Глава 14
На другой день ездили к дяде в больницу. Дядя Паша уже совсем оклемался. Он даже мог передвигаться самостоятельно, правда, приходилось пользоваться костылями. Нога все еще находилась в тугой повязке, и врачи не были уверены, что когда-нибудь дядя сможет ею пользоваться в полную силу.
– Но главное, я жив! – радовался он. – Ох, и натерпелся же я страху, Катюшка, когда этот тип на меня с топором бросился. Все, думаю, последняя моя минутка прошла. Вся жизнь перед глазами промелькнула. И знаешь, что я понял?
– Что?
– Что мне страшно.
– Ну, еще бы. Я понимаю. Любому было бы страшно. Ночь. Преступник с топором. И ты беспомощный лежишь на земле. Конечно, страшно.
– Нет, не этого я испугался. Мне помирать было страшно. А вдруг, думаю, там и в самом деле что-то есть? Ну, рай или ад. Как меня там встретят? Конечно, я всегда старался жить по совести, специально зла никому не делал, но все-таки… Что церковь на этот счет говорит, а, Катюша?
– Есть предание о преподобной Феодоре. Там очень подробно описаны все ее посмертные мытарства.
– Это у святой мытарства были? – вытаращил глаза дядя. – Ну, беда мне, коли так! Я-то ничего святого в своей жизни не сделал. Только грешил да небо коптил. Но ты все равно принеси мне эту книжечку.
Катя обещала. И дядя остался доволен. Он лежал и вздыхал:
– Эх, вот так живешь, а что дальше будет, и не знаешь.
Катя пыталась рассказать дяде, как они хотели с Андреем искать клад. Рассказала, что нашла письмо, спрятанное дядей на люстре. Но дядя был странно равнодушен. После случившегося он совершенно охладел к поискам золота.
– А может, ну его? – спросил он. – Черт с ним, с этим золотом, а, Катюш? Лежало оно себе столько лет и еще пусть полежит. Может, не время его вытаскивать?
– Как хочешь, дядя. Ты же сам меня сюда привез, чтобы золото это найти.
– Привез, – согласился дядя. – Привез, а теперь вот лежу и думаю – глупости все это. Ну что нам с этого золота? Чем оно поможет? Ведь умирать все одно когда-нибудь придется. И чем золото сможет мне там помочь? Ведь ничем же?
– Там? Там точно ничем.
– Ну вот, я и говорю.
Похоже, ночное нападение имело для дяди куда более глубокие последствия, чем заявили в своем заключении врачи. Может быть, физически дядя и не сильно пострадал, но душевная перестройка произошла в нем громадная. Когда Катя сказала, что они теперь будут искать клад вместе с Нюрой и Вованом, дядя и к этому отнесся, можно сказать, наплевательски.
– Если еще не разочаровались, так ищите. Вы – люди молодые, вам можно.
Рассказывать ему о том, что Нюрка обещала показать сегодня дом, в котором жило старшее поколение их семьи, в том числе и отец Степана-мельника, было делом зряшным. Катя даже и не стала пытаться.
Выйдя от дяди, она просто сказала Андрею:
– Едем!
И они поехали. И копали до поздней ночи возле дома, указанного Нюркой. И на следующий день копали, только уже с раннего утра и до вечера. На третий день снова копали, только уже вяло и утомленно, начали около полудня, к темноте в отчаянии побросали лопаты и уставились на огромные кучи выкопанной ими за три дня земли.
Копать так тяжело и долго пришлось потому, что у многообещающей Нюрки на деле не было точного ориентира. И под ее описание подходили сразу три дома, верней, три уцелевших от них фундамента в старой Олеховщине. Возле каждого из этих домов был засыпанный хламом колодец. И каждый из них пришлось расчистить. В итоге вчетвером друзья выкопали три глубоких колодца, но ничегошеньки в них не нашли!
– Нет, это просто что-то невероятное. Чтобы столько земли перелопатить и совсем ничего не найти!
На этот раз не было даже обитого железом сундучка или мятой медной кастрюли в утешение. Ничего, кроме земли, глины, песка, камней и какого-то неинтересного бытового хлама и мусора, который копился в этих колодцах не один год и, наверное, уже не чаял увидеть белый свет вовсе, кабы не такой неожиданный ему фарт.
Андрей выковырял из выкопанной земли когда-то и кем-то отбитый носик фарфорового чайника и долго смотрел на него. А потом размахнулся и в сердцах зашвырнул обломок так далеко, как только мог. И выругался. Громко и от души. Этим он выразил общие чувства, обуревавшие всех четверых кладоискателей.
