Глава 25. Предупреждение
Холод и жар. Едкий запах плавящегося металла. Пелена сошла с глаз. Ее обступил полумрак пещеры, стены которой растворялись в непроглядной тьме. Причудливой формы потолок, словно зубастая челюсть дракона, щерился острыми сосульками над головой. Тиса опустила глаза и вздрогнула. Под ногами текла раскаленная лава, ее сапоги уже утонули в ней по щиколотку. «Отпрыгнуть, отпрыгнуть!» — сигналил мозг.
Не смогла. Наоборот, присела на корточки, протянула руку в перчатке — раскрытой ладонью над лавой. Почему-то перчатка не плавилась. Рука ощущала лишь небольшой жар. На пальце сверкнуло толстое серебряное кольцо в виде василиска, хватающего себя клювом за змеиный хвост. Глазами змея служили два бурых альмандина. Тиса завороженно уставилась на кольцо. Вдруг камни начали быстро краснеть: вот они буро-красные, вишневые… и наконец ослепительно алые, горящие ярчелавы. Тиса почти теряла сознание, когда почувствовала, что поднялась и отступила на пять шагов. Лава текла по канавкам, разветвляясь лучами от места, где она стояла. Лишь сейчас стало ясно, что они чертили огромный рисунок на скалистом полу пещеры. Что-то вроде ажурного круга, заключенного в квадрат.
Тиса проснулась с чувством, что ее обманули. Видение врезалось в память с мельчайшими подробностями. И оно было совершенно не о Трихоне. Блокировать — поздно. Пещера с горящей фигурой на гранитном полу, серебряный василиск-кольцо — вэйновщина какая-то. Спрашивается, зачем ей это? Ну да бог с ним.
За окном облака, словно кони в яблоках, неслись по небу. Дернув щеколду, Тиса впустила в комнату сквозняк. Рама распахнулась и чуть не опрокинула на пол горшок с фиалками. Девушка улыбнулась. Да, погода менялась.
Утро украсил визит Ганны. Она старалась не касаться темы ее отношений со шкалушем, но за разговором Тиса время от времени ловила на себе ее изучающий взгляд.
— Ты изменилась, — решила она.
Бросив разглядывать заварку на дне выпитой чашки, хозяйка подняла на нее глаза.
— Чем же?
— Даже не знаю, как сказать, — гостья отложила салфетку в сторону. — Но, похоже, не настолько плох твой шкалуш, раз так повлиял на тебя.
Тиса благодарно улыбнулась.
— Он любит тебя? — неожиданно спросила подруга.
Ответом ей стал медленный кивок.
— Так и сказал?
— Не этими словами, но да. Знаешь, — произнесла Тиса, не подозревая, как светится ее лицо от одной мысли о шкалуше, — с ним я чувствую себя ребенком. Порой мне кажется, что не он, а я младше на десять лет.
— Ты уедешь. Он заберет тебя.
Тиса накрыла ладонью ее руку.
— Думаю, об этом говорить слишком рано.
Ганна усмехнулась, недоверчиво глядя на подругу, а та не смогла скрыть смущенную улыбку.
Наговорившись, девушки стали прощаться. Войнова проводила гостью за ворота и повернула обратно, придерживая рукой хлопающую на ветру юбку. Мимо проследовала группа солдат.
— Там были волки, — донесся до Тисы обрывок разговора. — Огромные!
Прислушавшись, девушка чуть не споткнулась о поросенка. Что там о волках? Но солдаты уже удалились настолько, что и слов не разобрать. Тиса забеспокоилась. Вспомнился вчерашний вой, что они с Трихоном слышали. Ведь он вполне мог быть волчьим. Девушка поднималась по ступеням крыльца, когда позади нее лязгнули ведрами новобранцы Камиллы.
— Целая стая! — громко шептал один из них.
— Ага. Не меньше дюжины.
Войнова резко обернулась, и юноши остановились: из ведра под ноги капитанской дочери выплеснулась колодезная вода, омыв носки ее ботинок.
— Ой, прощеньица просим, — стушевался широкоплечий Федот.
— Ничего, — отмахнулась. — Вы, кажется, говорили что-то о волках? Что случилось? Кто пострадал?
Парни встрепенулись, поставили ведра, подбоченились, предвкушая возможность похвалиться осведомленностью. И заговорили, перебивая один другого.
