Глава восемнадцатая

К утру шестого дня после отплытия из Нестоува Сабриэль была уже по горло сыта морской жизнью. Все это время они плыли, почти не останавливаясь, и к берегу причаливали только пополнить запасы воды, всегда в полдень и лишь в солнечную погоду. Ночи проводили под парусом или, если Оселок изнемогал от усталости, вставали на якорь, а недремлющий Моггет нес стражу. По счастью, погода им благоприятствовала.

Пять дней ничего особенного с ними не происходило. За два дня они доплыли от Нестоува до мыса Бородач, неказистого полуострова, единственными достопримечательностями которого были песчаный пляж да прозрачный ручей. Поблизости никто не жил, а значит не было и мертвых. Здесь Сабриэль впервые перестала чувствовать мордиканта, преследовавшего ее. Славный, сильный юго-восточный ветер стремительно гнал их вперед – и нес на север так быстро, что не догонишь.

Три дня занял путь от мыса Бородач до острова Ильгард. Его скалистые утесы отвесно поднимались над морем: этот серый, изъеденный оспинами камень служил домом для десятков тысяч морских птиц. Путешественники проплыли мимо уже ближе к ночи, их единственный парус был натянут так туго, что едва не лопался, обшитый внакрой корпус сильно кренился, нос лодки взрезал воду, рассыпая тучи пенных брызг, припорашивая солью губы, глаза и кожу.

От Ильгарда до Жерла Белис было полдня пути: этот узкий пролив выходил в море Саэре. Но доплыть до него оказалось непросто, море изобиловало ловушками, так что на ночь путешественники легли в дрейф за пределами видимости Ильгарда и стали дожидаться света дня.

– Поперек Белиса установлено боновое заграждение, – объяснил Оселок, ставя парус, пока Сабриэль втягивала через носовую часть якорь. Солнце светило им в спину, но еще не поднялось над морем, так что юноша маячил на корме смутной тенью. – Его сделали, чтобы не пускать в море Саэре пиратов и прочих. Вы не поверите, до чего огромная эта цепь; вообще не понимаю, как можно было отковать ее или натянуть через пролив.

– Думаешь, заграждение уцелело? – осторожно спросила Сабриэль.

Оселок вдруг сделался непривычно разговорчив, и ей вовсе не хотелось спугнуть момент.

– Я в этом уверен, – отозвался юноша. – Сперва мы увидим башни на противоположных берегах. Столб-Вóрот на юге и Крепежный Крюк на севере.

– Тот, кто придумал эти имена, воображением не отличался, – отметила Сабриэль, не в силах удержаться. Ведь поговорить – это так приятно!

В пути Оселок все больше помалкивал, хотя и по вполне уважительной причине: он управлял рыбацкой лодкой по восемнадцать часов в день, и сил на разговоры у него просто не оставалось, даже в хорошую погоду.

– Башни назвали согласно их назначению, – объяснил Оселок. – Что вполне разумно.

– А кто решает, пропустить корабль за заграждение или нет? – спросила Сабриэль.

Она уже продумывала следующий шаг и предвкушала встречу с Белизаэром. Что, если бывшая столица окажется такой же, как Нестоув, заброшенной, кишащей мертвецами?

– Хм, – протянул Оселок. – Об этом я не задумывался. В мое время заграждением заведовал королевский смотритель, при нем была стража и отряд малых сторожевых кораблей. Но если, как говорит Моггет, в городе безвластие…

– А может, там есть и такие, кто служит мертвым или вступил с ними в союз, – задумчиво протянула Сабриэль. – Так что даже если мы пересечем заграждение при свете дня, в городе нас встретит опасность. Пожалуй, я лучше выверну сюрко наизнанку и спрячу обмотку шлема.

– А как насчет колокольчиков? – уточнил Оселок. Он перегнулся через девушку покрепче подтянуть парус, а правой рукой чуть подтолкнул румпель, пользуясь переменой ветра. – Они, мягко говоря, бросаются в глаза.

– Из-за них меня просто примут за некроманта, – отвечала Сабриэль. – Просоленного, неумытого некроманта.

– Прямо и не знаю, – отозвался Оселок, не понимая шутки. – Некроманта в город ни за что не пустили бы, и живым он бы не ушел в…

– В твое время, – перебил Моггет со своего любимого места на носу. – Но сейчас все иначе. Я уверен, что в Белизаэре на каждом шагу попадаются и некроманты, и кое-кто похуже.

