Врачебная практика
Утром следующего дня, как только стало рассветать, юноша снова был у входа в дом Омара Хайяма.
– Учитель, – начал он встревожено с порога, – я видел сон… – И Хусейн рассказал Омару Хайяму о том, что видел…
– Могу сказать, что сон твой в руку… На следующий день после казни лукавого визиря Саббаха я был вызван во дворец.
– Расскажите, что было там?
– Изволь, раз интересно. Жена султана не видела меня, хотя и слышала о том, кто я таков и чем был занят во время царствования ее мужа. И встретила меня словами:
– Так это ты… Имам Хорасана, Ученый муж века, Доказательство Истины, Знаток греческой науки, а также Царь философии Востока и Запада?
– Всего лишь раб, – начал я ответ, – что родом из страны, что зовется Прах. Философом меня назвал лукавый лжец. Когда же понял, как мне мало жить осталось, тогда и разучился я мгновеньями сорить. А ныне просто павшая бутыль в людском забвении, чья кровь почти уж вылилась из сердца… Лежу вдали от всех и жду, пока котел судьбы не вскипятит мне Смерть.
– Однако, жив пока, ты должен мне свое искусство врачеванья показать, – произнесла Таркан-хатун так, что и нельзя было отказаться.
– Сие лишь миф очередной… Торговцы святостью в чалмах законоведов давно плутом меня назвали…
– Однако хватит препираться и хитрить… Мой младший сын Санджар… Он тяжко болен. Не вылечишь – на плахе следующей твоя тогда уж точно будет голова. Теперь ступай, тебя отведут в покои сына…
Лишь взглянув на юного сына Таркан-хатун, которого она решила возвести на трон, я сразу заметил тревожные признаки оспы, которая в те годы редко излечивалась. И попросил одного из слуг срочно найти и пригласить ко мне доктора Абу Али ибн Сину, предупредив, что мне нужна его помощь для исцеления больного ветряной оспой. И чтобы он поторопился, так как смерть стоит уже у порога дворца. Это было услышано и льстивыми устами тут же донесено до Таркан-хатун. Десять дней не отходили мы от ложа ее больного сына. Нашими совместными стараниями будущий султан Санжар пошел на поправку, но на всю жизнь затаил неприязнь ко мне. Вскоре я снова предстал перед Таркан-хатун.
– Верно ли, что ты предрекал моему сыну смерть? – спросила она.
– Верно, госпожа. Мы вольны видеть то, что показывает нам Аллах и опыт врачества.
– И что же показал тебе Аллах?
– Что преступна даже мысль лечить лекарством душу и снадобьями скорбь из сердца изгонять.
– Понятны мне твои слова, философ.
– Позвольте добавить к сказанному… – обратился я к ней.
– Я слушаю тебя.
– Ваша любовь к Санжару оказалась, как я понимаю, сильнее, чем любовь к Аллаху и Его воле, а потому Он и хотел забрать у вас мальчика…
– А как же ваши лекарства?
– Они были замешаны на наших слезах и настроены на постоянной молитве с просьбой к Аллаху о выздоровлении твоего сына, госпожа.
– Я услышала тебя, лекарь… Что посоветуешь ты мне? Скажи, как только ты это умеешь…
Всего несколько мгновений потребовалось мне, чтобы напрячь свой ум, и я ответил ее словами, которые тебе сейчас я повторю:
– Возьми, о, госпожа моя, пример с цветка, который сам не ищет трудолюбивых пчел, а, даря им нектар, привлекает к себе. Так и твоя любовь – воистину нектар, на который слетаются и будут слетаться нужные тебе люди. И еще…
Смерти я не страшусь, на судьбу не ропщу,
Утешенья в надежде на рай не ищу.
Душу вечную, данную мне ненадолго,
Я без жалоб в положенный срок возвращу.
– Не хочешь стать моим визирем? – вдруг спросила меня Таркан-хатун, и я попросил разрешения снова ответить мне новым четверостишьем. Она согласно кивнула, и я произнес:
Как жалко мне твоих вельмож!
Наградам несть числа,
Но нет и радости в плену алчбы и зла.
Однако честный муж, от жадности свободный,
Для них не человек. Вот странные дела!
И хорошо понимаю, что, прославясь здесь, – ославите меня тотчас… Запрусь, уединюсь – в тот же час услышу: мол, он прячется от нас…
– Скажи, поэт, за что ты не любишь женщин?
– Как не любить тебя, о госпожа моя и олицетворенье женщины!.. Или мать-женщину, родившую меня! Кто мыслит так, тот сам в любовь не верит. А вот поддельная, лукавая любовь, право, не стоит многих слов. Поверь, о госпожа моя, не смогут обогреть гнилушки вместо дров… В толпе тебе подскажут путь куда тебе угодно, но не в Страну Любви. Проводников там нет…
– Живи тогда, как жил и дальше. Я видела в бумагах, что визирь Низам ал-Мулк назначал тебе годовое жалованье в 10 000 золотых динаров, дабы ты беспрепятственно мог заниматься наукой. Пусть будет так. Я подпишу этот указ, и деньги ты получишь… Теперь ступай. Хотя постой… Скажи хоть что-нибудь перед тем, как ты расстанешься со мной.
И я ответил ей тогда:
Лицо твое – заря, а кудри – мрак ночей.
Фисташка сладких уст, миндаль живых очей.
Для сердца моего сам Бог избрал хозяйку:
Когда я без тебя – потерянный, ничей.
И, низко поклонившись ей, я вышел… А теперь ступай домой и ты, мой милый друг, хотя и отпускать тебя совсем невмоготу.
– Позвольте последний вопрос, Учитель?
Старик согласно кивнул головой.
– Вы сказали, султан Санжар на всю жизнь затаил неприязнь к вам. В чем это выражалось?
– Хотя бы в том, что он лишил меня ежегодного годового жалованья, дарованного мне его матерью Таркан-хатун… А теперь ступай. Даст Бог, и завтра новый день наступит для обоих.
