Глава пятая
Дама не в дамках
— Самое главное сейчас, — произнес Томас, — сохранять спокойствие и пристойность.
Все снова собрались в столовой, перед остатками ужина. Лица осунулись и мертвенно побледнели, одна лишь Табита пребывала в блаженном неведении касательно последнего шокирующего поворота событий, а Гимор, также присоединившийся к обществу, криво улыбался неотвратимости судьбы, успев разразиться полезным пророчеством: «Со многими еще случится это, не успеет рассвести! С очень многими!» Единственным (из живых) отсутствующим членом семейства была Дороти — ее не смогли найти. А снаружи по-прежнему бесновалась буря.
— Я бы осмелился далее исходить из предположения, — между тем говорил Томас, — что по дому бродит опасный сумасшедший, склонный к бессистемным смертоубийствам всех, кто попадается ему на пути.
Майкл вздохнул:
— Неужели вы до сих пор ничего не понимаете?
Остальные недоуменно воззрились на него.
— В этих убийствах нет ничего бессистемного.
— Будьте добры объясниться? Майкл повернулся к Хилари:
— Повторите, что вы сказали, едва увидели нож в спине у Генри?
— Да не помню я, — небрежно пожала плечами та.
— «Как это уместно» — вот ваши первые слова. Даже в тот момент они меня поразили. Что вы имели в виду?
— Ну… — Хилари виновато хихикнула. — Мы все знаем, что личная преданность не являлась отличительной чертой политической карьеры Генри. И уж определенно — под конец этой карьеры.
— Вполне. Он был двурушником и предателем. Все согласны с этими определениями?
Из последовавшего молчания стало понятно, что согласны все.
— Что же касается Марка, сдается, нам не стоит питать иллюзий: мы отдаем себе отчет, чем он занимался на Ближнем Востоке. Отсюда, я полагаю, и надпись на стене над его телом.
— Теория ваша, насколько я понимаю ее, — произнес Родди, — кажется, предполагает, что каждого из нас не просто скоро убьют, но прикончат способом… соответствующим, как бы это сказать, нашей профессиональной деятельности.
— Правильно.
— Она нелепа, эта ваша теория, если вы извините меня. Отдает сценарием третьесортного фильма ужасов.
— Интересно, что вы это заметили. — сказал Майкл. — Вероятно, кто-то из вас видел фильм семьдесят третьего года: «Кровавый театр»?
Мистер Слоун укоризненно поцокал языком:
— В самом деле, мы здесь, кажется, заходим слишком далеко.
— Отнюдь. Винсент Прайс играет там престарелого актера, который решает отомстить своим критикам и каждого убивает способом, навеянным какой-нибудь особо жуткой сценой шекспировской трагедии.
Родди встал с места.
— Хотя бы из одной скуки я вынужден предложить вам оставить эти утомительные разглагольствования и сосредоточиться на более практических действиях. Меня беспокоит Дороти. По-моему, следует разделиться и поискать ее.
— Одну минутку, — подал голос Томас. — Мне бы хотелось сыграть с нашим знатоком кино в его собственную игру, если позволите. — Он устроился на стуле поудобнее и вызывающе воззрился на Майкла. — Нет ли у нас фильма, в котором некий сумасброд — он впоследствии оказывается судьей — приглашает множество людей в уединенный дом и всех приканчивает? Смысл заключается в том, что у каждого из этих людей имеется грязный секретик, а он считает себя их палачом — неким ангелом возмездия?
— Сюжет из «Десяти негритят» Агаты Кристи. Существует три экранизации. Вы какую имеете в виду?
— В той, которую я видел, действие происходит в Австрийских Альпах. Там еще играют Уилфрид Гайд-Уайт и Деннис Прайс.
— Правильно. И Ширли Итон, если мне не изменяет память.
При этих словах Майкл глянул на Фиби и мимоходом заметил, что Родди тоже на нее посмотрел.
— Так вот, — продолжал Томас, — не напоминает ли вам та ситуация все, что, судя по всему, происходит сегодня здесь?
— Возможно.
— Прекрасно. А теперь послушайте: как звали того субъекта, который всех убивал? Того, кто организовал все это веселье? Я могу вам напомнить. Он перегнулся через стол. — Этот человек называл себя Тайном Оуэном. — И Томас торжествующе сделал паузу. — Что вы на это скажете?
Майкл опешил:
— Вы обвиняете меня?
— Вы чертовски правы! Мы все видели куски этой вашей мерзкой книжонки. Мы все прекрасно знаем, что вы о нас думаете. Меня нисколько не удивит, если окажется, что вы заманили нас сюда, чтобы осуществить какой-то свой маниакальный план.
— Заманил вас сюда? И как бы мне это удалось? Или вы хотите сказать, что я еще и смерть Мортимера подстроил?
Томас прищурился и повернулся к Фиби:
— А вот тут, наверное, пригодилась мисс Бартон.
