Глава 28. Туманное утро
Ночь минула без видений, и Тиса даже разоспалась. Встала позднее обычного. Видимо, сказался недосып, накопленный за прошлые ночи. Глядя, как сквозь пелену облаков тускло проглядывает пятно солнца, девушка улыбнулась новому дню. Сегодня последние сутки шкалуша в станице, что не могло не радовать.
После позднего завтрака Войнова зашла поздороваться к отцу в кабинет, а заодно удостовериться, не приснился ли ей вчерашний разговор. Хотя наколка на плече уже утверждала обратное.
Капитан был не один — перед ним вытянулся посыльный паренек. Неужели новое нападение?
— Проходи, — пригласил ее отец.
Нет. На сей раз, слава Единому, никто не погиб. Однако новость показалась девушке любопытной.
— Мы перехватили коляску погодника на повороте на Сеевку, — продолжал солдатик. — Вы ж велели никого не выпускать без вашего на то дозволения.
— Все правильно, — кивнул капитан. — Где он сейчас?
Паренек махнул рукой в сторону окна.
— Карета внизу. Осмелюсь остеречь, ваше благородие, — посыльный оглянулся на дверь и сбавил голос до шепота. — Мать вэйна вовсю гневается и требует какой-то «аюденции».
— Аудиенции, — поправили его.
— Именно. Страсть до чего склочная особа. Вот, глядите, — солдат повернулся боком, показывая красное ухо. — Чуть ухо мне не открутила.
— Спасибо, Сидор, — поблагодарил капитан. — Мать его мне без надобности. Мои уши мне еще дороги. А вэйна пригласи подняться ко мне.
— Будет сделано, Лазар Митрич! — и испарился.
— Первое твое видение было около двух часов ночи после Горки. А последнее — в ночь с четверга на пятницу. Хорошо, сейчас узнаем, что колдун делал в это время, — отец открыл ключом ящик стола и вынул оттуда странные предметы. На вид они напоминали ручные кандалы. Толстая стальная цепь связывала массивные кольца, только выполнены они были не из металла, а из черного камня.
— Если у него не будет внятного алиби, боюсь, придется его задержать. Письмо в вэйностражу я уже отправил. Тиса, прошу, подожди за дверью. Этот разговор я должен вести один.
Оказавшись в библиотеке, девушка распахнула оконную раму и с любопытством выглянула вниз. Карету вэйна трудно было разглядеть под поклажей: тройкой огромных сундуков, множеством саквояжей и коробов. Мать и сын стояли у открытой дверцы кареты, и погодник имел довольно плачевный вид.
— Я знала, что добром это не кончится, — расслышала Тиса шипение Ордосии Карповны. — Почему ты мне раньше не сказал о своих долгах? Я бы поговорила с братом, он бы оплатил.
— Он уже платил несколько раз, — признался вэйн, склонив голову. — А сейчас заявил, что с него хватит и что я сам должен отвечать за свои поступки.
Ордосия на миг разинула рот, переваривая откровение. Потом как шлепнет с размаху сумочкой по плечу сына!
— Негодник! Паршивец! Это все твои проклятые карты! Гореть им синим пламенем! Если бы не твоя слабость к играм, нам не пришлось бы прятаться в этой дыре! Теперь нас не выпустят, и мы сгорим здесь заживо! Это кровожадное чудище, оно придет за нами! Я это знаю!
— Ма, успокойся, — Филипп снял цилиндр с головы и прикрылся им как щитом. — Это, должно быть, ошибка. Сейчас все узнаем.
Появился Сидор, вэйн выпрямился и движением, в котором угадывалась нервозность, водрузил шляпу обратно на голову.
— Я все же хочу знать, за что нас задержали? — поднял подбородок погодник, однако его тонкий голос выдавал волнение.
— Прошу не серчать на меня, ваше вэйновство, — ответил солдат, не подходя близко к Куликовым. — Только не превращайте меня в козла, пожалуйста! Капитан вам все растолкует, — он низко поклонился и жестом пригласил пройти к крыльцу.
Колдун гордо кивнул и отправился за провожатым в корпус.