— Ужель не слыхали, Тиса Лазаровна? Станица приметила стаю в лесу недалеко от перевала! Всю ночь, говорят, выли. Пошли шукать, а там…
— Все волчары как один дохлые! — подхватил Егор. — Только шкуры да костяки от них остались.
— Видать, заразная хворь свалила.
— Странно, — протянула Тиса.
— Ага, — кивнул Федот.
— Но нам-то от этого только лучшей, — засмеялся Егор, довольный произведенным впечатлением на девушку. — Клыки у них что шипы грабельные. Во такие! Таким толича на клык попадешься — хребет сломают. Вот у нас в деревне случай-то был. Сосед мой Лукич в Небелов день упился, дурак, и решил срезать путь через лес. Да так и сгинул — волки загрызли. Нашли потом его шапку да армяк разодранный в снегу.
Поблагодарив новобранцев, Тиса быстро ретировалась восвояси, пока еще что-нибудь эдакое не поведали из доброты душевной. Надо же. Ну хорошо, что не люди пострадали, а стая отчего-то издохла. Войнова поймала себя на мысли, что ей жаль зверей. А то, что эти звери не так давно чуть было не схарчили ее на обед…
Впрочем, вскоре она забыла о волках, занявшись насущными делами. Пасмурный день заставил пересмотреть вещи в шкафчике. Летние платья сменились на осенние и зимние свитера и юбки. На полке полноправно разместились шерстяные платки, шарфы и перчатки. А из сундучка на дне шкафа теперь дружно выглядывали теплые вязаные носки. Лишь одно легкое платье хозяйка пока не спрятала, боясь его помять, — платье, сшитое Комаровой. Она с улыбкой потрогала кружева, вспоминая восхищенный взгляд Трихона, когда он увидел ее в этом наряде. Нет, это платье пусть повисит пока здесь.
Закончив у себя в комнате, Тиса взялась за мужской гардероб: она проводила такую ревизию от сезона к сезону, пока капитан отсутствовал, руководя тренировками на плацу. А потом он делал вид, что не замечает перемены в собственном шкафу.
Наведя порядок в вещах отца, Войнова отобрала тройку сорочек, требующих починки, и уже собиралась покинуть спальню родителя, когда ее привлекла свисающая из выдвижного ящика тумбы цепочка. Тиса потянула за нее и вытащила медальон, который маятником закачался в ее руке. Затаив дыхание, она положила подвеску на раскрытую ладонь и подняла створку, прекрасно зная, что увидит. С портрета на нее глядела женщина. Пышные курчавые волосы спадали на ее плечи, медовые глаза лучились, а на губах светилась печатью тайны еле заметная улыбка. Какое-то время Тиса рассматривала родные черты. Оказывается, медальон все это время был у батюшки, а она думала, что давно утерян.
Голову заполнили картинки из прошлого… Неожиданно для себя девушка поняла, что они уже не вызывают былую горечь. Прошлое отпустило, словно повзрослевший ребенок любимую куклу. Настоящее, тесно связанное с Трихоном, заполнило былую душевную пустоту.
— Мама, я так счастлива с ним, — прошептала Тиса, улыбаясь и даже не подозревая, насколько при этом похожа на ту, что изображена была на портрете.
— Ты отправилась на край империи. Оставила родительский дом, подруг, чтобы быть рядом с мужем. Ведь так? Любовь — это жертва, говорила ты. «Легко впасть во зло, но трудно пронести факел любви сквозь время, согревая его теплом ближних своих», — девушка погладила рамку медальона. — Сейчас я точно знаю. Я хочу пронести этот факел с ним, мама. Пусть даже мне придется стать причиной сплетен. И покинуть родной край.
Какое-то время дочь еще рассматривала портрет, затем поцеловала и вернула подвеску на место.
Расположившись в гостиной, Войнова починила прохудившиеся рубашки, пришила пару пуговиц. Затем понесла сорочки в прачечную, ощущая душевный подъем от приближения вечера и скорой встречи с Трихоном. Завернув за угол корпуса, Тиса резко остановилась и попятилась назад. У порога в общую баню Витер отчитывал подчиненного и, слава Единому, при этом стоял спиной к ней.
— Где он? — пытал солдата старшина. — Только посмей мне соврать, Дворов!
— Никак не знаю, Витер Дмитриевич, — рыжий детина вытянулся перед старшим по званию.
— Лжешь! Где Якшин, я спрашиваю?
Василь молчал.
— Дружка, значит, решил покрывать? А ну-ка пшел монатки собирать! — рассвирепел старшина.