Фиби зло рассмеялась:
— Должно быть, вы шутите!
— А для меня это очевидно, — сказал Родди. — Я точно знаю, что у нее зуб на всю нашу семью. И давайте взглянем с другой стороны: они с Оуэном вместе уходят наверх искать Генри — а пять минут спустя он мертв. С моей точки зрения, самые вероятные подозреваемые — они. Что скажешь, Хилари?
— Совершенно согласна. Помимо всего прочего, вы заметили, как они весь вечер посматривают друг на друга? То и дело украдкой обмениваются многозначительными взглядами. Мне кажется, они и раньше где-то встречались. Наверное, давно знакомы.
— Это правда? — спросил Томас. — Вы уже встречались раньше?
Прежде чем признать это, Фиби беспомощно глянула на Майкла:
— Ну, в общем… да. Один раз. Очень много лет назад. Но это не значит…
— Ха! Вот все и выходит наружу!
— Я вам вот еще что скажу, — произнес Родди. — Оуэн уже себя разоблачил. Мы с Хилари были наверху, когда нашли Марка; равно как и Дороти, и ты, Томас, — ты искал Гимора. А Оуэн утверждает, что он в это время стоял на верхней площадке лестницы и рассматривал доспехи. Поэтому, если бы кто-то из нас вышел из бильярдной и прошел мимо него, он бы заметил, разве не так? А он утверждает, что никого не видел.
Томас радостно потер руки.
— Ну? — обратился он к Майклу. — Как вы теперь станете выпутываться?
— Объяснение довольно простое, — ответил тот. — Убийца не входил и не выходил из бильярдной через дверь. Из нее ведет тайный коридор — в одну из спален наверху.
— О чем, к чертям собачьим, вы болтаете, сударь? — взревел Томас.
— Это правда. Спросите Табиту — она знает. Знает, потому что этим проходом пользовался Лоренс во время войны.
— Что за бредятина! — Томас повернулся к тетушке, которая прислушивалась к общему разговору и, по всей видимости, наслаждалась. — Ты слышала, тетя Табита?
— О да. Да, я все слышала.
— И что ты по этому поводу думаешь?
— Я думаю, это сделал полковник Мастард, в кухне. Подсвечником.
— Ох, да ради бога, — вздохнула Хилари. — Мы тратим драгоценное время. Дороти не спускается уже полчаса или даже больше — надо ее найти.
— Хорошо. — Томас встал. — Но эти двое с нами не пойдут.
Шторы на окнах столовой задергивались при помощи толстого хлопчатобумажного шнура. Томас отрезал от него два куска и крепко привязал Майкла и Фиби к стульям. Сторожить пленников доверили мистеру Слоуну (и Табите, если она на такое годилась), а Родди, Хилари, Томас и Гимор отправились прочесывать дом, уговорившись встретиться в столовой через двадцать минут.
Хилари вернулась первой. Вскоре появился и дворецкий.
— Удалось? — спросила его она. Гимор покачал головой.
— Вы больше ее не увидите, — ответил он самым своим траурным тоном. По крайней мере — по эту сторону могилы.
У Родди новости были еще хуже:
— Я сходил в гаражи — проверить, не уехала ли она без нашего ведома.
— И что?
— Машина на месте, да что толку? Рухнуло громадное дерево, выезд полностью блокирован. Вот теперь мы застряли здесь по-настоящему.
Майкл рассмеялся:
— А на что вы рассчитывали? — Он по-прежнему был привязан к стулу, и настроение у него было не из лучших. — Мы, психопаты, как вам известно, предусматриваем все.
Родди не обратил на него внимания.
— Я вот о чем подумал, сестричка: а твой самолет? Мы можем на нем улететь?
— Да я никогда летать на нем не умела. А мой пилот на ночь остался в деревне. Приедет сюда только утром.
— Вы имеете в виду Конрада? — лукаво осведомилась Фиби. — Мне бы очень хотелось увидеться с ним снова.
Хилари гневно зыркнула на нее, и Родди не устоял и объяснил с гадкой ухмылкой:
— Конраду несколько месяцев назад дали под зад — по распоряжению сэра Питера. Заместитель же классом не вышел.
— А как вы думаете, он мог бы меня покатать, когда вернется утром? вскричала Табита, и глаза ее вспыхнули предвкушением удовольствия. — Вы знаете, я обожаю аэропланы. У вас какой?
— «Пират», — ответила Хилари.
— Озерного типа, ЛА-4-200, да? С четырехцилиндровым двигателем «АвкаЛайкоминг»?
— Ох да заткнись ты, старая дура.
Хилари взяла с блюда виноградину и принялась нервно перебрасывать из руки в руку.
— Совершенно не нужно выходить из себя, несносная девчонка, промолвила Табита. — Доброе слово и кошке приятно, счастливая улыбка не стоит ничего, правда? Я всегда говорю: смотри и на светлую сторону. Все вполне могло оказаться гораздо хуже.
