– Ну что, готова, девушка моей мечты? – Тэд перегнулся ко мне с противоположного сиденья и попытался взъерошить волосы.

– Брысь отсюда! – шикнула я и несильно хлопнула его по руке. – Мне эту проклятую укладку три часа делали. Руки прочь!

Он легко рассмеялся и поправил галстук.

– Просто хотел создать видимость того, что в лимузине между нами происходило что-то интересное. Ты же знаешь, как внимательно и ревностно фанаты отслеживают любые признаки.

– Достаточно и того, что мы приехали на одной машине и всё мероприятие будем вместе, – заверила его я. – К тому же, думаешь, фотографии в «Эсквайре» ещё недостаточно их завели?

– Ты про те, где папарацци якобы засняли нас в окне твоей квартиры? Ну да, получилось довольно убедительно. И тот пеньюар тебе очень к лицу.

– А ты гордо продемонстрировал всему миру свой идеальный пресс. Признайся, ты сам убедил агента, что сниматься будешь в одних джинсах и с голым торсом?

– Ну должен же я был похвастаться результатами этой проклятой белковой диеты, – заявил Тэд. – А за свою честь я не боюсь.

Мы снова рассмеялись, и тут лимузин, последние несколько минут ползший с черепашьей скоростью, затормозил окончательно. Мой суровый охранник Пит – такой огромный, что черный пиджак, казалось, вот-вот должен был треснуть у него на спине – приоткрыл дверцу, чтобы выскользнуть на улицу первым. В щель тут же ворвался рёв толпы, слышны были отдельные выкрики:

– Рада! Тэд!

Где-то уже засверкали вспышки фотокамер.

– Иисус на чёртовой тачке, – выругался Тэд себе под нос.

Меня неизменно восхищали эти его заковыристые ругательства. Здесь, в Америке, где большинство моих знакомых лишь по-разному обыгрывали слово fuck, его британское сквернословие казалось почти искусством.

– Ну что, толпа требует хлеба и зрелищ, – тем временем продолжил он. – Выходим?

– Я нормально выгляжу? – спросила я его. Зеркала в лимузине не было, а крошечная сумочка, подобранная мне стилистом, не вмещала ничего объёмнее носового платка.

– Замечательно, – проговорил он.

И в глазах его промелькнула знакомая мне грусть.

– Тогда пошли.

Пит как раз распахнул дверцу лимузина. Теперь рёв зазвучал ещё громче, запульсировал в ушах. Тэд вышел из машины первым и протянул руку мне. А я, как положено юной звезде, изящно выпорхнула из лимузина вслед за ним, опираясь на его руку. Толпа взревела ещё громче – парой секунд назад это казалось мне невозможным. И я, как когда-то учила меня Бет, обвела её глазами и улыбнулась – как будто бы всем сразу и каждому в отдельности, при этом стараясь одновременно быть приветливой и держать дистанцию. За последние годы я, кажется, отточила это искусство до совершенства. Снова защёлкали вспышки, и Тэд приобнял меня за талию, а я склонила голову к его плечу.

Помедлив несколько минут, мы двинулись к дверям зала, где должно было проходить награждение. Тут нам навстречу кинулись журналисты, в воздухе замелькали выставленные вперёд микрофоны.

– Рада, как вы расцениваете ваши шансы на победу?

– Я очень надеюсь, что наш фильм полюбился зрителям и они отдадут нам свои голоса. Но кто победит – решит компетентное жюри.

«Главное – никакой конкретики, – как учил меня мой пиар-менеджер. – Сыпать обтекаемыми фразами, ничего определённого не сообщая».

– Когда запланированы съемки следующей части «Миражей»?

– Нам и самим очень хочется поскорее порадовать наших поклонников. Так что в самом скором времени они продолжатся.

– Тэд, скажите, тяжело ли выдерживать столько часов в таком сложном гриме?

Тэд начал что-то отвечать, но тут я расслабилась и перестала слушать. Я знала, что он не собьётся – его опыт в таких вещах был гораздо больше.