— Филиппушка! Я с тобой! — заголосила мамаша и засеменила вслед за сыном. — Я все скажу этому капитану! Чурбаны неотесанные! Да как вы смеете задерживать карету вэйна!
Тиса отпрянула от окна. Даже издалека этот голос резал слух. Когда Куликовы появились в библиотеке, капитанская дочь поздоровалась. Колдун бросил на девушку затравленный взгляд, а его мать, не переставая шипеть как гусыня, облила ледяным презрением.
Отцу таки пришлось принять у себя в кабинете обоих. Оставалось лишь посочувствовать ему. И все же не верилось, что Филипп — отступник, натравляющий изнаня на людей.
Когда дверь кабинета открылась, библиотеку наполнил такой ор, что впору было затыкать уши.
— Это произвол! — кричала Ордосия Карповна. — Я буду жаловаться! Я найду на вас управу! Вы еще не знаете, какой чин мой брат занимает в Крассбургской вэйностраже! В самом ССВ! Вас поставят на место! Сегодня же отправлю ему письмо! Он всех, всех вас превратит в отряд козлов!
— Оставь, ма, — Филипп тщетно старался успокоить мать. — Возвращаемся в особняк градоначальника.
Когда Куликовы покинули библиотеку, Тиса проскользнула в кабинет.
Отец стоял у окна, сцепив руки за спиной.
— Это не он. У колдуна чистое алиби. В Горку он играл всю ночь в карты у Лаврентия в компании хозяев и Лопухиных. А в четверг спал в своей кровати. Говорит, слуга может подтвердить. Я еще проверю эти сведения, но полагаю, что он сказал правду.
— Я склонна думать так же, — согласилась дочь. — Но ты все же запретил им выезжать.
— Да. По крайней мере, до тех пор, пока ребята из вэйностражи не зададут колдуну пару вопросов.
— Ты написал в вэйностражу?
Она одобрительно покивала головой.
Военное совещание, которое отец собрал в полдень, длилось долго. За это время молодая травница под руководством Агапа сварила последнюю кастрюлю силуча. Девушка боялась, что старик узнает о пропаже мальчишки раньше, чем она успеет предпринять новые попытки его найти. Лекарь уже когда-то терял помощника, и весть о возможной новой утрате могла подкосить его здоровье. Но, слава Единому, он верил, что мальчик в храме с Доломеей. Ничего, завтра уже сменится станица и вернется Трихон. Дай Бог, целым и невредимым. Вместе они найдут Рича. Обязательно.
После обеда Войнова съездила к Ганне, а затем и к Зое. Бесчисленные тревожные разговоры заполнили до краев, так что к вечеру она вернулась в часть морально уставшей.
Новость о безумном вэйне уже расползлась по части. Стала заметна перемена в настроении людей. Если чудовище казалось угрозой далекой — не ходи в лес, оно и не тронет, то отступник — дело совсем другое. Сколько история приводит случаев произвола колдунов, их кровавых расправ над людьми. А здесь еще и изнань испода в подчинении безумца. Это вам не шуточки. Так что если еще вчера вечером обитатели пограничной части жужжали пчелами и вокруг было полно народа, то сегодня двор почти опустел. Кого заметишь — говорят все больше шепотом. Поднимаясь по ступеням крыльца, Тиса наблюдала, как прачка с криком загоняла в общежитие ребенка, подгоняя его скрученной мокрой простыней. Снова дала о себе знать тревога за Трихона — как он проведет последнюю ночь на заставе? С этими мыслями девушка и заснула.
* * *
И снова туман. Он тянул к ней свои щупальца. Обволакивал, пеленал, словно паук муху. Сырой воздух, терпкий запах свежевскопанной земли трогал нос, прежде чем ночь упала черной плитой.