– Гадство какое!
Несмотря на то что копали они усердно, результат был даже меньше нулевого. Он был отрицательный. Потому что Вован потянул спину. На руках у Катюши вздулись и полопались огромные мозоли. А Нюрка пришла в такое отчаяние, что на нее было страшно смотреть. За время поисков от волнения девушка сгрызла свои ногти чуть ли не до крови и вырвала половину своих волос. Где-то по пучку на каждый колодец.
Один Андрей выглядел сравнительно неплохо. Он был утомлен, расстроен, но относился к неудаче легче, нежели его новые друзья.
– Ладно, чепуха! – заявил он, когда приступ отчаяния прошел. – Пусть золота мы и не нашли, зато отлично размялись.
За эти слова Нюрка чуть было не вцепилась ему в лицо. От серьезных травм Андрея спасли отменная реакция и отсутствие нынче острых ногтей у самой Нюрки.
– Что ты так психуешь? Разве это золото когда-то было у тебя и ты его потеряла? Нет. Когда ты родилась, оно уже лежало в земле. И его все равно что не было.
– Но оно здесь! – Нюрка чуть не рыдала. – Я его чую! Здесь оно! Оно зовет меня!
– Э-э-э, милая, так ты совсем свихнешься. Золото ее зовет. А дедушка-мельник еще тебе не появляется?
Нюрка промолчала. Зато за нее ответил Вован.
– Каждую ночь старикан во сне к Нюрке приходит, – сдал он свою подельницу.
– И чего говорит?
– Торопит, – вздохнул Вован. – Укоряет, что не там ищем. Говорит, что подсказка у нас перед самым носом. Иногда смеется, какие мы глупые.
– Старик постоянно меня спрашивает, где у него может быть дом, – вполголоса буркнула Нюрка. – Как будто бы я это могу знать! И еще твердит, что золота у него много, мне одной хватит на всю жизнь.
– Это не дед к тебе приходит, это бесы тебя терзают, – произнес Андрей. – Молись на сон грядущий, и злые силы от тебя отстанут.
Но Нюрка не очень-то прислушалась к этим словам. Попросту их не услышала.
– Если дед говорит, что золота мне хватит, значит, он одну меня наследницей считает? – вместо этого задумчиво произнесла она. – Если бы иначе считал, то сказал бы не «мне», а «нам»?
– Ты эти мысли оставь, – забеспокоился Вован. – Вместе ищем, значит, и делить будем поровну.
О том, что они поделят свою находку на четверых в равных долях, кладоискатели договорились еще накануне раскопок. Нюрка сначала была не согласна, потом вроде бы согласилась, а теперь снова принялась сомневаться.
– Если поровну, тогда от нее тоже кое-что требуется!
И Нюрка злобно уставилась на Катю.
– У ее дяди есть письмо, которое ему написал отец. Почему она его нам не показывает?
Катя смутилась. По какой-то причине ей совсем не хотелось показывать это письмо Нюрке. Да, вроде как теперь они все действуют заодно, но… Катя и сама не могла объяснить этого своего нежелания, но оно было настолько сильным, что стоило Катюше только подумать о том, как она сейчас достанет письмо из тайника и отдаст его Нюрке, как голова начинала нещадно болеть, буквально раскалываясь на части, приходилось укладываться в постель. Но зато стоило девушке подумать о том, что никакого письма она Нюрке не покажет, как головная боль мигом проходила и Катюша снова была здорова и могла свободно двигаться.
В этом было что-то очень странное. Словно бы некая сила препятствовала Катюше в том, чтобы показать письмо Нюрке. А та не успокаивалась. И уже несколько раз Катюша ловила Нюрку на том, что приятельница рыщет по дому Андрея. С тех пор как они стали союзниками, Андрей пригласил Вована и Нюрку под свой кров. Катюша была этим сначала недовольна, она ждала от этой парочки какой угодно провокации, но Андрей объяснил ей, что так им самим будет удобней присматривать за их новыми «друзьями».
– Что в этом письме такого, о чем ты нам не хочешь говорить?
– Ничего там нет. Андрей его читал.
– Если он читал, почему мне нельзя?
Нюрка так подступала к Катюше, что у той не выдержали нервы. Она убежала к себе в комнату, надеясь, что Нюрка к утру успокоится. Но ничуть не бывало. За завтраком Нюрка еще сильней допытывалась у Катюши, где та прячет письмо. Просьбы отстать и замолчать не помогали. Нюрка всячески подначивала Катюшу, называла обидными прозвищами, звала единоличницей и эгоисткой, которая таится от своих друзей и даже родственников.
