Глава 22. Жнухова Горка. Ночное небо
«Ганна права, права, права», — твердил здравый рассудок. И от этого девушка ощутила такую тоску на душе, что вмиг почувствовала себя самой несчастной на белом свете.
— Ты скажешь ему сегодня? — нажимала Лисова.
Молчание.
— Скажешь?
— Дай мне время, — взмолилась Войнова.
Та поняла, что большего сегодня не добьется, и, поджав нижнюю губу, отступила.
Заметив, что беседа девушек прервалась, Трихон покинул мужскую компанию и приблизился к ним. Учительница одарила новобранца неприязненным взглядом.
— Простите, барышни, я не помешал? Я лишь хотел просить прощения, что доставил волнений из-за поединка.
— Ты тут ни при чем, — подняла голову Тиса. — Витер не оставил тебе выбора.
Ганна фыркнула, но смолчала.
— Проводить вас домой, Тиса Лазаровна? — спросил шкалуш, всматриваясь в расстроенное лицо девушки.
— Думаю, молодой человек, Тиса Лазаровна не нуждается в провожатых, — Лисова демонстративно сплела на груди руки.
— Это так? — парень обратился к капитанской дочери.
— Я поеду с Кошкиными, — неопределенно ответила она.
— Тогда позвольте я сопровожу вас до экипажа.
Появились Кошкины и Агап Фомич с Ричем. Лекарь второй раз за вечер отдал помощнице корзинку. Настасья Ефимовна тактично и словом не напомнила о происшествии на помосте, несмотря на то, что Марика наверняка уже прокомментировала драку в красках.
— Мы пойдем потихоньку к коляскам, — сказала Настасья Ефимовна, кинув короткий любопытный взгляд на шкалуша. — Догоняйте, молодежь. Агап Фомич, вы же с нами?
Чета Кошкиных, лекарь и Рич неторопливо покинули поляну и растворились в темноте аллеи. Подойдя с детьми к жене, Симон хотел подхватить Ганну под руку, но та сказала, что пойдет с подругами, и оставила мужа брести позади с сыновьями и шкалушем по дорожке меж шатров.
— Посторонись! — послышался окрик.
Это обоз кочевников на удивление рано покидал праздник. Странно, ведь танцующие пары еще отбивали каблуками помост. Молодые люди подождали, пока мимо с грохотом не проехали запряженные низкорослыми мулами четыре кряжистые кибитки. Под дерюжной крышей последней раскачивалась большая клетка с мордоклювами. «Бедняжки», — подумала Тиса. Сейчас она чувствовала себя не лучше запертых древних. Неожиданно прямо на ее глазах кибитка дернулась на очередном ухабе, и решетчатая дверца открылась. Три мордоклюва один за другим вышмыгнули из клетки и взвились ввысь. Войнова подняла лицо, наблюдая за радостным свободным полетом древних на фоне темного неба. И сразу же послышались возмущенные вопли на чиванском:
— Вай, харым клсун дуна! Дуна калсун! Тьфу, атшах! — это неудачливый укротитель заметил пропажу.
Ситуация на какое-то время развеяла унылое настроение, и девушка слабо улыбнулась. Так ему и надо. Кибитки влились в темноту аллеи, а через минуту и молодые люди ступили в ее сень. Над их головами поплыли черные силуэты кленов на фоне ночного неба. Ганна крепко держала подругу под руку, словно стражник арестанта.
— Мне понравился вечер! — сказала, как всегда жизнерадостная, Марика. — Не то что в прошлую Горку — скукотища была.
«Да уж, — с грустью подумала Тиса. — Повеселились».
— По мне, так слишком много неожиданностей тоже не очень хорошо, — проворчала Лисова.
— Я танцевала с вэйном! — мечтательно продолжила девчонка. — Между прочим, он сделал мне та-акой комплимент! Ни за что не догадаетесь. Филипп сказал, что у меня выразительные глаза! Так и сказал — «выразительные»!
