Джадд Уайлдер, полностью одетый, сидел у окна и ожидающе поглядывал на автостоянку. Стараясь заставить время идти быстрее, он включил телевизор, забыв, что день был воскресным, а потому, не найдя ничего, кроме церковной программы да мультфильмов, щелкнул выключателем. Стал листать «Тайм», задерживаясь время от времени на статьях, привлекших внимание, но ничего не дочитывая. Он никак не мог сосредоточиться из-за непонятной смутной неловкости, которая ни к чему конкретному не относилась.

Мэри все утро порхала туда-сюда из палаты в коридор, причем там находилась дольше, чем здесь, и как-то раз, вернувшись, сообщила, что на шоссе ужасная авария и это из-за нее доктор Карр до сих пор не появился. Заодно пропала надежда, что Рагги забежит попрощаться до приезда Кэй. Не считая Мэри, ни единая душа этим утром не входила к нему в палату, никто даже не забрал поднос с посудой от завтрака, не приходила сестричка из лаборатории брать кровь, тот старик со шваброй, и то не появился, хотя еще вчера трещал про телефонный звонок из Парижа, из самой Франции.

Вернулась Мэри, на сей раз толкая через порог кресло на колесах.

– Это еще для кого? – строго спросил он.

– Для вас, – ответила она. – Чтоб вас до выхода отвезти.

– Так зачем? Я же уже целыми днями по коридору взад-вперед ходил.

– На посту сказали, что вам положено пользоваться этим, – с несвойственной ей важностью сообщила Мэри. – Это вроде правила такого. Его в большинстве больниц соблюдают. Я так понимаю, никто не хочет, чтобы вы, ну, знаете, отправлялись домой выбившимся из сил.

Джадд криво усмехнулся:

– Хотят быть уверенными, что я, по крайней мере, до выхода доберусь, только и делов.

Медсестра ответила легкой улыбкой, быстрой и неопределенной, никак не связанной с волновавшей ее открытой дверью платяного шкафа.

– Я так понимаю, что надевать пальто вы не станете: на улице такая теплынь, – я просто донесу его до машины.

– Похоже, вы здорово спешите избавиться от меня, – заметил он с притворно серьезным видом.

На этот раз его слова Мэри задели, она принялась было бурно возражать, но буря скоро улеглась, а медсестра опять выскочила из палаты, якобы вспомнив, что позабыла на дежурном посту нечто важное. Джадд снова обратился к окну, устремив взгляд на дорогу вдалеке, и только мгновение спустя, потрясенный, увидел он, как машина Кэй, незамеченная им, въехала на стоянку. Вот она выходит из машины, продолжая говорить с кем-то внутри. Жест ее вполне понятен: просит Чака Ингалза (если именно его она и привезла с собой) подождать ее, но пока она идет к больнице, уже вне поля его зрения, дверца машины открылась и из нее вылез мужчина, расправил руки, размял ноги. Это не Чак, это стало сразу же понятно, но понадобилось некоторое время, чтобы отрешиться от неверия собственным глазам и узнать мужчину. Фрэнк Уиттейкер. Вот уж к кому могла бы обратиться Кэй, но только не… Фрэнк Уиттейкер?

Озадаченный, он растерялся, в очередной раз не в силах одолеть напрасной попытки понять свою жену: промашка, унесшая с собой большую часть предчувствий, с какими он ожидал ее приезда. Незаметно живое желание выбраться из больницы сменилось мрачным предчувствием, причина которого не имела значения, поскольку сознание было целиком занято наглядным свидетельством того, что Кэй не прислушалась к его словам, к его просьбе, сделала все по-своему. И все же почему Фрэнк Уиттейкер?

Мэри влетела в палату, восторженно возвещая:

– Миссис Уайлдер уже здесь! Я только что видела, как она пошла в канцелярию, по поводу вашего счета, я так полагаю.

– Я знаю, видел, как она приехала, – рассеянно пробормотал он.