…Она стояла на краю поля. Голова повернулась, стала заметна дорога, вся в рытвинах, наполненных лужами. Неожиданно ноги согнулись в коленях — Тиса присела на корточки. Она перебежала дорогу, не выпрямляя спины, и спряталась за тальник, растущий на обочине. Выглянув из-за ветвей, вдруг увидела на другой стороне поля темную фигуру, еле различимую в темноте. «Уходи отсюда! — хотелось кричать, но губы не дрогнули. — Беги!» Рука тронула кобуру на бедре и вытащила стреломет. Через секунду спину опалил жар. Она почувствовала чье-то присутствие, но обернуться не успела. Яркая вспышка ослепила глаза. «Нет!» — беззвучно прокричала Тиса. Мир захлопнулся, выдворив ее прочь.
Отец торопливо натягивал на себя штаны за ширмой.
— Это близко. Ты уверена?
— Да, это точно на параллельной с заставной дороге. Я видела огни перекупного базара в просвете лесополосы. Вэйн стоял очень далеко. Темень была такая, что и фигуру толком не разглядеть, не то что лицо. Потом меня словно огнем накрыло… — Тиса смяла ворот ночной рубашки. — Боже, папа, ты думаешь, еще кто-то погиб?
— Надеюсь, что нет, — он накинул на ходу мундир, подхватил саблю с перевязью.
Сердце девушки сжалось, когда она снова заметила большую складку меж седых бровей.
— Это опасно!
— Не волнуйся, Тиса. Уже утро брезжит, он не посмеет напасть при свете дня. Только бы успеть.
Войнова растерянно наблюдала, как отец вынул из недр прикроватной тумбы кобуру со стрелометом и каменные кандалы. И в три шага покинул спальню. Она ничего не могла с этим поделать.
О том, чтобы снова уснуть, не могло быть и речи. Оделась и спустилась на первый этаж. Там из окна столовой капитанская дочь наблюдала, как небольшой отряд выехал в предрассветные сумерки. Не прошло и часа, как двор снова наполнился цоканьем копыт.
Шкалуш прибыл в часть в числе станицы. Тиса выскочила встречать на крыльцо, не в силах скрыть волнение.
Трихон спрыгнул с седла, как раз вовремя, чтобы поймать в объятия бегущую к нему девушку.
— Я весь в грязи, — предупредил.
Чудак! Разве об этом надо говорить в такую минуту? Тиса заглянула в его глаза и поразилась их перемене. Заледеневшие, словно озера от мороза.
— Ты уже не боишься испортить репутацию? — спросил он.
Войнова оглянулась. Солдаты из станицы откровенно глазели на парочку.
— Плевать, — руки девушки обвили шею парня.
Трихон слабо улыбнулся. Постепенно застывшее каменное выражение стиралось с его лица, лед в серых омутах таял.
— Якшин, ты едешь? — окликнули его станичники. Трихон отмахнулся, и солдаты, светя улыбочками в сторону влюбленных, отправились дальше без товарища.
— Рич сбежал, — горько поведала Тиса о том, что грызло ее в последнее время. — Обманул Доломею и Агапа. И я не знаю, где он.
— С ним все в порядке. Он у своего друга, в безопасности. Я видел его сегодня.
— Ну слава Единому! — выдохнула девушка и тут же нахмурилась, кусая губы. — Знаешь, похоже, случилось еще одно нападение.
Трихон вздрогнул.
— Не может быть. Так быстро… Кто? — он схватил Тису за плечи.
— Я не знаю, — заломила она руки. — Этот вэйн снова натравил своего изнаня. Отряд уже выехал к заставной дороге.
— Так это у заставной, — ослабил хватку парень. — Откуда новость? И почему вэйн?
— Из моего… видения.
Боялась прочесть в лице Трихона отторжение, признаваясь в своей, так сказать… м-м… необычности. Но он лишь кивнул головой со словами:
— Я предполагал нечто подобное. Но, прошу, расскажи подробнее.
Сбивчивый рассказ о вэйне и пещере расстроил шкалуша.
— Это он, я уверена, — настаивала Тиса. — Он вызывал изнаня. Ты бы видел его зловещее кольцо, когда он поднес руку к лаве. Эти два горящих камня вспыхнули, когда он колдовал!
Трихон тяжело вздохнул, глядя на девушку исподлобья.
