Глава пятнадцатая

Лестница обнаружилась севернее второго корабля из четырех. Спрятанная посредством магии и искусства, она казалась не более чем мокрой проплешиной на влажном известняке, из которого состояли стены шахты, но на самом-то деле в стене был сквозной проем, а за ним вверх уводили ступени.

Подниматься решили на следующее утро, отдохнув еще день. Сабриэль не терпелось пуститься в путь, она чувствовала, что с каждым днем отцу угрожает все большая опасность, но здравый смысл говорил: ей необходимо набраться сил. Да и Оселку тоже отдых не помешает. Сабриэль попыталась выудить из него хоть какие-то сведения, пока они вместе искали лестницу, но юноша открывал рот с явной неохотой, а если и открывал, его смиренные извинения не вызывали у нее ничего, кроме досады. Когда дверь наконец-то отыскалась, Сабриэль сдалась, уселась в траве у родника и принялась изучать отцовские книги о магии Хартии. «Книга мертвых» так и лежала в рюкзаке, завернутая в непромокаемую ткань. Но ее зловещее присутствие чувствовалось даже оттуда…

Оселок держался по другую сторону корабля, у носа: упражнялся с парными мечами, разминался, делал гимнастику. Моггет наблюдал за ним из кустов, точно мышь подкарауливал: зеленые глаза так и блестели.

Обед вышел и безвкусным, и безрадостным: полоски сушеной говядины, приправленные водяным крессом, и односложные ответы Оселка – вот и все. Он даже снова перешел на «миледи», несмотря на все просьбы Сабриэль обращаться к ней по имени. Моггет же упорно звал ее «Абхорсен», подливая масла в огонь. После обеда все вернулись к своим занятиям: Сабриэль к книге, Оселок к фехтовальной практике, Моггет – к наблюдению.

Ужин ничего хорошего не сулил. Сабриэль попыталась поболтать с Моггетом, но коту, похоже, передалась замкнутость Оселка, хотя и без его подобострастия. Подкрепившись, все разошлись от горки углей на месте костра в разные стороны: Оселок на запад, Моггет на север, Сабриэль на восток – и, отыскав в траве местечко поудобнее, улеглись спать.

Сабриэль проснулась в ночи. Даже не вставая, она увидела, что костер снова горит, а Оселок сидит рядом на корточках, неотрывно глядя в пламя. В глазах его отражался пляшущий ало-золотой отблеск.

– Как ты? Все хорошо? – тихо спросила Сабриэль, приподнимаясь на локте.

Оселок вздрогнул, качнулся назад и чуть не упал. В кои-то веки он оставил тон унылого прислужника:

– Не то чтобы. Я помню то, чего помнить не хочу, и забыл то, чего забывать не следовало. Прости.

Сабриэль не ответила. Последнее слово он произнес, обращаясь к пламени, а не к ней.

– Пожалуйста, засыпайте, миледи, – продолжил Оселок, снова переходя к роли подобострастного слуги. – Я разбужу вас утром.

Сабриэль открыла было рот, собираясь съязвить насчет гордыни притворного смирения, но тут же его закрыла и вновь забралась под одеяло. Твое дело – спасти отца, внушала она себе. Это – главное. Спасай Абхорсена. Забудь о бедах Оселка и о странной природе Моггета. Спасай Абхорсена. Спасай Абхор… спасай…

– Подъем! – заорал Моггет прямо ей в ухо.

Она перекатилась на другой бок, игнорируя кота, но тот перепрыгнул через ее голову и завопил в другое ухо:

– Подъем!

– Да не сплю я, уже не сплю! – проворчала Сабриэль.

Она села, кутаясь в одеяло, – предрассветная свежесть холодила лицо и руки. Было еще совсем темно, если не считать неверного света костра и легчайших штрихов зари высоко над отверстием шахты. Оселок уже варил овсянку. А еще он умылся и побрился – с помощью кинжала, судя по порезам и царапинам на подбородке и шее.

– Доброе утро, – поздоровался он. – Завтрак будет готов через пять минут, миледи.

Сабриэль застонала – опять это слово! – подобрала рубашку и штаны и побрела искать подходящий куст по пути к роднику – неуклюжей, закутанной в одеяло пародией на человека.

