Книга: Реквием машине времени (Сборник)
Назад: Верстовой столб 13. СОН О РЖАНЫХ АПОСТОЛАХ
Дальше: Верстовой столб 15. АТЛАНТЫ ДЕРЖАТ НЕБО

Верстовой столб 14. ПОД НИЗКОЮ, РЖАВОЙ ЛУНОЙ…

…багровела луна, как смертельная рана.
Н. Гумилев
Анастасия сидела у окна, равнодушно наблюдала за яркоперым спесивым петухом и злилась. Вернее, пыталась разозлиться. Если честно, не вполне получалось.
Жизнь текла спокойно (ночи, правда, были — сплошное нежное сумасшествие). А наутро все куда-то исчезали. Ольга с Елизаром исчезали так неизменно, что по ним можно было проверять время. Потом Ольга при редких встречах с Анастасией смотрела невыносимо поглупевшими от счастья шалыми глазищами, а ученый звездочет постоянно смущался. Капитан исчезал сразу после завтрака. Беседовал с учеными людьми и ездившими в дальние путешествия купцами, а возвращаясь поздно вечером, долго извинялся и говорил, что больно уж серьезные дела решаются с глазу на глаз, и со временем он обязательно посвятит Анастасию во все подробности, но пока — не время. Она терпела, но начинала сердиться. Получалось, что она оказалась в каком-то дурацком состоянии — никто вроде бы не принимал ее всерьез, не делился важными знаниями. На исходе третьего дня она украдкой позлорадствовала, когда на подворье явился осанистый старик и стал потихоньку отчитывать молодого звездочета за полное забвение своих обязанностей.
Один Бобрец-старший скрашивал ей скуку. Анастасия вскоре поняла, что душа это простая и бесхитростная, что он — человек, хорошо знающий свое дело. И, что очень важно, он не злился на тех, кто был способен на большее — отсюда уважение к младшему брату. Вспомнив их первую встречу, Анастасия как-то переоделась в прежнюю одежду и предложила воеводе помериться силой на мечах. Бобрец охотно согласился. Победителей не оказалось — это они оба признали. После этого воевода стал относиться к Анастасии гораздо серьезнее. Рассказал, что в незапамятные времена были и женщины-богатыри, именовавшиеся поляницами.
А там и Бобрец уехал в очередной порубежный объезд. От скуки Анастасия взялась было помогать Алене по дому, но кончилось это сплошным конфузом. Готовить Анастасия умела лишь на костерке, по-походному, кое-как. Попытка приобщиться к загадочному искусству шитья закончилась неудачно — только пальцы исколола.
Анастасия не без оснований подозревала, что жена воеводы относится к ней с жалостью, поскольку здесь рыцарство и женщины выглядели вещами несовместимыми. Анастасия сначала редко, потом все чаще стала задумываться о своих будущих детях, но это оказалось столь сложной и мучительной темой, что в голове воцарялся полный сумбур.
Однажды Капитан появился, когда она пребывала не в самом добром расположении духа. Она встала ему навстречу от окна, улыбнулась радостно, и радость эта была искренней, но он все же почувствовал холодок, глянул испытующе.
— Настенька, случилось что-нибудь?
— Не женское это дело — устраивать скандал, а то бы я устроила, — сказала Анастасия, стараясь не заводиться. — Я так не могу, понимаешь? И нельзя со мной так. Если уж я и отступила от каких-то правил, не думай, пожалуйста, что стала существом слабого пола. Никогда я им не стану. Вот так…
Капитан сграбастал ее и шепнул на ухо:
— Чем же я тебя прогневил?
Не пробуя высвободиться, Анастасия сказала:
— Похоже ты, попав сюда, ужасно возрадовался, что нашел наконец место, где все устроено по твоему вкусу…
— Святая правда. Не без этого, Настенька. А ты бы на моем месте не радовалась? — он отстранил ее и заглянул в глаза. — В глаза смотрите, княжна! И отвечайте честно.
