ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
Из книги Уильяма Гаррета
«Два года в русском плену.
Крымская эпопея»
«…в час пополудни к нам заглянул доктор Фибих. С тех пор, как больных и раненых перевели в госпиталь, он живет в городе и не оставляет нас заботой — теперь, когда тюремная каюта сменилась убогим домишком на окраине. Русские власти разрешили нам с мистером Блэкстормом снять это жилище за свой счет, но мы не смеем покидать его без сопровождения жандарма. Кроме того, с нас взяли обещание, что мы не будем предпринимать попыток совершить побег. Как будто мы можем это сделать! Даже во время прогулок, мы находимся в обществе надсмотрщика — обстоятельство, невыносимое для цивилизованных людей!
* * *
Доктор Фибих показал нам необычный предмет — кусок дерева, пробитый железной стрелкой. Оказывается, русские сегодня испытали это оружие, предназначенное для сбрасывания с летающих машин на головы нашим воинам. Для этого в землю вкопали сотни деревянных кольев, расположив их рядами, подобно наступающим войскам, и надели на каждый кол по большой корзине. А иные украсили огромными, зелеными в черную полоску, фруктами. Они известны нам как watermelon, а здесь именуются „арбузом“.
Результаты ужасны: не менее, чем каждый пятый „солдат“ был поражен. Стрелы расщепляли колья, разбрызгивали арбузные „головы“, пронизывали плетеные „туловища“. Они летели с такой силой, что порой пробивали по два, а то и по три „солдата“!
Я был охвачен страхом и отвращением. Воистину, сбывалось пророчество Апокалипсиса: „…и стрелы с небес поразят бегущих.“ Я взмолился, обращаясь к Господу с просьбой вразумить наших военачальников: пусть они выстроят солдат не плотными рядами, а редкими шеренгами, чтобы стрелы (их именуют „флешеттами“) не производили столь безжалостного действия!
На это мистер Блэксторм ответил, что если поступить таким образом, то опустошения в наши ряды внесут уже не стрелы-флешетты, а штыки, которыми русские, как известно, орудуют с чудовищной жестокостью. И добавил, что не разделяет моей тревоги: флешетты, конечно, неприятное оружие, но ведь и умело нацеленный заряд картечи производит ничуть не меньшее опустошение!
Я не согласился с этим суждением; меня поддержал и доктор Фибих. В самом деле, стрелы, сброшенные с летучей машины, способны поразить и войска, находящиеся вне пределов досягаемости картечи, (весьма, надо сказать, скромных, всего триста-четыреста шагов), — и рассеивать их, причиняя сильную убыль в людях до того, как батальоны приблизятся к неприятелю. Мало того — доктор Фибих поведал о кошмарном действии, оказываемом флешеттами на кавалерию.
Мистер Блэксторм вынужденно признал, что недооценил опасности этого сатанинского изобретения. Мне же оставалось вспоминать слова одного из псалмов: „Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем!“ Ибо, как выяснилось, и в ночи наших отважных соотечественников ожидают неисчислимые беды; помоги нам Господь найти способ предупредить о том, что готовят русские варвары!
По окончании беседы, доктор Фибих с мистером Блэкстормом стали собираться в город, чтобы сделать дагерротипы русских кораблей, стоящих в гавани. Я усомнился в успешности этого начинания — хоть русские и не отобрали у репортера его фотографическую камеру, но вряд ли они позволят сохранить отснятые пластинки. Но доктор Фибих заверил нас, что он, как человек, приверженный идеалам европейской цивилизации, поможет сохранить эти бесценные свидетельства для истории…»
II
Документы проекта «Крым 18–54»
Папка 11/10
Выдержки из расшифровки аудиозаписи совещания группы «Адамант». 06 (18).09.1854.
* * *
Примечание от руки:
Фм — Генерал-лейтенант Фомченко Н.А.
Кмн — капитан 2 ранга Кременецкий Н.И.
Мт — Майор ФСБ Митин А.В
Бб — ст. лейтенант Бабенко Н.В.
* * *
Кмт: Андрей Генадич, доложи, что там у Белых?
Мт: Процесс пошел. Получено одобрение самого Строганова.