— Тетушка, — медленно проговорила Хилари, — мы в ловушке: уединенный дом, маньяк-убийца, снаружи буря. Все телефонные линии обрезаны, нам не на чем бежать отсюда, двоих из нас уже убили, а один человек пропал. Как — ну как все может быть еще хуже?
В этот момент погас свет и дом погрузился во тьму.
— О господи, — вздохнул Родди. — Что еще там?
Чернота, в которой они оказались, была абсолютна. Плотные шторы не пропускали ни отсвета, в этом густом, непроницаемом мраке невозможно было ничего разглядеть даже в паре дюймов перед собой. После того как вся компания лишилась зрения, рев бури за окнами, казалось, возрос десятикратно — и жуть положения усугубилась.
— Должно быть, пробки, — вымолвил Гимор. — Щит в подвале. Сейчас я с ним разберусь.
— Умница, — отозвался Родди.
Удастся ли дворецкому выполнить сию миссию, оставалось под большим вопросом, ибо его продвижение к дверям сопровождалось нескончаемым треском, грохотом, лязгом и звяканьем — он постоянно натыкался на мебель. Но цель наконец была достигнута: дверь, скрипнув, распахнулась и захлопнулась, и общество услышало его нетвердые удаляющиеся шаги, слабым эхом отдававшиеся по каменным плитам холла.
Возобновилось пощелкивание вязальных спиц Табиты; старушка замурлыкала следующую мелодию. На сей раз то был «Марш разрушителей плотин».
— Бога ради, тетушка, — возмутился Родди. — Как тебе удается разглядеть свое вязанье в этой темноте? И не могла бы ты любезно воздержаться от этого раздражающего музицирования?
— Должна заметить, мистер Оуэн, ваша изобретательность вызывает восхищение, — сказала Хилари, и брат уловил в ее голосе хрупкую натянутую веселость — вернейший признак того, что дух ее сильнейшим образом ажитирован. — Не могу не поинтересоваться, какой конец вы уготовили всем остальным?
— Честно говоря, об этом я пока не подумал, — отозвался Майкл. Понимаете, я более или менее импровизирую.
— Да, но ведь какие-то представления у вас должны быть. Спина Генри; руки Марка. А как насчет Томаса? На какую часть его анатомии вы намерены накинуться?
— А где вообще Томас? — спросил вдруг Родди. — Он должен был вернуться сто лет назад. В последний раз я видел его…
— Ш-ш! — оборвала его Хилари. Воздух в комнате внезапно сгустился. Кто там ходит?
Все прислушались. Шаги? Кто-то — или что-то — в комнате? Тайное, сторожкое присутствие переползает из одной чернильной тени в другую — и вот уже совсем близко? Шевелится на самом столе — за которым они сидят, напрягшись, в ожидании — чего? — а что-то очень тихо, очень осторожно передвигается?
— Кто здесь? — спросила Хилари. — Давайте, говорите же.
Все затаили дыхание.
— Тебе мерещится, — через минуту тишины вымолвил наконец Родди.
— Мне никогда ничего не мерещится, — с негодованием ответила Хилари. Но напряжение уже спало.
— Ну, страх иногда играет с людьми странные шутки, — сказал ее брат.
— Слушай — я ничего не боюсь.
Родди лишь презрительно хохотнул:
— Не боишься? Да ты до смерти перепугалась, старушка.
— Не понимаю, с чего ты взял.
— Мы с тобой знакомы много лет, дорогуша, и ты для меня — как открытая книга. Всегда прекрасно видно, если ты расстроена. Ты начинаешь возиться с виноградом.
— С виноградом? Ты о чем?
— Ты играешь с ягодами. Чистишь их. Сдираешь шкурки. У тебя это с детства.
— Может, я и делала так в детстве, но сегодня я этим не занимаюсь могу тебя заверить.
— Ой, хватит, а? У меня сейчас одна как раз в руке.
Родди покатал виноградину большим и указательным пальцами — без шкурки на ощупь она была гладкой и маслянистой — и кинул в рот. Сжал зубами — но вместо ожидаемого вкуса свежего сока ощутил, как зубы со скрипом скользнули по чему-то резиновому, и рот его наполнился мерзким, безымянным злоядием, какого ему не доводилось испытывать доселе.
— Господи боже мой! — вскричал он и выплюнул мерзость. Его чуть не вывернуло наизнанку.
В это мгновение зажегся свет. Сощурившись от неожиданной яркости, Родди несколько секунд потратил на то, чтобы опознать только что выплюнутый предмет, лежавший перед ним на столе. То был полупережеванный человеческий глаз. Его собрат злобно таращился на Родди из фруктовой вазы — налитый кровью глаз Томаса Уиншоу, навсегда остановивший свой безжизненный немигающий взгляд.