— Еще чего! — Анастасия гибко уклонилась, уперлась ему в грудь ладонями, вырвалась, но раздражение пропало — он умел шутливо гасить вспыхивавшие порой искорки размолвки, прежде чем они становились огнем.
— Ее голубые глаза явственно доказывали, что она сейчас или скажет дерзость, или будет плакать… — сказал Капитан. — Плакать ты не собираешься, не та закваска, — он присел на подлокотник тяжелого кресла. — Давай тогда, говори дерзости.
— Пока что наша жизнь — сплошное путешествие, — сказала Анастасия. — Но ведь когда-нибудь путешествие кончится? И нужно будет что-то выбирать, как-то определяться?
— Я не сомневался, что ты умница, — сказал Капитан без улыбки. — И частенько зришь в корень. Определяться надо. И я тебе сразу скажу, что место мое вот здесь. Что-то меня ваша Счастливая Империя отнюдь не прельщает, и вовсе не из-за поменявшихся местами мужчин и женщин. Здесь… Здесь, по крайней мере, многое забывши, кое-что важное сохранили.
— А по-моему, здесь очень скучно.
— Ну да, со шпагами в переулках не бегают… — он подошел, присел рядом на нагретый солнцем подоконник и обнял Анастасию за плечи. — Но здесь не так уж скучно. Это поначалу кажется, будто все недвусмысленно благостно — пряничные терема, опрятные мужички на золотых полях с песнею хлеба сгребают… Я сам сначала купился — думал, пастораль… Но вскоре, Настенька, оказалось, что есть и здесь свое потаенное кипение, — он вздохнул. — Ты ведь тоже поехала из своей мушкетерской глубинки за знаниями, так что быстро все поймешь… Слушай внимательно. Здесь начинаются серьезные дела. Видишь ли, не может человек пятьсот лет смирнехонько ходить по кругу, бесконечно повторять дедов-прадедов. Когда-нибудь обязательно надоест, хлеб — это еще не все… И тогда начинаются раздумья. Даже у вас, судя по твоим рассказам, задумавшихся над бытием хватает. А здесь — тем более, особенно если учесть, что им не грозит костер. Словом, здесь пока что спокойно, но грядут жаркие споры насчет основ. Кто-то по кузням и горницам новое изобретает, кому-то хочется дойти до края света и сплавать за море, а кому-то пуще всего дороже прадедовская старина. Это крайние точки, а сколько между ними оттенков и мнений… Понимаешь?
— Понимаю, — сказала Анастасия. — Не так уж это и сложно. Лучше расскажи, где ты пропадаешь.
— Там и пропадаю. Споры-разговоры до одури. Отсюда ведь ходит много торговых караванов. Так что — есть книги, есть люди…
— А я? — спросила Анастасия, подняв к нему лицо. — Ты не забывай, пожалуйста, — я ведь не за одними приключениями поехала. За Знаниями.
— А знания, дорогая, — это такая нелегкая вещь… — он смотрел ей в глаза угрюмо и печально, и Анастасия отчего-то почувствовала смутную тревогу.
— Я уже взрослая, — сказала она.
— Я вот тоже взрослый, — сказал Капитан. — И повидал побольше твоего. А все равно страшно, до ужаса…
— Ты о чем?
— Ох… Пошли, ждут нас, — он спрыгнул с подоконника, подхватил ее, прижал, шепнул на ухо: — Настька… Ну что за поганая штука жизнь — едва уверишься, как все хорошо, новая пакость в затылок дышит…
В его голосе звучала такая тоска, непонятная и надрывная, что Анастасия невольно отстранилась, захваченная его тревогой:
— Что случилось?
— Ничего пока. Пока… Ладно, пошли. Смеркается уже, нас ждут.
