летишь, ощущая пустоту под ногами, и вот ты на земле, а в глазах еще стоит вид разноцветного одеяла далеко внизу.
Хлопнула задняя дверца, а затем послышались не совсем приличные для слуха благородной княжны звуки.
– Укачало вашего друга-то, – посетовал Кабасов. – У нас так: либо веришь небу, либо своему страху. А вы молодец! – похвалил он, и румянец смущения обжег мои щеки. – Из вас вышел бы отличный летчик, будь вы мужчиной.
Сказал и покраснел от собственной смелости.
Мою дверцу рванули, и настоящий гигант в форме пехоты южан восторженно прокричал:
– Ледяная, родненькая вы наша, наконец-то!
От этой фразы, а еще от фанатичного восторга в глазах солдата мне стало не по себе, захотелось забиться куда-нибудь подальше, хоть под сиденье.
– Рядовой Пальянов! – послышалось из-за широкой спины. – Отставить самоуправство!
Пальянов мучительно покраснел и сконфуженно пробормотал:
– Так ведь оно самое-то…
– Оно самое… – передразнил кто-то.
Смущенный Пальянов уплыл в сторону, а его место занял невысокий седоволосый солдат в серо-голубом мундире северян. Хитрый прищур карих глаз и добрая улыбка располагали к себе, и я немного расслабилась.
За северянином толпились солдаты. Они вытягивали шеи, силясь заглянуть в кабину, отчего я чувствовала себя диковинным зверем, привезенным на ярмарку для потехи толпы. Серо-голубая форма северян смешивалась с серо-зелеными мундирами южан, образуя вполне гармоничную картину. И странно было представить, что буквально вчера эти люди бросались друг на друга в смертельном противостоянии, а сегодня вот, пожалуйста, мирно стояли рядом.
– Госпожа, – вежливо поклонился северянин, представляясь, – капитан Юктарис. Добро пожаловать на Центральный фронт.
– Княжна Таль-Сорецки, – представилась я в ответ.
Он протянул руку, помогая выбраться из кабины. Я шагнула на металлический порог, и сразу с десяток рук потянулись поддержать и помочь сойти.
– Братцы, ледяная! – прозвучал чей-то возглас и был подхвачен дружным многоголосым эхом.
– Ледяная! – разносилось по лесу, и повсюду я видела широкие улыбки и радостные взгляды измученных войной людей. Они свято верили, что с моим приходом все закончится.
Сглотнула ставшую вязкой слюну, нервно проверила, на месте ли меч. Мне бы их веру. Я до проклятого боюсь и льолдов, и собственный дар, который мне не подчиняется. А вдруг ничего не получится? Вдруг ничего не выйдет? Меня даже ледяной назвать-то нельзя. Всего лишь маленькая девочка, в которой внезапно проснулся дар и которая, по сути, сама ничего не умеет.
Спрыгнула вниз, меня подхватили, не дали упасть. Где-то совсем близко послышались разрывы гранат. Ноги ослабели, страх сковал тело в ледяные тиски, я замерла, не в силах пошевелиться.
Они рядом, нетерпеливо сглатывают голодную слюну, ждут, чтобы разорвать меня на части.
– Опять поперли, твари, – со злостью проговорил кто-то. – И гранат почти не осталось, а без них там делать нечего.
– Ничего, сейчас узнают, почем у нас порох, – пробасили за спиной, и я узнала голос Пальянова.
Признаться. Прямо сейчас признаться, что ничего не умею, и улететь, пока еще не поздно. Я украдкой вытерла вспотевшие ладони:
– Капитан Юктарис, мы привезли гранат. Все, что есть, в вашем распоряжении.
– Балакин, Карасюк, разгрузить! – отдал команду капитан. – Ваша светлость, – повернулся он ко мне, – разрешите проводить.
Разрешаю отправить меня домой к белому бальному платью и веселым беззаботным вечерам, к прогулкам по озеру на лодке и к романтическим пикникам в компании друзей и подруг.
