Глава 11
– У нас нет номера комнаты, – вспомнила я, когда Степан припарковал машину неподалеку от интерната.
– Эка проблема, – усмехнулся Степан, – здесь точно найдется дежурный. Пошли.
– Тут уютно, – пробормотала я, когда мы с Дмитриевым вошли в просторный холл, – но почему-то у входа нет вывески.
– Добрый день, господа, – пропела женщина на ресепшен, – приветствую вас в прекрасном месте.
– У вас очень мило, – сделала я комплимент, – место и правда приятное.
– Это название нашего пансиона, – пояснила администратор «Приятного места». – Вы по делу? Или случайно зашли?
– В каком номере проживает Николай Петрович Кузнецов? – спросил Степан. – Мы к нему.
– Вы хотите навестить Николая Петровича Кузнецова? – изумленно спросила служащая.
– Да, – подтвердила я.
– Присядьте, пожалуйста, – попросила дежурная и схватилась за телефон.
– Майя Владимировна, пришли два человека. Они просят отвести их к Кузнецову. Нет, к Николаю Петровичу. Совершенно точно к нему. Я уточнила, но раз вы настаиваете, спрошу еще раз.
Дежурная повернулась к нам:
– Простите, вам точно нужен Николай Петрович Кузнецов? Может, Михаил Юрьевич?
– Николай Петрович, – хором ответили мы со Степаном.
– Слышали? – осведомилась администратор. – Ага, ага…
Затем она снова повернулась к нам.
– Сейчас к вам подойдут.
Из длинного коридора послышался бодрый цокот каблуков.
И перед нами со Степаном возникла красивая стройная дама в темно-бордовом платье.
– Здравствуйте, я Майя Владимировна Клюкина, главный врач, – назвалась она. – А вы кто?
– Писательница Арина Виолова и председатель акционерного общества «Помощь» Дмитриев, – раскланялся Степан.
– Рада встрече, – вежливо отреагировала руководитель пансиона. – Вам точно нужен Николай Петрович Кузнецов? Может, Михаил Юрьевич?
– Нас уже об этом спрашивали, – ответила я. – Мы хотим повидать именно Николая Петровича.
– Зачем он вам? – удивилась Майя Владимировна.
– У вас отель или следственный изолятор? – прищурился Степан. – Постояльцам запрещено общение со знакомыми?
– Нет, конечно, – ответила Майя Клюкина. – Провожу вас к Кузнецову лично. Его квартира на третьем этаже. Лифт слева.
В полном молчании мы добрались до нужной двери, и Клюкина открыла ее пластиковой картой.
– Эй, эй, эй! Кто сюда без спроса прется? – закричал изнутри пронзительный дискант, и в прихожую выбежала девушка в голубой медицинской «пижамке». – Ой, Майя Владимировна, простите, не знала, что это вы.
– Алена, к Николаю Петровичу пришли гости – Виола Тараканова и Степан Дмитриев, – представила нас главврач.
– К моему Кузнецову? – изумилась медсестра. – Может, к Михаилу Юрьевичу?
Мне надоело, что служащие постоянно повторяют одно и то же, поэтому я перебила девушку:
– Мы хотим пообщаться с Николаем Петровичем. Вероятно, Михаил Юрьевич милый человек, но нам требуется его однофамилец. И что происходит? Это интернат? Или тюрьма?
Алена отступила на шаг.
– Но… Майя Владимировна, как же…
– Господа, следуйте за мной, – сухо произнесла начальница.
Я первая отправилась за ней и вошла в просторную комнату с хорошей мебелью, бархатными занавесками и ковром на полу. В кресле около работающего телевизора сидел мужчина в брюках и пуловере. Далеко не молодой человек, но и не старик. Он был аккуратно выбрит и причесан.
– Дядя Коля, – защебетала Алена, – смотрите, кто пришел!
– Где? – спросил тот.
– Виола и Степан, – договорила медсестра.
– Здравствуйте, Николай Петрович, – бодро начала я, – мы из адвокатской конторы. Нам лучше побеседовать с вами наедине. Без посторонних.
