Право на жизнь

В. Р. Ситник. Кабул. 1987 год

– В плен, как правило, попадали либо во время боевых действий, либо по собственной беспечности, – начал разговор Валентин Романович. – Особенно на почве «купли-продажи». И к тем, и к другим подход был один: это наши люди, и мы должны сделать все возможное, чтобы вытащить их из этой беды.

Встреча однополчан. Р. С. Аушев и В. Р. Ситник. 1995 г.

Сначала оперработники, используя все имеющиеся в наличии силы и средства, получали первоначальную информацию о местонахождении человека: где, в какой банде удерживается, кто его окружает. Наиболее эффективный способ получения подобных сведений – работа с местными жителями.

Многие афганцы охотно шли на сотрудничество. У каждого из них на то были свои причины. Кто-то таким образом спасал свою семью от голода. Афганцы в основной своей массе люди очень бедные. Очень бедные! Поэтому за мешок муки, несколько десятков яиц, масло, одежду, хлеб, пару банок тушенки можно было узнать много интересного. Правда, тушенку брали только говяжью. Свинину правоверные в рот не берут. Но когда подпирал голод – ели все. Кто-то сотрудничал с нами, желая отомстить за убитых душманами родственников. Встречались и «идейные» – те, кто сознательно поддерживал новую власть и помогал ей.

Для полной достоверности полученную информацию тщательно перепроверяли, а получив подтверждение, скрупулезно анализировали все слабые и сильные стороны как главаря банды, в которой находился наш военнослужащий, так и его окружения: кто родственники, где находятся, чем или кем наиболее дорожат. Методично, по лоскуткам, по обрывкам слухов, сплетен и других разрозненных сведений собирали общее полотно их психологических портретов, в поисках наиболее уязвимой точки, своего рода «ахиллесовой пяты», на которую можно воздействовать. Ничего не упускалось из поля зрения оперсостава. Любая мелочь могла послужить той спасительной нитью, за которую можно было ухватиться.

Вся оперативная работа имеет одну специфику – она негласная. Встречи, как правило, проводили по ночам в безлюдных, уединенных местах. Во время таких ночных «прогулок» «опер», как его ни страхуй, всегда оставался один на один с опасностью. Вероятность того, что, накинув грязный мешок, в лучшем случае уволокут в горы, в худшем – отнесут отрезанную голову одному из радикально настроенных душманских лидеров, существовала всегда.

Для оперработников подобный риск был каждодневной работой. Один на один с растворившейся в темноте неизвестностью, со сковывающим тело и пытающимся парализовать волю страхом, побеждая и преодолевая его. Смелый не тот, кто не боится. Страшатся все. Смелый тот, кто справляется с этим чувством, контролирует его и, несмотря ни на что, грамотно, четко и профессионально выполняет все стоящие перед ним задачи.

– Служил в 108-й дивизии мастер спорта по фехтованию. В плен попал по собственной глупости. Годы стерли из памяти его фамилию. Помню только, что родом был из Самарканда. Оперативная «почта» сообщила, что он находится в одной из банд, орудовавших в районе Баграма.

Стали искать выходы на ее руководителей. К нашему счастью, они не входили в число «непримиримых». Вскоре через посредников нам передали согласие выдать пленного за определенное вознаграждение. Свободу нашего солдата они оценили в несколько миллионов афгани. Деньги на проведение операции выделил командующий армией Борис Громов. Через тех же посредников договорились о месте встречи и условиях передачи…

…Место было выбрано глухое, безлюдное – в заброшенном людьми и разрушенном войной кишлаке. Серые, низенькие, прилепленные друг к другу, словно ласточкины гнезда, домишки растворялись в серой сумеречной тени… Вокруг царило запустение и тишина, изредка нарушаемая поскрипыванием раскачиваемых ветром покосившихся дверей. Ситник, начальник штаба дивизии полковник Виктор Долич и молодой переводчик Азидобах Алиев вышли на открытую площадку. Все трое – сплошной сгусток нервов и страха. При себе только личное табельное оружие. Прикрытие осталось позади. И никаких гарантий, что вернутся. Ни-ка-ких!