– Ведь мы же с тобой родня. Что ты ведешь себя как чужачка?
Андрей и Вован молчали. То ли не считая нужным вмешиваться в женские разговоры, то ли не замечая, что Катюша находится на пределе своего терпения от приставаний к ней Нюрки. В итоге Катюша сбежала от своей «родни», просто выскочила из дома и пошла куда глаза глядят. Она брела, сама не зная куда, довольно долго. И наконец, почувствовав, что у нее уже просто больше нет сил, Катюша опустилась на какую-то скамеечку и глубоко задумалась.
Очнулась она от холода, который стал покусывать ее. Пока Катюша двигалась, холода она не чувствовала, но, остановившись, она быстро остыла. Оглядевшись по сторонам, чтобы понять, где находится, Катюша обнаружила, что добрела до самой Олеховщины. И к тому же оказалась она не просто в деревне. Лавочка, на которой сидела девушка, находилась возле ворот того самого старого кладбища, с которого начал свой визит в родные места и ее дядя. Но он тогда искал тут могилку деда, а вот что понадобилось Катюше? Почему ноги привели ее именно в это место? Катюша не понимала.
Но раз уж она оказалась в этом месте, то принялась бродить среди могильных холмиков, стремясь разобрать наполовину стертые временем надписи на каменных покосившихся крестах. Кое-где таблички с именами совсем отвалились, и понять, кто покоится под данным надгробием, не было никакой возможности. Где-то и сами могилы почти ушли в землю. Но некоторые памятники еще сохранились. Видимо, установлены они были в свое время на совесть, денег на них не пожалели, так что время пока что не смогло отправить имена этих людей в небытие.
С трудом, но Катюше удавалось разбирать старообразные буквы, складывать из них имена и фамилии покоящихся здесь людей. Постепенно перед ней вставали образы тех жителей Олеховщины, которые когда-то населяли эти места. Мужчины, женщины, старики и дети. Все они жили на этой земле, любили и заботились о ней, а когда пришло их время, и сами легли в нее. Никуда не ушли, остались здесь.
Разбросанные здесь и там могилки говорили о некогда большой и густо населенной деревне. И внезапно на глаза Кати навернулись слезы.
– Что же с нами всеми случилось? – пробормотала она. – Как все это получилось?
Она имела в виду опустевшую Олеховщину. И ее последнюю жительницу – бабушку Афину.
– И ведь никого больше не осталось. Совсем никого!
Те люди, что должны были вскоре заселить новые дома, возводимые на берегу, Катей в расчет не принимались. Они были чужаками на этой земле. Их отцы и деды не знали этой земли, не пахали и не любили ее. И чтобы врасти в нее своими корнями так, как вросли в эту землю жители Олеховщины, этим людям надо было прожить в этих местах безвылазно не одно поколение. Так что своими этим местам им предстояло, если вообще предстояло, стать не скоро.
Внезапно Катя увидела большой могильный камень, настоящий гигант по сравнению с остальными. И ее словно бы потянуло к этому камню. Подойдя ближе, она разглядела высеченный на нем крест, а под ним несколько имен. Все они были с одной фамилией – Мельников. Это была их фамилия. Их род. И Катя поняла, что нашла камень, под которым нашли свое упокоение многие поколения ее семьи.
Рядом были и другие камни, но Катя не смотрела на них. Она опустилась на колени перед этим камнем, и губы ее сами собой зашептали слова молитвы. О чем она молилась? Что просила у неба? Катя выпрашивала милости для душ своих дедушек и бабушек. Клянчила для них местечко поуютней там, где они нынче оказались. И как особой милости просила хоть для некоторых из них Царствия Божия. Но ответа она не слышала. Слишком ничтожны и жалки были ее молитвы. Да еще холод стал донимать. Тот самый кладбищенский холод, проникающий, казалось, в самую душу.
Что же делать? Как помочь?
Катю осенило.
– Я знаю, что надо сделать! Дедушки! Бабушки! Слушайте меня! Если мы найдем это золото, то я придумала, как нам его потратить. Я не возьму золото, не потрачу его. На эти деньги мы построим в деревне храм или если денег не так много, то хотя бы часовенку. И закажем поминальные службы за всех, кто лежит на этом кладбище. И за вас в первую очередь. И сами будем молиться, пусть в этих местах вновь воцарятся мир и радость. И чтобы люди снова смогли жить в этих местах, не боясь здешнего проклятия.
