27
Мэрибет продолжала писать письма близнецам, стопка на ночном столике росла. Однажды она зашла в магазин канцтоваров и отдала сорок долларов за хорошую бумагу и еще двадцать за ручку с пером. Это была самая нелепая роскошь, приобретенная ею после ухода из дома.
Мэрибет и вспомнить не могла, когда писала письма на такой бумаге. Может, это были благодарности после свадьбы? А когда родились близнецы, она благодарила всех за полученные подарки. Не очень богато, но хоть так. А в последнее время эти благодарственные письма стали редкостью, если не считать мать Джейсона, которая обижалась, если ей вовремя и надлежащим образом не говорили спасибо за подарок.
Писать на бумаге, от которой пахло как в старой библиотеке, было приятно. Перо скрипело, выводя слова. И письма как будто стали существеннее.
«Дорогие Оскар и Лив,
тут много музеев. На прошлой неделе я начала их исследовать. Сначала пошла в художественный, а вчера была в музее естественной истории. Там столько ископаемых динозавров, а синего кита нет. Помните, как мы видели его в музее динозавров? Лив, помнишь, что ты сказала?»
Музеем динозавров они называли музей естественной истории, потому что когда они туда ходили, то смотрели в основном только скелеты громадных тираннозавров. Но в тот день – уникальный, как редкая птица, воскресенье без чьего-нибудь дня рождения, встреч с другими детьми или занятий – им удалось зайти дальше, посмотреть на камни с луны, а потом и зал, посвященный жизни океана, в котором с потолка свисал гигантский синий кит.
«Мы все легли на пол, хотя вам это и показалось безумием, и смотрели на него снизу вверх. И ты, Лив, сказала: «В саду говорили, что у синего кита такое большое сердце, что через него можно пройти насквозь». А ты, Оскар, ответил: «Я хочу пройти через чье-нибудь сердце». Я сжала ваши руки и сказала: «Вы идете через мое».
И они до сих пор там. Хотя этого Мэрибет не написала. Женщине в командировке нет смысла так сентиментальничать, не надо доказывать, что ее больное сердце еще дееспособно.