– Я завернусь в плащ, – предложила Сабриэль.

– Как скажешь, – отозвался Оселок одновременно с нею.

Коту он явно не поверил. Белизаэр – королевская столица, огромный город с населением по меньшей мере в пятьдесят тысяч жителей. Оселок даже вообразить себе не мог, что город пал и лежит в руинах, что им владеют мертвые. Невзирая на все свои тайные страхи и сокровенные знания, юноша почему-то был уверен, что Белизаэр, к которому они плывут, мало чем отличается от образов двухсотлетней давности, запечатленных в его памяти.

Эта уверенность пошатнулась, едва над синей линией горизонта воздвиглись башни на противоположных берегах пролива Жерло Белис. Поначалу они представляли собой не более чем темные кляксы, но росли и росли по мере того, как ветер и волны гнали лодку к ним. В подзорную трубу Сабриэль разглядела: они сложены из красивого нежно-розового камня, что некогда наверняка ослеплял великолепием. А теперь башни по большей части почернели от огня, и от былого величия ничего не осталось. Столб-Вóрот лишился трех верхних этажей из семи; Крепежный Крюк высился, как и прежде, но солнечные лучи высвечивали зияющие проломы: внутри башни царили запустение и разор. И – ни следа гарнизона, сборщика пошлин, вращающих вóрот мулов и вообще чего-либо живого.

Гигантское боновое заграждение по-прежнему тянулось через весь пролив. Громадные железные звенья, каждое длиной и шириной с рыбацкую лодку, поднимались над водой – зеленые, обросшие ракушками – и уходили вверх, в каждую из башен. Они же просматривались в середине пролива, когда волна отбегала и во впадине между двумя гребнями проблескивал скользкий зеленый отрезок цепи, точно какое-то затаившееся чудовище глубин.

– Нам придется пройти рядом с башней Столб-Вóрот, снять мачту и проплыть на веслах под цепью там, где она поднимется к башне, – объявил Оселок после того, как несколько минут изучал цепь в подзорную трубу и пытался высчитать, достаточно ли глубоко она ушла, чтобы им удалось проскользнуть над нею.

Но даже для их лодчонки с относительно небольшой осадкой это было слишком рискованно, а ждать, чтобы ближе к вечеру прилив достиг высшей своей точки, путешественники не решались. Когда-то в прошлом, вероятно тогда, когда башни были покинуты, цепь смотали до максимального натяжения. Инженерам впору было бы порадоваться: по всему судя, цепь нисколько не просела.

– Моггет, ступай на нос и следи, что там под водой. Сабриэль, не могли бы вы понаблюдать за берегом и башней на случай внезапного нападения?

Сабриэль кивнула, очень довольная тем, что Оселок в роли капитана их маленького суденышка разом избавился от своей дурацкой лакейской манеры и ведет себя как вполне нормальный человек. Моггет без возражений запрыгнул на нос, несмотря на то что там ему пришлось мириться с брызгами, то и дело окатывавшими его с головой. Они шли диагонально к волне, держа курс на небольшой многообещающий треугольник между берегом, морем и цепью.

Подойдя как можно ближе, они сняли мачту. Волны поутихли, ведь Жерло Белис было надежно защищено двумя мысами. Начался прилив, и теперь воду несло с океана в море Саэре. Так что, даже без мачты и паруса, лодка стремительно летела к цепи. Оселок греб изо всех сил, только чтобы направлять суденышко, куда нужно. В какой-то момент стало ясно, что юноша один не справляется, так что Сабриэль схватила одно из весел и тоже принялась грести. Моггет орал указания.

Каждые несколько секунд, на излете мощного гребка, когда спина ее оказывалась почти на одном уровне с банкой, Сабриэль оглядывалась через плечо. Лодка неслась в узкий проход между высокой осыпающейся волноотбойной стеной Столба-Вóрота и гигантской цепью, что поднималась из бурлящего моря в пелене белой пены. Звенья уныло постанывали, точно хор разобиженных моржей. Даже эта великанья цепь двигалась по прихоти океана.

– Лево руля! – взвыл Моггет. Оселок двинул веслом в обратную сторону, и тут кот соскочил вниз с воплем: – Втяни весла и пригнись!