— Тиса, я… — шкалуш опустил глаза и замолчал, видимо, собираясь с мыслями.
Затем вдруг нахмурился.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Ты о чем?
Девушка только сейчас поняла, что неосознанно водила пальцем по груди шкалуша.
— Что ты чертишь?
— Это от волнения, — покачала головой Тиса. — От всего просто голова кругом.
— Но ты рисовала спираль?
— Тогда, должно быть, из-за оберега, — вспомнила она. — Отец отдал мне свой. На вид — обычная наколка, слишком проста, чтобы попасть в твою коллекцию. Вот, смотри. — Она закатала рукав, показывая шкалушу темно-синий рисунок. Рука парня потянулась к ее плечу и замерла.
— Тотум, — прошептал Трихон. — Драконья чешуя!
Лицо его помрачнело, а глаза стали почти черными. Тисе на миг даже не по себе стало.
— Где капитан? — спросил он требовательно. Снова схватил девушку за плечи и встряхнул. — Где он?
— Он с отрядом, я же говорила. Выехал с Кубачом полчаса назад, — пролепетала она. — Я не хотела, чтобы он ехал, но он сказал, что уже светает и не опасно.
Войнова уже сама понимала, что лопочет глупость. Опасно, и еще как! Как можно было поверить в иное? Неожиданно сердце сжал страх. Шкалуш отстранился и поймал за повод свою лошадь.
— Трихон! — она схватила его за руку. — Ты к нему?
— Все будет хорошо! Ни ногой за пределы части! Слышишь? Я вернусь, — парень взлетел в седло.
— Что ты знаешь? — крикнула вдогонку, но новобранец уже скрылся за воротами.
Тиса опустила руки и какое-то время не двигалась. Потом подняла раскрытую ладонь и с удивлением уставилась на плетеное цветное колечко в своей руке. Ну что за напасть! Прощаясь, она умудрилась стянуть с пальца Трихона его горский оберег! Выбежала за ворота, надеясь, что сможет еще докричаться и отдать плетенку, но поздно. Шкалуша и след простыл.
С тревогой в сердце капитанская дочь вернулась в корпус. Не находя себе места, она бродила по дому, натыкаясь на углы, сжимая кольцо Трихона в ладони. С каждой минутой становилось тяжелее на душе. Тиса сама не заметила, когда тревога успела смениться острым предчувствием скорой беды. Папочка! Единый, спаси его! Она не могла его потерять, когда лишь недавно по-настоящему обрела. А что отцу грозит опасность, она уже не сомневалась. Сейчас она бы все отдала, чтобы только оказаться с ним рядом. Девушка села на кровать у себя в комнате и тут же подскочила.
— Я могу это сделать, — прошептали губы.
Ее дар! Он позволит ей увидеть. Только как вызвать нужное видение? Она уже пыталась как-то сделать это, но у нее не вышло. Вернее, увидеть-то вышло, но не того, кого надо. И сейчас уже светает, получится ли?
Тиса легла на кровать и закрыла глаза.
— Ты знаешь. Я всегда мечтала избавиться от тебя, — произнесла она, понимая, как, должно быть, нелепо это выглядит со стороны: разговор сумасшедшей со своим даром. — Порой я даже ненавидела тебя. Прости меня за это. Но сейчас умоляю — помоги мне. Мне очень нужно увидеть отца. Очень!
Представила родное лицо. Прошла пара минут, в течение которых Тиса различала только темноту своих век и слышала учащенный стук сердца. Видение не желало появляться. Девушка сжала кулаки. «Нет», — остановила она душевную волну. Она должна успокоиться. Ради папы. Вспомнив науку шкалуша по сосредоточению, усмирила дыхание и затушила пульс.
Туман накрыл ее неожиданно. Сизые хлопья обступили, принеся с собой запах влажной земли, затем растворились.
Она обнаружила себя на дороге, за обочиной которой простиралось перекопанное поле. Густая дымка парила над землей. Вдалеке на другом конце поля у кромки лесополосы она насчитала восемь бледных пятен. «Солдаты с факелами прочесывают округу», — догадалась Тиса.