Фрэнк Уиттейкер теперь стоял напротив главного входа, уставившись в лежавший перед ним на капоте лист бумаги и держа в руке карандаш: весь его облик настолько напоминал выискивающего ошибку корректора, что мгновенно проник за ширму в подсознании, которой Джадд отгородил все мысли о «Крауч карпет К^о».

– Идет, идет! – возвестила Мэри от двери, бросилась к платяному шкафу, чтобы взять пальто, и загремела вешалками, готовясь к выходу.

Джадд стал подниматься с кресла, но вдруг передумал, бросив невольный взгляд в окно и увидев, что Фрэнк Уиттейкер все так же погружен в созерцание написанного на листе бумаги. Вновь устроившись в кресле, он отвел взгляд от двери, готовясь изобразить удивление, но вся подготовка пошла прахом: Мэри взяла на себя его роль, с бьющей через край восторженностью она приветствовала Кэй и радостно объявила, что он уже полностью готов к отъезду.

– Привет, – бросил он, придав лицу выражение, означавшее, что приход жены им замечен. – О счете позаботилась, да?

– Нет, – сказала Кэй. – Ты хотел, чтобы я это сделала?

– Мэри сказала, что ты в канцелярию заходила.

– Зашла, – сказала Кэй. – Ключи от твоей машины взяла.

Крах одного необоснованного подозрения предостерег его от вопроса, уже готового сорваться с языка. Но теперь уже сама Кэй сказала:

– Ни за что не догадаешься, кто приехал со мной, чтобы отогнать твою машину.

Теперь уже ничего иного не оставалось, как пробормотать, что он видел, кто это, и уже не сдержался от укоризны:

– Почему ты Чака не взяла?

– Пробовала, – тихо сказала она. – Только он все еще в горах со своим отцом.

Вновь уязвленный, Джадд вяло отмахнулся от уже ненужных объяснений Кэй об открывшемся вчера сезоне ловли форели, бормоча:

– Да знаю я, знаю. Читал в газете. Мне следовало бы учесть это.

– Дафи настаивала, чтобы я взяла другого мальчика, – продолжила Кэй. – У меня дел было невпроворот, ну и позволила ей. Ты же знаешь, ее не остановить, если она за что-то взялась. Да и, говоря честно, меня как-то не слишком занимало, кто поедет, лишь бы водить умел. Вскоре она позвонила сказать, что договорилась с Кипом Уиттейкером. А еще через несколько минут заявился Фрэнк и стал настойчиво упрашивать позволить съездить ему самому. Я, говоря честно, не знала, что и делать. Знала, что тебе не захотелось бы его обижать.

– Да нет, ясное дело, нет, – кивнул он и едва ли не в знак раскаяния встал на ноги, подошел к креслу с колесами, без возражений уселся в него, с улыбкой поднял взгляд на Кэй и, отвечая на ее обеспокоенный взгляд, разъяснил: так, мол, требуют какие-то глупые больничные правила.

Удовлетворившись объяснением, Кэй вновь вернулась к разговору о Фрэнке:

– Надеюсь, ты не возражаешь?

– Нет, с чего бы это? Удивиться удивился, хотя у нас с ним всегда были добрые приятельские отношения.

Кэй как-то странно замялась, некоторое время молчала.

– Ему нужно, чтобы ты кое-что сделал для него.

– Сделал?

Не сводя настороженного взгляда с Мэри, которая торопливо осматривала напоследок палату, Кэй склонилась к мужу и сказала вполголоса:

– Ему нужно, чтобы ты посмотрел письмо, которое он собирается разослать всем акционерам. Говорит, что если удастся сплотить их себе в поддержку, то они смогут блокировать слияние.

– Слияние? – тупо повторил он, и его вопрос заглушило смятенное восклицание Мэри, которая, проверяя ящики комода, обнаружила кипу полученных им карточек и писем.

– Ой, я же собиралась достать большой конверт. Как раз отправилась за ним, когда…

– Сюда, – тот час же решила Кэй, положив чемодан и быстро открыв его.