– Буду рада, – вежливо улыбнулась я, – хотя здесь сложно ошибиться направлением. – И кивнула в сторону доносящихся звуков разрывов.
Даже забавно… Смерть дышит нам в лицо, а мы ведем вполне светский разговор, обмениваемся любезностями и улыбками. Странно, не то слово, но, если отступить от привычной вежливости, что останется? Удушающая в своей глупости паника?
Позади нас солдаты споро разгружали самолет, набитый ящиками с гранатами. Здесь же раздавали боеприпасы, и солдаты, получив вожделенные гранаты, спешили вслед за нами.
Все еще бледный после перенесенного полета Хасар уверенно шагал рядом со мной, бережно прижимая к себе сумку с гранатами. С ней он так и не расстался, несмотря на поступавшие предложения помочь понести.
– Смотрю и глазам не верю, вы здесь, – откровенно делился со мной недавними переживаниями капитан. – Я, главное, передаю в штаб: «Где хотите, а ледяную мне достаньте, хоть из-под земли». Они, конечно, отвечают: «Зажрался ты, Юктарис. Где же мы тебе ледяную достанем, когда они из своих гор и носа не кажут? Гранат тебе подкинем, а вот ледяную даже не проси». Но я не отступаю. Да и куда отступать, когда командира убило, зама убило, а за спиной деревни и люди. Вот и вышло, что по старшинству теперь я здесь за главного. Ну а потом уже передали: везунчик ты, Юктарис. Встречай свою ледяную.
Звуки боя стремительно приближались. Навстречу нам попались санитары, бегом несущие на носилках окровавленное тело.
Спокойно, княжна, спокойно. Умереть ты всегда успеешь.
Войска, отступая от льолдов, заняли высокий берег плотно заросшей травой реки, которая неспешно несла свои воды на запад. Здесь они смогли закрепиться по одной простой причине: льолды не владели военными хитростями, раз за разом идя в лобовую атаку и откатываясь под разрывами гранат. Несмотря на всепоглощающую жажду крови, у них сохранилось понятие об уязвимости собственной жизни, и скоро им надоест этот огрызающийся гранатами берег, и они отправятся искать другую, более легкую добычу.
Взгляд споткнулся о лежащее на земле тело. Серая крестьянская рубаха, развороченная грудь. Не все атаки были безуспешными.
– Сколько попаданий они выдерживают? – поинтересовалась я у капитана.
– Пуль хоть с десяток вгони, не упадут. Гранаты вернее будут. Сюда бы пару пушек, да нельзя, своих положим. Больно близко держатся, твари.
При нашем появлении по рядам обороняющихся прокатилось негромкое: «Ледяная», и отпугивающие взрывы гранат стали реже. Солдаты поворачивались в нашу сторону… Ждали.
Я стиснула зубы. У меня все получится. Должно получиться. Как там говорил полковник: упокоить?
Ступила на край обрыва. Подо мной старое русло реки, когда-то густо поросшее тростником, сейчас обезображенное воронками взрывов и вывернутой комьями земли. И трупы. Много трупов в разных позах разбросано по траве, но еще больше я вижу там внизу живых людей.
Если их можно назвать людьми. Я не вглядывалась. Не хочу помнить этот момент до глубокой старости, но глаза невольно выхватили ближних к берегу льолдов, их странные застывшие позы, их медленно разворачивающиеся в мою сторону лица и нелепые, точно принюхивающиеся, движения головой.
Страшный дикий вопль ударил по нервам.
Льолды резко, как по команде, сорвались с места и живой волной устремились к нам.
– А-а-а! – тонко на одной ноте вопил солдат чуть в стороне от нас.
Те, кто покрепче, лишь побелели лицами, а в их руках появились гранаты. Хасар уже давно распаковал сумку и сейчас торопливо распихивал гранаты по карманам, чтобы были под рукой.
Все это я видела боковым зрением. Мозг отказывался воспринимать происходящее, а тело повиноваться. Ноги словно вросли в землю, в груди разливался холод, воздуха не хватало. Я раскрывала рот, забыв, как надо дышать.