Через пару минут время, отведённое на встречу нашей пары, закончилось, сквозь головы толпы можно уже было различить подъезжающий к началу красной ковровой дорожки следующий автомобиль, и журналисты расступились, давая нам дорогу. Мы вошли в ярко освещённый вестибюль, где неоновыми огнями переливались буквы «Добро пожаловать на вручение премии МТВ», и сразу двинулись в зал.

Всё это мероприятие невольно напомнило мне тот самый первый Нью-Йоркский кинофестиваль артхаусного кино, на котором мне довелось присутствовать. Конечно, тот фестиваль был куда менее крупным событием, там было не так много прессы, и фанатская толпа, конечно, ни в какое сравнение не шла с собравшейся здесь. Теперь всё было иначе.

Как и сулила мне когда-то Бет, съемки «Миражей» вызвали настоящий ажиотаж. У книг этих была масса поклонников, экранизации ждали несколько лет, вокруг съёмок ходило множество слухов. Дон в интервью умело подпускал туману и постоянно сменял площадки, чтобы к ним не подкрались любопытствующие фанаты. Съёмки еще даже не начались, всего лишь были объявлены утверждённые на главные роли актёры, а на меня уже посыпались звонки журналистов. Я тогда совершенно растерялась, но ушлая Бет, с самого начала рассчитавшая такой поворот, тут же отыскала для меня пресс-секретаря, пиар-менеджера и других профессионалов, отныне занимавшихся этими вопросами.

Все вместе они, под руководством Бет, разработали для меня легенду, которой и потчевали папарацци. Легенда эта не сильно отличалась от действительности. Её лишь немного романтизировали и приукрасили. Факты моей биографии ложились в неё почти идеально. Журналистам сообщили, что я родилась на берегу океана, в далёкой российской глубинке. Я подозревала, что все они довольно смутно представляют себе, где находится Владивосток, и воображают некий сказочный суровый край. Ясное дело, ни о Грише, ни о тёте Инге в этой романтичной легенде не было сказано ни слова.

За прошедшие два года в моей жизни появились атрибуты известности, которые когда-то и предсказывала мне Бет. Интервью, фотосессии, официальные мероприятия, пропустить которые было нельзя. Появились и поклонники, писавшие мне сообщения в гостевую книгу моего личного сайта. Да, у меня же теперь появился личный сайт! Для этой цели Бет тоже наняла специального человека, который занимался контентом и отвечал на письма. Но часть из них до меня все же доходила. Нашлись и люди, по какой-то непонятной причине яростно меня ненавидевшие. Они считали, что я испортила образ Миры, опошлила книжную героиню, возмущались, что на роль американки Миры взяли русскую по происхождению актрису и т. д. Первые такие письма произвели на меня ужасное впечатление, я даже хотела отказаться от проекта, но Бет убедила меня, что так и должно быть.

– Это значит, ты хорошо делаешь свою работу, – отрезала она.

Со временем я перестала так остро реагировать на критику. Но Бет все же требовала, чтобы я отслеживала хотя бы статистику доброжелательных и негативных сообщений. По её соображениям, это было важно.

Иногда мне становилось интересно, что думает обо мне теперь тётя Инга. Наверное, локти кусает, что не смогла потащиться тогда в Америку вместе со мной.

Я могла искренне сказать, что не испытываю никакого трепета, видя свои фотографии в журналах и на страницах электронных СМИ. Всю свою жизнь я, как могла, избегала публичности. Какая ирония, что в конце концов моей профессией стала именно та, где публичность была само собой разумеющейся. Однако же были в ней и другие стороны, приносившие мне настоящее удовольствие и удовлетворение. Это была возможность перевоплощаться. Возможность познать странный, незнакомый мне раньше восторг творчества, созидания, способности вжиться в другого человека и поделиться со зрителями своими эмоциями. Это было и ощущение сопричастности большому делу. И Дон Каллиган, и Тэд, и Мерил Джейсон – автор «Миражей», с которой я познакомилась перед съемками, – все они оказались удивительными, яркими личностями, работать с которыми было наслаждением.