Фм: Напомните, майор, Строганов, это…э-э-э…
Бб: Вот, товарищ генерал-лейтенант, тут все…
(шорох бумаги)
Фм: Спасибо. Да, теперь припоминаю. Что ж, молодчина каплей, на самые верха залетел!
Мт: Неудивительно, если вспомнить, кто эта «Графиня»…
(шорох бумаги, смех)
Фм: Вижу, Белых совмещает приятное с полезным. Аристократка, можно позавидовать!
Мт: Да, товарищ генерал-лейтенант, Белых не теряется. Одно слово — спецназ! Углубляет, так сказать связи, внедряется!
(смех)
Кмт: Товарищи офицеры, прошу не отвлекаться! Майор, только самую суть…
Мт: Если совсем коротко, то Белых убедил Капитанаки просить у военных властей каперский патент для действий против кораблей союзников.
Фм: Это Спиро, что ли? Неужто согласился? Признаться, я удивлен.
Мт: А я нет, товарищ генерал-лейтенант. Он, хоть и старик, но авантюрист еще тот. А пахнет здесь солидными деньгами.
Фм: Тут написано, что ему за пароход от казны предлагали 18 тысяч серебряных рублей, и он отказался. То есть дело не в деньгах?
Мт: Именно в них. Белых убедил грека, что каперство принесет намного больше.
Фм: Жадный, выходит?
Мт: И снова нет. Белых докладывает, что Капитанаки и другие одесские греки хотят снарядить несколько судов с добровольцами для действий в Архипелаге и Мраморном море против турок, и даже объявили в городе сбор средств.
Фм: В Че Гевару решил поиграть? Как бы не доигрался…
Кмн: Я решил поддержать затею Белых в расчете на то, что греки помогут собрать информацию об обстановке в Варне. Есть основания думать, что англичане будут стягивать туда подкрепления.
Фм: Все равно, странно. Никогда не слышал о русских пиратах!
Мт: Каперах товарищ генерал-лейтенант!
Фм: Да какая разница, хрен редьки…
Мт: Разница принципиальная. Капер — гражданское лицо, препятствующее морской торговле и перевозкам неприятеля по поручению государства и за вознаграждение в виде части призовых денег. А пират — банальный морской бандит.
Фм: А эти, значит, бандиты идейные, небанальные?
Кмн: Еще в 18-м веке русские флотоводцы выдавали каперские грамоты грекам на Средиземном море. Так почему бы и теперь не попробовать?
Мт: Были даже каперские флотилии под российским флагом. Например, в 1788 году Ламброс Катсионис собрал такую во время Первой Архипелагской экспедиции. Потом он переселился в Россию, дослужился до капитана, получил дворянство.
Бб: Я читал, что Иван Грозный на Балтике…
Фм: Мы не на Балтике, старлей. И что, Строганов согласился?
Кмн: Белых сослался на регламент адмиралтейской коллегии 1765 года, где описана процедура ареста приза, определение вознаграждения и его раздел между участниками экспедиции. И оговорено, что правила эти распространяются и на призы, сделанные «капером от партикулярных людей на свои деньги вооруженным».
Фм: Так это когда было, восемьдесят лет назад!
Мт: В 1819 году адмиралтейская комиссия выпустила дополненные «Правила для партикулярных корсеров». Они действуют и по сей день.
Фм: Ну, раз так, тогда ладно…
Кмн: Итак, у нас два варианта: можем идти к Варне, вслед за Белых и Капитанаки и поддержать их. Например, разведданными. Да и наше вооружение вполне эффективно против небольших судов.
Второй вариант — оставаться возле Севастополя и держать связь с Велесовым. Старший лейтенант, доложите…
Бб: Так точно, тащ кавторанг! У группы Белых достаточно мощный передатчик, мы его ловим в пределах всей акватории Черного моря, а если нужно — то и дальше. А у Велесова УКВ-рации. Даже с ретранслятором на «Горизонте» предел — километров семьдесят.
Кмн: То есть, у Варны мы не сможем следить за тем, что происходит здесь, в Крыму.
Мт: Разрешите, Николай Иванович?
Кмн: Да, конечно, майор.
