51
Новочеркасск. 28.03.1943.
Вечер. Я вошел во двор городской базы и краем глаза заметил Сахно, который стоял рядом с воротами, держался в тени и курил:
— Андрей! — окликнул он меня.
— Чего? — я посмотрел на него.
— Алейник пришел, тебя ждет. Меня из дома на холод выгнал, собака злая. Говорит — нечего в тепле отсиживаться, один охранник обязан находиться снаружи. А у нас как раз смена.
— Где он?
— У тебя в кабинете.
— Будь он неладен, — прошептал я себе под нос и направился в дом.
Тихоновский умчался на Кубань, зачем и почему, он не объяснял. Иванов заседал в комиссии по распределению пленных казаков и постоянно находился в Ростове. Единственным нашим начальником оставался Иван Сергеевич Алейник и за минувший месяц он надоел мне так, что я стал испытывать к нему антипатию. Видеть его уже не мог. Впрочем, не только я, но и казаки моей группы. А причина простая — он очень дотошный и постоянно пытался нас контролировать.
Раньше как было? Иванов и Тихоновский занимались своими штабными делами, а про нас вспоминали, только когда мы были нужны. И нас это устраивало. Я командир. Сахно, Сотников и Дзюба командиры подгрупп, мои заместители и помощники, все держится на них. При этом одеяло на себя никто не тянул, и у нас все было по-братски. Собрались, погутарили и что-то решили. На городской базе постоянно находился один дежурный, а остальные отдыхали, как им заблагорассудится. Если выезд на полевую базу или экстренная тревога, собирались быстро, так как адреса известны, а в городе починили телефонную связь. Короче, относительная свобода, в рамках разумного, без наглости с нашей стороны.
Однако Алейнику, кроме нас заниматься было нечем, и большую часть дня он проводил с нами. Куда группа, туда и он. Мы на полигон и он за нами. У нас выходной, а он не отдыхает, сидит на нашей базе. Ладно бы так, но Алейник стал влезать во внутренние дела группы. Почему на городской базе только один дежурный, ведь тут арсенал и могут напасть партизаны, диверсанты или подпольщики? Почему во дворе дома беспорядок? Отчего нижние чины, находясь в увольнении, носят при себе не только пистолеты и холодное оружие, но и гранаты? Он, между прочим, по званию войсковой старшина (полковник), и мой непосредственный начальник, которому я обязан подчиняться. Но его мелкие придирки, с которыми приходилось мириться, уже выводили меня из себя настолько, что я стал огрызаться. Словно старый казак специально провоцировал меня и проверял на психологическую устойчивость. А он это, конечно, пресекал. Если бы ругался или пытался меня построить, чтобы знал как служить по уставу, я бы это принял как должное. Но вместо этого Алейник проводил воспитательные беседы и постоянно меня поучал, будто он по-прежнему учитель, а я его ученик. И это злило меня еще больше.
«Скорей бы Тихоновский вернулся, — подумал я, входя в дом. — Может тогда Алейник исчезнет?»
Миновав второго дежурного, который сидел за столом и чистил пистолет, я кивнул ему и прошел в свою комнату.
Алейник был здесь. Он сидел в МОЕМ кресле. За МОИМ столом. И читал МОЮ книгу, мемуары казачьего полковника Федора Елисеева о боях на Кавказском фронте во время Первой Мировой войны.
Вот еще один момент, который меня задевал за живое. Алейник мог спокойно входить в помещение, которое я считал своим кабинетом, и брать со стола все, что на нем находилось. Это как? Так быть не должно. Но на мои замечания он не обращал внимания, отмахивался или начинал лекцию по офицерской этике казаков, которые все братья и у нас все общее, кроме женщин. Мол, если открыто помещение, входи и бери чужое. Особенно если ты старше по возрасту и чину. Демагог. Что-что, а говорил он красиво. Этого не отнять — умеет лапшу на уши вешать.
— Добрый вечер, Иван Сергеевич, — поприветствовал я его и присел напротив Алейника.
— Здравствуй, Андрей, — он кивнул, положил книгу на стол и добавил: — Занятное чтиво Федя написал, интересно читать.
— А вы знакомы с автором?
— Да, — он снова кивнул. — Не далее как пару месяцев назад получил от него весточку.
— Так он жив?
— А чего ему сделается? Крепкий казак. Воюет.
— И где? В каком полку? С ним можно увидеться?
— А ты бы этого хотел? — Алейник усмехнулся.
— При случае, конечно.
— Не получится. Федор Елисеев сейчас в Иностранном легионе. Судя по всему, где-то в Индокитае сражается с японцами.