– Хотите, чтобы я ушла? – уточнила Алена.
– Да, – бесцеремонно ответил Степан.
– Не имею права оставлять больного, – уперлась сиделка, – обязана постоянно находиться рядом, чтобы пациент себе не навредил.
– Николай Петрович не выглядит немощным, – отбил подачу Степан, – и возраст у него еще не тот, чтобы считаться развалиной. Здесь есть кухня?
– Да, – кивнула Алена, – это полноценная двухкомнатная квартира.
– Отлично. Тогда вы можете посидеть у плиты, – продолжал мой друг, – и овцы целы будут, и волки сыты. То есть из квартиры вы не уйдете, но и в чужой беседе участвовать не будете. Как считаете, Николай Петрович?
Кузнецов, показав на Степана пальцем, произнес не по теме:
– Он был в синем свитере, как глаза у Муси.
Степа одернул свой бордовый пуловер.
– А она вся в красном, – продолжал хозяин апартаментов, – как эта.
Палец Кузнецова переместился на меня, он забормотал:
– Красная, красная, красная, как ее юбка. Вся красная. Очень красная!
Я взглянула на свои темно-голубые джинсы и бежевый свитер.
– Ждал ее, ждал… Не пришла, – вздохнул Николай Петрович.
Степан приблизился к креслу и протянул руку Кузнецову.
– Николай Петрович, добрый день.
– Всегда в шесть работу заканчивает, – не замечая Дмитриева, продолжал хозяин квартиры. – Капли в термосе. Она всегда в красном…
– У него болезнь Альцгеймера? – спросил Степан, садясь на диван.
– Я не имею права обсуждать с вами состояние господина Кузнецова, – отрезала Майя Владимировна. – А сам он ничего не расскажет. Николай Петрович живет в своем мире.
– Кушать хочу, – забеспокоился Кузнецов.
– Дядя Коля, вы уже завтракали, обед через час, – спокойно ответила Алена.
Кузнецов вдруг заплакал как ребенок. У меня от жалости к несчастному сжалось сердце. Майя Владимировна поняла, какие чувства обуревают мною.
– Николай Петрович не голодает, не волнуйтесь. Он отлично питается четыре раза в день, получает фрукты, сладкое.
– Давно он в таком состоянии? – спросила я.
– Вы из адвокатской конторы? – сдвинула брови главврач. – Разрешите взглянуть на документы.
Степан вынул свое удостоверение.
– «Председатель общества «Помощь», заведующий следственным отделом и начальник департамента розыскных групп», – прочитала вслух Клюкина. Брови ее поползли вверх. – Чем занимается ваша организация? Оказанием юридический услуг вкупе с сыском?
– Давайте побеседуем в вашем кабинете, – предложила я.
– Хорошо, – согласилась главврач.
Понадобилось четверть часа, чтобы объяснить ей цель нашего визита к Кузнецову.
– Я о нем почти ничего не знаю, – протянула Майя Владимировна. – Он поступил к нам в таком состоянии, в каком сейчас находится. А его брат ничего о нем не рассказывал, жилищных вопросов не касался. С другой стороны, и не мое это дело – знать, какая собственность есть у пациентов.
– У вас клиника или дом престарелых? – спросил Степан.
– У Кузнецова есть близкий человек? – обрадовалась я. – Вы, наверное, знаете его телефон?
– Нет, – ответила главврач, глядя на меня. – У меня вообще нет никаких сведений о Николае Петровиче, кроме тех, которые сообщил его брат. Имя, отчество, фамилия, адрес. Это все. Леонид Петрович объяснил, что его родственник стал стремительно терять разум после сильного стресса. Не имею права показывать вам медицинские документы, но поверьте: в папке Кузнецова никакой особой информации нет.
Майя Владимировна сложила руки на груди.