– Все это сюда положим? – совершенно спокойно спросила Мэри.

– Теперь все?

– Я надеюсь, – смущенно ответила та, снова заглянула в туалетную комнату, пробежалась рукой по высокой полке в платяном шкафу, нагнувшись, заглянула под кровать, лицо ее пылало, когда она, выпрямившись, выговорила извиняющимся тоном: – Просто не знаю, что у меня с утра с головой.

Выдавив из себя улыбку, Джадд заметил:

– Да знаете вы, знаете.

Однако вместо облегчения девушка пришла в еще большее замешательство, неловко попыталась ухватить правой рукой и пальто, и чемодан, а левой толкать коляску. Лицо ее выразило признательность, когда Кэй пришла ей на помощь, передала пальто мужу, сама взяла его чемодан и отодвинула кресло, освобождая Мэри проход к двери.

Никто ничего не говорил: казалось, больше говорить стало не о чем, все темы для разговора уже обговорили или исчерпали, – и один за другим они двинулись по коридору: молчаливая процессия, не издававшая иных звуков, кроме постукивания каблучков шедшей рядом Кэй да едва различимых шагов обутой в тапочки Мэри. Длинный коридор не был территорией неведомой, только вчера он трижды прошел его из конца в конец, а днем раньше – еще дважды, но сейчас память вернулась к той первой ночи, к тем светящимся вехам по голубому небу. Постигая реальность, он глянул вверх, узнавая полусферические колпаки светильников и убеждаясь, что в их свете потолок и вправду отдавал голубизной.

– Прощайте, мистер Уайлдер, – услышал он, проезжая мимо поста на этаже, повернул голову, обменялся улыбками и взмахами рук с дежурной медсестрой, добавившей вдогонку: – Счастливо вам, – пожелание явно искреннее, едва ли не чересчур, напоминание о том, что оно ему, может быть, и пригодится. Глубоко вдохнув воздух, Джадд медленно-медленно выпустил его.

– Возможно, нам придется подождать немного, – предупредила Кэй, когда они приблизились к вестибюлю. – Доктор Карр был занят, но просил передать, чтобы его вызвали. И я понимаю, что тебе захочется попрощаться с ним.

Он собрался сказать, что уже попрощался, вчера вечером, но промолчал, сознавая теперь, как не сознавал прежде, что это конец, полный и окончательный, вызывающий мрачное предчувствие, схожее с ощущением брошенности на произвол судьбы, без средств к существованию, без поддержки. Они уже вышли в вестибюль, безлюдный, если не считать женщины за пультом, которая бодро известила:

– Он уже идет, миссис Уайлдер.

– Благодарю вас, – сказала Кэй.

Они подождали, молчание делалось все более тягостным, и наконец Кэй прервала его, нервно выговорив:

– Может, мне лучше пойти вперед и подогнать машину поближе к входу?

– Можно и так.

– Я вернусь, – бросила Кэй, с силой открывая входную дверь.

По-прежнему стоя сзади, Мэри покаянно запричитала:

– Я так сожалею о том, что сегодня утром было, мистер Уайлдер.

– Сожалеете? О чем?

– Все так перемешалось, – сказала она. – Я полагаю, что просто слишком разволновалась.

– Ну и что? День-то важный. Вы не были бы человеком, если бы не взволновались.

– Наверное, так, – произнесла она, стараясь поверить его словам. – Просто так получается: ведь нечего же бояться, я понимаю, нет ничего такого, а я боюсь.

Полуобернувшись, Джадд увидел ее руку, лежавшую на рукояти кресла, и накрыл ее своей.

– Не надо беспокоиться, все у вас будет хорошо.

Мэри стояла слишком далеко сзади, чтобы видеть ее лицо, он не видел, как изменилось выражение на нем, а потому и совершенной неожиданностью стал для него бурный поток слов:

– Ой, мистер Уайлдер, даже не знаю, как мне быть без вас. Вы самый-самый, совершенно чудесный человек, какого я только знала. Если бы не вы…

– Забудьте об этом, – сказал он, сжав ее руку, и тут же убрал свою, заметив, что женщина за пультом искоса наблюдает за ними.