Однажды я совершенно перестала замечать камеру на площадке. Перестала думать о том, как мне лучше передать мысли и чувства Миры. Я просто сама стала Мирой, вжилась в этот образ, слилась с ним и дальше уже действовала легко и свободно, по внутреннему наитию. Возможно, именно эту способность когда-то и разглядела во мне Бет.

В один из дней съёмок на площадку приехала Мерил Джейсон. Я поначалу немного нервничала, опасаясь играть перед автором «Миражей». Но после заветного слова «Мотор!», как всегда, просто забыла о камере, забыла о том, что мы снимаем кино, и на несколько минут стала Мирой.

Дон скомандовал:

– Стоп!

Я вышла из кадра, обернулась и вдруг увидела, что Мерил украдкой вытирает глаза бумажным носовым платком. Чуть позже, в конце съёмочного дня, она подошла ко мне и сжала мою руку.

– Рада, спасибо! – произнесла она. – Спасибо за то, что стала моей Мирой. Спасибо, что показала именно то, что я написала. Я не думала, что такое возможно.

И эти слова стали для меня важнее, чем исступленные признания поклонников и даже похвала Дона.

Наверное, можно было сказать, что я за эти годы прижилась в Америке. Теперь, когда мне исполнился двадцать один год, я не нуждалась в опеке, и мои отношения с приёмной семьёй сошли на нет. Впрочем, мы и раньше виделись с ними только от случая к случаю, для поддержания легенды. Теперь у меня была своя квартира – гораздо более просторная и комфортабельная, чем моё первое жилище. Расположена она была в престижном районе Лос-Анджелеса, в высоченном небоскребе, откуда открывался вид на никогда не спящую набережную и океан. Я все-таки научилась управлять автомобилем, но Бет требовала, чтобы меня возил шофёр. Сама я садилась за руль только в крайних случаях.

На каком-то отрезке пройденного мною пути, незаметно для себя, я вдруг осознала, что стала актрисой. Я как будто заболела этой чудесной возможностью становиться другим человеком и завораживать зрителя его судьбой. Так этот мир – мир кино, творчества – стал моим.

На родину я не звонила. Да и с кем мне было общаться, с Ингой? Та наверняка всё ещё лопалась от злобы из-за того, что я ускользнула из её рук. Гришиной маме? Мне слишком тяжело было бы с ней разговаривать после всего, что случилось. Связь я поддерживала только с Ваней, иногда отправляя ему посылки с игрушками и новыми вещами. Я не знала, как сильно он вырос, а потому брала размер одежды наугад. Но очень надеялась, что ему всё подойдёт и что Инга не продаст эти нехитрые подарки на барахолке. Ванька был единственный, по кому я тосковала.

Однажды, разбирая очередную порцию писем, Бет вдруг сунула мне какой-то конверт, заметив:

– О, это может быть тебе интересно.

Я с удивлением взглянула на криво нацарапанный пляшущими буквами адрес её офиса, а затем заметила обратный: «Россия, поселок Владимирское, улица Красногвардейская…» – и только тут поняла, что письмо было от Ваньки. Ну конечно, ведь посылки я всегда отправляла из офиса Бет, чтобы милая тётушка не узнала моего домашнего адреса.

Я поспешно разорвала конверт и развернула тоненький листок бумаги, исписанный корявым детским почерком. На секунду мне показалось, что я даже чувствую исходящий от него запах – затхлый запах квартиры. К горлу подкатила дурнота. Я на секунду зажмурилась и, лишь справившись с собой, смогла снова взглянуть на письмо.