Стоило ей сказать эти слова, как ей снова стало тепло. Стылого холода она больше не чувствовала. Обрадованная этим знаком, Катюша с новой силой погрузилась в молитву. Молилась Катюша усердно. Солнце встало и стало припекать. И лишь тогда Катя вновь поднялась на ноги.
– Вот живые что-то там строят, расширяют, увеличивают свои жилища. А вы – умершие – довольствуетесь малым. Один камень, один дом для вас всех, и всем вам в нем просторно.
Катя замолчала. Сказанное поразило ее саму.
– Один дом, – прошептала она. – Дом для тех, кто умер. Ну да, конечно! А какой еще дом может быть у мертвого? Только его могила! – И она воскликнула: – Дедушки! Милые! Я поняла! Я поняла, где зарыто золото!
Теперь Катюша знала, что нужно делать. Она извлекла из кармана письмо, развернула его и буквально впилась глазами в план, который был в нем изображен. Сориентироваться по сторонам света ей помог мох на могильных камнях. Все камни с одной стороны были покрыты им гуще, чем с трех других. Эта сторона и была обращена к северу. Дальше было и вовсе просто. Встав так, как указывал ей план, Катюша пошла по заросшей, но все еще различимой тропинке, которая змеилась между могил. Когда-то тропинка была выложена камнями, благодаря чему и не заросла еще целиком. Даже спустя почти сто лет ее можно было различить среди травы и кустарников.
К немалой Катиной радости тропинка огибала могильные камни именно так, как было указано на плане.
– Налево. Направо. Снова направо. Вот и пришли!
Катя принялась озираться по сторонам. Где же здесь может быть колодец-журавль? Ничего похожего на колодец поблизости не было. Рос дуб, очень высокий и по виду жутко старый. Катя даже не смогла обхватить его ствол руками.
– Сколько же ему лет? Наверное, он рос еще при прадедах.
Но сколько бы ни лазила Катюша вокруг дуба, никакого отверстия в земле, похожего на колодец, она не обнаружила.
– Как же так? Может, его засыпали? Сровняли с землей?
Но тогда нечего было и думать, чтобы найти то место. План был недостаточно подробен, чтобы указать точное до сантиметра место. Значит, копать предстояло в радиусе пяти метров и на непонятно какую глубину. Катя сильно сомневалась, что сможет уговорить своих уставших товарищей копать котлован глубиной, возможно, пять, а возможно, что и шесть метров.
– Это целый пруд получится. Ребята на такое ни за что не подпишутся. Да и как быть с корнями дуба? Они здесь повсюду. И вырыть между ними яму будет непросто.
Побродив немного по пятачку, но так и не обнаружив следов колодца, Катюша вернулась к тому дереву, от которого начала свои поиски и к которому ее привела тропинка. Она так устала, что просто не могла больше двигаться. Села на землю, привалившись спиной к шершавой коре дерева, и закрыла глаза.
Неожиданно ее что-то стукнуло по макушке. Оказалось, это упал желудь. А затем над головой у Катюши раздался какой-то звук. Задрав голову, девушка увидела задорную белочку, которая смотрела на нее сквозь ветки с редкими облетевшими листьями.
– Привет.
Белочка зацокала в ответ. Кажется, она грызла тот желудь, который и упал на голову Катюши.
– Хочешь вкусненького?
У Кати в кармане завалялось несколько семечек. Она положила их на ладонь и протянула вверх свою руку. Может, это будет для зверька достойной заменой упавшего желудя?
Белочка без всякого страха перед человеком спустилась по стволу вниз, обнюхала пальцы и смело взяла угощение. Семечки явно пришлись ей по вкусу. Усевшись чуть выше на ветку, белочка принялась грызть подсолнечник с таким аппетитом, что только шелуха по ветру летела. Потом взяла еще и еще.
Катюша молча любовалась зверьком. Белочка уже стала менять свою летнюю рыжую шубку на зимний серебристо-серый наряд. Ушки, лапки и хвостик у белочки были еще рыженькими, а вот спинка, тельце и мордочка уже вовсю серебрились. Выходило очень нарядно, как будто бы белочка специально оделась в шубку с рыжей оторочкой. И к ней нацепила рыжую шапочку.
– Какая ты нарядная! – похвалила Катюша зверька.
Белка не возражала. Она быстро подъела все семечки с руки Катюши, а затем, убедившись, что больше ничем вкусненьким от пальцев девушки не пахнет, ускакала по своим делам дальше. Проследив глазами за шустрым зверьком, Катя наткнулась взглядом на какой-то бесформенный комок из сора и веточек, забившийся между ветвей. Задержавшись на нем глазами, но так и не поняв, что это может быть такое, Катя побрела прочь.