Мт: Считаю это несвоевременным. Велесов сообщил, что в Севастополе готовят операцию против союзников. И действовать намерены как с суши, так и с моря. Уверен, им понадобится наша помощь, хотя бы в плане разведки и координации действий. Да и со связью — у них всего три переговорника, а у нас этого добра навалом. При надлежащем обеспечении радиосвязью…
Кмн: Да-да, я помню ваши аргументы, Андрей Владимирович. Вы, стало быть, за то, чтобы остаться. А вы как считаете, товарищ генерал?
Фм: Вы, кажется меня отстранили? Чего ж теперь спрашивать?
Мт: Зачем вы так, Николай Антонович! Мы ценим ваш опыт…
Фм: Бла-бла-бла… Хватит юлить, майор! Ценит он… ладно, раз уж спросили, отвечу: я за то, чтобы остаться у берегов Крыма. Белых — парень хваткий, сам справится. А тут мы в гуще событий, можем быстро реагировать.
Кмн: Поддерживаю. Старший лейтенант, вы гарантируете связь с группой Белых?
Бб: Так точно! Если, конечно, с их передатчиком ничего не случится.
Кмн: Отлично, значит этот вопрос решен. Переходим к следующему. Согласно доклада начальника медчасти, состояние профессора Груздева оценивается, как…
(конец документа)
III
Кача. База гидропланов.
20 сентября 1854 года
лейтенант Реймонд фон Эссен
— Удивительно, как все повторяется… — Эссен поддал ногой высохший шар перекати-поля и тот, подпрыгивая, отлетел на десяток шагов. — Половина моих пилотов закончили школу военных авиаторов в Каче. И вот — снова здесь! Правда, сейчас тут ни казарм, ни аэродрома — палатки да голая степь.
Велесов кивнул. Над ковылями дрожал горячий воздух, несильный ветерок взвихривал изжелта-серую пыль. За пыльным маревом проступали соломенные крыши хат Александрово-Михайловского хутора; там мелькали белые дамские зонтики. Всего день, как алмазовцы перебрались сюда новое, а на хуторе уже появились городские «постояльцы». Севастопольская публика души не чаяла в авиаторах, и в Качу немедленно началось паломничество; хуторяне потирали руки и освобождали комнаты, предчувствуя барыши. Эссен и сам подумывал перебраться в нормальное жилище, но потом решил остаться поближе к аппаратам.
Солдаты в белых рубахах и фуражках споро ставили парусиновые шатры. В прибое болталась неказистая барка; с нее на берег сгружали бревна и доски, перетянутые канатами. Далеко в море маячили силуэты «Громоносца» и фрегата «Кулевичи» — охранение.
— А что, место удобное. До Евпатории по прямой верст тридцать, в самый раз для ваших «эмок». Союзнички ведь до сих пор сидят на плацдарме…
— Они и выгружаться только два дня, как закончили, на неделю позже, чем должны были… — отозвался фон Эссен. — Болтались в бухте, ждали англичан.
— А те взяли, и не явились! Спорить готов — французы ищут только повода, чтобы драпануть в Варну. Ничего, мы им повод предоставим, да еще какой!
— Все равно, странно… — покачал головой лейтенант. — Они к Севастополю даже разведку не выслали. Чего ждут — убей, не пойму. Неужели настолько перепугались?
Над головой протарахтел гидроплан. Развернулся над пляжем и пошел на посадку, точно вдоль линии прибоя. На берегу забегали, трое солдат и моторист в кожаной куртке кинулись к шлюпке.
— Ну, положим, разведка-то была. — хмыкнул Сергей. — Аж целый французский пароходофрегат! Ему в апреле здорово досталось под Одессой, да и при Альме должен был отличиться. Ан нет, не судьба…
«Вобану» и правда, крепко не повезло. На подходах к Севастополю французы напоролись на «Алмаз», вышедший в море для пробы машин. Крейсер шел в сопровождении «Заветного», «Богатыря» и «Громоносца», и после первого же предупредительного выстрела под форштевень — с убедительной дистанции в пятнадцать кабельтовых! — французы решили не испытывать судьбу и спустили флаг. Теперь трофей занял при эскадре место «Херсонеса», который спешно переделывали в авиатендер.
— Слышал, вы поменяли летнаба, Реймонд Федорыч? — поинтересовался Велесов.