«Привет, Рада! – писал мой младший братик. – Как твои дела? Я живу хорошо, только очень скучаю по тебе. Я сейчас уже во втором классе. В школе у меня много друзей. Виталик вернулся из армии и скоро женится на одной девчонке из посёлка. Её зовут Катя. Она хорошая, один раз дала мне леденец. И вообще добрая. А Славка теперь в тюрьме. Они с ребятами залезли ночью в стекляшку и украли деньги из кассы. Но мама говорит, это неправда, не ходил он туда, дома был. А я знаю, что дома его в ту ночь не было, но маме не говорю, а то ругаться будет. Спасибо за машинку, которую ты прислала мне на Новый год. Я в неё играю, никому не даю. А то пацаны ещё сломают. Рада, а когда ты вернёшься? Приезжай скорее! Обнимаю, твой брат Ваня».

От этого письма на меня словно повеяло ужасом того года. В этих наивных, написанных детской рукой строчках сквозила вся безысходность моей прошлой жизни. Я очень надеялась, что невеста Виталика и правда милая добрая девушка, которая полюбит Ваньку. И всё равно мне почему-то виделась в ней ещё одна, только более молодая, тётя Инга.

Господи, до чего же безрадостной, страшной была судьба этих людей, не знавших и не желавших другой жизни. От бутылки к бутылке, от срока до срока. Теперь и Славку уже засосало это болото… И я не знала, как мне помочь Ваньке, как избавить его от этого рока…

– Бет, – спросила я. – А я могла бы пригласить к себе брата из России?

– Брата? – нахмурилась Бет. – Ты же говорила, у тебя нет родственников.

– Это двоюродный, – объяснила я. – Ему только восемь.

– И надолго ты хочешь его к себе позвать? – с сомнением в голосе спросила Бет.

– Эммм… Навсегда? – робко спросила я.

– И речи быть не может, – фыркнула она. – У этого ребёнка есть родители, на каком основании он останется у тебя? И кто позволит тебе оформить опекунство? И как это скажется на твоей карьере? Нет, дорогая моя, это невозможно.

Я и сама понимала, что Бет была права. Но мне невыносима была мысль, что я ничего не сделаю для мальчика. В конце концов я решила открыть в банке счёт на его имя и с каждых заработанных денег перечислять туда какую-то часть. Меня немного успокаивала мысль о том, что к восемнадцати годам у Ваньки будут свои средства, до которых тётя Инга добраться уже не сможет.

Конечно же, на письмо Ваньки я ответила и с того дня старалась писать ему как можно чаще. Убеждала его, что нужно учиться, стараться, добиваться большего, обещала, что, когда он вырастет, я смогу пригласить его к себе. Я понимала, что мои слова были каплей в море того, что внушала ему тётка, но все же хотелось думать, что я сделаю для него хоть что-то полезное. Обратным адресом я всё так же ставила адрес офиса Бет. Мне было неловко перед собой за такую трусость, но я отчаянно боялась, что Инга, вызнав мой адрес, как-то использует это в своих целях. Ванька отвечал мне нечасто, должно быть, написать письмо для него было серьёзной работой, но все же иногда присылал весточки и вкладывал в конверты картинки. Таким образом я и узнавала новости о людях, которых отказывалась считать своими родственниками.

Новостей же о родном посёлке у меня не было.

Прошло уже три с половиной года с того дня, как умер Гриша. За это время не было ни единой минуты, чтобы я остро, всей кожей, всем сердцем не ощущала его отсутствия. Однако, как видно, со временем все проходит. Нет, я не стала меньше тосковать по нему, но постоянно сопровождающая меня боль немного притупилась, став привычным фоном каждого моего дня. Иногда мне начинало казаться, что я стала забывать его облик, его голос, прикосновение его больших сильных рук. И это пугало меня больше всего. Когда такие мысли накатывали на меня, я начинала лихорадочно вспоминать – как он смотрел на меня, как золотились выгоревшие ресницы, как весной проступали веснушки на переносице, как он отбрасывал со лба отросшие вихры. Я словно устраивала себе контрольные, снова и снова повторяя про себя все его отличительные черты, потому что мысль о том, что однажды облик его сотрётся у меня из памяти, была невыносима.