– Теперь отвечу на вопрос господина Дмитриева. Мы были одним из первых московских коммерческих заведений, которое стало принимать людей, чье содержание дома тяжело для родственников. Чтобы не пугать и не расстраивать клиентов, многие из коих полностью сохранили умственные способности, но слабы физически, у нас на двери нет таблички со словами: «Интернат», «Приют» и уж тем более «Дом престарелых». К сожалению, в России все учреждения с подобными названиями ассоциируются у пациентов с кладбищем. Они полагают: раз оказался в одном из них, пиши пропало, земной путь завершается, пора тебе на тот свет, последние месяцы проведешь в голоде, холоде, без медицинской помощи, в палате на сорок человек. Не спорю, существуют такие приюты, куда без содрогания войти нельзя. Но много и хороших муниципальных, подчеркиваю, бесплатных заведений, где персонал прекрасно относится к подопечным. Другой вопрос, что финансирование у них копеечное, отчего ремонт в помещениях сделать не на что, а еда не ахти. Мы же оказываем платные услуги, поэтому обеспечиваем наилучшие условия. Персоналу велено называть «Приятное место» пансионом или отелем. Если узнаю, что кто-то употребил слово «интернат», выгоню вон в тот же день. Но в реальности наше учреждение этакий симбиоз дома престарелых, клиники реабилитации после тяжелых заболеваний и санатория временного содержания. На наше попечение можно оставить бабушку-дедушку на пару недель, чтобы спокойно съездить в отпуск. Здесь селят тех, кому необходимо научиться заново ходить после операции по замене тазобедренных суставов или восстановиться после инсульта-инфаркта. К услугам пациентов все врачи, психологи, любой уход, включая круглосуточное дежурство.
– Ясно, – кивнула я. – И в этом недешевом учреждении никто не задает лишних вопросов родственникам тех, кого они сюда устраивают.
– Как правило, мы просим справку о здоровье, – начала перечислять Клюкина, – спрашиваем о привычках, вкусах. Но если член семьи говорит: «Отстаньте. Я плачу за содержание, и все, остальное ваша забота», то сразу прекращаем разговор. У нас прекрасные специалисты, мы проводим полное обследование поступившего и узнаем, каково его физическое состояние и что у него с психикой. Леонид Петрович нам ничего не сообщил, сказал лишь: «Мы с Колей не очень-то дружны. О том, что у него проблемы с головой, я узнал случайно». И все. Кузнецов привез брата, и больше мы с ним ни разу не встречались. Родственник нашего подопечного вносит деньги за год вперед. И никогда не возмущается, если мы просим доплатить, цены-то на все повышаются: на лекарства, на электричество. Но телефона Леонида Петровича у меня нет. Он сам звонит раз в три-четыре месяца.
– Оригинально, – удивился Степан. – А если он вдруг перестанет давать деньги? Тогда как? Куда денете больного?
Майя Владимировна побарабанила пальцами по столешнице.
– Я думала на эту тему. В конце декабря каждого года я испытываю тревогу за судьбу дяди Коли. Мы все здесь так его зовем. Он спокойный, тихий и очень приятный человек. Кузнецов – как малый ребенок, все его интересы лежат в сфере еды и телесных удовольствий. Николай Петрович искренне радуется, когда получает на полдник кусок шоколадного торта, приходит в восторг от ванн, массажа…
Главврач улыбнулась.
– Наши поварихи специально для него сладкое пекут и сами любят ему приносить. Приятно же видеть, как человек радуется. И знаете… Я понятия не имею о том, кем по специальности был Кузнецов, но мне кажется, что у него медицинское образование.
– Почему? – спросила я.
Майя Владимировна посмотрела в окно.