— Как монатки? Куда монатки? — заныл Василь.
— Туда! Полетишь из части к ядрене матрене! Понял?!
— Только не выгоняйте меня, пожалуйста, ваше благородие! — взмолился Василь. — Я ж говорю: он, верно, курить вышел.
— Ты меня за дурака держишь, что ли?! — взбесился Крохов.
Тиса скрылась за углом как раз вовремя — старшина повернул голову, но не заметил ее. Посмотрев на рубашки в своих руках, девушка решила, что лучше отнесет их позже. Чувствуя досаду, вернулась в дом. Значит, Трихон без спросу покинул часть, и Витер об этом знает. Плохо.
Но по-настоящему забеспокоилась она, когда шкалуш не появился в обычное время, отведенное для прогулки вдвоем. В гостиной Тиса поочередно глядела то на циферблат на запястье, то в окно, за которым уже вечерело. Прождав тщетно пару часов, хозяйка прошла на кухню. Стряпуха коротким ухватом сняла с печной плиты горшок.
— А, девонька, никак проголодалась? Так я и знала. Борщ на обед пустым получился.
— Нет, — поторопилась ответить Тиса. — Я повременю пока с ужином. Камилл, ты не видела Трихона?
— Якшина, что ль? Нет. — Кухарка подняла крышку и понюхала овощное рагу. Удовлетворенно кивнула. — Но если тебе нужна помощь, я сейчас из кладовки Егора кликну. Он минут пять как туда мне мешок с перловкой понес.
— Не нужно, спасибо. Мне не к спеху.
Девушка вернулась в гостиную и присела в кресло. Без особой цели взяла в руки трактат об истине и раскрыла, не сразу вспомнив, что в последний раз оставляла книгу в библиотеке. Позже удивилась — кто-то принес трактат в гостиную. Смутная догадка заставила ее пролистать страницы. Так и есть. В следующий после закладки разворот был вложен листок. Войнова развернула его. Пара строк ровным твердым почерком гласила:
«Милый, дорогой сердцу друг,
Возможно, обстоятельства сложатся так, что я вынужден буду упустить радость увидеться вечером с вами. Прошу простить меня великодушно и милостиво встретиться со мной следующим днем в три часа после полудня».
Листок не подписан, но она была уверена, что записка принадлежала Трихону. Девушка еще раз перечитала строки и улыбнулась. Ганна права: слишком витиевато для горца. Но как же он уже хорошо ее знает! В этот трактат заглядывала только она, и частенько тогда, когда мысли требовали порядка. Прежде чем отнести книгу в библиотеку, Тиса долго рассматривала почерк, размышляя, что же это за обстоятельства, о которых говорит в записке Трихон? В любом случае, завтрашняя встреча все прояснит. А сегодня ей придется коротать вечер одной.
* * *
Туман сменился холодным дождем. Капли хлестали по лицу так, что она не сразу разглядела, где находится. Ночной лес обступал со всех сторон густым сумраком. Ноги несли ее вперед, свозь чащу. Под сапогами ломался хворост, а мокрые ветви кололи щеки и шею.
— Вот твари! — зло выругались ее губы сиплым мужским голосом. Вдалеке показалось небольшое зарево над макушками сосен. Пожар?!
— Чтоб вас медведь задрал! — Дождь полил сильнее, залепил глаза, скатился за шиворот холодной змейкой, но девушка не сбавила ход.
Зарево становилось ярче. Да, так и есть, горит лес. Сейчас. Вот к этой поляне! Тропа оборвалась…
Руки достали из-за спины стреломет кустарной работы.
— Драконовы ублюдки! Я вам сейчас покажу! Вы у меня поймете, как здесь хозяйничать!
Тиса раздвинула в стороны еловые лапы и осмотрела поляну. Зрение не слушалось, снова размывая действительность. Однако было ясно — на другой стороне поляны полыхал огонь высотой в полроста деревьев. Тиса с трудом выделила четыре человеческие фигуры на фоне алого кострища.
Толстые пальцы ловко заправили штырь в желоб стреломета. Миг — и руки вскинули оружие, глаз прицелился.
— Сейчас, сейчас, — шептали губы.
Тиса не успела крикнуть «Не стреляй!», как один из четверых рухнул на землю, а через пару секунд — второй.
— Какого лешего? — в хриплом голосе сквозила растерянность. Руки коснулись лунки — дрот лежал на месте неспущенным. Тиса снова подняла глаза. Уже третий человек упал в траву. Неужели заметили ее? Что было с четвертым, Тиса так и не узнала.