Бабушка Афина возилась в своем огородике, приводя его в порядок. Старушка лихо махала лопатой, перекапывая грядки и закапывая поглубже перепревшую скошенную раньше траву и пожухлые листья, которым предстояло за зиму перегнить и стать на следующий год питательным компостом для будущего урожая.
– Чего пригорюнилась? – крикнула она Катюше через забор. – Чего нос повесила?
– Да так.
Старушка выпрямилась и, опершись на черенок лопаты, неожиданно сказала:
– А я стерхов сегодня видела.
– Кого?
– Стерхов, – повторила бабушка Афина. – Журавлей.
– Ах, журавлей.
Что-то такое мелькнуло у Кати в голове, и она стала слушать внимательней.
– Уже много лет они у нас в деревне не показывались, – продолжала старушка, сияя от радости, словно новенький пятак. – Раньше много было, а потом исчезли. А тут вдруг гляжу, пролетели над головой. Курлыкают. Я работу бросила, смотрю на их клин. А они словно бы к родным местам возвращаются, медленно летят, присматриваются. А над старым кладбищем и вовсе долго кружили.
Над старым кладбищем. А Катя как раз оттуда и пришла. И с еще большим интересом она взглянула на старушку.
– Говорите, журавли долго кружили над кладбищем? Почему там?
– Много их раньше в наших местах гнездилось. А в лесу возле кладбища у них особое место было. Там на кладбище много лет подряд старый дуб рос, так журавли под ним себе места для своих танцев и облюбовали. И ладно бы одна семья туда прилетала, нет, там сразу несколько пар себе площадку для выступлений сделали. Никогда такого не встречала. Дерево, а перед ним ровная площадка. И везде журавли.
– Стерхи? – растерянно повторила Катя. – Журавли? И они гнездились на старом кладбище?
– Да в разных местах у них гнезда были. И возле реки, и дальше на озере. И там они тоже по весне танцевали. Но в лесу возле кладбища почему-то им нравилось танцевать больше всего. И перед отлетом тоже там в стаю собирались. Что-то вроде клуба у них там было. А уж о старом дубе и говорить нечего. Чуть ли не до драки у них доходило, когда решали, кто под этим деревом гнездиться будет. У нас это дерево в деревне так и звали – стерхов дуб или просто журавль.
И старушка вновь взялась за лопату, а Катя застыла, не в силах поверить, что наконец-то разгадала загадку, которую подкинул им ее дед. Понятно, почему они с дядей не могли найти клад! Они искали совсем не то, что нужно! Не дом нужно было искать, а старый могильный памятник. И не колодец с журавлем, а старый дуб, прославившийся у местных как журавлиный клуб, место для их танцев.
Теперь Катя поняла, что красивейшие птицы, когда-то селившиеся в этих краях и заглянувшие сюда на пути своей осенней миграции, дали ей необходимую подсказку!
– Журавль! Дуб! Клад зарыт под ним!
И еще Катюше хотелось думать, что журавли заглянули в эти давно забытые ими края не просто так. Они прилетели сюда по воле ее прадеда, с которым Кате удалось наконец договориться и утихомирить его озлобленную душу обещанием строительства храма в Олеховщине. Прилет журавлей – это знак, который помог Катюше понять, где искать золото.
А сами журавли… скорей всего, они прилетели сюда на разведку. А в следующем году весной, быть может, такое случится, они прилетят вновь. И на этот раз уже останутся. И возле старого дуба снова появятся их танцующие пары, а по всей округе возникнут новые журавлиные гнезда, и новые птенцы выведутся на свет.
Первым делом Катюша позвонила:
– Андрей! Приезжай! Я знаю, где нам копать!
Но Андрей после вчерашних поисков, закончившихся ничем, был каким-то вялым.
– Может, не надо, Катюш?
– Приезжай, я сказала.
– И Нюрки с Вованом нету, – сопротивлялся Андрей.
Но Катю это не смутило. Что Вована с Нюркой нет, это даже хорошо.
– Без них обойдемся.
– Как же без них-то?
– Все равно все золото пойдет на строительство храма.
Вот теперь Андрей проснулся.
– Какого храма?
– В Олеховщине будет храм. – И прежде чем Андрей успел что-либо произнести, Катюша воскликнула: – И не спорь со мной, пожалуйста, об этом.
– Я и не собирался. Храм так храм. Как хочешь.
Податливость Андрея и саму Катюшу сделала мягче.