Ледяная вода родника немилосердно прогнала остатки сна. Сабриэль окунулась в нее и чуть менее холодный воздух секунд на десять, не больше, – столько, сколько понадобилось, чтобы сбросить нижнюю рубашку, умыться и снова натянуть ее на себя. Чистая, взбодрившаяся, одетая, она вернулась к костру и съела свою долю овсянки. Потом за ложку взялся Оселок, а Сабриэль тем временем облачилась в броню, пристегнула меч, надела бандольер с колокольцами. Моггет лежал у огня, согревая белое пушистое пузико. Сабриэль не в первый раз задумалась: а нуждается ли он вообще в еде. Вкусно поесть кот явно любил, но скорее забавы ради, нежели для подкрепления сил.

После завтрака Оселок, вжившись в роль слуги, вычистил котелок и ложку, затушил костер и прибрался. Он уже взялся было за рюкзак, но Сабриэль его остановила:

– Нет, Оселок. Это мой рюкзак. Я сама его понесу, спасибо.

Юноша смешался, передал ей рюкзак, хотел было помочь надеть, но не успел даже поддержать его, как Сабриэль уже продела руки в лямки и забросила рюкзак на спину.

Полчаса спустя, преодолев от силы треть пути вверх по узким, вырубленным в камне ступеням, Сабриэль уже пожалела о своем решении. Она еще не вполне оправилась после крушения Бумажнокрыла, лестница оказалась очень крутой и такой тесной, что девушка с трудом преодолевала закрученные спиралью изгибы. Рюкзак вечно застревал, упираясь то во внешнюю, то во внутреннюю стену, куда бы она ни повернулась.

– Пожалуй, тащить рюкзак можно и по очереди, – неохотно признала она, когда все остановились отдышаться в небольшой нише.

Оселок, шедший впереди, кивнул, спустился на несколько ступеней и подхватил ношу.

– Тогда я пойду первой, – добавила Сабриэль, разминая спину и плечи и слегка ужаснувшись тому, как она вспотела под рюкзаком: кожа казалась влажно-скользкой под броней, курткой, рубашкой и исподним бельем.

Девушка взяла со скамьи свечу и двинулась вперед.

– Нет, – возразил Оселок, заступая ей путь. – Здесь, на лестнице, есть заграждения и стражи. Я знаю нужные слова и знаки, чтобы нас пропустили. Вы – Абхорсен, так что вас, возможно, и не тронут, но я не уверен.

– Похоже, память к тебе возвращается, – отметила Сабриэль с легкой досадой. – Скажи, а это та самая лестница, где, как ты рассказывал, королеву подстерегала засада?

– Нет, – решительно отозвался Оселок. Помялся немного и добавил: – Та лестница была в Белизаэре.

С этими словами он повернулся и двинулся вверх по ступеням. Сабриэль поспешила следом, Моггет трусил за ней по пятам. Теперь, избавившись от громоздкого рюкзака, она снова насторожилась и стала замечать все вокруг. Наблюдая за Оселком, она видела, как юноша то и дело останавливается и бормочет про себя какие-то слова. И всякий раз за этим следует легкое, словно перышко, касание магии Хартии. Магии изощренной, куда более сложной, нежели в туннеле внизу. Распознать ее труднее, и наверняка она куда опаснее, думала Сабриэль. Теперь, зная о присутствии магии, Сабриэль уловила и смутное ощущение Смерти. На этой лестнице убивали – когда-то давным-давно.

Наконец они вышли в просторный зал с двустворчатыми дверями в дальней стене. Свет просачивался внутрь сквозь множество маленьких круглых отверстий в крыше, точнее, как вскорости рассмотрела Сабриэль, сквозь плотно заросшую зеленью решетку, что некогда открывалась навстречу воздуху и небу.

– Это внешняя дверь, – сообщил Оселок, хотя в уточнении нужды не было.

Он задул свою свечу, забрал огарок из рук Сабриэль и убрал то и другое в карман, нашитый спереди килта. Сабриэль собиралась уже сострить насчет горячего воска и возможных последствий, но передумала. Оселок шутку вряд ли оценит.

– А как она открывается? – спросила Сабриэль, указывая на дверь.

Ни ручки, ни замка, ни ключа не было видно. Да и петель тоже, если на то пошло.

