Глава 12
– Сейчас тринадцать тридцать, – сказала я Степану, когда мы вышли на улицу.
– Одинаково мыслим, – улыбнулся он. – Вон там, напротив, кафе. Если сядем у окна, то прекрасно будем видеть подъезд приюта, который Майя Владимировна величает пансионом-отелем.
Я кивнула. А когда мы устраивались за столиком, предложила:
– Будет лучше, если с Аленой поговорю я наедине. Ну, понимаешь, две женщины найдут массу тем для болтовни. Твое присутствие явно будет лишним.
– Понял, – сказал Степа. – Ну-ка, погоди, что там Федор нарыл?
Дмитриев вынул свой запищавший телефон.
– Говори, Федя… Отлично, сейчас открою. Потом перезвоню.
Степан взял айпад.
– А вот и почта. Итак, что мы имеем? Однако, интересно…
– Что нашел Павлов? – полюбопытствовала я.
– Сейчас расскажу, – протянул Степа, – итак… Николай Петрович Кузнецов. Весьма распространенные фамилия, имя и отчество, в Москве таких несколько.
– Но только один подарил квартиру Вольпиной, – перебила я.
– Просто медленно подбираюсь к сути вопроса, а кто-то у нас торопыга, – усмехнулся Степан. – Да, верно. Нам нужен мужчина, который жил в двух объединенных однушках. Ага! Квартиру он получил еще при советской власти. Ему дали это жилье за победу в крупных международных соревнованиях. Дядя Коля-то наш был гимнастом, знаменитостью, поэтому ему разрешили такие апартаменты иметь. А вот и его биография. Москвич, из неблагополучной семьи, отца нет, мать пьяница. Николай начал заниматься в секции. В те годы тренеры ездили по школам, выискивали перспективных детей. Занятия были бесплатными. Если в спортобществе видели, что ребенок старательный, обладает нужным характером, то убеждали родителей перевести его в спортшколу. Многим детям из такой среды, как Кузнецов, спорт давал путевку в жизнь. Тренер заставлял хорошо учиться, его воспитанник получал от государства одежду, еду.
– Прямо сказка, – вздохнула я. – Но ведь так на самом деле было. Помнишь Олю Степанову из нашего двора? Родителей не было, вместо них вечно пьяная бабка… А она стала чемпионкой мира, только не помню, по какому виду спорта. Ольга институт окончила, до сих пор на телевидении комментатором работает.
– С Николаем Кузнецовым получилось иначе, – вздохнул Дмитриев. – Он перебрался в новую квартиру, несколько лет еще участвовал в состязаниях, но верно говорят: уходить надо на пике славы.
– Трудно все бросить, когда стоишь на верхней ступени пьедестала почета с лавровым венком на макушке, – заметила я. – В голове обязательно завертится мысль: ну, еще год покувыркаюсь, сил пока много.
– Вот и Кузнецову не удалось вовремя переключиться на другое занятие, – подхватил Дмитриев. – Его результаты начали ухудшаться, парня перестали выставлять на значимые соревнования. Коля был вынужден сменить род деятельности. Он устроился тренером, но его живо выгнали за пристрастие к водке. Кузнецов стал перемещаться по столичным школам, работал учителем физкультуры. Начал с элитного заведения на Арбате, потом перебрался в учреждение у метро «Динамо», а вскоре оказался в спальном районе. Последнее его место службы на окраине Московской области. Там Кузнецов продержался несколько лет, в конце концов и оттуда был изгнан. Думаю, причина его неудачной карьеры на ниве образования ясна: Коля тесно дружил с зеленым змием. С начала девяностых о Николае ничего не известно. Он нигде не работает, семьи не имеет. Мать бывшего чемпиона давно скончалась от пьянства, братьев-сестер или каких-либо иных родственников у него нет. Чем Кузнецов себе зарабатывал на жизнь, непонятно.
Степан оторвался от планшета и взглянул на меня.
– Ты думаешь о том же, что пришло мне в голову?
– Николай Петрович не дарил квартиру Вольпиной, – кивнула я, – он ее продал. Весьма распространенная афера в те годы, когда не начислялся налог на презенты. Сейчас его не платят только те, кто делает родственное дарение жилья: мать – дочери, отец – сыну и так далее. А еще не столь давно все подобные операции и вовсе не предполагали никаких затрат, кроме копеечной пошлины. Бывший спортсмен нигде не работал, он проедал денежки, вырученные за свою сдвоенную квартиру. Из убогих однушек, если их объединяют, получается хорошая трешка с двумя санузлами, поскольку кухонька легко превращается в небольшую спаленку. Кузнецов перебрался жить куда-то совсем в тмутаракань или к кому-то, а потом оказался в приюте.
– Никаких родственников у него нет, – напомнил Степан, – жены тоже. Кто мог приютить алкоголика? И откуда взялся «брат Леонид»?
Я попробовала чай.
– Любой мужчина – самец. Есть женщины, которые панически боятся остаться одни, поэтому они согласны жить даже с пьяницей, наркоманом. Вполне возможно, что Кузнецов перебрался к любовнице, которая его кормила, поила, одевала. И не забудь, у него имелись тугрики, вырученные за квартиру. Майя Владимировна ошиблась, ее пациент не врач.
– Может, он самоучка, – хмыкнул Степан, – учил анатомию-физиологию, сидя в библиотеке, знает про витамин Д.