Анастасия давно уже приметила эту башню, стоявшую особняком на окраине Китежа, поодаль от крайних домов. Высокая, этажей в десять, со странной крышей — полукруглый купол из множества стекол. Оказалось, что это и есть башня звездочетов.
Внутри было чисто и тихо. Поднимаясь по широкой лестнице, Анастасия мельком успевала разглядеть в дверных проемах на этажах ряды полок с толстыми книгами, какие-то громоздкие загадочные устройства, столы, заставленные диковинной стеклянной посудой, чучела известных ей и незнакомых зверей и птиц.
— Алхимики тут работают? — спросила она понимающе.
— Бери выше, — сказал Капитан. — Это, конечно, не академия наук, но единственное серьезное научное заведение на ба-альшом пространстве… Нет, нам выше, на последний.
Они поднялись под самый купол. У Анастасии разбежались глаза — на кованых треножниках стояли несколько огромных труб, напоминавших бинокль Капитана, уставленных вверх, в свободные от стекол квадраты медного каркаса купола. На столах лежали странные приспособления, загадочные цветные рисунки — раскрашенные в несколько красок круги и полумесяцы, черные диски с лохматой золотой бахромой, россыпь золотых точек на черном. В некоторых Анастасия узнала знакомые созвездия, были и очень точные изображения хвостатых звезд, изредка появлявшихся в небе и наводивших ужас на людей.
— Я посмотрю. Можно? — не вытерпев, Анастасия рванулась к ближайшей трубе, соблазнительно посверкивавшей фиолетовой линзой.
— Потом, — деликатно, но твердо отстранил ее Капитан. — Сейчас соберутся люди для серьезного разговора. Тебе тоже придется участвовать, так что держись соответственно. Потом насмотришься.
Люди входили один за другим, приветствовали их поклонами и степенно рассаживались у стен меж труб и столов — старые и молодые, иные с обветренными в странствиях лицами, то ли купцы, то ли рыцари. Их набралось около тридцати. Молчание казалось Анастасии тягостным, напряженным. Она невольно выпрямилась в кресле с высокой спинкой, положила руки на колени.
— Приступим, — сказал старик, приходивший тогда к Елизару. — Друзья, перед нами — княжна Анастасия. Не могу сказать, что она искушена в науках, но тянется к знаниям, а это говорит само за себя. Потому мы и решили ее пригласить. Должен предупредить, княжна: знание — вещь тяжелая.
— Я взрослый человек, — сказала Анастасия. — И жизнь немножко повидала, смею вас уверить. В моей стране женщины занимают несколько иное положение…
— Права на знания у женщин никто не отнимает и здесь, — мягко сказал старик. — Перейдем к делу. У ваших звездочетов есть что-нибудь подобное? — он показал на зрительные трубы.
— Нет, — сказала Анастасия, вдруг ощутив прилив жгучего стыда за тот мир, что остался далеко отсюда и временами казался уже чуточку ненастоящим — то ли сказочным, то ли приснившимся. — Честно говоря, звездочеты наши имеют дело в основном со смутными легендами…
— А нет ли среди этих легенд рассказов о цвете и величине Луны?
Анастасия старательно подумала и ответила:
— Вроде бы в незапамятные времена Луна была другого цвета и гораздо меньше… Это все, что я знаю. Вряд ли у нас есть человек, который знает больше.
— Все сходится, — сказал кто-то.
— Все сходится, — поддержал его старик. — Елизар, будь добр…
Елизар встал, развернул шелестящий свиток и укрепил его на подставке так, чтобы видно было всем. На белом листе — восемь или девять концентрических кругов. Старик медленно вышел вперед, остановился рядом с подставкой, держа в худых опущенных руках длинную указку.