Оселок молчал, отрешенно глядя в никуда. Затем рассмеялся коротким горьким смешком:

– Я не помню! Столько поднимались, все эти слова и сигналы… и теперь все напрасно! Никакого от меня толку!

– Ну, ты же помог нам добраться доверху, – напомнила Сабриэль, испугавшись этой вспышки самоуничижения. – Если бы не ты, я бы так и сидела у ручья да слушала бы, как он журчит.

– Вы бы сами отыскали путь наверх, – пробормотал Оселок. – Или Моггет настоял бы… Стоял бы! Стоял бы я лучше и дальше безжизненной деревяшкой, ничего другого я не заслуживаю!..

– Оселок, – зашипел Моггет. – Прекрати уже. От тебя ждут помощи, или ты забыл?

– Да, – отозвался Оселок, разом успокаиваясь: он задышал ровнее, лицо разгладилось. – Простите меня, Моггет, миледи.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, просто Сабриэль, – устало попросила девушка. – Я ж только что школу закончила – мне всего-то восемнадцать! Глупо звать меня «миледи»!

– Сабриэль, – произнес Оселок, словно пробуя имя на вкус. – Я попытаюсь запомнить. Обращение «миледи» – это привычка такая… напоминает мне о моем месте в мире. Мне так проще…

– Какая мне разница, что там тебе проще! – огрызнулась Сабриэль. – Хватит звать меня «миледи» и хватит изображать из себя недоумка! Просто будь собой. Веди себя по-человечески. Мне не нужен лакей, мне нужен толковый… друг!

– Хорошо, Сабриэль, – отозвался Оселок, тщательно выделяя нужное слово.

Он явно разозлился, но уж лучше злость, чем это его подобострастие, подумала девушка.

– Ну, – обратилась она к ухмыляющемуся коту, – есть у тебя мысли, как быть с этой дверью?

– Только одна, – отозвался Моггет, проскальзывая у нее под ногами к тонкой линии посреди проема. – Толкайте. Один левую створку, другой правую.

– Толкать?

– Почему бы и нет? – пожал плечами Оселок.

Он встал у двери, навалился на левую створку, упершись ладонями в обитое металлом дерево. Сабриэль, поколебавшись, заняла место у правой.

– Раз, два, три, толкай! – скомандовал Моггет.

Сабриэль толкнула на «три», а Оселок на «толкай», так что им потребовалось несколько секунд, чтобы уравнять совместные усилия. Но вот дверь заскрипела – и стала медленно открываться. Сияющей полосой внутрь хлынул солнечный свет – от пола до потолка, и в лучах затанцевали пылинки.

– Странное ощущение, – проговорил Оселок: дерево гудело под его ладонями, как струны лютни.

– Я слышу голоса! – одновременно воскликнула Сабриэль. В ушах ее звучали недопонятые слова, смех, отдаленное пение.

– Я вижу время, – прошептал Моггет, но так тихо, что никто его не услышал.

Двери распахнулись. Все вышли наружу, прикрывая глаза от солнца, чувствуя, как кожу пощипывает прохладный ветерок, а свежий аромат сосен очищает ноздри от подземной пыли. Моггет быстро чихнул три раза подряд и забегал по небольшому кругу. Двери захлопнулись за ними так же безмолвно и необъяснимо, как и открылись.

Маленький отряд оказался на полянке посреди соснового леса, кем-то, скорее всего, посаженного нарочно, потому что деревья росли на равном расстоянии друг от друга. Двери были вделаны в склон невысокого холмика, поросшего дерном и невысоким кустарником. Сосновые иголки устлали почву плотным ковром, из которого тут и там выглядывали шишки, точно черепа, вырытые из земли плугом на давнем поле битвы.

– Дозорный лес, – вспомнил Оселок. Он сделал несколько глубоких вдохов, глянул на небо, вздохнул. – Сдается мне, сейчас зима – или ранняя весна?

– Зима, – сказала Сабриэль. – Там, ближе к Стене, шел густой снег. Здесь вроде бы заметно теплее.

– Бóльшая часть Стены, Долгие утесы и дом Абхорсена стоят на Южном плато или являются его частью, – пояснил Моггет. – Плато находится на высоте между тысячей и двумя тысячами футов над прибрежной равниной. Собственно говоря, область вокруг Нестоува, куда мы направляемся, в основном ниже уровня моря и была осушена.

