Глава четырнадцатая

Серый безжалостный туман, клубясь, полз вверх, обвиваясь вокруг него, как цепкий плющ, оплетал руки и ноги, обездвиживал и душил. Он так плотно прирос к телу, что бежать возможности не было, так туго спеленал, что мышцам под кожей не двинуться, векам – не моргнуть. И ничего не видно, только темно-серые кляксы дрожат перед глазами, как нанесенная ветром пена в зловонном пруду.

И вдруг вспыхнул жаркий алый свет, и все тело взорвалось болью, что волной прокатилась от пальцев ног до мозга и обратно. Серый туман расступился, вернулась подвижность. Серые кляксы сменились размытыми красками, краски постепенно обретали четкость. Женщина смотрит на него сверху вниз… совсем юная девушка, в доспехе и при оружии, ее лицо… в синяках. Нет, не женщина. Это Абхорсен: на ней гербовая одежда, и колокольцы при ней. Но слишком молода… этого Абхорсена он не знал, даже среди членов семьи…

– Спасибо, – выговорил он; слова выбирались наружу, как мышь из пропыленной кладовки. – Абхорсен.

И он провалился в беспамятство: тело жадно приветствовало желанный настоящий сон, подлинное забытье и восстанавливающий душевное здоровье покой.

Он проснулся под одеялом и в первое мгновение запаниковал – плотная серая шерстяная ткань закрывала глаза и рот. Задыхаясь, он отбросил одеяло в сторону и расслабился: лица коснулся свежий воздух и тусклый солнечный свет, просачивающийся откуда-то сверху. Он поднял глаза и по красноватому отблеску догадался, что день еще только разгорается. Шахта сперва его озадачила – он не понимал, где находится, голова кружилась, мысли путались, но вот он оглянулся по сторонам и увидел повсюду высокие мачты, черные паруса и недостроенный корабль рядом.

– Усыпальница, – пробормотал он про себя, хмурясь.

Место он вспомнил. Но что делает здесь он? Совершенно голый под шерстяным походным одеялом?

Он сел, помотал головой. Голова болела, в висках пульсировало – точно на него тараном обрушилось тяжкое похмелье. Но он был уверен, что не пил. Последнее, что он помнил, – это спуск по ступеням. Рогир попросил его… нет… последнее, что вставало в памяти, – это мимолетный образ бледного, встревоженного лица под иссиня-черной челкой, выбившейся из-под шлема. Темно-синее сюрко с гербовым узором из серебряных ключей. Абхорсен.

– Она пошла к роднику, умыться, – раздался тихий голос, вторгаясь в поток обрывочных воспоминаний. – Еще до рассвета поднялась. Полезная привычка – чистоплотность.

Голос шел непонятно откуда, юноша заозирался, вскинул глаза на ближайший корабль… В передней его части, где полагается быть носовой фигуре, зияла огромная неровная дыра, а в ней свернулся калачиком белый кот, наблюдая за ним неестественно проницательными зелеными глазами.

– Кто ты такой? – спросил юноша, оглядываясь по сторонам в поисках оружия.

Рядом лежала только стопка одежды – рубашка, штаны, исподнее, – придавленная крупным булыжником. Рука юноши украдкой потянулась к камню.

– Не бойся, – мяукнул кот. – Я всего лишь верный вассал Абхорсена. Звать Моггетом. До поры до времени.

Рука юноши легла на камень, но замерла. Воспоминания медленно возвращались в его оцепенелое сознание – так кусочки железа неодолимо притягиваются к магниту. Среди этих воспоминаний мелькали образы многих Абхорсенов – они-то и навели на мысль о том, чтó это за существо в обличье кота.

– Когда мы виделись в последний раз, ты был крупнее, – сказал юноша, проверяя свою догадку.

– Так мы уже встречались? – зевнул Моггет. – Ну надо же. Напрочь не помню. И как же тебя звали?

Хороший вопрос, подумал юноша. Он не помнил. Он знал, кто он, в общем и целом, но вот собственное имя от него ускользало. Зато имена других одно за другим возвращались к нему, а вместе с ними и проблески воспоминаний, связанные, как ему казалось, с его недавним прошлым. Он зарычал, поморщился, словно от боли, стиснул кулаки в муке и ярости.

– Какое необычное имя, – отметил Моггет. – Этот рык скорее медведю подходит. Может, я буду звать тебя Оселком?

– Что?! – возмутился юноша, оскорбленный в лучших чувствах. – Это же имя для шута! Как ты смеешь?..

– А разве тебе не подходит? – невозмутимо осведомился Моггет. – Ты ведь помнишь, что натворил?