– Я просто хотела, чтоб вы знали, – прошептала Мэри. – Не думаю, что когда-нибудь еще увижу вас.

Непроизвольно он хотел было разуверить ее, но опять-таки все поглотило осознание какого-то безвозвратного конца, невосполнимой потери. Он попытался поблагодарить за все, что она для него сделала, но попытка успеха не имела из-за его неумения найти верный тон, свободный от обязанности произнести слова окончательного прощания, когда услышал произнесенное Мэри шепотом предупреждение:

– Доктор Карр идет.

Она принялась разворачивать каталку, но Карр уже подошел, потирая ладони, словно хотел подсушить их после торопливого мытья.

– Виноват, заставил вас ждать, – нервно извинился он.

– Я слышал, вам выпало тяжкое утро, – сказал Джадд, умом извиняя доктора, подсознательно же отпихиваясь от очередного мучительного прощания.

– Ужасное, – коротко признал Карр, не вдаваясь в подробности. – Ваша жена?

– Пошла за машиной.

– Я обещал ей подготовить перечень рациона питания, – сказал доктор. – Но нет никакой необходимости все расписывать. Вам известен принцип: употреблять меньше жиров, – вот и все, что действительно имеет значение. Помните об этих самых триглицеридах.

Джадд, улыбнувшись, вознес руку с тремя вытянутыми пальцами: молчаливое признание, что память о том слишком жива и уже никогда не забудется.

– Отлично, – сугубо по-деловому бросил Карр. – А за пределами этого ешьте что хотите, делайте что хотите. Чем скорее вы вернетесь к нормальной жизни, тем лучше для вас будет. Э-э, недели две-три отдыхайте, сколько сможете, но после – забудьте думать. Нет никакой нужды чувствовать, что вы в чем-то ограничены, совершенно никакой причины. Не бойтесь этого сердца. Никаких неполадок в нем теперь нет. Это прошло.

– Я знаю об этом, – сказал Джадд и стал медленно подниматься из кресла, показалось, что, продолжая сидеть, он утверждает себя в каком-то глупом страхе. Он начал приподниматься и замер, услышав слова Карра:

– Ах да, я еще хотел вот о чем сказать, о вашей истории болезни. Я сделаю ее дубликат, а потом перешлю вашему доктору. У меня где-то было его имя. Хьюис, верно?

– Не утруждайтесь, – сказал Джадд, в миг единый приняв решение. – Он не мой доктор. Во всяком случае, не будет таковым с этих самых пор.

– Вам решать, само собой, – сказал Карр, явно ощущая неловкость, как и все доктора, когда на них бросаешь тень, критикуя его коллегу. – Но вам предстоит пройти обследование через несколько недель, хотя бы для того…

– До Окружной больницы всего сорок миль, – перебил его Джадд, сам несколько пораженный внезапно пришедшей мыслью. – Вы испортили меня для любого другого доктора.

Карр начал было говорить, что-то мямлить про то, что он ничего не сделал для него, чего не смог бы сделать любой доктор, немало времени потребовалось, чтобы он, взяв себя в руки, заметил:

– Все же я признателен вам за такие чувства.

Машина Кэй остановилась у выхода.

Джадд встал и протянул руку. Карр крепко пожал ее, тряхнул: его прощальное молчание было исполнено красноречия. Джадд, отвечая тем же, кивнул.

И направился к двери. Мэри поспешила распахнуть ее перед ним.

– Прощайте, – шепнула она.

Он кивнул и, не глядя на нее, вышел на свежий воздух.

Фрэнк Уиттейкер подогнал «Ривьеру» позади машины Кэй и, остановив ее, приветственно замахал рукой. Джадд подошел к нему, пока не остановился у наспех открытой дверцы. Фрэнк выбрался, неловко разгибая ноги и руки: задержка придала силы наконец-то состоявшемуся приветствию.