— Святая Пятерка! — в ужасе прохрипело ее горло. Тело вдруг задвигалось. Отпрянуло. За спиной сомкнулись еловые лапы. На нее снова надвинулся плотный сумрак ночного леса. В следующие пять минут она бежала, слушая тяжелое дыхание. Мокрые ветки с остервенением хлестали по лицу, цепляли одежду, ставили подножки…
Предрассветный час. Тиса сидела в кровати, обхватив голову и слушая, как бьется сердце под тонким батистом рубашки. Все, терпение ее на исходе. Видения вышли за все рамки, стоило ей только разок пожелать видеть, и они… Решили что? Каждый день теперь ее донимать?! Мчаться в чьем-то теле сквозь холодный лес, будто по пятам за ней гонится сам изнань, исчадие испода, — вот удовольствие-то! Кто это был? Впрочем, неинтересно.
«Слышишь, дар? — прошептала упрямо. — Мне совсем не интересно! Прочь из моей головы!»
Праведный гнев испарился, стоило ей мысленно взглянуть на себя со стороны. Что подумал бы Трихон, услышь он ее сейчас? Войнова нервно хихикнула и, пробурчав себе под нос: «Сумасшедшая», полезла за глотком настойки в тумбочку.
Вскоре она почувствовала усталость, словно и в самом деле бежала всю ночь, и провалилась в утренний сон.
Проснулась Тиса через несколько часов под шелест дождя за окном. В безветрии капли отстукивали дробь по деревянному карнизу. После месяца солнца это казалось удивительным. Горизонт от края до края затянула влажная марь, будто и не было неделю назад синего купола над головой. Окончательно стало ясно — колдун отпустил погоду и осень навалилась на Увег, напомнив жителям о своей второй половине, мокрой и хмурой.
В три часа она встречается с Трихоном, с радостью подумала Тиса. И сегодня варит силуч с Агапом. Лекарь уже должен был вернуться от брата. Накинув плащ, Войнова направилась в лечебный корпус. Калоши увязали в грязи, и влажная морось холодила лицо. У солдатской столовой застряла телега, и Жич крепким словцом помогал новобранцам вытаскивать ее из ямы. Капитанская дочь хотела свернуть на тропинку к лазарету, когда ее перехватила молодая прачка с сыном на руках.
— Тиса Лазаровна! Хорошо, что я вас встретила! Боренька заболел!
— У него жар, — определила девушка, пощупав лоб ребенка.
— Вчера еще с ребятней носился, а сегодня — вот. Что же мне делать, Тиса Лазаровна? — огорченно вздохнув, пожаловалась прачка. — Мне смену отработать надо.
Припухшие глаза малыша и то, как он щурился от дневного света, навело Войнову на некоторую мысль.
— Давай его мне, Софья. — Она забрала мальчонку. — Иди. Я отнесу его к Агапу Фомичу. Не переживай, мы приглядим за ним.
— Спасибо, Тиса Лазаровна, — поблагодарила молодая мамаша, просияв. — Я забегу в лекарню сразу же, как смогу.
Софья поспешила в прачечную, приподнимая подол юбки над лужами, а Тиса с ребенком на руках направилась в лазарет. Конечно, она понимала, что каждая смена — это деньги для женщины. Но нелегко, должно быть, оставлять своего ребенка в такую минуту. Войнова отогнала сладкую мысль о семье и детях — пока еще рано об этом думать, но как же приятно надеяться!
— Боря, покажи мне, как мордоклювы еду просят, — попросила малыша Тиса. — Давай-ка открой ротик. А-а. Вот молодец!
Стоя у окна в приемной, лекарь на просвет разглядывал осадок в бутыли.
— Вот, пациента принесла, — помощница уложила мальчика на койку для осмотра. — Думаю, корь.
Старик отставил настойку в сторону, осмотрел малыша и подтвердил ее догадку.
— Ну что, помнишь, какой наперво настой нужон от коревой сыпи?
Всем известно простое и незатейливое средство от кори — это корни петрушки. Молодая травница нашла сверток с измельченными корешками в кухонном буфете Агапа. Залила кипятком, потомила на водяной баньке. Готово. Теперь лишь давать ребенку по столовой ложке отвара несколько раз в день.