Весла со стуком и брызгами упали на дно лодки, Сабриэль с Оселком просто легли на спину, а Моггет втиснулся между ними. Лодка раскачивалась, ныряла вниз, жуткий скрип цепи звучал совсем близко. Сабриэль видела над собою ясное синее небо, а через мгновение мир заслонила зеленая, заросшая водорослями железная громада. Когда волна подкинула лодку вверх, девушка с легкостью смогла бы дотянуться до огромной заградительной цепи и ощупать ее.

Но вот они прошли под цепью, и Оселок уже взялся за весло, а Моггет снова перебрался на нос. Сабриэль хотелось просто лежать, глядя в небо, но обрушенная волноотбойная стена Столб-Вóрота была совсем близка, на расстоянии весла. Девушка села и тоже принялась грести.

В море Саэре вода изменила цвет. Сабриэль опустила за борт руку, дивясь чистому бирюзовому отблеску. Несмотря на сочный оттенок, вода была на диво прозрачной. Глубина просматривалась на три-четыре морских сажени: мелкие рыбешки танцевали в пузырьках струи за кормой.

Сабриэль расслабилась, на миг к ней словно вернулась былая беспечность: все тревоги, что ждали в будущем и остались в прошлом, ненадолго развеялись, пока она завороженно любовалась прозрачной сине-зеленой водой. Здесь не ощущалось присутствия мертвых, не приходилось постоянно думать про бессчетные двери в Смерть. В море растворялась даже магия Хартии. На несколько минут Сабриэль напрочь позабыла про Оселка с Моггетом. Даже образ отца изгладился из памяти. Остались только оттенки моря и прохладная вода под рукой.

– Скоро мы увидим город, – нарушил молчание Оселок, вторгаясь в ее грезы. – Если, конечно, башни еще стоят.

Сабриэль задумчиво кивнула и медленно вытащила руку из воды, словно расставаясь с дорогим другом.

– Тебе, должно быть, сейчас нелегко, – сказала она, разговаривая больше сама с собой и не ожидая ответа. – Двести лет минуло, королевство постепенно пришло в упадок, пока ты спал.

– По правде сказать, мне в это не верилось, пока я своими глазами не увидел Нестоув, а потом башни Жерла Белис, – отозвался Оселок. – А теперь мне страшно… страшно за великий город, который, как мне казалось, будет стоять всегда неизменным.

– Плохо у тебя с воображением, – строго упрекнул Моггет. – Не умеешь ты предвидеть будущее. Это недостаток. Роковой недостаток.

– Моггет! – разозлилась Сабриэль. Они только разговорились, а этот кот взял и все испортил. – Зачем ты грубишь Оселку?

Моггет зашипел, шерсть на его загривке поднялась дыбом.

– Я не грублю, я называю вещи своими именами, – фыркнул он, с подчеркнутым презрением разворачиваясь к ним спиной. – И он это заслужил.

– Да сколько можно-то? – в сердцах воскликнула Сабриэль. – Оселок, что такое знает Моггет, чего не знаю я?

Оселок молчал, крепко вцепившись в руль: даже костяшки пальцев побелели. Глаза его были устремлены вдаль, к горизонту, словно он уже видел башни Белизаэра.

– Тебе же придется рассказать мне все, рано или поздно, – не отступалась Сабриэль. В голосе ее зазвучали интонации старосты. – Не верю, что все так плохо!

Оселок облизнул губы, замялся и наконец выговорил:

– С моей стороны это была просто глупость, но никак не злой умысел, миледи. Две сотни лет назад, когда правила последняя королева… я думаю… я знаю, что отчасти несу ответственность за то, что нынче королевство гибнет, а королевский род прервался.

– Что?! – воскликнула Сабриэль. – Как такое может быть?

– Это правда, – с горечью продолжал Оселок. Руки его так дрожали, что руль дергался туда-сюда и лодка шла сумасшедшими зигзагами. – Было вот что… ну, то есть…

Он помолчал, набрал в грудь побольше воздуху, выпрямился и продолжил – точно докладывал старшему офицеру:

– Не знаю, много ли я сумею рассказать вам, потому что тут вовлечены Великие Хартии. С чего начать? С королевы, наверное. У нее было четверо детей. В детстве я дружил с ее старшим сыном, Рогиром. В наших играх он всегда верховодил. Он все придумывал – а мы ему подчинялись. Позже, когда мы подросли, идеи его становились все более странными, все более неприятными. Мы отдалились друг от друга. Я поступил в стражу, он предался собственным увлечениям. Теперь-то я понимаю, что увлечения эти наверняка включали в себя Свободную магию и некромантию, но тогда я об этом не подозревал. И напрасно… но он был ужасно скрытным и подолгу где-то разъезжал.