Юноша умолк: внезапно он и впрямь многое вспомнил, хотя напрочь не понимал, почему он так поступил и что было потом. А еще он подумал, что, раз так, пытаться воскресить в памяти свое имя бессмысленно. Ведь он больше не достоин носить его.

– Да, помню, – прошептал он. – Хорошо, зови меня Оселком. А я стану звать тебя…

Он поперхнулся, удивился, попытался еще раз.

– Ты не можешь этого произнести, – объяснил Моггет. – Это заклинание связано с искажением… не могу сказать чего, и описать его природу тоже не могу, и не могу рассказать, как исправить дело. И тебе тоже не дано об этом говорить. Вероятно, есть и другие последствия. Я их так точно на себе ощутил.

– Понимаю, – мрачно ответствовал Оселок. Больше произносить пресловутое имя он не пытался. – Скажи, кто правит королевством?

– Никто, – мяукнул Моггет.

– Стало быть, регент. Тогда, возможно…

– Нет. Никакого регента. Никто не правит. Никто не царствует. Поначалу было регентство, но и оно пришло в упадок… не без сторонней помощи.

– Что значит «поначалу»? – удивился Оселок. – Что произошло? И где был я?

– Регентство длилось сто восемьдесят лет, – безжалостно сообщил Моггет. – Двадцать лет назад воцарилась анархия. Ее отчасти обуздывают, насколько могут, несколько еще оставшихся в живых приверженцев королевской власти. А ты, мальчик мой, украшал собою нос вот этого корабля в качестве куска дерева последние двести лет.

– А семья?

– Все мертвы и миновали Последние Врата, кроме одного, который не ушел за них, хотя там ему и место. Ты понимаешь, о ком я.

На мгновение эти новости словно снова обратили Оселка в статую. Он застыл неподвижно, лишь грудь его еле заметно поднималась и опускалась, выдавая, что он еще жив. Потом на глазах его выступили слезы, и он медленно уронил голову в ладони.

Моггет безо всякого сочувствия наблюдал и ждал, пока спина юноши не перестала вздрагивать, а резкие судорожные всхлипы между рыданиями отчасти не успокоились.

– Слезами горю не поможешь, – резко бросил кот. – Много людей отдали жизни за то, чтобы поправить дело. Только в одном этом веке четверо Абхорсенов пали в попытке справиться с мертвыми, и разбитыми камнями, и… источником всех этих бед. Мой нынешний Абхорсен уж всяко не сидит сложа руки и безутешно рыдая. Так принеси пользу и помоги ей.

– А я могу? – убито спросил Оселок, вытирая лицо одеялом.

– Почему нет? – фыркнул Моггет. – Для начала оденься. Здесь и для тебя кое-что найдется. Мечи и все такое…

– Но я недостоин владеть королевскими…

– Просто делай, что велят, – твердо заявил Моггет. – Думай о себе как о правой руке Абхорсена, если тебе от этого легче, хотя ты очень скоро убедишься, что здравый смысл в нынешние времена будет поважнее чести.

– Хорошо, – смиренно пробормотал Оселок.

Он встал, надел исподнее, рубашку, а вот штаны так и не смог натянуть выше мускулистых бедер.

– Там, в одном из сундуков найдутся килт и легинсы, – посоветовал Моггет, понаблюдав немного, как юноша скачет на одной ноге, застряв второй в тесной кожаной штанине.

Оселок кивнул, стянул с себя штаны и вскарабкался в дыру в корпусе корабля, стараясь держаться как можно дальше от Моггета. На полпути он замешкался, упершись руками в края пролома.

– Ты ей не скажешь, правда? – спросил он.

– Кому не скажу? Чего не скажу?

– Абхорсену. Пожалуйста. Я помогу всем, чем смогу. Но я не нарочно. Я не хотел. Пожалуйста, не говори ей…

– Вот только умолять меня не надо, – с отвращением промолвил Моггет. – Я никак не могу ей ничего рассказать. И ты не можешь. Искажение расползлось вширь, а заклятие различий не делает. Торопись, она скоро вернется. Я поведаю тебе о нынешнем положении дел, пока ты одеваешься.

Сабриэль вернулась от родника, чувствуя себя поздоровевшей, чистой и куда более счастливой. Она хорошо выспалась, а утреннее купание смыло кровь. Синяки, ушибы и ожог уже заживали под действием трав. В общем и целом она ощущала себя живой и почти здоровой, а не едва способной двигаться и хоть что-нибудь делать, как раньше. И ее грела надежда, что за завтраком компанию ей составит приятный собеседник, а не только Моггет с его язвительностью. Хотя Моггет, конечно, свое дело делал: например, всю ночь стерег спящих или лежащих без сознания смертных. А еще кот засвидетельствовал, что проверил знак Хартии на лбу бывшей носовой фигуры и убедился, что юноша не запятнан ни Свободной магией, ни некромантией.