— Вечером можно заварить липового цвета, чтобы ломоту от жара унять, — сказал врачеватель, поднося ложку ко рту Бореньки. Мальчик безропотно выпил лекарство. Тиса ущипнула подбородок.
— Думаешь, еще кто-то из ребятни заболеет?
— Вернее всего, — дед Агап вытер салфеткой подбородок мальчонки.
— Тогда, может, сходить к озеру за желтой ряской?
Наставник лукаво улыбнулся.
— Ага, помнишь, значит. Ты ж тогда совсем крохой была!
Помощница в шутку сморщила нос.
— Как забыть? Этот желтый цвет заварки и противный кислый вкус?!
— Зато этот «противный вкус», — передразнил Агап, — не дал тебе разболеться вслед за остальными. Пожалуй, за ряской сходи, напоим ею ребятишек. А силуч тогда завтра доварим. Но как же ты пойдешь? Там дождь шурует стеной. Хорошо, я не остался на ночь у Прохора. Нынче вымок бы до нитки, сюда добираясь.
— Дождь уже не такой сильный. Так, крапает слегка. Я возьму лошадь.
Через полчаса, вооружившись сачком и бидоном, Войнова выехала на Ватрушке за пределы части. Кобыла радостно ржала, фыркала на небесную морось, раздувала ноздри. Плащ не полностью покрывал девичью фигуру, и подол юбки вскоре вымок. Но Тису это не волновало: прогулка позволит потратить время с толком и не маяться ожиданием. Удивительно, как буквально за два дня роща преобразилась — ветреная погода сбила большую часть листьев с деревьев, и теперь черные ветки тянулись в небо, а палые листья пестрым ковром расстилались меж стволов. Даже в такой погоде есть своя прелесть.
Знакомый мотив панокийской песни снова завертелся в голове и заставил ее улыбнуться хмурому дню и своим мыслям. На пригорке она, переполненная чувствами, оглядела горизонт с потемневшей опушкой и призрачными скалами. Улица повела ее вниз к озеру. Редкие встречные прохожие не обращали на всадницу внимания, торопились по своим делам, сетуя на дождь.
Вежское сегодня было спокойным до неестественности. В спящей воде отражалось серое небо. Из камышей торчали редкие удочки рыбаков. Тиса огляделась. Справа за зарослями рогоза таился небольшой затон — весь в желтых кляксах ряски, с розовыми маковками водяных лилий, гордо стоящих на коротких ножках. Найдя пологий спуск к воде и подоткнув юбку за пояс, травница зачерпнула ряску сачком, затем вытрясла растения из сетки в бидон. Так она проделала несколько раз, пока не решила, что достаточно. Присев на корточки, девушка потянулась и потрогала тугой бутон кувшинки, весь в прозрачных каплях дождя. Такие гладкие нежные лепестки!
В воде что-то шевельнулось, и Тиса вздрогнула, когда увидела девичье лицо… Сквозь толщу воды Ила улыбнулась ей, не пытаясь всплыть. Русалка приставила палец к бескровным губам и заговорила. На поверхности воды показались пузыри. Войнова неожиданно поняла, что разбирает слова.
— Прости меня, счастливая Тиса, я напугала тебя, — пропела речная дива. — Мне нельзя всплывать на людях. Ты так редко приходишь к озеру, но я не могла не предупредить.
— Предупредить о чем?
— Мой хозяин напуган. Землю топчет существо, имени которого он не знает. Я видела страх в его глазах, читала слова с его губ. Нам всем на дне велено затаиться, но я должна была сказать. Будь осторожна.
— Спасибо, Ила, — прошептала в недоумении.
— Осторожна, — донеслось эхом. Бледное лицо поглотила глубина. Последним исчез в черной воде белый локон.
На обратном пути в часть Войнова размышляла над словами русалки. Первое, что пришло на ум, — неужели древоед пересек болото? Это обеспокоило, и желание увидеть Трихона стало особенно острым.
За полчаса до назначенного времени Тиса вышагивала по гостиной. Часы пробили три, и она прилипла лбом к стеклу, выглядывая во двор. С каждой минутой четвертого часа волнение нарастало. Где же он?
Шкалуш появился лишь полчетвертого. Бросив Буя у коновязи, взбежал на крыльцо и не успел постучать, как Тиса уже распахнула перед ним дверь. Люди во дворе не позволили ей броситься ему на шею. Она взяла парня за руку и потянула за собой в гостиную и лишь там разглядела родное лицо. У Трихона был усталый вид — впалую щеку пересекала полоска грязи, куртка на плечах насквозь мокрая от дождя…
— Я опоздал, Тиса, — шептал он с горечью. — Я опоздал.