– Очень любезно с твоей стороны, Фрэнк, – сказал Джадд, пытаясь отыскать на его лице объяснение, помимо того, что дала ему Кэй. Зрительный удар не задел лица Фрэнка, а уже в следующую секунду Джадд, словно пораженный контрударом, прежде чем успел нанести свой, едва не зашатался. Голова пошла кругом без всякой видимой причины, обман чувств оказался таким скоропалительным, что он нисколько не удивился, увидев свою записную книжку, лежащей на полу машины: четко вспомнил, что она упала с сиденья за миг до того, как он резко свернул тогда на светофор, только вот где конверт с гранками?

Всполошившись, он глянул вниз, обшаривая взглядом землю и думая, что конверт мог выпасть наружу, когда он дверцу открыл. Нет, он где-то в машине. Однако он не посмел нагнуться и заглянуть внутрь, чтобы поискать его. Если бы сделал это, то в обморок рухнул бы. Непременно голову нужно прямо держать. Пройтись, чтоб полегчало. Добраться до той забегаловки.

– Честное слово, Джадд, отлично выглядите, – обрушилось на него, какой-то голос из ночи, тьмы, которую разметало солнце, сиявшее на лице Фрэнка Уиттейкера.

– Ясное дело, я в полном порядке, – услышал Джадд собственный голос, быстро переводя дыхание, как бы подтверждая свои слова, возврат к реальности оказался таким же скорым, как и впадение в обман чувств.

– Может, вам «Ривьера» больше по душе? – спрашивал Фрэнк. – Мне все равно, легко справлюсь и с машиной Кэй, если вы…

– Нет, – выпалил, не дослушав, Джадд, слова у него опередили мысли от страха перед повторением прошлого. Отвернувшись, он увидел теперь, что Кэй вернулась в больницу. Ему было видно через стеклянную дверь, как она говорила с доктором Карром, кивая каким-то его словам и каждые несколько секунд бросая взгляды на мужа, словно проверяя, все ли с ним в порядке. – Нет, ей будет гораздо удобнее вести собственную машину, – сказал он и повернулся, направляясь к ней.

Фрэнк подался вперед, словно бы намеревался поддержать его, однако убрал руку, едва коснувшись кончиками пальцев руки Джадда, как бы извиняясь, он произнес:

– Полагаю, вам никакая помощь не потребуется.

– Точно, я в порядке, – сказал Джадд, глубоко вдыхая, упиваясь свежим прогретым весенним воздухом, наделявшим его силой, помогавшей идти вперед. Он прошел между машинами, обогнул машину Кэй, зайдя с правой стороны, чувствуя теперь легкое головокружение, когда же потянулся к ручке, то заметил, как дрожит рука, а все тело покрылось теплой испариной. Осторожно, стараясь не выдать себя, он уперся бедром в бок машины. Кэй, однако, должно быть, заметила это. Выскочив из больничной двери, она бросила чемодан и прибежала, открыла ему дверцу, не обращая внимания на старание Джадда остановить ее заботливую возню с ним, рука ее по-прежнему лежала на его руке, даже когда он уже забрался в машину и уселся.

Фрэнк сходил за чемоданом, положил его на заднее сиденье. Кэй села в машину и завела двигатель.

– Не волнуйтесь, я поеду сразу за вами! – крикнул вслед Фрэнк, голос которого уносило прочь, пока он торопился к «Ривьере».

– Ну, и что это все значит? – задал вопрос Джадд, когда машина уже ехала.

– А-а, он должен был мне перечень режима питания подготовить.

– Я не об этом, – начал он, но голос его оборвался, когда, в последний раз обернувшись назад, он увидел, как доктор Карр вышел из дверей больницы, смотря ему вслед.

Машина свернула, закрывая Джадду обзор до тех пор, пока вновь не вышла на прямую дорогу. Карр не махал рукой, лицо его в такой дали разглядеть было невозможно, но белый его халат еще долго притягивал к себе взгляд уже после того как горизонт раздвинулся вширь и Кэй вывела машину на автостраду.