— Да не то, чтобы поменял. На аппарате теперь этот дурацкий ящик, а в кабине, сами знаете, не повернуться. Сидим рядом, отсюда и теснота. Вот и решил найти помощника помельче, пока Кобылин глаз лечит…
Сергей уже видел устройство, изготовленное неутомимым Рубахиным. К борту гидроплана, снаружи, крепился большой фанерный ящик с откидным дном. Наблюдатель в полете должен был наполнять его флешеттами (их укладывали в корзины, связками по двадцать штук, запихивали в кокпит, сколько влезет), а потом, дергая за шнур, вываливал смертоносный груз на цель. Возиться, наполняя «бомбоящик» в тесной кабине, страсть как неудобно, а потому Эссен решился на нестандартный ход — предложил место «бомбардира» юнге, Петьке-Патрику. Мальчишка, попавшийв Качу вместе с алмазовскими матросами, неотлучно крутился возле гидропланов — и вовремя попался на глаза Эссену. С тех пор Патрик дважды поднимался в воздух и довольно метко высыпал флешетты на расставленные в степи мишени. А потом важно покрикивал на хуторских мальчишек, которые за три копейки на человека, допоздна выковыривали из сухой земли железные стрелки.
— Да, золотой парнишка… — согласился Велесов. Он успел познакомиться с юным ирландцем и даже подарил ему зеленый фломастер из «попаданских» запасов.
* * *
— Вашбродь, господин лейтенант! Тут вас дохтур спрашивают!
Эссен обернулся. У палаток, возле запыленной двуколки маячила долговязая фигура доктора Фибиха.
— А этому-то что здесь надо? — недовольно проворчал Велесов.
Эссен покосился на собеседника. Он знал, что тот недолюбливает эскулапа, но никак не мог понять — за что. Сам Велесов на прямые вопросы не отвечал, кривился и спешил перевести разговор на другую тему.
— Зарин прислал, проверить, что наши матросики пьют-едят. Не дай бог, дизентерия — вот-вот начнутся полеты, войска уже выдвигаются к Евпатории…
Сергей вгляделся. Доктор, хорошо заметный в белом летнем пыльнике, стоял возле «камбузного» шатра и, судя по жестом, препирался с баталером и коком.
— Кто там с ним еще?
Эссен приложил руку козырьком к глазам. И правда — с двуколки слезал еще один гость — мужчина в накидке из бурой шотландки, высоком кепи и длинным свертком под мышкой. Отошел на несколько шагов, что-то сделал со своей ношей, и та разложилась в треногу. Клетчатый гость стал устанавливать на ней большой деревянный ящик.
— Вот ведь, Фибих, маму его нехорошо!..
IV
Одесса. Потемкинская лестница
20-е сентября 1854 г
капитан-лейтенант Игорь Белых,
позывной «Снарк»
— Очень вы нас выручили, Ефросинья Георгиевна!
— Сколько повторять, мон шер: не смейте называть меня так! Ужасно не не люблю свое имя, особенно уменьшительное. «Фрося», — фу… Кухарка какая-нибудь!
А как же мне, в таком случае, называть вас, сударыня?
— Друзья зовут меня «Фро». Мы ведь с вами друзья, не так ли?
— «Фро» — это, должно быть, от английского «frost», мороз. У вас ледяное сердце, сударыня?
— А вы хотите его растопить? — женщина кокетливо глянула на спутника.
Они неторопливо шли вдоль парапета Приморского бульвара. Справа. До горизонта, серебрилось море; по брусчатке тарахтели пролетки, платформы, семенили парочки, пробегали мальчишки-газетчики:
— Последние новости! Французы и англичане высадились в Евпатории! Последние новости! Морское сражение, много кораблей потоплено! Последние новости!
Из своего «гардероба», Белых оставил только высокие шнурованные «коркораны». Шевиотовый сюртук, сорочку и панталоны принес кто-то из родичей дяди Спиро. К удивлению Белых одежда пришлась ему впору; сюртук, чуть более широкий, чем надо, отлично скрывал пистолет в наплечной кобуре.
Его спутница выбрала для прогулки платье персикового цвета, отделанное кружевами. В тон платью — чепец и ажурный зонтик.