— Самые первые наши небесные хроники описывают Луну такой вот величины, белого или желтоватого цвета, — он указал на внутренний, самый маленький круг. — Примерно такой она была до того времени, которое в Счастливой Империи называют Мраком, а у нас Хаосом. Поскольку к нам чудесным образом угодил человек, живший до Хаоса, это можно утверждать совершенно точно. Однако с течением столетий Луна увеличивается в размерах и постепенно меняет цвет, — он прикоснулся указкой к нескольким кружкам, что были один больше другого. — И принимает наконец облик, с детства знакомый и мне, и вам… Как явствует из бесед с нашим гостем, это может означать только одно: Луна все более приближается к Земле, — он выпрямился, обвел всех суровым взглядом. — Наука наша в таком состоянии, что мы, увы, могли лишь осознавать происходящее, не в силах дать тому объяснения и предсказать последствия. Теперь же… Говори.
Капитан выступил вперед, и Анастасия увидела, как он бледен.
— Я не специалист, — сказал наконец Капитан. — Помню только то, что читал в детстве. Есть какой-то предел отдаленности Луны от Земли. Да, у него даже есть название. Но я не помню… Не все помню. За этим пределом, независимо от того, упадет Луна на Землю или нет — Землю ожидает катастрофа. Везде начнутся землетрясения, море бросится на сушу, пылища поднимется до небес. А если Луна упадет, будет совсем плохо… Даже говорить не хочется, как плохо. Конец всему. Когда это произойдет, я не знаю. Можно как-то рассчитать, но я не умею… Завтра? Лет через сто? Не знаю. Но это неизбежно.
Анастасия подавила вскрик (кажется, так было и с другими). Перед ее глазами пронеслись страшные, неоформившиеся и оттого еще более пугающие картины неких исполинских несчастий — земля вздымается к небу тяжелыми тучами перемешанных с обломками домов и деревьев, чернозема и песка. Стены рушатся, кладбища разверзаются, камни взмывают ввысь вслед за водой рек, и высоченная мутная волна смешивает все в одну неописуемую грязь… Она ахнула, ища взглядом помощи и поддержки.
Но все лица были так же напряжены, как ее собственное. Анастасии казалось, что она смотрится в зеркало. Жуткое зеркало, беспощадное, как все зеркала, не умеющие лгать.
До сих пор все известные ей опасности приносила Земля (Хвостатых Звезд боялись как-то по привычке, идущей неизвестно от каких времен. Никто не знал в точности, чего бояться, и это обесценивало, обезличивало страх). Теперь опасностью стало само небо, и укрыться от него было негде.
— Но ведь может пройти лет сто, ты сам сказал… — жалобно сказала она, не в силах взглянуть на Капитана.
— Все равно над детьми и внуками нависнет неизбежная гибель, — ответил кто-то. Анастасия не рассмотрела лица говорившего — перед ней все плыло. Она с ненавистью подняла глаза к Луне — та сияла над куполом, огромная, багровая, вдруг ставшая напоминанием о неотвратимой гибели.
Кто-то громко и невнятно задал вопрос, кто-то вскочил, несколько человек заговорили разом, и ничего толкового нельзя было разобрать в этом гомоне. «Вот так начинается паника, — невероятным усилием воли превозмогая животный страх, подумала Анастасия, — паника нарастает, разгорается, и приходит миг, когда ничего уже не поправить и ничем больше нельзя управлять».
— Хватит!
Ей показалось, что это крикнул Капитан. Нет. Старик. Он вновь стоял у рисунка. Сорвал его с подставки — бумага сама собой свернулась в трубку — и швырнул свиток в угол.
— Хватит, — повторил он чеканно, резко. — Смерть приходит тогда, когда нет сил бороться за жизнь. Нужно искать. Нужно отправить наших людей туда, где они пока что не бывали. Во все края до пределов Мира. Быть может, найдутся те, кто знает больше. Легенды о таких людях кружат давно, но никто не удосужился их проверить. Нужно проверить. Я всегда говорил, вы помните, что глупо считать вершиной творения самих себя. Будем искать. Кто смеет говорить, что все потеряно, не шевельнув и пальцем ради установления истины? Кто посмеет? Молчите? И правильно. Ответить нечего. Нужно искать выход.