Ближе к концу… ну то есть за несколько месяцев до того, как все случилось… В общем, Рогир отсутствовал вот уже несколько лет. И тут он приехал, как раз накануне празднества Зимнего Солнцестояния. Я ему очень обрадовался: теперь он больше походил на того Рогира, которого я знавал ребенком. Он утратил интерес к разным нездоровым странностям, что так влекли его прежде. Мы снова проводили вместе много времени: охотились с соколами, скакали верхом, пили, танцевали.

И вот однажды вечером – одним холодным, морозным вечером, на закате, – я стоял на страже у покоев королевы и ее фрейлин. Они играли в кранак. К королеве явился Рогир и попросил ее спуститься вместе с ним вниз, туда, где стоят Великие Камни… ух ты, я могу об этом говорить!

– Да, – вклинился Моггет. Вид у него был усталый: ни дать ни взять бездомный кот, которому перепадают сплошь пинки и колотушки. – Море на какое-то время все смывает дочиста. Мы действительно можем поговорить о Великих Хартиях, по крайней мере недолго. А я и позабыл, что так бывает.

– Продолжай! – взволнованно воскликнула Сабриэль. – Давайте же воспользуемся моментом, пока можно. Великие Камни – это ведь «твердь каменной кладки» из стишка – Третья и Пятая Великие Хартии?

– Да, – отрешенно подтвердил юноша, как будто повторял наизусть заученный урок, – это часть Стены. Те, кто создал Великие Хартии – уж не знаю, люди это были или нет, – вложили три в кровь избранных родов, а две – в постройки: в Стену и в Великие Камни. Все меньшие камни черпают свою силу в том либо в другом.

Великие Камни… Рогир пришел и сказал, что с ними что-то не так и королеве надо бы на них взглянуть. Он приходился ей сыном, но королева невысоко ставила его мудрость и не поверила ему, когда он стал рассказывать о каких-то неполадках с Камнями. Она была магом Хартии и ничего такого не почувствовала. Кроме того, она как раз выигрывала в кранак, так что она велела Рогиру подождать до утра. Рогир обернулся ко мне, попросил поддержать его, и, помоги мне Хартия, так я и сделал. Я поверил Рогиру. Я не усомнился, что он говорит правду, а моя убежденность повлияла и на королеву. Наконец она согласилась. К тому времени солнце село. И мы все – Рогир, я, трое стражников и две фрейлины – пошли вниз, в подземное хранилище, где находятся Великие Камни.

Голос Оселка угас до еле слышного хриплого шепота.

– Внизу и впрямь случилось страшное. Но Рогир не обнаружил несчастье – он своими руками его сотворил. Там стоят шесть Великих Камней, и два были уничтожены на наших глазах – разбиты с помощью крови его собственных сестер, принесенных в жертву Рогировыми приспешниками, адептами Свободной магии, при нашем приближении. Я застал последние мгновения принцесс: в их затуманенных глазах вспыхнула слабая надежда при виде королевской ладьи, что скользила по воде хранилища. Камни раскололись, меня словно ударило; помню еще, как Рогир подкрался к королеве сзади и зазубренным клинком мгновенно перерезал ей горло. И собрал кровь в чашу, в золотую чашу, принадлежавшую самой королеве, а я не успел… не успел…

– Выходит, в Усыпальнице ты сказал мне неправду, – прошептала Сабриэль. Лицо юноши исказилось, по нему потекли слезы. – Королева не выжила…

– Нет, – пробормотал Оселок. – Но я не хотел лгать. Просто у меня в голове все спуталось…

– Так что же произошло?