Это уже было. И перекошенные лица, по-звериному оскаленные рты и темные провалы глаз без единого проблеска милосердия. Все повторилось, только на этот раз я была одна, без поддержки ледяных.
– Готовсь! – отчетливо разнеслось по цепи. – Без команды не кидать!
– И почему она медлит? – услышала я шепот за спиной. И поняла, что не могу сосредоточиться, что в голове пустота и ни единой мысли.
– Огонь! – гаркнул капитан, я вздрогнула от взрывов, многоголосым эхом взмывающих к небу. И вопль боли взметнулся следом. Жуткой боли, обиды и отчаяния.
Соберись, княжна, ну же! Там внизу те, кто когда-то были людьми. Они не виноваты, что попали в игры некромантов. Там не льолды. Там женщины, мужчины и дети. Еще недавно у каждого была своя обычная жизнь и привычная нам человеческая душа.
Душа. Я уцепилась за это слово, как за соломинку. Сделала маленький шаг вперед. Встала на самом краю, так надо, чтобы видеть всех и каждого. Слезы застилали глаза, я сморгнула их, и они потекли по щекам. Сердце рвалось на части от жалости и боли за тех, кто уже фактически был мертв. Или нет? Где ты, милость Создателя, Создателя, который одним желанием перемещает горы, рождает вселенные и создает из кусочка плоти человека, вдыхая в него свою частицу? Где ты, всепрощающая любовь, которая сносит преграды, заменяя тьму ночи светом дня?
Я не ведала, что привело меня сюда: самонадеянная глупость или желание помочь. Да и не важно это. За свое отвечу сама, но этим внизу помоги. Не допусти…
Не сразу осознала, что вокруг опустилась тишина. Стало так тихо, что слышно было, как невдалеке шуршит сухим камышом ветер.
Льолды стояли не двигаясь, точно ждали чего-то. Я уже без страха или отвращения вглядывалась в их лица, пытаясь найти там что-то новое, что подскажет мне, как действовать дальше. И внезапно осознала, что смотрю на мир будто чужими глазами. Фигуры льолдов расплывались в очертаниях, вокруг них появляется разноцветный ореол. У некоторых он был яркий, насыщенный, у кого-то совсем прозрачный.
Мой взгляд выхватил темное пятно в груди широкоплечего мужчины с густой рыжей бородой. Мысленно я потянулась к нему и поняла, что могу извлечь, выманить наружу темноту, поселившуюся в его теле. Протянула к ней ниточку, дернула. Одно усилие, и я вытащу ее из тела. Но одним мне сегодня не обойтись.
Время растянулось в бесконечность. Льолды, пятна. Я торопилась, мне надо проверить каждого и никого не пропустить. Наконец все готово. Время, отпущенное мне, истекло. Пора.
Тишина лопнула эхом последних отгремевших взрывов, и в руках солдат блестели черными боками новые гранаты, кое-кто отвел руку назад, прицеливаясь метнуть подальше. Для них прошли доли секунды, для меня… как минимум половина вечности.
Противника на берегу больше не было. Льолды один за другим валились как подкошенные на землю, глядя на мир застывшими серыми, черными, голубыми, зелеными, карими глазами.
– Отставить! – скомандовал Юктарис и добавил, обращаясь ко мне: – Мои поздравления, ваша светлость. Отличная работа. Наслышан, что вы, ледяные, ухитряетесь проделывать все без единого выстрела, но вижу впервые.
Я едва понимала, о чем он говорит. Мокрая от пота рубашка неприятно холодила тело, и отвратительное чувство, что я что-то упустила из виду, не проходило.
Он встал, поднимаясь над павшими. Черный плащ, длинные темные волосы собраны в хвост. Наглый взгляд выстрелил в самое сердце, и оно пропустило удар.
– Эй, ледяная! Радуешься? Рано. Мы еще не закончили.