Сабриэль думала, что незнакомец еще спит, и удивилась, даже встревожилась, увидев на носу корабля человека, стоящего спиной к ней. Рука ее сама потянулась к мечу, но тут девушка разглядела рядом Моггета, опасно балансирующего на планшире.

Сабриэль настороженно приблизилась: любопытство боролось в ней с опасениями, она ведь ничего не знала об этом человеке. Одетым незнакомец выглядел совсем иначе. Он казался старше и отчасти внушительнее, тем более что, по-видимому, побрезговал ее походной одеждой, отдав предпочтение алому, в золотую полоску килту и золотым, в красную полоску легинсам. Обулся он в высокие сапоги с отворотами из красновато-коричневой замши. Впрочем, рубашку он-таки надел из ее запасов, а теперь пытался влезть в красную кожаную куртку со съемными рукавами и сражался со шнуровкой, которой эти рукава крепились к плечам. У ног его лежали два меча в ножнах на три четверти длины, блестящие острия торчали из кожи на четыре дюйма. Талию уже стягивал широкий пояс с подходящими для крепления ножен петлями.

– Да будь она неладна, эта шнуровка, – выругался он.

Сабриэль была уже в десяти шагах. Приятный голос, глубокий такой, но прямо сейчас – раздраженный до крайности.

– Доброе утро, – поздоровалась Сабриэль.

Юноша стремительно развернулся, выронил рукава, нагнулся за мечами, тут же опомнился и, превратив это неловкое движение в поклон, опустился на одно колено.

– Доброе утро, миледи, – хрипло произнес он, не поднимая головы и избегая ее взгляда.

Надо же, он еще и серьги где-то нашел: в ушах покачивались крупные золотые ободки, на мочках застыли потеки крови от неумело проколотых свежих дырочек. Помимо серег, видно было только кудрявый затылок.

– Я никакая не миледи, – возразила девушка, гадая про себя, какие из правил этикета, которым учила их мисс Прионти, применимы к нынешним обстоятельствам. – Меня зовут Сабриэль.

– Сабриэль? Но вы же Абхорсен, – медленно проговорил юноша.

Похоже, умом он не блещет, разочарованно подумала Сабриэль. Значит, приятная беседа за завтраком отменяется.

– Нет, Абхорсен – мой отец, – отозвалась она, строго глянув на Моггета: мол, только попробуй вмешаться. – Я его вроде как временно замещаю. Это все довольно запутанно; я потом объясню. А тебя как зовут?

Юноша замялся и наконец пробормотал:

– Я не помню, миледи. Пожалуйста, зовите меня… зовите меня Оселком.

– Оселком? – переспросила Сабриэль. Слово прозвучало знакомо, но она не сразу сообразила, что за ним стоит. – Оселок, говоришь? Но это же дурацкое имя, прозвище для шута. Зачем тебе так зваться?

– Потому что я он и есть, – глухо и невыразительно откликнулся тот.

– Ну ладно, надо же мне как-то к тебе обращаться, – согласилась Сабриэль. – Оселок, значит. А знаешь, по традиции шуты бывают и мудрецами, так что оно, может, и неплохо. Ты, наверное, считаешь себя дураком потому, что оказался заточен в носовой фигуре – и в плену у Смерти, понятное дело.

– У Смерти! – воскликнул Оселок.

Он вскинул голову, его серые глаза встретили взгляд Сабриэль. Глаза ясные, на удивление умные. Похоже, он не вовсе безнадежен, подумала она и объяснила:

– Твой дух каким-то образом удерживался у самой границы Смерти, а тело сохранялось в виде деревянной фигуры. Здесь не обошлось и без некромантии, и без Свободной магии. Очень могущественные чары, что одни, что другие. И мне крайне любопытно узнать, как так вышло, что их к тебе применили.

Оселок снова отвел взгляд, и Сабриэль почувствовала некое смущение или недоговоренность. Значит, грядущее объяснение окажется в лучшем случае полуправдой.

– Я плохо помню, – медленно проговорил юноша. – Хотя постепенно память проясняется. Я – стражник… был стражником. В королевской страже. На королеву напали… засада у… у подножия лестницы. Помню бой, я сражался и мечом, и магией Хартии – мы там все были маги Хартии, вся стража. Я думал, нам ничего не грозит, но… нас предали… потом… я оказался здесь. Не знаю как.