– У него иногда бывают проблески сознания, он начинает говорить разумно. Как-то раз я зашла к нему, принесла кекс с цукатами, и дядя Коля оживился. Тут забегает Нина Львовна, терапевт, и с места в карьер: «Что с Котовой делать? Опять у нее насморк, кашель, настроение плохое». И вдруг Николай Петрович вступил в беседу: «Советую сделать анализ на витамин Д. Его нехватка пагубно влияет на иммунную систему, но избыток еще хуже, может совершенно разбалансировать организм». Мы онемели, а Кузнецов кекс есть продолжил. Или вот еще случай. У меня сильно болела голова, прямо раскалывалась, и я спустилась в сад. У нас прекрасный парк. Зимой там не погулять, но в теплое время года просто чудесно. Смотрю, дядя Коля в коляске у клумбы сидит, на цветы любуется. Я подошла, опустилась на скамеечку и спросила у него: «Правда, настроение повышается, когда на розы смотришь?» Разумного ответа не ожидала, но у меня правило: даже если пациент совсем не контактен, надо обращаться с ним, как с нормальным человеком, – здороваться, спрашивать о делах. И сотрудникам велю так же делать. В общем, я машинально про цветы сказала, и тут дядя Коля ответил: «У меня настроение хорошее, а вот у тебя голова болит. Да так, что у меня пальцы сводит и скрючивает. Наклонись-ка!» Это было так неожиданно, что я послушалась. Кузнецов положил мне на затылок свою ладонь, второй взял за лоб, и…
Майя Владимировна поежилась.
– Нет слов, чтобы описать мои ощущения. В левый глаз как будто воткнулась молния, безумно горячая, яркая. Она прокатилась внутри черепа и вылетела через правое ухо. В секунду. Я даже вскрикнуть не успела. Поднимаю голову – дядя Коля сидит, один кулак у него сжат, смотрит на меня изучающе. «Прошла боль?» – спрашивает. И только тогда я сообразила: мигрень-то испарилась! Кузнецов все без слов понял, засмеялся, пальцы разжал, дунул на них. «Все! Улетело! Приходи, если опять плохо станет. Но не должно. Да, больше никогда не заломит».
Майя Владимировна потерла ладонями виски.
– И на самом деле голова меня после того случая не беспокоит.
– Не верю в экстрасенсов, – поморщилась я.
– Аналогично, – кивнула Клюкина. – Но от мигрени я избавилась. Год назад одна из медсестер, Вера Рохлина, проговорилась, что многие девочки, если устанут на дежурстве, бегут к Николаю Петровичу. Возьмут его за руку и сидят минут пять. Все! Как Вера сказала: «Вштыривает не по-детски, лучше ста чашек кофе». Я всех этих девиц уволила. Во главе с Миленой, которая за Кузнецовым смотрела и девчонок к нему пускала. Когда наняла других, велела новой сиделке Алене: «Если кто-то из персонала попытается вступить в телесный контакт с дядей Колей, мне доложить незамедлительно». Но больше таких инцидентов не случалось.
– Сестры постоянно находятся с пациентом, даже ночью. Наверное, им непросто, – вздохнула я.
– Они работают парами, – пояснила главврач, – сутки одна, сутки другая.
– Тяжелый график, – заметил Степан, – обычно после двадцатичетырехчасовой смены два или даже три дня отдыха требуется.
– Я не заставляю никого работать насильно, – рассердилась Майя Владимировна. – Все знают наши условия и соглашаются из-за большой зарплаты и прекрасного коллектива. Мы здесь – одна семья. Наш хозяин Роман Викторович Матвеев удивительный человек. Заведение он открыл в восьмидесятых, и ни разу – подчеркиваю, ни разу! – сотрудникам не задержали выплату зарплаты. В стране постоянно финансовые кризисы, а у нас окошко кассы всегда вовремя открывается. И работа у среднего персонала не слишком тяжелая. Думаете, девочки ночью не спят? Как бы не так! Пациенты в семь ужинают, в восемь уже в постели и мирно похрапывают до завтрака. Бывает, конечно, что укол надо сделать или памперс поменять. Но в основном ночи спокойные. Вот, например, Алена заступила вчера в четырнадцать часов и с восьми вечера до семи утра абсолютно ничего не делала. Николай-то Петрович бессонницей не страдает. А сегодня в два дня она уже будет свободна. Завтра у нее выходной. Расскажите об этом графике медсестре из муниципальной больницы, за которой там числится десять палат и в каждой по пять коек, и она зарыдает от зависти!