– А история с наложением рук на голову Майи Владимировны и «зарядкой» от Кузнецова медсестер? – спросила я. – Это что?
Степан развел руками.
– Мы же не знаем, чем он занимался несколько лет до того, как очутился в приюте. Возможно, работал в какой-то больнице санитаром без оформления, наслушался умных докторов, нахватался обрывков знаний.
– Убрать мигрень за пару минут может только настоящий врач-остеопат, – возразила я. – Сейчас их армия развелась, но истинные специалисты, как бриллианты в сто карат, очень редко встречаются. Я слышала только об одном таком человеке – его зовут Анатолий Прокофьев. Издательство «Элефант» выпустило книгу лекаря, вернее, брошюру с описанием упражнений, которые нужно делать всем по утрам и вечерам, чтобы избавиться от болей в спине. В свое время Анатолий очень помог Зарецкому, да и мне тоже. Знаешь, когда он с тобой работает, в какие-то моменты кажется, будто в больное место бьет молния. Но это не экстрасенсорика, а воздействие на кости, связки, мышцы. Боюсь, я неправильно выражаюсь, не очень хорошо помню объяснения Прокофьева. Он меня перед каждым сеансом предупреждал: «Может показаться, что я вас треснул молотком, ударил электротоком, воткнул в тело гвоздь или даже выстрелил. У каждого свои ощущения. Многократно слышал от людей про молнию. Не волнуйтесь, ничего такого нет. Видите, у меня пустые руки. Молотка с гвоздями нет, и шокер в кабинете не прячу, не говоря уж об огнестрельном оружии. Вообще-то одна пациентка обыск устроила, пыталась найти, где спрятан, как она выразилась, «молниепускатель». Это просто реакция вашего тела, когда я его из неправильного положения в нужное перевожу». Погоди-ка! А брата Кузнецова, Леонида Петровича, который за содержание больного за год вперед платит, ты разве не нашел?
Степан усмехнулся и постучал пальцем по экрану.
– Похоже, этот Леонид – мифический зверь, сродни единорогу. В Москве прописан мужик с такими паспортными данными, но он намного моложе Николая, совершенно точно не его родственник и совсем не олигарх, способный выкладывать каждый год кргуленькую сумму, чтобы больному обеспечить прекрасный уход.
– Странная история, – протянула я. – Хотя все возможно. Леонид, вероятно, просто очень близкий друг Николая, который назвался братом. Он не москвич, живет в другом городе, деньги переводит через банк. Или вообще обитает за границей, поэтому не приезжает навещать приятеля.
– Что ж, возможно, – после небольшой паузы согласился Дмитриев.
Мы еще какое-то время посидели молча. Тишину нарушил Степан, который заговорил, увеличив текст на айпаде:
– Теперь кое-что об Антонине Семеновне Вольпиной. Вот она как раз имела отношение к медицине – работала врачом в одной московской поликлинике. Жила в коммунальной квартире с тьмой соседей. В восьмидесятых Вольпина уволилась со службы, и более о ней ни слуху ни духу. Она, как и Кузнецов, без семьи. Ни мужа, ни детей, ни родителей. Чем далее она занималась, где трудилась, неизвестно. Дом, где Вольпина имела комнату, в начале девяностых расселила строительная фирма. Ну, тут, как обычно, по сценарию: всем обитателям коммуналки по квартирке в спальном районе, а здание в центре столицы переоборудовано под элитное жилье. На Вольпину ордер не выписывался. Она исчезла. Поскольку никаких родственников у нее не обнаружилось, ее и не искали. Увы, такое случается с одинокими людьми – когда они пропадают, никто не волнуется. Похоже, у Вольпиной и друзей не водилось, а с соседями отношения были не ахти. Интересная, однако, ситуация: пьяница Кузнецов дарит апартаменты Антонине…
– Возможно, они жили в гражданском браке, – предположила я.
– Вероятно, – не стал спорить Степа. – Вопрос: где обитала пара? Почему Вольпина не объявилась, когда жильцам ее дома стали раздавать ордера? Она вообще не заходила в свою комнатушку? Сплошные непонятки. Особенно дальше: Кузнецов оказывается в дорогущем доме престарелых, а баба Тося ведет прием страждущих в презентованных им хоромах, получившихся от объединения двух однушек. Кстати, почему твоя сестра поселилась в апартаментах Антонины?
Я удивилась.
– Она же объясняла. Свою квартиру продала, чтобы лечить сына. Снимала конуру по соседству с Антониной, устроилась к целительнице секретарем и домработницей, а когда та исчезла, решила сэкономить и перебралась к Вольпиной.
Дмитриев оперся на руль.
– А кто платил за квартиру бабы Тоси, пока той не было в Москве?
– Извини? – не поняла я.
– Проблем с ЖКХ и платой за электричество не возникало, – пояснил Степа. – Из чьего кармана поступали денежки? Некто каждый январь вносил сумму, которой хватало на закрытие всех счетов на год вперед. Навряд ли это делала Фаина, а?
– Об этом я не подумала, – растерялась я. – Собственно, чего мы гадаем? Можно ведь задать вопрос Фае. Наверняка она в курсе.
– Хорошо бы получить честный ответ, – хмыкнул Степан. – Иди скорей на улицу. Вон, Алена из пансиона выходит. Я уеду, а кто-нибудь из моих людей пригонит твою «букашку» к кафе.