Глава четвертая
Продолжайте орать
Мрачно выстроившись полукругом, Майкл, Фиби, Томас, Хилари, Родди, Марк и Дороти созерцали тело. Генри удалось посадить, и он теперь немигающе смотрел на них с тем же выражением возмущенного недоверия, что стало отличительной чертой всех его публичных выступлений.
— Когда это, по-вашему, произошло? — спросил Родди.
Никто не ответил.
— Лучше спуститься вниз, — произнесла Хилари. — Давайте найдем Табиту и мистера Слоуна и хорошенько все обсудим.
— А его что — так и оставим? — спросил Томас, когда остальные двинулись к выходу.
— Я… немного почищу его, если хотите, — сказала Фиби. — В сумке у меня что-нибудь найдется.
— Я вам помогу, — вызвалась Дороти. — У меня имеется кое-какой опыт с тушами.
Остальное общество молча проследовало вниз и собралось в столовой, где Табита по-прежнему мирно вязала, а мистер Слоун сидел рядом, с непередаваемым ужасом на лице.
— Так, — сказала Хилари, когда стало ясно, что никто из присутствующих не выражает желания начать разговор. — Кажется, Норман заявил права на свою первую жертву.
— Похоже на то.
— Но с другой стороны, видимость может оказаться обманчивой, вымолвил Майкл.
Томас резко обернулся к нему:
— Что вы мелете, сударь? Мы прекрасно знаем, что где-то бродит маньяк. Вы что — хотите сказать мне, что он к этому непричастен?
— Такова одна из теорий, вот и все.
— Понятно. Ну, в таком случае, может, вы окажетесь настолько добры, чтобы просветить нас касательно остальных?
— Да, выкладывайте, — встрял Марк. — Кто еще мог его прикончить?
— Да любой из нас конечно же.
— Бред и ерунда! — рявкнул Томас — Как это мог сделать кто-то из нас, если мы все сидели здесь и ужинали?
— Никто не видел Генри после того, как нам прочли завещание, — заметил Майкл. — Между чтением и ужином каждый в то или иное время оставался один. Я не исключаю никого.
— Вы несете чушь! — сказал Марк — Его могли убить лишь несколько минут назад. Вы забываете, что мы с ним вместе какое-то время смотрели телевизор, пока вы все внизу ели.
— Это ваша версия, — холодно заметил Майкл.
— Вы обвиняете меня во лжи? А чем еще я, по-вашему, занимался?
— Насколько мне известно — чем угодно. Разговаривали по телефону со своим другом Саддамом, выполняя его последний срочный заказ.
— Наглая свинья! Немедленно возьмите свои слова обратно.
— Боюсь, от этой интригующей гипотезы придется отказаться, — подал голос Родди, в эту минуту вернувшийся из холла с телефонным аппаратом в руках. Шнур был перерублен надвое. — Как видите, услуги связи, похоже, нам временно недоступны. Я обнаружил это, поскольку в отличие от всех вас мне хватило здравого смысла подумать о том, что следует позвонить в полицию.
— Ну, это еще не поздно, — сказала Хилари. — У меня в комнате тоже есть телефон. Пойдемте — если мы поспешим, то доберемся до аппарата первыми.
Когда они выходили из комнаты, Марк снисходительно улыбнулся вслед:
— Меня поражает, что люди до сих пор полагаются на столь примитивные средства связи. Ты ведь захватил с собой сотовый, правда, Томас?
Пожилой банкир удивленно поморгал:
— Точно. Конечно. Я без него никуда. Странно, почему мне это раньше в голову не пришло.
— А не помнишь, где ты его оставил?
— Кажется, в бильярдной. Мы расписали парочку с Родди до вашего приезда.
— Я схожу за ним, и мы покончим с этим делом в считанные минуты.
Он вышел, оставив Майкла и Томаса дуться друг на друга. Мистер Слоун тем временем принялся расхаживать по комнате, а Табита продолжала вязать как ни в чем не бывало. Через некоторое время послышалось ее мурлыканье, в котором после нескольких тактов можно было смутно опознать тему из «Этих великолепных мужчин на их летающих машинах».
— А Гимора кто-нибудь видел? — спросил Томас, когда терпеть это сил больше не осталось.
Мистер Слоун покачал головой.
— Так, может быть, его кто-нибудь найдет? Уж его точно с нами в столовой не было. Что скажете, Оуэн, — попробуем его отыскать?
Но Майкл, похоже, задумался так глубоко, что не расслышал обращенного к нему вопроса.
— Ну и ладно, тогда я сам за ним схожу.
— И нас осталось трое, — довольно прощебетала Табита, когда Томас ушел. — Никогда не видела такой беготни. Какая суматоха! Мы разве уже начали играть в «третий лишний»?
Мистер Слоун пригвоздил ее к месту испепеляющим взглядом.
— Майкл, ну почему у вас так вытянулась физиономия? — воскликнула старушка, помурлыкав себе под нос еще немного. — Или веселье вам в тягость? Или, быть может, у вас появились новые мысли о том, чем закончится ваша книга?
— В тех доспехах на верхней площадке есть что-то странное… — Не обращая внимания на ее лепет, Майкл продолжал размышлять уже вслух. — В них что-то изменилось, когда мы только что проходили мимо. Но я не могу сказать, что именно.
Без лишних слов он встал и вышел в холл. Едва он занес ногу на нижнюю ступеньку, из кухни появился Гимор, осторожно удерживая на одной руке серебряный поднос.
— Наслаждаетесь нашим гостеприимством, мистер Оуэн? — спросил он.
— Вас искал Томас. Вы его видели?
— Нет, не имел удовольствия.
— Вам сказали, что здесь произошло?
— Да. И это только начало. Я-то, прошу прощения, все время знал: этот дом обречен вместе со всеми, кто в нем оказался.
Майкл похлопал его по спине:
— Продолжайте в том же духе, старина.
Дойдя до верхней площадки, он внимательно осмотрел рыцарей. Стояли они ровно в тех же позах, никаких очевидных нарушений в расположении лат не было. Однако что-то в них наверняка изменилось… Майкла охватило ощущение, что он невероятно туп и пропускает что-то очень важное у себя перед самым носом. Он присмотрелся.
И увидел. Ужасающее подозрение обуяло его.
Со стороны бильярдной раздался грохот. Майкл сбежал по лестнице и в холле едва не сшиб с ног мистера Слоуна. Вместе они ринулись на шум и, ворвавшись в комнату, обнаружили Гимора: тот полулежал на стуле, а на полу валялся его поднос.
— Я зашел за пустыми стаканами, — пробормотал дворецкий, — и… смотрите…
Их взгляды проследовали за его трепещущим пальцем. К стене привалился Марк Уиншоу. Майклу сначала показалось, что руки у него связаны за спиной, и только потом он понял, что тело жутко изуродовано. На бильярдном столе лежал пропавший рыцарский топор с красным, липким лезвием, а из двух луз по углам стола торчали отрубленные верхние конечности Марка. Зловещую шутку дополняла надпись, выведенная кровью на стене.
Она гласила:
ПРОЩАЙ, ОРУЧИЕ!