— И все же, не знаю, как вас и благодарить!
— Что вы, мон шер, какие пустяки! К тому же, я так вам обязана…
У каплея сердце таяло от этого «мон шер». А каким лукавым взглядом сопровождались эти слова, каким нежным пожатием ручки в кружевной перчатке… Любой автор дамских романов не задумываясь, заявил бы бы, что бравый каплей влюблен, как гимназист.
А иначе — зачем эта прогулка: сначала на элегантной коляске до самого Большого Фонтана, потом, не спеша, пешком вдоль берега? Уж не ради «вербовочной встречи с агентом „Графиня“»…
Напротив восьмой станции Большого Фонтана полюбовались на мачты и полузатопленный корпус английского фрегата «Тигр», подожженного ядрами с батареи поручика Абакумова. Ефросинья Георгиевна показала, где грузились на барказы казачки Ореста Кмита и поручика Цигары, дважды ходившие на абордаж. А взятый на фрегате нарядный, в бронзовых обручах глобус, Белых сам видел на столе, в кабинете Строганова.
Встречу эту устроила тоже Фро. После сердечных, но увы, бесполезных бесед с путейцем и артиллерийским подполковником (рад бы, друг мой, да никак не получится — сам в городе только третий день, ни пса не знаю!) — капитан-лейтенант обратился к Казанковой не особо надеясь на успех. А если совсем честно — чтобы иметь повод встретиться с обворожительной дамой, так романтично вырванной из лап османов.
Белых удивлялся себе — до сих пор он не позволял себе отвлекаться во время задания. Да и на кого было ему отвлекаться? На бородатых террористов? На диверсантов украинской безпеки с физиономиями пропившихся бомжей? Или на контрабандистов, по-прежнему промышляющих в Крыму? Ему впервые пришлось контактировать с таким агентом — и эту попытку он с позором провалил.
Хотя — почему же провалил? Совсем даже наоборот: после обращения к Казанковой, дела чудесным образом устроились. Уже через час капитан-лейтенант сидел в приемной генерал-губернатора новороссийского и бессарабского, и выкладывал подробности своего проекта.
К удивлению Белых, граф ни словом не обмолвился об их оружии, амуниции и прочих странностях. Не знал? Но ведь всех свидетелей захвата парохода должны были припустить через мелкое сито допросов, вытащить из них все подробности, включая те, о которых они сами успели позабыть. Похоже, здешние особисты мух не ловят — если тут вообще есть особисты.
Как бы то ни было, графа вполне устроила наскоро состряпанная легенда: служащие некоего дальневосточного ведомства изучать порты хозяйство Новороссийска, Одессы и прочих черноморских городов. Разоблачения Белых не опасался — на Камчатке он бывал и даже прослужил там около года. Что до «специальности» — в подготовку боевых пловцов входило и изучение всех типов портовых сооружений, и детальные сведения по гидрографии. Если придется, они могут поучить местных инженеров.
Но подтверждений не потребовалось. Строганов так же легко проглотил и другую байку: зафрахтованная для перехода в Одессу шхуна якобы попала в шторм и чуть не потонула, причем все бумаги «камчатских портовых служащих» оказались безнадежно испорчены морской водой. Белых поверить не мог в такую доверчивость: как у них тут сейфы с секретными документами по ночам не выносят? Он проделал бы это без пистолетов с глушителями и ПНВ, на одной здоровой наглости.
Эта уверенность дала трещину под самый конец встречи. Строганов внимательно выслушал его предложение, задал несколько вопросов, — все по существу дела, — вызвал адъютанта и надиктовал письма для одесского генерал-губернатора и начальника порта. И, пожимая на прощание руку, сказал: «Желаю вам, сударь мой, чтобы ваши противники были столь же беспечны как и мы, наивные провинциалы!»
С тем и расстались. Белых отправился на Молдаванку, на ходу размышляя, кто, собственно, кого обхитрил.
* * *
На следующий день Белых встретился с Ефросиньей Георгиевной. Он колесил с ней по Одессе, жал ручку, отпускал комплименты, восхищался видами города и остроумием собеседницы. А под вечер оказался здесь, на верхних ступенях огромной лестницы. Той самой, что станет известна всему миру после фильма Эйзенштейна.