Сабриэль внимательно слушала, гадая, сколько в его словах правды. Скорее всего, память юноши и впрямь повреждена. Возможно, он и в самом деле был королевским стражником. Вероятно, он установил ромб защиты… и поэтому враги сумели захватить его в плен, но не смогли убить. Но почему они просто-напросто не дождались, пока чары развеются? Зачем понадобился такой странный способ пленить простого стражника? И, что еще важнее, как именно носовая фигура попала в это надежно защищенное место?

Сабриэль отложила все эти вопросы на потом, потому что в голову ей пришла новая мысль. Если юноша и в самом деле состоял в королевской страже, значит королева, которую он охранял, умерла по меньшей мере двести лет назад, а вместе с нею и все, кого он знал.

– Ты долго пробыл в заточении, – мягко проговорила девушка, не зная, как сообщить горькую правду. – Ты… ну то есть ты ведь… я хочу сказать, времени прошло немало…

– Двести лет, – прошептал Оселок. – Ваш прислужник уже рассказал мне.

– Твоя семья…

– Семьи у меня нет, – отрезал он.

Лицо его превратилось в застывшую маску, под стать вчерашней деревянной статуе. Он осторожно извлек из ножен один из мечей и протянул его Сабриэль рукоятью вперед.

– Я хотел бы служить вам, миледи, и сражаться с врагами королевства.

Сабриэль не приняла меча, хотя мольба в голосе юноши тронула ее и девушка машинально потянулась к спасенному. Но уже открытая было ладонь сжалась в кулак, и рука упала вдоль тела. Она оглянулась на Моггета: тот наблюдал за происходящим с откровенным интересом.

– Моггет, о чем ты ему рассказал? – подозрительно осведомилась Сабриэль.

– О положении дел в королевстве в общем и целом, – отвечал кот. – О последних событиях. О нашем спуске сюда, ну, до известной степени. О том, что твой долг как Абхорсена – исправить ситуацию.

– А о мордиканте? О тень-подручных? О воронах-кровавиках? О мертвом адепте, кто бы уж это ни был?

– Не то чтобы, – весело отозвался Моггет. – Я подумал, это все он и сам домыслит.

– Как видишь, – сердито промолвила Сабриэль, – мой «прислужник» не был с тобою вполне честен. Я росла по ту сторону Стены, в Анцельстьерре, так что я очень слабо представляю себе, что происходит. В моих познаниях о Древнем королевстве – сплошные пробелы касательно всего, от географии и истории до магии Хартии. Мне противостоят могущественные враги, и, вероятно, направляет их один из великих мертвых, адепт некромантии. И я тут не для того, чтобы спасать королевство, – я всего лишь пытаюсь отыскать своего отца, настоящего Абхорсена. Так что я отказываюсь принимать твою клятву вассального служения или что-либо в этом роде, тем более что мы едва знакомы. Я буду рада, если ты проводишь нас в ближайшее место, хоть сколько-то приближенное к цивилизации, но я понятия не имею, что стану делать дальше. И будь добр запомнить: меня зовут Сабриэль. Не миледи. Не Абхорсен. А теперь, сдается мне, пора и позавтракать.

С этими словами Сабриэль демонстративно отошла к рюкзаку и принялась доставать овсянку и небольшой котелок. Оселок какое-то время смотрел ей вслед, затем встряхнулся, привесил мечи, надел куртку без рукавов, рукава привязал к поясу и зашагал к ближайшей купе деревьев.

Моггет последовал за ним и некоторое время следил, как юноша собирает сухие ветки и сучья для костра.

– Она правда выросла в Анцельстьерре, – произнес кот. – И не понимает, что нанесла тебе оскорбление, отвергнув клятву. И насчет ее невежества тоже чистая правда. Вот одна из причин, почему она нуждается в твоей помощи.

– Я мало что помню, – буркнул Оселок, свирепо ломая ветку пополам. – Только самое недавнее прошлое. Все остальное – словно во сне. Я не знаю, настоящее оно или нет, было на самом деле или только померещилось. И я вовсе не оскорблен. Моя клятва немногого стоит.

– Но ты поможешь Абхорсену, – отозвался Моггет. Слова его не заключали в себе вопроса.

– Нет, – возразил Оселок. – Помогают равным. Я стану служить ей. Это все, на что я гожусь.

Как Сабриэль и опасалась, беседы за завтраком не получилось. Моггет ушел промыслить что-нибудь себе на перекус, а Сабриэль с Оселком очень мешало то, что котелок был один и ложка тоже одна, так что ели они овсянку по очереди. Но даже учитывая это неудобство, Оселок все больше отмалчивался. Сабриэль накинулась было на него с расспросами, но поскольку отвечал он главным образом: «Простите, я не помню», довольно быстро сдалась.