Из-за дувала навстречу им вышли два афганца. Невысокий, обточенный точно булыжник человек в черной чалме, в пропыленном грязном халате, опоясанном крест-накрест пулеметными лентами, выступил вперед. Голос его был глуховат и обрывист. Гордо запрокинув голову, он быстро и негромко что-то проклокотал на непонятном для них языке.

– Деньги принесли? – перевел Азидобах. Ситник молча кивнул. Советский офицер и душманский главарь долго смотрели друг другу в глаза, внимательно изучая друг друга. Аспидно-черные глаза афганца буравили контрразведчика насквозь, пытаясь проникнуть в самые потаенные закоулки сознания. Страх сковал тело и мысли офицера ледяными кандалами. Ноги, руки отказывались подчиняться, словно свинцом налились. Стряхнув оцепенение, Валентин взял себя в руки, выстраивая мысли в строгую логическую цепочку.

Р. Ситник (2-й слева) на встрече с командиром «договорного» вооруженного формирования. Саланг. 1988 г.

Получив утвердительный ответ на только ему одному известный вопрос, моджахед повернулся к своему спутнику и тихо произнес несколько рубленых фраз. Обмен состоялся.

Длинные вечерние тени давно растворились в ночной черноте. Ситник лежал на своей кровати, долго и тупо смотрел в потолок. В памяти то и дело проносились все детали сегодняшней «передачи»: лицо измученного духами хлопца, ставшего в те мгновения родней родного, кишлак, гордый афганец, пока все это не осталось по ту сторону сомкнувшихся век и он не провалился в черную пустоту сна.

– Не раз и не два мне довелось участвовать в подобных операциях, и ни разу афганцы нас не подвели.

– Стараясь уберечь наших военнослужащих от плена, мы прежде всего большое внимание в нашей работе уделяли профилактике: разъясняли, предупреждали, внимательно отслеживали все контакты военнослужащих с местным населением и совместно с командованием старались предотвратить возможные чрезвычайные ситуации. Подобные меры были отнюдь не лишними. Во-первых, за приветливыми улыбками и радушием афганцев часто скрывались темные мысли. Заманят сладкими речами в западню, и поминай как звали.

…Дело было летом 1987 года. Июль. Жара стояла невыносимая. Беспощадное афганское солнце слепило глаза. Раскаленный воздух обжигал лица. Истекающие потом тела изнывали от зноя. Дышать было трудно.

В дивизии пропал боец. Молодой, красивый хлопец Тарас Дравляны из местечка Яворов Львовской области. Вышел из расположения части и не вернулся. Четыре дня ребята искали его по окрестностям. Трое солдат подорвались на минах, потеряли ноги. Но все усилия были тщетны. Как в воду канул. Через месяц сам объявился. Прислал письмо, в котором, не скупясь на краски, описал свою новую сливочно-масленую жизнь «за бугром» и агитировал своих недавних сослуживцев последовать его примеру…

Такое тоже случалось. Наряду с пленными встречались и откровенные предатели. Но это было скорее исключение из общих правил. Грань между ними была очевидна. С предателями, принимавшими участие в боевых действиях на стороне противника и запятнавшими себя кровью наших солдат, поступали соответственно.

– «Душман» – образ собирательный, с конкретными людьми ничего общего не имеющий. Были и категорически настроенные против нас, сознательно вступившие на путь вооруженной борьбы. Были те, кто брал в руки оружие под страхом перед этими радикально настроенными экстремистами. Были и те, для кого эта война была обычным способом заработать деньги.