«А может и не станет, — напомнил себе капитан-лейтенант. — В конце концов, мы тут историю меняем, или семечки лузгаем?»
Семечки здесь продавали на каждом углу — тыквенные, арбузные подсолнечные, жареные, соленые и еще бог весть какие. На парадном Николаевском бульваре, в тенечке, подальше от Дюка и потного, скучающего городового, — с полдюжины баб, с корзинками, наполненными сыпучим товаром.
— …семачки, семачки!..
— …полушка жменя, жареныя, соленыя, крупны-я-я-а!..
-..мадам, с горкой сыпьте, с горкой! Не жмитесь, с собой на тот свет все одно не возьмешь…
— …копейка за три жмени тыквенных? Это больно…
Белых неторопливо, как и полагается приензжему, обошел вокруг памятника. Английского ядра в цоколе не было, вместо него щерился свежими сколами гранит. Чугунную заплатку с символическим шаром поставят, надо думать, не скоро. А может и не поставят вовсе — кто знает, как что будет со здешней историей после их вмешательства?:
* * *
— Что же вы, Жорж? Невежливо заставлять даму ждать!
Ефросинья Георгиевна стояла на верхней ступени лестницы, и за спиной у нее открывался вид на Практическую гавань. Мачты, реи, путаница такелажа — прямо гриновский Лисс, подумал Белых.
Правда, Фро не слишком похожа на Ассоль. И годами постарше и девичьей наивности не наблюдается. Женщина с прошлым, как раз в его вкусе.
Грандиозная лестница каскадами стекала к гавани. Он не раз бывал в Одессе, и хорошо помнил каштаны, окаймлявшие парапеты, спуск на Приморскую улицу и сплошные крыши пакгаузов за ней. Тут все иначе. Ставший в будущем пологим, склон обрывается серо-желтой известняковой кручей от парапета Николаевского бульвара, так что лестница, — это, по сути, наклонный многоарочный мост. По обе стороны от него пустыри с редкими кустиками, да торчат кое-где разномастные домишки. Привычных чугунных фонарей на площадках нет; подножие лестницы упирается в «Купальный берег» — узкую набережную, за которой высится лес мачт.
Лестница еще не стала «Потемкинской» — сейчас ее называют лестницей Николаевского бульвара, Ришельевской, Портовой, Большой, Каменной — кто как. И неизменно шутят, что Воронцов построил лестницу для того, чтобы бронзовый Дюк мог, когда вздумается, прогуляться до моря.
* * *
— Кстати, сударыня, давно хотел спросить: а зачем вас понесло из Аккермана на «Воронцове»? Война же, моря неспокойны?
— Велика радость — трястись по степи в экипаже! Шестьдесят с лишним верст в дороге — да и какие это дороги? Пылища, ухабы…А на пакетботе — и удобства и общество. Я ни раз бывала в Аккермане и всякий раз добирались по морю. Вы бы знали, какой там рай, особенно, после душного города!
По мнению Белых, никакой духоты в Одессе не было. Жара, конечно, пыль, но повсюду зелень, воздух чистый, никаких автомобильных выхлопов. Разве что печным дымом попахивает…
Но его мнения не спрашивали — следовало кивать и соглашаться. Ефросинья Георгиевна легко, будто на ступеньку Ришельевской лестницы, перескочила на другую тему. Как водится, не имеющую ничего общего с предыдущей:
— Эта ваша амуниция столь необычна, столь… fantasie!
С опозданием Белых сообразил, что она говорит о снаряжении боевых пловцов. А ведь что ей стоило вот так же, непринужденно поведать обо всем графу?
«…а, может, и поведала?..»
— В юности я почитывала рыцарские романы, — увы, мой бедный супруг этого не поощрял. Пусть ваши доспехи и не похожи на латы рыцарей Круглого стола, но нет никаких сомнений — мужчина, носящий их, истинный воин! Ничего общего с галунами и эполетами наших паркетных шаркунов! Впрочем, офицерам без внешнего лоска нельзя, так ведь?