Меж тем съёмки закончились, закончился дубляж и монтаж фильма. Первая часть «Миражей» вышла на экраны. Я не проснулась знаменитой, потому что известность настигла меня ещё на этапе съёмок. Когда-то Бет говорила, что однажды я не смогу проехать в автобусе, а я не верила ей. Теперь оказалось, что она была права. Меня стали узнавать на улицах, подкарауливать у дверей.

Однажды, возвращаясь со студии, я вспомнила, что дома у меня есть нечего, и заскочила в небольшое кафе. Но стоило мне занести вилку над своим салатом, как откуда ни возьмись выскочил парень, по виду совсем мальчишка, с оттопыренными ушами и брекетами на зубах. Он бесцеремонно плюхнулся за столик рядом со мной.

– Ты – Мира? – настойчиво спросил он. – Ты же Мира, да?

Я опасливо покосилась на него, не зная, как отвечать, но ему, кажется, моего ответа и не требовалось. Он воровато огляделся по сторонам, придвинулся ко мне и заговорщически зашептал:

– Мира, это я – настоящий Адам. Я, а не тот, кого они тебе подсунули. Разве ты не узнаешь меня, Мира?

Только тут до меня дошло, что я имею дело с сумасшедшим. Мне стало страшно. В голове сразу всплыли наставления Бет, уверявшей меня, что среди фанатов встречается огромное количество психов, иногда довольно агрессивных.

– Извините, – пробормотала я. – Мне нужно… Я сейчас.

Я поднялась из-за стола и направилась в сторону двери, из которой выходили официанты, – я хотела попросить кого-нибудь из них показать мне, как выйти отсюда через чёрный ход. Но парень вскочил из-за стола и быстро загородил мне путь.

– Мира, это же я! – заорал он. – Почему ты не веришь мне? Что они с тобой сделали!

По счастью, охранник кафе, заметив странную суету в зале, поспешил к нам и схватил мальчишку за плечо.

– Эй, парень, какие проблемы?

– Отпусти меня, подонок! – взвизгнул тот, а я, воспользовавшись заминкой, рванула прочь из кафе и едва успела вскочить в очень вовремя подоспевшее такси. Захлопывая дверцу, я слышала, как парень рвался и что-то орал мне вслед.

Бет, узнав об этой истории, лишь рассмеялась и сказала, что меня наконец-то настигла слава. А затем напомнила, что давно уже наставительно советовала мне обзавестись охранником. Тут уж мне пришлось признать, что она была права. Так у меня и появился Пит.

После выхода первой части нам с Тэдом пришлось, как и гласили наши контракты, изображать пару. И нам это достаточно легко удавалось, мы ведь и в самом деле сблизились. Я могла только благодарить судьбу за то, что всё сложилось именно так. Страшно представить, что было бы, если бы мой партнёр по площадке оказался мне неприятен, а мне пришлось бы мелькать с ним везде и делать вид, будто я до чертиков в него влюблена. Однако тут проблем не возникло. Нам и в самом деле приятно было ходить вдвоём на различные мероприятия, появляться на пресс-конференциях и проводить время в общественных местах, чтобы нас застигали папарацци. Продюсеры не требовали от нас вдаваться в подробности наших отношений. Фанатов должна была подогревать постоянная интрига. Вместе они или нет? Собираются пожениться или нет?

Поддерживать легенду было абсолютно нетрудно. Я искренне полюбила Тэда – как прекрасного человека, тонкого, ранимого и преданного. Единственное, что меня несколько озадачивало, это печаль, временами проскальзывавшая у Тэда в глазах. Будто он был бы вовсе не прочь, если бы всё это не было тщательно спланированным и разыгранным фарсом. Я знала, что в Англии у него осталась девушка Эллен, с которой его связывали многолетние отношения. Понятно, что согласно контракту мы с ним должны были тщательно скрывать свои личные связи. И все же мне казалось странным, что Тэд готов был приехать ко мне в любой момент, в любой час отозваться на звонок и рвануть туда, куда я его позову.

Влюблённую пару мы изображали и на сегодняшней премии. Сидели рядом в зале, перешёптывались, периодически легко касались друг друга и со значением улыбались.