Шкалуш поднял на нее глаза, темные… от вины?
Дурачок. Так винить себя за ерунду!
— Не страшно, всего же на полчаса. Пустяк.
Парень провел по лицу рукой, надавил на веки пальцами, стараясь снять с себя усталость.
— Хорошо, что ты мне записку оставил, — Тиса прильнула к его груди, не обращая внимания на холод мокрой куртки.
— Ты можешь испачкаться. Знаешь, я ведь… — он замолчал.
— Пусть, — произнесла девушка, не двигаясь. — Я так соскучилась.
Шкалуш осторожно положил руку на ее плечо. Затем на пару секунд обнял так крепко, что дух захватило. Потерся щекой о девичью макушку. На миг они замерли, отогревая свои души.
— Но где ты был? — спросила Тиса, не поднимая лица, слушая биение его сердца.
— В скалах. Я должен был побыть один, мне нужно было… — парень тоскливо посмотрел в окно, — воздать молитву Гору за благодать, что он послал на наши головы.
— Какой же ты странный…
— Мы и в самом деле пара, — шкалуш поцеловал ее в макушку с задумчивым видом.
Кое-что вспомнив, Тиса спохватилась.
— Тебя ищет Витер! — она посмотрела в глаза новобранцу. — Он знает, что ты убегал. Наверняка будет добиваться твоего отчисления из части.
— Я знаю устав, — отмахнулся Трихон, словно это мало его волновало. — Дело окончится предупреждением, в худшем случае — наказанием. Как бы там ни было, не беспокойся. Лучше расскажи, как ты провела день без меня?
Войнова вздохнула. Зря он недооценивает сложность ситуации, в которую попал. Но спорить не стала и ответила на вопрос:
— Я снова видела Илу.
— Зачем она тебя беспокоит?
— Она предупредила о том, что вблизи Увега бродит чудовище.
— Вот как, — Трихон весь напрягся. — Что еще за чудовище?
— Кажется, я знаю, о каком существе речь.
— Ты? — удивился шкалуш и, мягко отстранив девушку, заглянул ей в глаза. — Что ты видела?
— Это древоед, — вздохнула Тиса. — Должно быть, он все же перебрался через болото. Теперь я боюсь, как бы его не увидели. Знаю, сейчас мало кто ходит в лес из-за этих беглых. Но лесник… Он будет не прочь пополнить коллекцию шкур под стрехой. И эти волки…
Она в догадке открыла рот.
— Ты слышал, что стая погибла? Я даже могу предположить, что Шушкарь отравил ее. Наверняка он знал о волках. Ведь у лесника без ведома и полевка мимо не проскочит. Хорошо, что рысак не на его территории.
— Лесник. Ну конечно… — прошептал Трихон себе под нос. Поднес ладонь девушки к губам и поцеловал. — Вот как мы поступим, — сказал он после короткого раздумья. — Я постараюсь в ближайшее время выяснить, на месте ли твой древний. Только ты мне в ответ пообещай, что ни под каким предлогом в лес не пойдешь. Понимаю твою тревогу о древоеде, — аккуратно продолжил он, — но не сейчас, Тиса.
— А ты будешь рисковать? Один… Я не могу позволить тебе это.
— Поверь, со мной ничего не случится, — постарался убедить ее шкалуш. — Я двинусь от перевала к болоту по скалам, а не через лес. А беглые… — Трихон на миг запнулся, в глазах его мелькнуло непонятное выражение. — В скалах их не будет, я уверен. Слишком открытое место для тех, кто желает остаться незамеченным.
В его словах был смысл.
— Поверь мне, все будет хорошо. И со мной, и с древоедом. Ты же мне веришь?
Тиса кивнула — лицо шкалуша просветлело, тело расслабилось — и только сейчас поняла, насколько Трихон за нее тревожился.
Парень коснулся губами ее лба.
— Вот и умница.
— Якшин! — внезапно раздался крик со стороны передней, одновременно в коридоре послышались тяжелые шаги солдатских сапог и скрип половиц. — Я знаю, ты здесь!
Войнова вздрогнула.
— Не беспокойся, я выкручусь. — Шкалуш выпустил ее из объятий. — Встретимся вечером на чердаке, — шепнул он как раз в тот момент, когда в дверях возникли рослые фигуры Витера и Кубача.