Наверное, его очень уважали — никто не возразил этим словам. Анастасия видела, как тревога и страх, уйдя глубже, тем не менее растворяются и слабеют, не достигнув того рубежа, за которым все сминает паника. Даже Капитан выглядел так, словно сбросил с плеч тяжелую ношу. Ей самой стало чуточку легче. Старцк не дал передышки, он, как догадывалась Анастасия, стремился раз и навсегда взять инициативу, указать цель и уже не сворачивать с избранного пути. «Железный человек», — подумала она с уважением и прямо-таки детской радостью.
— Кто желает что-нибудь предложить? — говорил тем временем старик. — Прежде всего пусть говорят те, кто ездил к Янтарному Берегу, на север, на закат.
Что-то переменилось, и настрой стал деловым.
— Ходят упорные слухи, что где-то живет очень могущественный народ, — сказал тот, кого называли Станом, человек средних лет с обветренным лицом путешественника. — Чем ближе к Янтарному Берегу, тем сильнее слухи. Сейчас приходится сожалеть, что мы мало заботились о собирании слухов и отделении правды от вымысла. Говорят, что те, неизвестные, умеют летать по воздуху. Говорят о каком-то холодном огне, странных звуках и запретных местах. Бережане в основном говорят, а бережане, сами знаете, трудный народ… У них подмечали странные вещички, какие им самим нипочем не сделать.
— Вот это уже интереснее, — сказал Капитан. — Лично у меня большой интерес вызывают те штуки, что у вас зовутся Бродячей Десяткой, или Плывущими Звездами. Я за ними долго наблюдал. И пришел к выводу, что никакие это не звезды. Вокруг Земли существует некое изделие рук человеческих. В наше время туда, в небо, умели забрасывать разные штуки, иные с людьми внутри. Но, как я понимаю, они слишком огромны. Что-то тут не вяжется, никак не могу догадаться…
— Ты можешь говорить понятнее? — почти крикнула Анастасия.
— Не могу пока. Очень долго объяснять, что я имею в виду. И ничего это сейчас не прояснит. Мне бы простенькое радио, послушать эфир, хотел же, когда вылетали, транзистор прихватить…
— Довольно, — сказал старик. — Боюсь, здесь уже начинаются вещи, о которых ты нам должен будешь рассказывать до утра. А это ничему не поможет и ничего не изменит. Лучше собирайся в дорогу. Ты ведь не откажешься поехать на разведку? А ты, Анастасия?
— Хоть сейчас, — сказала Анастасия.
— Рано. Еще предстоит покопаться в книгах, поискать упоминания, разобраться с легендами… Осторожно поговорить с людьми, со всеми, кто ездил с торговыми караванами. И побыстрее готовить обоз. Придется еще выдумать убедительную причину, почему этот обоз отправляется раньше обычного. Подберите самых надежных в сопровождение. И чтобы ни одна живая душа… — он обвел всех таким взглядом, что у Анастасии похолодело внутри. — Пока что мы не имеем права взваливать на людей такую ношу. Или кто-то думает по-другому?
Но все молчали.
— Тогда — совет окончен. Сейчас распределим, кто чем займется.
Пока он называл незнакомые Анастасии имена и раздавал поручения, она сидела, не шевелясь. По правде говоря, ей больше всего хотелось проснуться. Вот и поехала за Знаниями. Вот и обрела. Вот и повзрослела в одночасье. Как же ей, оказывается, легко жилось до сих пор, какими кукольными были горести и беды, какими смешными опасности…
И все же не верилось, не могла проникнуться. Умом понимала, и сердце заходилось в тревоге, смертной тоске, но в сознание все равно не вмещалось, что существует такая вещь, как гибель всего мира, оказавшегося не плоским, а круглым и таким огромным, что она и поверить не могла. Необозримые расстояния, исполинские глыбы, гигантские огненные шары, чудовищные дали. Нет твердой опоры, единственной точки, на которой держится мир, земля уходит из-под ног, падает в бездну…
Голова закружилась от всей этой необозримой сложности, шалых миражей, и Анастасия вцепилась в резные подлокотники, чтобы не соскользнуть в черную пропасть…
— Настенька! Плохо?