Номинация следовала за номинацией. Ведущие на сцене заученно подкалывали друг друга и забавно переругивались. В перерывах выступали современные музыкальные группы, часть которых была мне знакома, а часть – нет. Один из исполнителей так истошно орал в микрофон о том, как он счастлив, что у меня разболелась голова. Хотелось, чтобы всё уже побыстрее закончилось и я могла поехать домой.

Наконец объявили номинацию за лучшую картину года. Само собой наш фильм попал в список номинантов, но я не особо рассчитывала на победу. Помимо нас в списке значились нашумевшая молодежная комедия и крутой боевик. К тому же я ещё помнила тот фестиваль, на котором картина Джареда – умная, тонкая, изящная – так и не получила награды. Послушавшись совета стилиста, я надела длинное платье цвета шампанского, которое должно было хорошо смотреться со сцены, но на то, что меня вызовут, особенно не надеялась. И когда Кейти Смит – известная исполнительница попсовых песен, – раскрыв конверт, объявила: «И лучшим фильмом года, по версии МТВ, признается… «Миражи», режиссёр Дон Каллиган!», я, признаться, слегка оторопела.

– Поздравляю, Мира, – чуть слышно произнёс Тэд. И в ту же секунду встал, принялся широко улыбаться и раскланиваться. Я, немного замешкавшись, поднялась вслед за ним. Дон, сидевший через несколько кресел от нас, уже начал протискиваться к сцене. Мы двинулись за ним под аплодисменты зрительного зала. Мне до сих пор не верилось, что мы взяли этот приз…

Это была моя первая премия. Конечно, к этому времени я успела привыкнуть к публичности. Но стоять на сцене, выслушивая поздравительные речи ведущих, наблюдать за аплодирующей толпой, было очень волнующе. Дон взял микрофон и начал произносить благодарственную речь. Рассказал, как была важна для нас эта работа, как тщательно мы подходили к экранизации, зная, сколько у книг поклонников по всему миру. Потом микрофон передали мне, и я на секунду замерла. Я не знала, кого мне благодарить. Родителей, деда? Но их давно не было со мной. Гришу? Господи, в такие моменты я особенно остро чувствовала своё одиночество.

Я взяла микрофон и заговорила. Сказала о том, как благодарна Дону за то, что он дал мне возможность участвовать в этом удивительном проекте. Обратилась со словами признательности к Мерил Джейсон – я знала, что её сегодня в зале нет, но мне очень хотелось сказать ей спасибо за её чудесные книги, за её Миру, которую я полюбила, с которой сжилась и теперь почему-то чувствовала себя ответственной за её судьбу. И, наконец, я обратилась к зрителям, тем самым, что ревели сейчас в зале, приветствуя свою Миру. Я искренне благодарила их за то, что они приняли и полюбили мою героиню, за то, что отдали мне свои сердца, за то, что постарались понять, что я хотела донести до них своей игрой.

Когда все слова были сказаны, Дон вскинул вверх награду и потряс её над головой, отчего зал снова взорвался восторженными криками.

Остаток церемонии награждения прошёл без сюрпризов. «Миражи» ещё взяли награду за лучший саундтрек, но в этот раз мы с Тэдом уже не поднимались на сцену. Выходили только Дон и композитор.

Наконец, вручение премий подошло к концу. В программе значился ещё и банкет, но я шепнула Тэду, что устала и хочу домой. Лимузин нужен был только для торжественного подъезда к красной ковровой дорожке, а потому я подозвала Пита и попросила его распорядиться, чтобы мне подогнали машину.

– Тебя проводить? – спросил Тэд.

Я покачала головой:

– Да нет, не нужно. У меня что-то разыгралась мигрень. Поеду домой и лягу спать.

И Тэд, как всегда, дурашливо отвёл волосы с моего лба – теперь мне не нужно было беспокоиться за свою укладку – и сказал, напутствуя:

– Спи, дочь моя! Цвет твоего лица – достояние фанатов. Нельзя ставить его под угрозу.