Я смотрела ему в глаза и видела там смерть, и на этот раз мне нечего было ей противопоставить.
Тяжелая пустота внутри меня была недовольна. Она ворчала, что маленькой глупой девочке не стоило тратить столько сил на упокоение, что можно было убить, уничтожить, а не пытаться восстановить справедливость. «Глупо, – вздохнула она и повторила: – Глупо и безрассудно. Всех не пережалеешь, а этот слишком силен для тебя».
Я и сама понимала, что глупо было не вспомнить о некроманте. Ясно же, что льолды не гуляют сами по себе и у них должен быть хозяин. Тот, кто провел ритуал, кто отправил их сюда, на позиции, убивать.
Некромант улыбался. Он видел перед собой молоденькую ледяную, которая едва стояла на ногах от усталости, он читал страх и досаду в моих глазах, и улыбка на его темном от загара лице становилась шире. И сладкий аромат победы уже кружил ему голову.
– Ах ты, гнида заморская!
Меня аккуратно, но твердо задвинули назад, и Хасар занял мое место на краю обрыва. Серебристый револьвер в его руке выцелил черную фигуру некроманта.
Я сместилась, чтобы спина наемника не загораживала обзор, и в такт ударам сердца гулко забумкали выстрелы. Один, второй, третий… Но некромант и не думал подыхать. Он будто играл с нами. Приглашающе распахнул плащ, демонстрируя идеально белую рубашку.
Слева поддержали огнем из винтовки, затем присоединились еще с десяток стволов, но тщетно – я не видела ни одного пятна крови на рубашке.
«Проклятый», – зашелестело по рядам. Нет, не проклятый, а тот, кто встал на его путь.
Улыбка некроманта стала откровенно издевательской, затем окаменела, и он сделал первый шаг ко мне и к моей смерти.
– Можно мне, сынок?
Соткавшаяся из воздуха призрачная фигура протянула руку к остолбеневшему от удивления Хасару. Наемник побледнел, судорожно сглотнул, но револьвер отдал и даже осмелился предупредить:
– Там последний патрон остался.
– Мне хватит, – спокойно ответил призрак.
Я знала этот голос, эти черты лица, пусть сквозь них и просвечивали стоящие рядом солдаты.
– Дед! – прошептали непослушные губы.
Призрак не обернулся. Он прицелился и нажал на спуск. Мне показалось, я увидела, как в яркой вспышке искр вылетела из ствола пуля, закручиваясь по своей оси и покрываясь серебристым облаком, как вошла в грудь некроманта, и на белой рубашке расцвел красный цветок.
Он неверяще поднес руку к груди, посмотрел на капли крови, оставшиеся на подушечках пальцев, запрокинул голову к небу, и хриплый страшный смех дрожью отдался в моем теле. Черная кукла сложилась пополам и упала на землю. Все, кончено.
– Дед, – позвала я тихонько, боясь спугнуть.
– Спасибо, сынок. – Дед вернул оружие Хасару.
Тот сначала помотал головой, но затем принял револьвер. Не скажешь же «Оставьте себе», призраку вроде как оружие ни к чему.
– А ты молодец. – Дед похлопал наемника по плечу.
Хасар побледнел, но в обморок не упал. Силен! Выплатить, что ли, вознаграждение за общение со всеми моими родственниками, живыми и мертвыми?
Ох, не о том ты думаешь, княжна, не о том.
– Внучка.
Я сглотнула внезапно возникший в горле ком. Призрачная рука мягко коснулась моей щеки, вытирая слезы.
– Будь осторожна. За мою помощь придется заплатить, и, боюсь, цена тебе не понравится. И еще, – он помедлил, и я затаила дыхание, – не тяни со старшим. Он хороший парень, а главное, надежный.
Не поняла. Меня сейчас сватают, что ли? Ну дед, даже с того света женихов подбирает.
– Сама разберусь, – хмыкнула я.
– Знаю я, как ты разберешься, – улыбнулся воздух, в котором стремительно таяла фигура деда.