Там, в Афганистане, на крохотных делянках, как правило, работали либо старики, либо женщины и дети. Остальные же шли в банды. Почему? Потому что аграрные революции и научно-технический прогресс обошли скудные афганские поля стороной. Жизнь здесь застыла, потерялась во времени. И сегодня крестьянин обрабатывает затвердевшую словно камень землю точно так же, как это делали и сто, и двести, и тысячу лет назад: «кетменем» и лопатой. Вручную, под нещадно палящим солнцем, срезают серпами жалкие крохи выращенного урожая и, погоняя по рассыпанным снопам уныло кружащих волов да тощих коровенок, обмолачивают его. Труд этот тяжел и изнурителен.

С автоматом же гораздо проще. При минимальной затрате усилий те же деньги, а то и на порядок больше. Сидишь целый день, ничего не делаешь. Ночью постреляешь – тебе заплатят. Для них война стала чем-то вроде непыльной, неплохо оплачиваемой работы. Ни больше ни меньше.

Тем, кто корячился с мотыгой, платил Советский Союз. Тем же, кто стрелял по ночам, – американцы.

– 108-я мотострелковая дивизия воевала много. Наш участок ответственности протянулся от Даши, далее через Черикар, Баграм, Кабул и до Джелалабада. Всего около трехсот километров. Патрулирование на дорогах стало обычным делом. До десяти километров в день наматывали. От поста к посту, похожим на маленькие крепости, с развевающимися советскими и афганскими флагами. Мимо то и дело тянулись автомобильные колонны с грузами. Для душманов же устроить на дороге засаду считалось что-то вроде дела чести. Нагадят исподтишка и растворяются в скалистой горной массе – поди найди.

Поэтому во время патрулирования ухо приходилось постоянно держать востро. Особенно в горных ущельях. Крутые повороты, нависшие над дорогой скалы идеально подходили для душманских «сюрпризов». Не успеешь опомниться, как дорогу пересекут трассирующие нити пулеметных очередей или под колесами БМП вздыбится огненный смерч взорвавшейся мины. Проезжая по маршруту, то тут то там можно было увидеть немые свидетельства недавних столкновений: остовы сожженных бензовозов, подбитые БТР, сгоревшие «Уралы», раскуроченные бээмпэшки, опаленные деревья…

Как-то из Союза шла колонна с топливозаправщиками. Два патрульных БТР оказались в середине этой колонны. На одном из них привычно расположился Валентин Ситник. Вдруг резкий грохот разорвал тишину. Вспыхнули три «наливника». Со склонов нависших над дорогой гор застрекотали душманские пулеметы. Колонна встала, ощетинилась ответными очередями РПК. Загремел, швыряясь раскаленной смертью, бой. Горела земля, горели деревья, горели скалы. Гул, грохот – ад…

Тут в соседний от Ситника БТР шарахнул гранатомет. Взрыв больно ударил его по ушам. Голова непроизвольно мотнулась из стороны в сторону. К левой ноге не прикоснуться. Острая, режущая боль пронзила все тело. Дальше был госпиталь. Заключение врачей обнадеживало: минно-взрывное ранение, жизненно важные органы не задеты.

Когда нога зажила, он вновь вернулся в дивизию.

– Казалось, трудно поспорить с тем, что человека, принимающего участие в боевых действиях и действующего, исходя из конкретной боевой обстановки, нелепо и глупо судить по мирным законам Уголовного кодекса. У войны свои законы: в бою выживает тот, кто стреляет первым. В противном случае – домой вернешься обозначенный как «груз двести».

Колонна танков, поднимая непроглядные клубы вездесущей пыли, шла маршем по извилистой горной дороге. Раскатистый рев машин разрывал заряженную нервным ожиданием тишину. На броне уверенно, по-хозяйски расположились командиры. Вдруг под одним из танков вспыхнуло пламя, и над дорогой поднялся разбухший гриб взрыва. Тяжелый грохот ударил по горам, по колонне, по дороге, оглушил, вывел из оцепенения. Танк встал на дыбы и, разбросав по сторонам траки, замер на месте. Из люка показалась ошалевшая голова чудом уцелевшего лейтенанта. Механик-водитель шедшей следом машины, не сумев вовремя среагировать, стволом пушки прошелся по его затылку. Естественно, что черепно-мозговую травму оформили как боевое ранение. Лейтенант получил все полагающиеся льготы. Казалось бы, дело на этом и закончилось. Но тут на сцене появились сотрудники военной прокуратуры. Подняли все материалы данного дела и вынесли строго соответствующий букве закона вердикт: «Это не боевое ранение, а травма, полученная… в результате ДТП». Льготы, соответственно, сняли, в отношении же механика-водителя, совершившего наезд, возбудили уголовное дело. И таких примеров можно привести десятки, а то и больше.