И я шутливо шлепнула его по руке:

– У меня всегда прекрасный цвет лица. Я ведь юна и свежа, в отличие от тебя, старикашка.

Тэд рассмеялся и быстро поцеловал меня в щёку. Где-то сбоку тут же мелькнула вспышка фотокамеры.

Автомобиль тихо скользил по улицам Лос-Анджелеса. Ещё совсем недавно этот город был для меня незнакомым, чужим, и я при каждой поездке выглядывала из окна, жадно впитывая в себя новые для меня улицы, дома, повороты, перекрёстки, парки и скверы. Теперь же за прошедшие годы я изучила здесь каждый уголок. Он до сих пор не стал мне родным, но уже не вызывал острого интереса. И потому я просто откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В висках и в самом деле болезненно пульсировало. Наверное, от гремевшей на церемонии музыки, ярких огней и спёртого кондиционированного воздуха. Забавно, мы с Тэдом вечно шутили на тему нашей разницы в возрасте. Я обзывала его старикашкой и козыряла своими юными годами. Но порой в такие моменты, как сейчас, я ощущала себя уставшей, опытной, пережившей в жизни всё, что только может выпасть на долю человека, и уже не способной остро чувствовать и желать.

Машина затормозила у ворот, и я обратилась к Питу:

– Спасибо, Пит, я хочу пройтись немного.

Мы бы могли въехать с ним прямо на подземную стоянку под домом, и оттуда на лифте я бы уже поднялась к себе. Но мне захотелось немного подышать свежим ночным воздухом, остывающим после дневной жары и напоённым запахами моря и пальм. Может, даже посидеть немного во дворе дома, под деревьями, и осмыслить то важное, что произошло сегодня вечером. Всё-таки, как бы равнодушно я ни относилась к наградам, это была пройдена важная веха, большой этап.

Пит непонимающе покосился на меня, но спорить не стал. Он выскользнул из машины и распахнул передо мной дверь. Я нашарила ногами валявшуюся на полу обувь – все никак не могла привыкнуть к высоким каблукам и скидывала туфли сразу же, как представлялась возможность. Выйдя из машины, я чуть передёрнула плечами под прохладным ночным бризом и кивнула головой охраннику, дежурившему у ворот. И вдруг откуда-то из-за угла ограды ко мне метнулась тёмная тень. Я не успела разглядеть лица, однако во всей его фигуре, в повадках уловила что-то настолько пронзительно знакомое, что невольно вскрикнула – даже раньше, чем тень успела меня коснуться. И тут же рядом оказался Пит. Должно быть, он, опытный охранник, не послушался моего распоряжения и пошёл следом за мной, на небольшом расстоянии. На то, чтобы добраться до меня и опрокинуть неизвестного на асфальт, у него ушли буквально считаные секунды. Я стояла, привалившись к ограде, и тяжело хватала ртом воздух. Пит придавил своим весом распростертого на асфальте мужчину, заломив ему руки за спину.

Поваленный негромко хрипел – и звук его голоса болезненно отзывался у меня в сердце. Этого не могло быть. Этого просто не могло быть… Сон, бред, наваждение…

У меня подкосились колени, пропал голос, а легкие сжало так, словно вот-вот должна была начаться паническая атака.

– Пит, – беззвучно выговорила я. Попыталась кашлянуть, чтобы расслабить сведённое спазмом горло. – Пит…

Он не слышал меня. К нам подбежал охранник с пистолетом в руке. Луна, круглая и жёлтая, как срез апельсина, висела над улицей, придавая происходящему потусторонний оттенок.

Наконец мне удалось оторваться от забора. На подкашивающихся ногах я шагнула вперёд и рухнула на колени рядом со сцепившимися на тротуаре мужчинами. Пит попытался локтем оттолкнуть меня в сторону, но я, справившись с голосом, заорала:

– Не смей!

Наклонившись, я заглянула в лицо тому, кто лежал на земле. И чуть не упала в обморок… Это был Гриша.