— Вот как? — я был искренне удивлен. — Почему он там, а не на родной земле?
— Это у него спрашивать надо. Я за Елисеева не ответчик. Но, думаю, причина в том, что он не захотел продолжать Гражданскую войну, разочаровался в нашей борьбе и не верит в создание Казакии. А жаль, Федя хороший воин. И он, к сожалению, не единственный казак, кто остался в стороне. Ну да не об этом речь. Я к тебе не просто так зашел. И если бы ты сам не появился, приказал бы тебя вызвать.
— За три часа что-то резко изменилось? — теперь уже я усмехнулся. — Мы с вами сегодня уже два раза пересекались.
— Так и есть, Андрей. Кое-что изменилось. Появился человек, которого я долго ждал. Да и не только я. Он принес весточку, которая проясняет обстоятельства одного старого дела, и уже завтра твоя группа отправится в путь. Хватит отдыхать, пора родине служить.
— Куда направимся?
— На Кубань.
— К Тихоновскому?
— Нет. У него своя задача, а у нас своя. Миссия тайная. Экипировка — полная боевая. Транспорт и документы я обеспечу.
— Вы с нами?
— Конечно.
— К чему нам готовиться?
— Пока не знаю. Хотелось бы обойтись без стрельбы. Но может случиться так, что драки не избежать. А чтобы ты лучше понимал, куда и зачем мы отправляемся, расскажу одну историю. Однако запомни — что будет сказано, должно остаться между нами. Даже своим казакам ничего не говори. Даже любимой девушке и своему родственнику Кондрату, если он, вдруг, встретится на нашем пути. Никому ни слова, ни намека. Сейчас начальник у тебя один — это я. Других не слушай.
— Все настолько серьезно? — Алейник был встревожен, я это почувствовал и тоже напрягся.
— Да.
— Хорошо. Излагайте свою историю.
Он помедлил, пожевал сухими тонкими губами и спросил:
— Ты про казну Кубанской Ради что-то слышал?
— Краем уха.
— От дядьки?
— Ага.
— И что он рассказывал?
— Ничего, кроме того, что золотой запас Кубанской Рады исчез. Мы об этом особо не разговаривали. Не до того было.
Снова короткая пауза и Алейник начал рассказ:
— После падения царской России на Кубани задумались о создании самостоятельного государства. Предпосылки для этого имелись, и появилась Кубанская республика, которая управлялась Радой. Во власти оказались казаки из старых черноморских и донских семей. Люди более чем серьезные и они быстро собрали казну, которая могла дать казачьему государству резкий экономический подъем и обеспечить народу высокий уровень жизни. В основном это серебро и золото. Накопления запорожцев, которые после разгрома Сечи переселились на Кубань, а потом перетащили свои запасы на новое местожительства. Церковное имущество: ризницы, кадила, кресты и старые иконы в золотых окладах. Запасы государственных банков и казна Кубанского Казачьего Войска. Частные активы и трофеи с Кавказа. Например, два мешочка «турецких алмазов». В 1914 году османы ограбили персов и захватили драгоценные камни высокого качества. А казаки их перехватили, отобрали богатый трофей и отправили добычу не в Москву, к царю-батюшке, а на ридную Кубань. И это тоже часть казны Кубанской Рады.
В марте 1918 года большевики подходили к Екатеринодару. Удержать город Рада не могла и предпочла отступить. Члены правительства шли вместе с армией и когда припекло даже ходили в штыковую атаку. Казна находилась в обозе под особой охраной и перевозилась на 80 параконных подводах…
— Ничего себе… — не выдержал я и прервал Алейника. — Это же сколько золота…
— Не так много, как может показаться, — Иван Сергеевич поморщился. — Одна подвода в среднем перевозила полтонны. Всего в «банковском» обозе, как его называли бойцы Кубанской армии, сорок тонн ценностей. Плюс-минус еще пять. Вычитаем книги и документы, регалии Кубанского Войска и запорожские реликвии. Потом бумажные деньги, царские банкноты и векселя, а так же серебро — это шло на текущие расходы. Ну и остается тонн пять золота. Впрочем, не сбивай меня с мысли. Слушай дальше.
— Прошу прощения, Иван Сергеевич. Виноват. Дурак. Исправлюсь.