– Когда начался вывод ограниченного контингента советских войск, главной задачей военной контрразведки стало обеспечение безопасности наших частей и подразделений, т. к. во время марша войска были наиболее уязвимы.

Конечно, всего предусмотреть было нельзя. Ведь мы не боги. Во время вывода наших войск душманы то и дело совершали нападения. Особой оригинальностью они не отличались: засады, обстрелы, минирование. После достижения договоренности с Ахмад Шахом Масудом больших боевых столкновений не было. Мы не трогали его, он – нас. Но мелкие стычки случались.

Вывод советских войск из Афганистана

Помимо душманов, определенные коррективы в нашу работу вносила и сама природа. Саланг зимой – тема особая. В это время года здесь самое распроклятое место на земле. Холод, разреженный воздух, снежные заносы, гололед. Скользкая лента дороги резко ограничивалась восьмисотметровым обрывом. Буксующие колеса то и дело норовили соскользнуть в пропасть. Такое не каждый выдерживал. Бывало, у водителей сдавали нервы, что приводило к трагическим последствиям. Поэтому «опера» через свои негласные возможности старались заранее выявить людей, не способных в силу своих психологических особенностей справиться с подобной стрессовой ситуацией. Потом через командование их отводили и заменяли на более хладнокровных и эмоционально выдержанных.

– Большинство населения Афганистана, и это мое искреннее убеждение, провожало нас с сожалением. Все прекрасно понимали, что лучше худая стабильность, которую обеспечивали советские войска, нежели хаос и безвластие. При всех «но» наше присутствие защищало местное население от разношерстной своры банд, которые в своей постоянной междоусобной борьбе уничтожали всех посмевших оказать даже самые малые признаки неподчинения.

– В Афганистане я встретил много замечательных людей. Это и заместитель начальника политотдела, большой ценитель и знаток родного белорусского слова подполковник Святослав Лис. И командир нашей 108-й мотострелковой дивизии, тогда еще генерал-майор Виктор Барынькин, ныне генерал-полковник, первый заместитель начальника Академии Генштаба Российских вооруженных сил. И начальник политотдела, генерал-майор запаса, а в то время подполковник Николай Иванов… Да разве обо всех скажешь, всех вспомнишь…

Дружба, рожденная в пламени афганской войны, прошла через всю жизнь. Спустя годы мне приятно осознавать, что все мы – и я, и они – принадлежим к афганскому братству. Все мы – побратимы, выполнившие свой долг перед Родиной до конца.

В. Р. Ситник на встрече с руководством военной контрразведки ХАД. Баграм. 1987 г.

Сегодня можно сколько угодно говорить о целесообразности присутствия войск ограниченного контингента в южном «подбрюшье» Союза. Я твердо убежден, что в той политической ситуации это было жестокой необходимостью.

Мы – солдаты. Наш долг – выполнять приказ. Если сегодня европейские страны задыхаются от наркотиков, то десять лет, проведенных советскими войсками в Афганистане, мы сдерживали этот смертоносный поток. Данный факт не должен оставаться незамеченным.

Они давно ушли оттуда. Но до сих пор в их сердцах саднит кровоточащий осколок прошлой войны, вновь и вновь возвращая их в узкие колодцы изгибистых ущелий, в бушующий осколочно-фугасный ад, к снежным вершинам и бурым камням, над которыми, уводя в бесконечность, сияют ледяные афганские звезды…