— …отступник, теперь я убежден в этом, — произнесли ее губы.
У нее получилось! Она смотрит глазами отца. Он жив!
— Капитан, гляди-ка. — Картинка резко сменилась — это отец повернул голову. Перед глазами предстал Кубач с факелом в руках. Он склонился над какой-то расстеленной на земле тряпкой. Через миг Тиса поняла, что увидела, и внутренне ужаснулась. Захотелось зажмуриться, но не получилось. Старшина потянулся и аккуратно выудил из-под формы погибшего стреломет. Слава Единому, отец отвел глаза на оружие.
— Таможенное номерное клеймо, — сказал Кубач, откинул крышку и присвистнул. — Дрот на месте. Похоже, бедняга не успел даже курок спустить.
— Климыч расстроится. Отправь к нему человека, — услышала Тиса голос отца. — Пусть опознают погибшего.
Старшина отошел к стреноженным лошадям и что-то сказал солдатику, присматривающему за животными. Тот сел в седло и вскоре скрылся в непроглядной туманной пелене.
— Отзывай людей, Кубач. Возвращаемся в часть, — Тиса взглянула туда, где тусклыми пятнами еле виднелись огоньки.
«Да, домой, скорее», — подумала она.
— А следы отступника, Лазар? — Рука с факелом опустилась, освещая землю, и девушка с изумлением уставилась на отпечаток огромной лапы в виде трилистника. Внутри следа чернела выжженная дернина, от которой струился пар.
— Я не намерен рисковать людьми. Мы сделали, что могли. Теперь это дело вэйностражи.
— Ты вызвал колдунов? — на лице Кубача читалось одобрение пополам с облегчением.
— Да. Думаю, уже через четыре дня они будут здесь, если, конечно, поторопятся.
Отец продолжал еще говорить, как вдруг ярко, будто в солнечный летний день, осветилось лицо старшины. В его глазах возникло величайшее изумление, которое через мгновение сменилось растерянностью, и наконец всепоглощающий ужас завладел зрачками мужчины. Не в силах выговорить слова, он лишь указал на что-то за спиной капитана.
Отец обернулся и на миг зажмурился от волны жара и света, затем глаза привыкли к яркости. Тиса почувствовала, как сердце падает в пропасть страха. Перед ней стояло нечто высокое, величиной в два человеческих роста, сотканное из пламени. Существо двинулось, и глаз выделил голову — ушастую, как у кошки. Длинное тело и широко расставленные как у ящерицы лапы, под которыми шипела влажная земля. Ноздри «кошки» дернулись — изнанъ втянул в себя воздух и моментально развернул огненную голову к ней. Войнова разглядела вертикальные красные щелки его глаз. Чудище с шипением раскрыло пасть, в которой клубился белый молния-язык. Рука дернулась в поисках стреломета.
— Беги, отец! — кричала беззвучно. — Беги!
Язык задрожал, разворачиваясь. Белый ослепляющий свет накрыл поляну. И Тиса рухнула в пустоту.
Тишину разорвал женский крик, спугнув с ветвей дуба неясыть. Птица перелетела на соседнюю ветку, с опаской глядя на странное людское жилище. На полу возле кровати лежала девушка. Она не слышала ни крика птицы, ни требовательного и продолжительного стука в дверь. Из носа ее по губам стекала струйка крови. В распахнутых невидящих глазах застыл ужас. Вскоре в комнату ворвались люди. Открылось окно, снова спугнув птицу. Неясыть захлестала крыльями, улетая прочь. Лучше быть подальше от беспокойного места.
* * *
Лба коснулось что-то холодное и мокрое, прошлось по щекам и губам. Затем снова переместилось на лоб. Тиса разлепила веки, и Камилла убрала мокрый носовой платок от ее лица.
— Слава богу, все в порядке, Агап Фомич. Она приходит в себя.
— Что случилось? — приподнялась на локтях.
— Лежи, рыбонька, лежи, — засуетилась женщина. Врачеватель молча протянул кухарке кружку, и та дала пригубить Тисе какой-то отвар.