– Как выбраться из этой шахты, ты, наверное, тоже не помнишь, – раздраженно бросила она после особенно затянувшейся паузы. Прозвучало это так, как если бы староста обращалась к двенадцатилетней нарушительнице дисциплины, – даже Сабриэль это понимала.

– Нет, простите… – машинально начал было Оселок и вдруг замолчал, и уголок его губ дернулся вверх в мгновенном порыве радости. – Погодите! Да… помню! Есть потайная лестница к северу от корабля короля Джанерла… вот только не помню, это который…

– У северного окоема кораблей всего четыре, – задумчиво проговорила Сабриэль. – Отыскать его будет несложно. А не вспомнишь ли ты что-нибудь еще по части географии? Например, что где в королевстве находится?

– Я не уверен, – сдержанно отвечал Оселок, снова наклоняя голову.

Сабриэль поглядела на него и вдохнула поглубже, пытаясь унять гнев, который, угрем шевельнувшись в душе, стал расти и набирать силу. Провалы в памяти она извинить могла, – в конце концов, это следствие магического заточения. Но прилагающееся к ним раболепие казалось ей наигранным. Ощущение было такое, словно плохой актер вымученно играет дворецкого на сцене или даже обычный человек, напрочь лишенный актерских дарований, изо всех сил пытается выдать себя за дворецкого. Но зачем?

– Моггет нарисовал мне карту, – принялась она размышлять вслух, скорее чтобы успокоиться, нежели поддерживая разговор. – Но поскольку он, по-видимому, за последнюю тысячу лет покидал дом Абхорсена разве что пару раз на выходные, воспоминания даже двухсотлетней давности могли бы…

Сабриэль прикусила язык, внезапно осознав, что раздражение опять заставило ее выбрать язвительный тон. Едва она смолкла, юноша поднял глаза, но в лице его ровным счетом ничего не отразилось. Оно казалось вырезанным из дерева.

– Я, собственно, хотела сказать, что нам бы очень помогло, если бы ты мог объяснить мне, как лучше добраться до Белизаэра, и назвал бы ориентиры по дороге, – тщательно подбирая слова, договорила Сабриэль.

Она достала карту из особого кармашка в рюкзаке и развернула непромокаемую ткань. Оселок взялся за один конец карты и прижал уголки камнями, а Сабриэль придавила противоположный край футляром от подзорной трубы.

– Мне кажется, мы где-то вот здесь, – сказала она, ведя пальцем от дома Абхорсена к точке чуть севернее дельты реки Раттерлин: по ее представлениям, именно так летел Бумажнокрыл.

– Нет, – отозвался Оселок, и в голосе его впервые прозвучала уверенность. Он ткнул в карту на дюйм севернее отметки Сабриэль. – Усыпальница вот здесь. Всего в десяти лигах от побережья и на той же широте, что и гора Анарсон.

– Отлично! – воскликнула Сабриэль, улыбаясь; гнев ее разом схлынул. – Ты все-таки помнишь. Так как же лучше добраться до Белизаэра и сколько времени нам потребуется?

– Я не знаю нынешнего положения дел, ми… Сабриэль, – отвечал Оселок. Голос его помягчел, зазвучал тише. – Судя по тому, что рассказывает Моггет, в королевстве царит анархия. Многие городки и деревни, возможно, уже не существуют. Дороги наверняка кишат разбойниками, и мертвецами, и злобными тварями, Свободную магию ничто не сдерживает…

– Если закрыть глаза на все вышеперечисленное, как бы ты добирался туда в обычное время? – уточнила Сабриэль.

– От Нестоува, рыбацкой деревушки вот здесь, – промолвил Оселок, указывая на побережье восточнее Усыпальницы. – Мы бы поскакали на север по Береговому тракту, меняя лошадей на почтовых станциях. Четыре дня до Галлиби; там день отдыха. Потом по дороге вглубь страны, через Онсетский перевал, в общей сложности шесть дней до Аундена. День отдыха в Аундене, потом четыре дня пути до Орхайра. А оттуда день плыть на пароме или два дня скакать верхом до Западных ворот Белизаэра.

– Даже если не считать дневок, получается восемнадцать дней скачки верхом и по меньшей мере шестинедельный пеший переход. Это слишком долго. Нет ли других путей?

– На корабле или на лодке от Нестоува, – вмешался Моггет. Кот вышел из-за спины Сабриэль и решительно положил лапку на карту. – Если бы удалось найти хоть какое-нибудь судно и если бы кто-то из вас умел с ним управляться.