– Да, я помню, – подхватил Оселок. – Длинная дамба, насыпные каналы, ветряки, откачивающие воду…

– Вы оба в кои-то веки разговорились, – отметила Сабриэль. – Не соизволит ли кто-нибудь из вас рассказать мне то, что мне действительно нужно знать, – например, что такое Великие Хартии?

– Я не могу, – хором ответствовали Моггет и Оселок. И Оселок сбивчиво продолжил:

– На нас лежит заклятие… сковывающие чары. Но кто-нибудь, кто не является магом Хартии и не связан с Хартией столь тесно, сумел бы заговорить. Может статься, ребенок, получивший знак Хартии при наречении, но еще не повзрослевший и не обретший силу.

– А ты умнее, чем я думал, – заметил Моггет. – Хотя это нетрудно.

– Ребенок, – задумалась Сабриэль. – Но откуда ребенку знать такие вещи?

– Получи ты подобающее образование, ты бы тоже знала, – отозвался Моггет. – Пустая трата ценного серебра, вот что она такое, твоя школа.

– Возможно, – согласилась Сабриэль. – Хотя теперь, когда я познакомилась с Древним королевством поближе, подозреваю, что я жива только благодаря тому, что росла в анцельстьеррской школе. Но довольно об этом. Куда идти?

Оселок оглядел небо, голубое над поляной, темное над кругом сосен. Солнце чуть просматривалось над деревьями; до полудня, вероятно, оставался еще час. Юноша перевел взгляд на тени деревьев и указал:

– На восток. Там стоит цепочка камней Хартии, она тянется отсюда и до восточной окраины Дозорного леса. Это место надежно защищено магией. Камней много… было много.

Камни оказались на месте; уже за первым начиналось что-то вроде звериной тропы, которая, петляя, вела от камня к камню. Под сенью сосен было прохладно, но очень приятно, а постоянное присутствие камней Хартии действовало на Сабриэль и Оселка умиротворяюще: камни чувствовались, точно маяки в море деревьев.

Всего камней было семь, и все оказались целы, хотя Сабриэль начинала нервничать всякий раз, как они удалялись от одного и подходили к другому. Перед ее внутренним взором то и дело вспыхивала картина – запятнанный кровью, расколотый камень на Рассеченной Вершине.

Последний камень стоял на опушке соснового леса, на гранитном утесе высотой в тридцать-сорок ярдов, обозначая собою восточную границу леса и конец возвышенности.

Путники встали у камня и поглядели вдаль, туда, где простиралось необъятное сине-серое море – с пенными гребнями, беспокойное, вечно накатывающее на берег. Ниже раскинулись ровные поля Нестоува, поддерживаемые сетью насыпных каналов, насосов и рвов. Сама деревня находилась в трех четвертях мили оттуда, на соседнем гранитном утесе; гавань скрывалась под другую его сторону.

– Поля затоплены, – озадаченно проговорил Оселок таким тоном, будто глазам своим не верил.

Сабриэль проследила направление его взгляда: то, что она приняла за посевы, на самом-то деле – ил и вода, тепловатая кашица там, где некогда были плодородные поля. Ветряки, питающие насосы, замерли неподвижно, трехлистные лопасти, все еще венчающие собою грубо сколоченные башенки, не вращались, хотя с моря задувал соленый ветер.

– Но ведь на насосы были наложены заклинания Хартии! – воскликнул Оселок. – Чтобы поворачивались по ветру и работали бесперебойно…

– Людей в полях нет – по эту сторону деревни ни души, – добавил Моггет. Глаза его видели зорче, чем Сабриэль могла бы даже с подзорной трубой.

– Камень Нестоува, по-видимому, разбит, – холодно проговорила Сабриэль, поджав губы. – И ветер отдает смрадом, я это чую. В деревне мертвые.

– На лодке мы доберемся до Белизаэра быстрее всего, я ведь мореход не из худших, – сказал Оселок. – Но если там мертвые, не лучше ли нам…

– Мы спустимся вниз и раздобудем лодку, – твердо объявила Сабриэль. – Пока солнце еще высоко.