– Я своему прапрадеду насчет храма уже твердо обещала. Он только потому и позволил забрать свое золото, чтобы на эти деньги мы могли построить храм. И не будем Нюрке с Вованом это рассказывать, они не позволят мне храм строить. А золото есть. Я теперь точно знаю, где оно находится.
Какое-то время Андрей оторопело молчал, пытаясь осмыслить всю полученную информацию.
А потом сказал:
– Я еду!
Андрей появился в Олеховщине всего через четверть часа. Было ясно, что он гнал изо всех сил. Лицо его было озабоченным.
– Где лопаты? – приплясывая от нетерпения, спросила у него Катя. – Где весь инвентарь? Ты что не привез?
– Привез. Но… Катюш, послушай, тебе лучше сейчас передохнуть.
– Зачем?
– Ты у меня уже заговариваться начала.
И Андрей сделал попытку потрогать лоб девушки. Кажется, он считал, что у нее началась золотая лихорадка и сопутствующий ей бред.
– Отстань! – отпрыгнула от него Катюша. – Я в полном порядке!
– Как же в порядке, если с прадедом разговаривала.
– Ну и что? Была на его могиле, там и разговорились.
– Катюша, поедем домой, – с неприкрытой тревогой произнес Андрей. – Тебе лучше прилечь, родная.
– Нет, Андрей! Как ты не понимаешь?! Я была на кладбище и просила у прапрадедушек и вообще, сколько их там есть родственников, чтобы они указали мне место, где спрятано заклятое золото. И в обмен обещала, что на эти деньги построю церковь или часовню, где будут поминать всех жителей этой деревни. Понимаешь? Не себе возьму, а храм построю. Они за спасение своей души и согласились мне это золото отдать! Не нужно оно им там, где они сейчас. Другое им теперь там нужно!
Андрей молчал. Видимо, слова Катюши произвели впечатление и на него.
– Ну, и где же они тебе указали копать?
– Пойдем, я тебе покажу!
И Катя потащила Андрея к дубу.
– Вот здесь!
– Под деревом?
– Да. Ну что? Будем копать?
Катя уже вооружилась лопатой и принялась бодро разрывать землю в том месте, которое казалось ей наиболее привлекательным, но Андрей не спешил ей помогать.
– Ты чего? Помогать мне не будешь?
Но Андрей не отвечал. Он глубоко задумался. Памятуя, что мужчина может одновременно делать только что-то одно – либо работать руками, либо шевелить мозгами, Катюша ему не мешала. Тоже хранила молчание, хотя это требовало от нее неимоверных усилий. Руки так и чесались подтолкнуть Андрея в сторону начатых ею раскопок. Чтобы к ее жалким потугам приложил бы уже наконец свою богатырскую удаль. И все бы у них так славно срослось. Он работает, она руководит.
Андрей несколько раз обошел вокруг дуба, осмотрел его со всех сторон и заявил:
– На взгляд, этому дереву не меньше ста – ста пятидесяти лет.
– Ну и что?
– Посмотри, какой ствол. Какая крона!
– Вижу. Ну и…
– Представляешь, насколько глубоко в землю уходят корни этого дерева? – не унимался Андрей. – Даже если под дубом что-то и было зарыто семьдесят с лишним лет назад, то за эти годы разросшиеся корни могли оттащить клад далеко в сторону или в глубь земли.
Когда слова Андрея дошли до сознания Катюши, она отложила лопату в сторону.
– Думаешь, что будет непросто найти клад?
– Думаю, что одним нам точно будет не справиться. Надо кого-нибудь позвать. Но если позвать Вована с Нюрой, они вряд ли позволят тебе распорядиться кладом так, как ты это задумала.
Катя представила себе Вована, который жертвует найденный клад на строительство церкви, и поняла, что этого не будет. Слишком жаден Вован до денег. Даже мешка цемента и то от него не дождешься. И Нюрка тоже скажет, что Катя сошла с ума. И тоже ничего не даст. Нюрка спит и видит, как на дедовские деньги накупит себе кучу модного тряпья и парочку новеньких гаджетов.
Нет, для этого требовались какие-то другие люди, всецело преданные Андрею и полностью ему подчиняющиеся.
– Зови Митю!
– Ага, правильно, – обрадовался Андрей. – И пусть брата с отцом прихватит.
– Вот и звони им.