Новобранец вытянулся перед старшими по званию.
— А, Тиса Лазаровна, — Крохов скривил губы, буравя взглядом парочку в гостиной. — Мое почтение. Попрощайтесь со своим любимчиком.
— Витер, давай по делу, — подстегнул сослуживца Кубач, шевельнув длинными усами. — Простите нас, Тиса Лазаровна.
Витер пребывал в бешенстве и, если бы не Кубач, наорал бы на Трихона в присутствии капитанской дочери. В конце концов он вытолкал шкалуша из гостиной.
— Полегче, — проворчал Кубач.
— Как скажешь, — огрызнулся Витер. — Я этого дикаря и пальцем не трону. Только недолго ему в части оставаться.
— Это пусть капитан решает, — пробасил сослуживец.
Войнова выскочила вслед за ними в коридор. Понукаемый Витером, шкалуш обернулся и ободряюще ей улыбнулся. Девушка проследовала за мужчинами до капитанского кабинета. Словно нарочно Кубач позаботился плотно прикрыть дверь, и разговора она не услышала. Зато перемерила библиотеку шагами, бесцельно вытаскивая книги из ряда и снова ставя их на место. Обостренный слух ловил шум дождя и крики дворни за окном. Наконец дверь приоткрылась, и «шпионка» отступила за стеллаж.
— Но он самовольно пропадал сутки вне части! — рев Витера.
— Якшин, ну-к выйди! Мы должны кое-что обсудить, — бас Кубача.
— Нет, пусть остается! Пусть ответит, где шлялся!
Хлопок двери снова перекрыл все звуки.
Какое-то время Тиса слушала тишину, поглядывая в узкий просвет меж книжными полками. Со стороны лестницы застучали торопливые шаги, и в следующий миг в библиотеку вбежал посыльный, низкорослый юркий паренек в мокром плаще-дождевике. Он отчаянно забарабанил в дверь капитанского кабинета.
— Срочное донесение! — голос паренька дрогнул на высокой ноте.
Дверь отворил Кубач. Тиса увидела недовольное лицо Витера. Старшина с досадой и нетерпением уставился на прибывшего. За его спиной Трихон рассматривал носки своих сапог.
— Что у тебя? — услышала она раздраженный голос отца из глубины комнаты.
Посыльный с трудом перевел дыхание, прежде чем сказать:
— Станичник пятой сторожи Порфирий Пяточкин, — представился солдатик тонким голосом, тяжело дыша. Глаза его лихорадочно блестели. — Беглые, господин капитан! Их нашли!
Кубач и Витер подались вперед.
— Где?! Когда?
— Все четверо мертвые, — продолжил посыльный. — Недалече от пятой сторожи.
— Как так — мертвые? — крякнул Кубач, тряхнув усами.
— Это наши их уложили?! — на лице старшины отразилось острое сожаление оттого, что он пропустил горячую схватку.
— Не, — мотнул головой гонец, — наши тут ни при чем. Когда пришли, те уже лежали сожженные. Там вам самим бы взглянуть, ваши благородия.
Кубач-таки снова захлопнул дверь, и девушка в недоумении присела на подоконник. Четверо беглых погибли. В голове не укладывалось. Четверо… на фоне алых языков пламени… падающие один за другим на землю в свете пылающего леса. Ее видение! Тиса коснулась пальцами висков. Беглые каторжники? Значит, они сгорели в том пожаре. По коже прошлись мурашки. Еще немного, и ее стошнит. Войнова поспешила стряхнуть с себя воспоминания, с силой сжимая голову руками.
Она вздрогнула, когда дверь снова распахнулась и Пяточкин трусцой покинул кабинет.
— Вы слышали, что делать, — услышала она голос отца. Скрипнуло кресло, это означало, что он поднялся. — Через полчаса будьте готовы выехать на место. Пяточкин покажет дорогу. Что касается Якшина, разговор исчерпан.
— Но капитан… — хотел было возразить Витер.
— Исчерпан, я сказал. Вы плохо слышите, старшина? — отец поднял бровь с выражением брезгливого недовольства, которое было так ей знакомо.
— Виноват, — процедил тот.
Одарив всех тяжелым взглядом, Витер шагнул из капитанского кабинета и пронесся к выходу со сжатой челюстью. За ним вышли двое, прикрыв за собой дверь.
— Так, Якшин, ты теперь в моем подразделении, — сказал Кубач. — Почитай, повезло — сейчас мне не до тебя. Но это не значит, что и дальше будут сходить с рук подобные выходки. Понял?