Алейник шутливо погрозил мне пальцем и продолжил:
— Красные очень сильно хотели завладеть кубанской казной. Но не вышло. Кубанцы соединились с добровольцами Корнилова и столкнулись с новой проблемой. Теперь уже лидеры Белого движения попытались наложить лапу на казну. И тогда было принято решение ее спрятать. От греха подальше. Занимался этим специальный отряд: Мыкола Рябовол, священник Кулабухов и группа надежных казаков. Они свою миссию выполнили — казну сховали. А потом был отбит Екатеринодар, и начались трения с белыми генералами. Священника Кулабухова обвинили в измене и самостийности, а затем повесили. Рябовола убили в Ростове. Казаки и офицеры из их отряда пропали или погибли. А когда большевики нас погнали, и начался большой драп, заграницу вывезли только двенадцать ящиков с регалиями и некоторые драгоценности. Золото и «турецкие алмазы» остались в тайнике. Где он находится — неизвестно.
Во время отступления на поиск клада были выделены четыре группы. Все имели надежные координаты, где и что спрятано. Казаки собирались вывезти золото в Крым. Однако никто и ничего не обнаружил. В указанных тайниках находилась мелочевка или они оказались пустыми. Две группы погибли. Одна потеряла половину казаков. В последней выжил только командир. В 1921 году на поиски кубанской казны отправились чекисты, специальный отряд из самых отъявленных сорвиголов, которых отбирал лично Дзержинский. По слухам, они тоже имели точные данные о местонахождении золота, ушли в горы и пропали. А в 1922 году казну искал генерал Фостиков и тоже ничего не нашел. Хотя при нем находился представитель Рады, который утверждал, что ему доподлинно известно, где находится тайник. Судя по всему, Рябовол и Кулабухов не доверяли другим членам Рады. Поэтому дали им ложные координаты тайников, а сами спрятали все в одном месте. Вариантов местонахождения казны несколько: подземелье под станицей Новощербиновской, аул Шенджий, засыпанные колодцы в станицах Атаманская, Калужская, Уманская, Староминская и Старощербиновская, пещера на хребте Пшаф или старые выработки на горе Собер-Оашх. А может быть казна в секретном бункере где-то в Екатеринодаре или окрестностях. Но тогда, выходит, после освобождения кубанской столицы золото тайно вернули в город или вовсе никуда не вывозили, а в сундуках и бочках вместо металла возили камни. К чему я тебе все это говорю, догадываешься?
— Будем искать клад?
— Верно.
— А человек, которого вы ждали, дал вам подсказку, где искать?
— Да.
— Он с нами поедет?
— Нет. И кто он тебе знать не стоит. В этом деле, чем меньше знаешь, тем больше шансов уцелеть.
— А куда именно поедем, сразу не скажете?
— Не скажу.
— Понимаю, Иван Сергеевич. Будь я на вашем месте, тоже придерживал бы информацию до последнего. Только не понятно, почему именно вы этим занимаетесь?
— А потому, Андрей, что двадцать два года назад я был командиром той группы, которая искала казну и не нашла ее. Своих казаков я вывел с боем. Половину, но вывел. Чудом ушли. А вот твой дядька Кондрат один выжил.
«Чем дальше, тем больше узнаю о своем родственнике и людях, которые меня окружают, — подумал я. — У всех тайны и все такие загадочные, что порой становится не по себе».
— Иван Сергеевич, еще вопрос можно?
— Хоть сто. Но не на все я смогу ответить.
— Сотню не надо. Сейчас важен только один. Если найдем казну, кому сдадим?
— Нашим атаманам.
— Всем?
— Конечно, нет. Никакой помпы не будет. Соберется узкий круг, наиболее авторитетные атаманы, и мы передадим казну им. Если хочешь знать фамилии, то это не секрет. Красновы, Науменко, Балабин, Татаркин, Шкуро и Кононов. Семь человек. Именно они будут распоряжаться казной Кубанской Рады. За кем есть реальная боевая сила, тот и будет допущен к секрету. А дальше пусть сами решают, как быть, на что тратить золото и надо ли это вообще делать.
— Ясно.
— Больше ни о чем спросить не хочешь?
— Не сегодня. Мне подумать надо.
— Думай, Андрей, — Алейник поднялся. — А я, пожалуй, пойду и высплюсь. Если не возражаешь, останусь у вас. А то мало ли что… Вдруг, со мной за ночь что-то случится…
— Оставайтесь, Иван Сергеевич.
Алейник подошел к двери, обернулся и, с усмешкой, поинтересовался:
— Надеюсь, ты не в обиде, что последний месяц я тебя и казаков прижимал?
— Нет.
— Вот и хорошо. Все это для дела. Я к тебе и твоим бойцам присматривался. Гнили ни в ком не обнаружил и теперь уверен, что на вас можно положиться.
Я промолчал, а Алейник вышел. В комнате наступила тишина и, почесав затылок, я сам себе сказал:
— Бывает же такое. Кладоискателем стану.