Буквально через час работа возле дерева закипела. Как и предупреждал Андрей, копать пришлось долго. Сперва сняли слой дерна, потом углубились между узловатых корней. Корни старались не портить, чтобы не сгубить вековое дерево. Прошло несколько часов, но работа не прекращалась. Лопаты в руках четырех крепких мужчин мелькали все также часто. Они копали до вечера. Но лишь когда уже стало смеркаться и все думали, не перенести ли им раскопки на следующий день, Андрей воскликнул:
– Есть!
Катюша подбежала первой. В руках Андрей она увидела чугунок, в котором лежало какое-то неаппетитное грязное месиво. Сердце Катюши радостно дрогнуло. Чугунок! Наконец-то они его нашли!
– Это оно?
Вместо ответа Андрей начал рукой вычерпывать из чугунка месиво из земли, воды и глины. И оказалось, что в супе из грязи полным-полно плавает золотых и серебряных рыбок.
– Монеты! – радостно взвизгнула Катюша, углядев серебряную мелочь.
– Рубли.
– Десятки!
И взглянув себе под ноги, Андрей взволнованно воскликнул:
– И здесь еще всего полно. Наверное, чугунок опрокинулся. И корни понемногу растащили монеты в разные стороны.
Катя не знала, смеяться ей или плакать.
– Ах, они какие непоседы! – воскликнула она и неожиданно для самой себя заплакала.
Андрей выскочил из ямы и подбежал к ней.
– Катюш, ты чего?
– Не знаю.
– Что же ты плачешь? – взволнованно спросил Андрей, который и сам-то не очень был похож на спокойного. – Ты теперь богачка!
– Так уж?
– Здесь монеты не только последнего поколения, здесь сбережения не за одно столетие. Знаешь, что это за монета?
И он показал ей круглую довольно увесистую блямбу, на которой с трудом можно было разглядеть изображение какого-то юноши с пышными кудрями и в придворном платье. Андрей протер монету от грязи и сунул ее под нос Катюше. На другой стороне монеты был изображен крест, а на нем дата.
– Этот крестовик выпущен в тысяча семьсот двадцать восьмом году! – восторженно произнес Андрей. – И на нем изображен Петр Второй Романов. Внук Петра Первого, сын казненного царевича Алексея.
– И что? – захлопала глазами Катюша. – Хочешь сказать, что эта монета ценная?
– Ну, еще бы! А вот еще одна монета, она тысяча семьсот сорок первого года. Так она должна быть еще дороже!
– Как же так? Год свежее. Монета выпущена позднее.
– А что ты знаешь про царевича Иоанна? Его еще называют младенцем Иоанном.
Катя напряглась, но школьный курс истории Дома Романовых она усвоила лишь в самых общих чертах. Помнила, что Петр Первый прорубил окно в Европу, откуда к нам до сих пор сифонит всякая дрянь. Николай Первый подавил восстание декабристов. А Александр Первый выиграл войну с Наполеоном. И еще был Александр то ли Второй, то ли Третий, который освободил крестьян от крепостной зависимости, а вот землю им дать позабыл.
Но вот царевич Иоанн в череде этих монархов как-то не просматривался.
– Ничего я про него не знаю, – помотала головой Катюша. – А кто он такой?
– Так звали сына Анны Леопольдовны, той, что пришла на престол после Анны Иоанновны.
Анна Иоанновна тоже как-то помнилась смутно. Кажется, при ней правил некий Бирон, которого дружно ненавидела вся страна.
– После смерти этой императрицы на престол взошел младенец Иоанн, приходившийся ей дальним родственником.
– Как же младенец мог управлять державой?
– Разумеется, никак. Регентом при мальчике должна была стать его мать, Анна Леопольдовна. Тоже родственница и тоже дальняя. Но царствовал этот несчастный император считаные месяцы. Даже монет толком не успели начеканить. Русским наконец надоело терпеть немцев на своем престоле, и в стране произошел вооруженный переворот. С помощью взбунтовавшихся военных на трон взошла Елизавета, дочь Петра Первого, свергнувшая и младенца, и его мать. И потому монеты, выпущенные во время царствования младенца Иоанна, можно пересчитать по пальцам. И они считаются величайшей нумизматической ценностью. За одну такую монетку можно получить и сто, и триста тысяч!
– Как? За одну серебряную монету?
– Ну да! Это же уникальная вещь. Коллекционеры за нее и состояния не пожалеют.
Покопавшись в грязи, Андрей продолжил:
– И еще есть монеты времен Елизаветы.
– Они тоже ценные?
– Конечно! И я вижу монету времен племянника Елизаветы – Петра Третьего, мужа будущей Екатерины Второй, или Великой.