— Я услышала твой крик и испугалась, — призналась она. — Пришлось попросить солдатиков дверь высадить.
Кухарка виновато указала на черный зияющий дверной проем и приставленную к стенке дверь.
Войнова откинулась на подушку. В груди дрожало сердце, словно подвешенное на нитке. Потянула на себя одеяло. Ледяные пальцы рук еле сгибались, не слушаясь. Лекарь присел на табурет и поставил свечу на столик. На миг глаза резанул свет свечи, и Тиса дернулась из подушек.
— Отец! — прошептала она. — Отец в беде! — уже не шептала — кричала.
Кухарка отпрянула от хозяйки, которая подскочила как угорелая и принялась одеваться.
— Что с капитаном? — спросил Агап, отвернувшись.
— Это огненный изнань! Он напал на него! Нужно сейчас же ехать к заставной дороге. Немедленно! Камилла, зови Витера или Гора! А лучше обоих!
Кухарка поспешила выполнить просьбу.
— Это видение? — догадался старик.
Войнова кивнула:
— Да. Сколько я лежала без сознания?
— Полчаса где-то.
— Столько времени потеряно!
* * *
Всадники неслись галопом сквозь туман. И сердце Тисы стучало в такт бешеной скачке. Резвая Стрелка, молодая каурая кобыла, бежала легко и все время вырывалась вперед. Девушка уверенно вела к месту, которое было в видении.
Слава Единому, Витер отнесся серьезно к ее словам. Капитанская дочь и старшины в сопровождении десятка солдат пустились в дорогу безотлагательно. Крохов не желал, чтобы она ехала, но девушка пригрозила, что отправится туда в одиночку, если они не возьмут ее с собой. И старшине пришлось уступить. Но как бы они ни торопились, с каждой секундой Тиса чувствовала, как безвозвратно утекает неумолимое время. Дорога и туман казались бесконечными, вытягивающими все жилы и нервы. Она будто снова попала в видение, из которого не выбраться…
У заставной дороги Войнова огляделась, затем пустила Стрелку через поле. Один за другим всадники следовали за резвой кобылой. Еще издали отряд заметил тусклые отблески факелов за лесополосой. Прорываться через подтопленный дождями ивняк верхом — долгое дело, и девушка спорхнула с лошади. Она пробиралась пешком, увязая ботинками в лужах по колено, не чувствуя хлещущих по лицу и плечам веток. Огни маячили уже совсем близко. Тиса бросилась к ним прежде, чем Витер, следовавший неотступно, успел удержать ее за руку.
На дороге гуртом стояли люди, освещая факелами что-то перед собой.
— Тиса Лазаровна, — начальник таможни отделился от группы, выходя ей навстречу. — Вам бы не…
— Отец! — закричала Тиса.
Расталкивая солдат, она протиснулась в круг и застыла, не в силах поверить в жестокую правду.
Следом за капитанской дочерью подоспел Витер:
— Что здесь?.. — и осекся.
Старшина окинул взглядом место трагедии и со злости сплюнул. Он протянул было руку к плечу охваченной горем девушки, но так и не решился дотронуться. Развернулся к служащим.
— Мы были вон там! — отчитывались солдаты перед старшими по званию. — Шли вдоль края лесополосы. Искали следы колдуна, как велел нам капитан, упокой Единый его душу. Потом увидели всполох, да — ядрен корень! — из-за этого туману-то ничегошечки не разглядишь. Прибежали. А они тут лежат… сожженные…
— Сожалею, девочка, — развел руки начальник таможни, подходя к капитанской дочери. — Мне сообщили, когда было уже поздно что-то сделать. Горе, горе. Федор Ничаев хороший был парень. Эх. Но ваш батюшка и старшина Кубач погибли как настоящие герои, пытаясь спасти его. Вы меня слышите. Тиса Лазаровна?
Голоса долетали до Тисы глухо и тягуче, люди двигались медленно, словно реальность превратилась в мерзкий белесый кисель, в котором застревали слова и тела. Она никак не могла понять, почему все говорили так, словно отца уже нет?
Кто-то из любопытных протянул к широкому следу изнаня руку и через секунду с ругательством отдернул, обжегшись.