– Остальные двое стражников были люди Рогира, – продолжал Оселок; в голосе его звенели слезы и звучало неизбывное страдание. – Они напали на меня, но Влара – одна из фрейлин – кинулась наперерез. Я словно обезумел, ярость битвы ослепила меня, превратила в берсерка. Я зарубил обоих стражников. Рогир между тем спрыгнул в воду и вброд побрел к камням с чашей в руках. У третьего камня – его предстояло разбить следующим – ждали четверо его колдунов-приспешников в темных рясах с капюшонами. Я понимал, что не успею добраться до предателя. Я метнул меч. Клинок полетел точно в цель и вошел в его грудь чуть выше сердца. Рогир взвыл – эхо прокатилось по подземелью из конца в конец – и обернулся ко мне! Пронзенный моим мечом, он все-таки шел, шел, воздев над головой гнусную чашу, словно предлагал мне выпить.

«Ты можешь искромсать это тело, – сказал он, приближаясь. – Изорвать его, как плохо сшитую одежду. Но я не умру».

Он подошел ко мне на расстояние вытянутой руки. Я успел лишь взглянуть ему в лицо – взглянуть на то зло, что таилось за знакомыми чертами… и тут вспыхнул слепящий белый свет, зазвенели колокольцы – колокольцы в точности как твои, Сабриэль, – послышались резкие голоса… Рогир отпрянул, выронил чашу, кровь растеклась по воде, как масло. Я обернулся, вижу – на лестнице стража… и пылающий, крутящийся столп белого огня… и человек с мечом и колокольцами… Тут я потерял сознание или, может, меня оглушили. А когда я вновь пришел в себя, уже в Усыпальнице; первое, что я увидел, – это ваше лицо. Не знаю, как я туда попал, кто меня туда поместил… в памяти всплывают лишь бессвязные, обрывочные образы.

– Напрасно ты не рассказал мне все раньше, – проговорила Сабриэль, пытаясь вложить в голос как можно больше сочувствия. – Но наверное, ты не мог, пока море не развеяло сковывающие чары. А скажи, тот человек с мечом и колокольцами, он был Абхорсен?

– Не знаю, – отозвался Оселок. – Возможно.

– Я бы сказала, почти наверняка, – откликнулась Сабриэль. Она поглядела на Моггета, вспоминая столп вихревого пламени. – Ты ведь там тоже был, верно, Моггет? Не скованный, в ином своем обличье.

– Да, я там был, – подтвердил кот. – Вместе с тогдашним Абхорсеном. То был весьма могущественный маг Хартии и повелитель колокольцев, но слишком добросердечный, чтобы справиться с предательством. Мне пришлось чуть не наизнанку вывернуться, чтобы доставить его в Белизаэр, и в конце концов мы все равно опоздали и не успели спасти королеву и ее дочерей.

– Так что же случилось? – прошептал Оселок. – Что случилось?

– Когда Рогир вернулся в Белизаэр, он уже был одним из мертвых, – пояснил Моггет устало, как если бы рассказывал скабрезный анекдот в компании видавших виды дружков. – Но понять это смог бы только Абхорсен, а Абхорсена в столице не было. Настоящее тело Рогира было где-то спрятано… и спрятано по сей день… а его физический облик был лишь фантомом Свободной магии.

Где-то на пути своих изысканий он обменял подлинную Жизнь на власть и, как все мертвые, постоянно нуждался в подпитке Жизнью, чтобы удержаться вне Смерти. Но в пределах королевства это было чрезвычайно трудно – из-за Хартии. И он решил уничтожить Хартию. Он мог бы ограничиться тем, что разбил бы несколько меньших камней где-нибудь вдали от столицы, но тем самым он оказался бы заперт на небольшом пятачке, и Абхорсен очень скоро бы его выследил. Так что он решил разбить Великие Камни, а для этого ему потребовалась королевская кровь – кровь его собственных родичей. Или кровь Абхорсена, или кого-то из Клэйр, понятное дело, да только ее добыть куда труднее.