— Так точно, ваше благородие! — отчеканил Трихон.
— На первый раз за самоволку предупреждение. Узнаю, что снова улизнул, — вылетишь отсюда, как пробка из бочки с бражкой, — прогремел грозно старшина. — Да, и вот что, — он потрогал кончик длинного уса, — о том, что слышал о беглых дахмарцах, придержи язык покамест.
— Понял.
— Вот и договорились. Вечером изобразишь моим хлопцам пару своих рудненских вывертов. Видал я на Горке твои умения. А теперь марш в казарму!
— Слушаюсь! — новобранец покинул библиотеку, бросив напоследок взгляд на стеллаж, где пряталась Тиса.
Кубач Саботеевич задержался. Какое-то время он чесал макушку с выражением озабоченности на лице.
— Поглядеть надо бы своими зенками, потом уж на веру брать. А то насочинять горазды, — пробурчал он в усы, прежде чем удалиться.
Войнова в раздумьях отправилась в лазарет. Она и сама не горела желанием распространяться о погибших беглых, даже лекарю. Там не все было ясно, а сторонние вопросы могли снова включить в голове калейдоскоп из обрывков видения.
Агап заварил снадобье из ряски, подробно проговаривая рецепт. Помощница слушала вполуха, с умным видом кивая. Мысли то и дело возвращались к услышанному разговору в библиотеке и приводили ее в рассеянность. Следующие три часа, оставив Бореньку под присмотром Глафиры, лекарь и капитанская дочь посвятили тому, чтобы обойти семьи с детьми и напоить малышей лечебным отваром.
Когда же Тиса освободилась, скорее поспешила на чердак. Поджидая ее, Трихон курил, сидя на подоконнике согнувшись в три погибели — иначе в этом окошке не поместишься. Ноги высунул на крышу и, похоже, совершенно не обращал внимания на моросящий дождь. Девушка тихо подошла и коснулась плеча новобранца. Трихон склонил набок голову и потерся щекой о ее руку.
— Ты здесь, — с его лица слетела задумчивость. Парень развернулся и поднялся. — Как я рад тебя видеть, — произнес так, словно с ее приходом ему стало легче дышать.
Они потянулись друг к другу, и Тиса обвила руками шею юноши, не в силах сдержать улыбку от радости встречи.
— Я все слышала. Ты теперь у Кубача в подразделении. Это хорошо, — прошептала она. — Но что заставило отца тебя перевести?
— Кубач Саботеевич заступился, — Трихон погладил волосы девушки. — По его мнению, мой бывший командующий привносил в служебные отношения личную неприязнь и поэтому не мог адекватно оценивать поступок подчиненного. Об этом он и сказал твоему батюшке. В доказательство припомнил драку на Горке.
Тиса огорченно цокнула языком.
— Витер теперь этого так не оставит.
— Мне не привыкать.
— А эти несчастные каторжники. Я так поняла, они сгорели? Это правда?
— Похоже на то, — Трихон отвернул лицо, глядя на пучки подвешенных к потолку лекарственных трав.
— Боже, какая ужасная смерть… — Сердце ее заныло от жалости к незнакомым людям. — Отец поехал туда…
Трихон снова взглянул на девушку, собирался что-то сказать. Вместо этого опустил голову, взял ее ладонь в свои прохладные руки и погладил большими пальцами по гладкой коже. Затем поднес к губам раскрытую ладошку и поцеловал.
Тиса улыбнулась, провела рукой по ершистому чубу.
— Я заступаю в станицу.
— Ты? — удивилась она. — Но еще не прошло полгода, как ты в части. Новичков туда не берут.
— Старшина решил, что я готов к службе на заставе, — юноша пожал плечами. — Поэтому скоро мне придется уйти.
Он посмотрел ей в глаза.
— Сейчас? Ты уходишь прямо сейчас? В эту ночь?
Парень кивнул. Войнова погрустнела. Четыре дня без любимого — это не то, о чем она мечтала. Заметив ее настроение, Трихон нежно притянул девушку к своему телу.
— Ты будешь меня ждать?
— Ты знаешь, что да, — вздохнула Тиса.
— Тогда мне все по плечу. — Он коснулся губами ее виска, и она потянулась навстречу ласке.
Дождь усилился и заколотил по деревянному карнизу, но двоим хватало тепла, чтобы обогреть сердца.