Она медленно открыла глаза, слабо улыбнулась, глядя на него снизу вверх с детской надеждой.
— Фу ты, черт! — Капитан облегченно вздохнул, погладил ее по щеке. — А бледная, как стенка…
— Ты тоже, — сказала она тихо.
— Что?
— Тоже бледный.
Капитан сел на подлокотник кресла, прижал ее голову к груди.
— Ну конечно, — сказал он глухо. — Побелеешь тут. Это надо же — атланты держат небо. Я всегда считал, что это невыносимо тяжкая работа…
Самое странное, что она почти сразу успокоилась. Говорят, так бывает с очень большим горем — за некой чертой оно вдруг разрастается настолько, что уходит из тебя, заполняя весь мир, а ты впадаешь в понурое безразличие. Когда они вернулись домой из башни звездочетов, то нашли успокоение в какой-то шалой, исступленной нежности. Но потом Анастасии приснился кошмар — Луна, багровая и чисто-прозрачная, словно отлитая из стекла и вымытая с мылом, величаво и беззвучно плыла над самыми крышами, над яркими флюгерами, угрюмыми зубцами башен, коньками теремов — и крыши отрывались, взмывали в небо, но не рассыпались, а вереницей, углом плыли вслед Луне. «Как журавлиный клин в чужие рубежи», — то ли это сама Анастасия сказала во сне, то ли это звучало вокруг нее. «Как журавлиный клин», — повторила она во сне, попробовала на вкус эти странные, непонятные слова, глядя вслед веренице крыш, ставшей уже бесконечной, почувствовала, что ей невыносимо страшно и пора просыпаться, иначе сердце не выдержит.
Анастасия проснулась. Медленно осознала, что это был сон, а за окном близится рассвет. Слова еще стояли в памяти, и, чтобы они не забылись, не растаяли с пробуждением, Анастасия почти беззвучно пошевелила губами:
— Как журавлиный клин в чужие рубежи…
Рядом, не поднимая головы от подушки, метался Капитан, и с его губ срывались тихие бессвязные выкрики — он кого-то остерегал, кому-то приказывал, звал каких-то шмелей, то и дело вспоминал цветок — черный тюльпан. Анастасия в жизни не видела черных тюльпанов — только синие и красные, в оранжерее Императора.
— Ну тихо, тихо, — шепотом сказала она, отвела с лица рассыпавшиеся волосы, наклонилась над ним и осторожно поцеловала в лоб, едва прикоснувшись губами, чтобы не разбудить. — Все тихо, все спят…
Он тяжело задышал, потом тело расслабилось, дыхание понемногу стало ровным, он повернулся к стене и засопел ровно и спокойно. Анастасия, не глядя, протянула руку, нащупала зашуршавшее платье и выскользнула из-под одеяла. Подошла к окну. Стояла та неуловимая утренняя пора, когда темнота уже не ночь, а рассвет еще не день, и розовая полоска на восходе не шире лезвия меча…
— Княжна Анастасия, — шепотом сказала она своему отражению, едва различимому в темном стекле.
Отражение молчало, как ему и полагается. Замки, узкие улочки и звон мечей показались такими далекими, словно их и не было вовсе. Никогда. И Луна, к счастью, уже опустилась за горизонт. Анастасия ее теперь ненавидела.
— Взрослеем? — сказала она отражению. — А дела-то крутые…
Отражение промолчало.
Назад: Верстовой столб 13. СОН О РЖАНЫХ АПОСТОЛАХ
Дальше: Верстовой столб 15. АТЛАНТЫ ДЕРЖАТ НЕБО