И поскольку он приходился королеве сыном, с его умом и могуществом он почти достиг своей цели. Два из шести Великих Камней были разбиты. Королева и ее дочери погибли. Абхорсен вмешался, но, увы, поздно. Да, он сумел загнать Рогира глубоко в Смерть – но поскольку его настоящее тело так и не нашли, Рогир продолжал существовать. Даже из Смерти он наблюдает за распадом королевства – королевства, в котором не осталось королевского рода, то есть одна из Великих Хартий повреждена и в свой черед подтачивает и ослабляет все остальные. В ту ночь в хранилище он вовсе не был побежден, нет; ему всего-навсего пришлось отложить свои замыслы на будущее; вот уже две сотни лет он пытается вернуться, вновь прорваться в Жизнь…

– И он наконец преуспел, так? – перебила Сабриэль. – Он – тот, кого называют Керригором. Абхорсены сражались с ним на протяжении многих поколений, пытаясь удержать его в Смерти. Он вернулся, он – тот самый великий мертвый, что перебил патруль близ Рассеченной Вершины, он – повелитель мордиканта.

– Не знаю, – отозвался Моггет. – Твой отец полагал, что да.

– Это он, – отрешенно сказал Оселок. – Керригор – это детское прозвище Рогира. Это я его однажды придумал, когда мы с ним в грязи возились. Его полное официальное имя – Рогирек.

– Должно быть, он – или его слуги – выманил моего отца в Белизаэр незадолго до того, как сам Керригор явился из Смерти, – размышляла вслух Сабриэль. – Любопытно, а почему он прорвался в Жизнь так близко от Стены?

– Вероятно, где-то рядом со Стеной находится его тело. Керригору необходимо было оказаться поблизости от него, – пояснил Моггет. – Кому и знать, как не тебе. Ему требовалось возобновить могучие чары, не дающие ему уйти за Последние Врата.

– Да, – кивнула Сабриэль, вспоминая фрагменты из «Книги мертвых».

Ее пробрала дрожь, но девушка справилась с нею, не давая перейти в исступленное рыдание. Ей отчаянно хотелось закричать или заплакать. Бежать обратно в Анцельстьерр, пересечь Стену, оставить позади и мертвых, и магию, уехать как можно дальше на юг. Но Сабриэль сумела взять себя в руки.

– Абхорсен однажды одержал над ним верх, – сказала она. – Я могу сделать это снова. Но сперва нам нужно отыскать тело моего отца.

На миг повисло молчание – только ветер свистел, наполняя парус, да тихо гудели снасти. Оселок провел рукой по глазам и оглянулся на Моггета:

– Я хотел бы задать один вопрос. Кто поместил мой дух в Смерть, а тело превратил в носовую фигуру?

– Я понятия не имел, что с тобой сталось, – ответил Моггет. Его зеленые глаза встретили взгляд Оселка – и первым сморгнул отнюдь не кот. – Но это наверняка дело рук Абхорсена. Когда мы вывели тебя из хранилища, ты был не в себе. Ты лишился рассудка – вероятно, в тот момент, когда разбились Великие Камни. Ни памяти, ничего. Я бы предположил, две сотни лет для лечения покоем – срок не слишком-то долгий. Абхорсен, верно, разглядел в тебе что-то такое… или, может быть, Клэйры что-то увидели во льду… ох, еле выговорил! Мы, должно быть, приближаемся к городу, и влияние моря убывает. Сковывающее заклинание вновь обретает силу…

– Нет, Моггет! – взмолилась Сабриэль. – Я хочу знать, мне нужно знать, кто ты такой. Как ты связан с Великими… – Но тут и у нее слова застряли в горле, и она смогла издать только удивленное бульканье.

– Поздно, – фыркнул Моггет. И принялся вылизываться как ни в чем не бывало, только розовый язычок замелькал ярким пятнышком на фоне белой шерсти.

Сабриэль вздохнула, поглядела в бирюзовую даль, затем на солнце, что желтым диском висело на синем, в белых росчерках небосводе. Легкий ветерок наполнил парус, пролетая, взметнул ее волосы. Чайки спланировали чуть вперед и присоединились к гомонящей стае собратьев, что кормилась рыбой: целый косяк ярким серебром бурлил у самой поверхности.

Здесь торжествовала многоцветная ликующая радость жизни. Даже налет соли на коже и резкий запах рыбы и собственного немытого тела отчего-то бодрили и веселили Сабриэль. Мрачное прошлое Оселка, зловещая тень Рогира-Керригора и стылые сумерки Смерти – все осталось где-то далеко.

– Мы должны помнить об осторожности, – наконец проговорила Сабриэль, – и пусть… как там ты сказал старейшине Нестоува, Оселок?

Юноша тотчас же понял, что она имеет в виду:

– Пусть Хартия сохранит нас всех.