— Ужасная трагедия, — цокнул языком начальник таможни, выходя из круга с Витером. — Эх, Федька-Федька. А Лазар с Кубачом… Жаль мужиков-то как!
— Ну почему они отправились без меня?! — сцепив зубы, произнес Витер.
— А на кого бы Лазар еще оставил часть, случись с ним что?
Старшина поднял подбородок, размышляя над сказанным.
— Я надеюсь на вашу помощь, пока часть остается без командира, — мрачно произнес он.
— Конечно, Крохов. Я не только помогу. Я возьму на себя временно обязанности погибшего, — заверил глава таможни. — Пока Ижеск не назначит нового капитана.
Старшина кивнул.
— Полагаю, задерживаться здесь не стоит.
— Отступник, возможно, где-то близко, — Витер окинул поля взглядом ищейки. — Сотру в порошок! — прорычал он.
— Брось, Крохов. Я бы сам рад люто отомстить за Федора, да не моего уровня противник. Это дело вэйностражи. Я отпишу им. Зря этого Лазар не сделал, — Зарай покачал головой.
— Он написал им.
— Разве?
— Сразу после Афонасия. Сами не знали об этом, дочь его сказала.
— И правильно сделал, — кашлянул Климыч.
— А что толку? — прорычал Витер. — Сколько еще эта тварь людей покосит, пока колдуны явятся?
— Вот о том и говорю, веди ребят в часть.
— По коням! — скомандовал старшина.
Гор подхватил команду. Но приказ не требовал повторения. Солдаты чуть ли не бегом пустились седлать коней. Все мечтали скорей покинуть проклятое туманное место.
Климыч глянул на девушку, опустившуюся на колени.
— Надо бы вернуть ее, Крохов. Как говорится, не стоит долго смотреть на смерть, иначе смерть может посмотреть на тебя.
— Тиса Лазаровна, нужно возвращаться, — голос старшины еле долетал до Тисы. — Эй! Вы слышите меня?
— Дайте, — прошептала, — прошу вас. Чуть-чуть… — Пальцы коснулись сукна мундира.
— Еще пару минут, и я вас отсюда утащу, хотите того или нет.
Старшина вернулся обратно и со злости выругался:
— Голыми руками удушил бы гада, пока дух не испустит!
— А это еще кто? — сощурил глаза начальник таможни, видя, как какой-то парень, спрыгнув с лошади, подбежал к Войновой.
— Шкалуш, — проскрежетал зубами Витер.
Кто-то взял ее за руку. Тиса оторвала взгляд от останков и увидела Трихона. В следующую секунду юноша поднял ее с колен и обнял. Глаза защипало, но слезы так и не пролились.
— Скоро станет легче, — шептал он. — Потерпи, прошу тебя. Пару минут.
Он крепче прижал ее к себе. Быстрый шепот, слетающий с его губ, стал неразборчивым.
— Якшин! Я к тебе обращаюсь! — голос Витера за спиной заставил Трихона ослабить объятия. — Отойди от нее. Сейчас же! Кто позволил тебе покидать часть?
Трихон молчал.
— Отвечать!
— Никто, — произнес шкалуш, глядя на старшину исподлобья.
— Ты облегчил мне задачу, дикарь, — Крохов скривил губы. — Второе самовольное бегство из части непростительно. Поздравляю. Ты только что вылетел из гарнизона. Собирай пожитки, щенок, и чтобы духу твоего не было в Увеге! Я понятно выражаюсь?
— В сарае у заброшенной мельницы. Вечером, в шесть, — прошептал Трихон на ухо девушке, прежде чем оторвался от нее.
— Живо, я сказал! — Витер проследил взглядом, пока тот не взобрался в седло и не скрылся с глаз.
Тиса почувствовала приятное тепло в груди и вздохнула. Боль в душе притупилась, и она позволила отвести себя к лошади. Память будто бы сжалилась над горемыкой и перестала напоминать о потере. На обратном пути девушка зевала, покачиваясь в седле. «Зон-зон», — звенела пустая голова.