Про Екатерину Великую наша Катюша тоже слыхала. Как же, как же. Крым у турок отбила, за что турки и вся просвещенная Европа на русскую императрицу и ее генералов долго обижались и даже объявили России нечто вроде сегодняшних санкций. Но потом европейские владыки, специально приглашенные Екатериной в путешествие по завоеванным землям, увидели, как отлично распоряжаются новые хозяева этим краем, увидели цветущие деревни, многочисленные стада, увидели новый мощный черноморский флот, смирились и быстренько признали Крым российским без всяких лишних оговорок.
И поэтому, услышав имя своей прославленной тезки, девушка оживленно уточнила у Андрея:
– А времен правления самой императрицы монет что, нету?
– Как же нету? Полно! Сударыня императрица правила страной тридцать пять лет, с тысяча семьсот семьдесят второго по тысяча семьсот девяносто шестой год. Ее монет сразу десяток. И золотые есть. Вот повезло! И Павла Первого имеются монетки. И сына его Александра. И Николая Первого. И кого здесь только нет! Катюша, я никак не рассчитывал на такую удачу. Думал, медь, а в лучшем случае николаевское серебро. Ведь как обычно у нас бывает: происходит денежная реформа, все граждане стараются свои деньги обменять на новые, и все.
– Так то у нас.
– И раньше люди точно так же рассуждали. Зачем держать деньги предыдущего властителя, если на них ничего нельзя купить? Надо их обменять на деньги с портретом нового императора, и жить себе припеваючи дальше. Но кто-то из твоих предков обладал редкой проницательностью и понимал, что такие вышедшие из обихода монеты по прошествии времени будут лишь дорожать. И сохранил их для потомков. Хотя это и должно было означать, что дела у твоих предков шли хорошо на протяжении почти двух столетий, если они могли из прихоти оставлять у себя в загашнике крупное серебро и даже золото.
– Или просто мой прапрадедушка собирал коллекцию, – хлюпнула носом Катюша. – Значит, ты считаешь, что эта коллекция дорого стоит?
– О, да!
– Настолько дорого, что если эти монеты продать, то на строительство часовни хватит?
– И на целую церковь хватит! – заверил ее Андрей и в порыве чувств схватил девушку в свои объятия и закружил ее вокруг дуба. – Катюха, вот удача! А я ведь вам с дядей поначалу даже не верил!
Митя с братом и отцом стояли по другую сторону ямы. Все трое вытирали лопаты от налипшей на них земли. Лица у них были удивленные. Для них строительство храма было полной неожиданностью.
– А вы чего это, церковь на эти деньги строить хотите? – спросил наконец Митя.
– Да!
Катюша повернулась к ним.
– Церковь! Мы построим церковь в Олеховщине!
– В Олеховщине? Это еще зачем? – спросил Степан. – Ради одной полоумной бабки Афины и жалкой пьяницы?
– Нет.
– А кто еще в ту церковь ходить станет? В Олеховщине же не живет никто.
– Будут жить! А в храме станут поминать души Мельниковых и всех тех, кто жил в этих местах и кто здесь умер.
– Вона как вы придумали.
Вид у Степана с Митей был и задумчивый, и удивленный.
– Но вы не беспокойтесь, ребята, стройка – стройкой, а вы за свою помощь вознаграждение тоже получите.
– Да мы это…
– Не нужно нам ничего.
– Мы лучше домой поедем.
И братья вместе со своим отцом поспешно начали отступать к машине, на которой и прибыли.
– Вы уж дальше сами.
– Ага. Разбирайтесь.
И сняв шапки, братья дружно поклонились Андрею с Катей.
– Покедова.
– Бывайте.
Катюша проводила их недоуменным взглядом.
– Странные они какие-то. Почему денег за работу не захотели взять?
– Верующие люди. Вся семья у них такая. А все благодаря матушке Анне. Сама она ежедневно молится и мужиков своих заставляет в церковь ходить.
Катя испытала смешанные чувства. С одной стороны, это была зависть, сама-то она так часто дом Божий не посещала. Но с другой – ей казалось не совсем правильным кого-то заставлять это делать. Впрочем, возможно, что со стороны Андрея это была лишь фигура речи. И мужики матушки Анны сами с удовольствием посещали дом Божий.
И выбросив из головы мысли о семействе, мужская часть которого так поспешно удалилась прочь, Катюша принялась перебирать и рассматривать найденные в кладе монеты. Про Митю она больше не вспоминала. И очень зря. Потому что если бы Катюша хоть ненадолго задумалась о причинах такого торопливого бегства Мити, его отца и брата, наверное, праздничное настроение у нее слегка поблекло.