— На паркетах с политесами не был, — осторожно ответил Белых. — Мы все больше на палубах…
«…тьфу ты, какая банальщина…»
— А раскраска лица, — наверное, также пряталсь в чаще молодцы Робин Гуда. Вы тоже благородные разбойники, monsieur?
— Поверьте, мадам, мы самые что ни на есть рыцари.
— А раз так, — рассмеялась женщина, — вы, конечно, не откажете прекрасной даме в ее маленьком капризе?
— Для вас — клянусь, что угодно, мадам!
— Ловлю вас на слове, мон шер. Как я понимаю, ваш пароход скоро покинет Одессу? Кстати, как его будут называть?
— Дядя Спиро хотел назвать «Клитемнэстра», в честь своей старой шхуны. Но я предложил другое название. Он спорить не стал, ведь это мы его захватили, а значит — в своем праве. Пароход будет называться «Улисс». Грекам ничего, понравилось — это же их герой!
— Улисс… — Казанкова прикрыла глаза, словно пробуя слово на вкус. — Это ведь то же самое, что «Одиссей»? А вы романтик, дорогой капитан. Царь Итаки, путешественник, мечтатель… красиво!
Белых, обожавший романы Алистера Маклина, имел совсем не гомеровского персонажа. Но уточнять не стал — «Корабль Его Величества „Улисс“» здесь еще не издали.
— Капитанаки сутками торчит в порту. Я и представить себе не мог, что можно так быстро подготовить корабль к походу…
— Да, я слышала, что греки по всему городу собирают для этого деньги. — кивнула Ефросинья Георгиевна. — Ине только греки. Вчера дядюшкина супруга объявила подписку в дамском обществе. Со средствами у вас трудностей не будет — а вот как с командой?
— Отбоя нет! И греки и русские — рыбаки, матросы с торговых судов. Есть немец, из колонистов, пароходный механик: услыхал, что шкипером у нас его соотечественник, и завербовался. Даже казачий офицер пришел. Хочу, говорит, бить бусурман на морском пути, как запорожцы бивали! Между прочим, тот самый Тюрморезов, которого греки-контрабандисты боятся, как огня. Дядя Спиро, как увидел его — чуть дара речи не лишился.
Собеседница лукаво прищурилась.
— И что, взяли?
— А как не взять? Он ведь не один заявился, а с казачками! Пять молодцов, один другого страховиднее, при оружии. К морю привычны, из азовцев, до войны ловили турок-контрабандистов на военных барказах. А уж когда показал бумагу с личным дозволением от графа Строганова — я сразу понял в чем тут дело…
— Ну еще бы! — засмеялась Казанкова. — Не мог же дядюшка оставить вашу компанию без присмотра!
«А она, похоже, знала, — с опозданием понял Белых. — Ну, Фро, ну хитрюга…»
— Раз вы взяли казачков, то найдется место еще для одного человека? — продолжала дама. — Есть желающий, вы уж, пожалуйста, не откажите!
— Вообще-то у нас полный комплект, Ефросинья Георгиевна. Но, раз вы просите..
Ефросинья Георгиевна притворно нахмурилась и стукнула своего спутника веером по плечу:
— Какой вы гадкий, Жорж! Я же запретила называть меня этим ужасным именем! Но я прошу вас, если вы выполните свою клятву!
— Какую кля…
— Вот они, мужчины! — женщина картинно возвела очи горе. — Уверяли, что готовы исполнить любой мой каприз и уже позабыли! Такой-то вы рыцарь?
— Но я ведь не отказываюсь, Ефро… — ох, простите, сударыня! Я не отказываюсь, совсем наоборот!
— А раз не отказываетесь — извольте исполнять! Дело в том, что новым членом экипажа буду я. И учтите: мне нужна отдельная каюта и, кроме того, уголок для горничной. К вечеру я пришлю список багажа, подумайте, где его разместить!
— А ваш дядюшка в курсе? — осторожно поинтересовался Белых. Опасную затею следовало пресечь на корню.
— Мон дье, разумеется, нет! — фыркнула Казанкова. — И если он хотя бы заподозрит — немедленно запретит мне выходить из дому, а заодно и экспедицию вашу отменит. Он же знает, что я обязательно нарушу запрет и сбегу!
«…вот и имей после этого дело с ба… э-э-э… с аристократками!»