– Дед! – Я дернулась к нему в тщетной попытке остановить.
– Люблю тебя! – прошелестел ветер голосом деда.
Ушел. Как же больно!
Солдаты выжидающе разглядывали берег, но никто больше вставать не собирался, воскресать тоже, и вот раздался первый несмелый возглас:
– Братцы, кажись, победа?
И тут же подхватила, понесла волна перекличку:
– Победа!
– Братцы!
– Ура-а-а! – грянуло дружно и многоголосо. И в небо взлетели каски и фуражки!
– Ура! – влился мой тонкий вопль, и вверх полетела трилби.
– Качать ледяную! Ка-ча-а-ать!
Эй, не поняла, это шутка? Уберите руки. Руки, говорю, уберите. Ай! Ой! Если меня уронят, лично упокою! Я вроде как умею теперь это делать.
– А ну, отставить, медведи неотесанные. Она же княжна, а не хухры-мухры какая.
Капитан Юктарис, родненький, как хорошо, что вы есть на свете. Еще бы чуть-чуть – и меня бы порвали на радостях. Я даже готова простить вам это нелепое сравнение с хухры-мухры. Понятия не имею, что это, надеюсь, оно достойно упоминания вместе с моим именем. Надо не забыть при случае уточнить у брата. Он никогда не стеснялся называть вещи своими именами, и своим посвящением в тонкости взрослой жизни я обязана именно ему.
– Айрин, как вы?
А вот и мой защитник объявился. Нашел время отвлекаться на встречу с земляком! Меня тут… закачали, одним словом.
– Все в порядке, Хасар. Просто… непривычно.
Наемник пожал плечами. В его понимании ничего особенного не произошло. Ну, подкинули княжну пару раз под голубое небо, так в штанах была, не в платье.
– Ваша светлость, – капитан вытянулся по струнке, – для меня честь сражаться вместе с вами. Спасибо от всех нас и от меня лично! – выдохнул он и протянул руку.
Я посмотрела на нее в некотором замешательстве, не похоже, чтобы он пытался поцеловать мне руку. Даже если так… Мое первое рукопожатие вышло уверенным и сильным. Не знаю, что сказала бы мама, увидев меня сейчас, но я не чувствовала никакого стеснения. Наоборот, казалось, я знаю капитана с детства. Наверное, это и есть настоящее боевое братство.
Представила себя в глубокой старости, рассказывающей внукам: «Знаете, детишки, однажды мы били льолдов на границе…», и поняла, что сегодняшняя победа останется одним из самых светлых моих воспоминаний. И я навсегда запомню взгляды солдат, в которых сейчас читался не страх перед ледяной ведьмой, а восхищение совершенным подвигом. Хотелось бы, чтобы так все и оставалось… но через пару дней яркость победы померкнет, роль ледяной в ней угаснет, а через год исчезнет совсем. Я не циник, просто реалист.
Обратный полет запомнился слабо. Перед взлетом мы с Хасаром немного поспорили, он упорно твердил, что день на коне в сто раз лучше часа полета на этой проклятой табуретке. Хорошо еще, что спорили мы в сторонке и Кабасов не слышал неприличного эпитета о своей ласточке, а то бы пришлось нам вдвоем трястись целый день на лошади.
Хасар еще немного поупирался, но между категоричным «хоть пешком иди, хоть тут оставайся, мне все равно» разумно выбрал «ради вас рискую жизнью, Айрин».
На этот раз я не боялась, и взлет показался во много раз мягче и плавнее, чем по пути сюда. Мы быстро набрали высоту. Кабасов сидел за штурвалом с торжественно-сосредоточенным видом, словно вез целую королеву, и даже не пытался завести разговор.
Огромное красное солнце готовилось уйти за лес, и наша маленькая стрекоза, уютно урча мотором, целилась в самое сердце огненного шара. Мы летели в закат, внизу темной тенью простирался лес, и я не заметила, как крепко уснула под шум двигателя самолета.