Ганна что-то пробурчала об осмотрительности, на что та лишь рукой махнула. Тиса молчала, на душе ее скребли кошки. И она почти физически ощущала на себе пристальный взгляд идущего позади шкалуша.
— Смотрите, какие звезды! — Марика указала на небо.
Небо было поистине прекрасным. Звезды нежно мерцали в просвете облаков и казались разноцветными. Вон та, большая, — желтая, как лютик. Эта — холодного голубого цвета, как незабудка. А та, крошечная и розовая, — как яблоневый цвет. Прямо над головой растянулось созвездие Жвала — длинная волнистая лента из звезд. Свежий вечерний ветерок шуршал листвой и приносил запах озерной воды. «Гхук», — где-то прокричал ночной сторож, сыч. «Один из последних теплых осенних вечеров, — подумала Тиса. — Потом польют дожди, выпадет снег и природа застынет до самой весны».
Любуясь звездами, девушки не заметили, как две черные фигуры перегородили им дорогу. Когда Войнова различила их в темноте аллеи, шкалуш уже был рядом за ее спиной. Наверное, она поняла бы это и с зажмуренными глазами. Лица незнакомцев закрывали черные то ли платки, то ли вязаные чулки.
— А ну стоять! — сиплый мужской голос. — У меня стреломет!
— У него стреломет, — эхом проговорил невнятно второй разбойник. Левая нога налетчика странно подрагивала.
Первый поднял руку, демонстрируя оружие. Марика вскрикнула. Оставив локоть подруги, Ганна в страхе обернулась на мужа, который спрятал за свою спину Валька. Лука же упрямо стоял рядом с отцом.
— Так что слушаться, голубки, коли не хотите болта в лоб. А теперь швырни сюда корзину, дорогуша. Давай!
Тиса поймала себя на мысли, что совсем не боится. Сообразив, что налетчик обращается к ней, вытянула руку с корзиной.
— Тьфу! Непонятливая баба. Шо ты мне ее тянешь? Говорю — швыряй, значит — швыряй. А ты чего глазеешь, пацан? А ну девкам за спину, живо. Давай, дорогуш…
Договорить разбойник не успел и просто рухнул на землю. Что это с ним? В густеющем мраке Тиса не заметила, как шкалуш метнул дубинку прямо в лоб незадачливому грабителю. Трихон не торопясь прошествовал к лежащему и поднял с земли стреломет и свою дубинку. «М-м», — промычал ушибленный. Парень повернулся ко второму разбойнику. У того затряслась и вторая нога, и неожиданно с криком «А-а!» он дал деру. Однако в темноте бедняга не узрел на пути дерево и с разбегу врезался в ствол. И тоже рухнул.
Войнова усмехнулась. Ганна и Марика облегченно выдохнули, не заметив комичности ситуации.
— Трихон, ты такой храбрый! — новобранец не успел и глазом моргнуть, как девчонка уже повисла у него на шее.
— Так в нашем краю сайгаков ловят, — пробурчал сконфуженный шкалуш. Он аккуратно высвободился из объятий, чиркнув по Тисе взглядом.
— Поможешь? — спросил парень Симона. Художник последовал за ним без лишних вопросов.
Они вместе приволокли незадачливого грабителя и уложили рядом с первым. Тиса не без гордости за шкалуша посмотрела в растерянное лицо Ганны. Похоже, та пребывала в замешательстве.
Трихон стащил с лиц грабителей чулки и ловко связал ими руки мужчин.
— Я их знаю, — удивленно протянула Тиса.
— И я, — подала наконец голос подруга. — Это те повесы, что мы видели в аптеке!
Пыж шевельнулся, поморщился. Сесть со связанными руками получилось не сразу. Он вытаращил непонимающие глаза на стоящих над ним людей, затем заметил лежащего рядом товарища. Кажется, до него стало доходить, что произошло. Пыж связанными руками пощупал шишку на лбу и сплюнул, зло глядя на шкалуша. Очнулся Казик, сразу усек ситуацию и тут же заныл:
— Все из-за тебя, Пыха. Я же говорил, не надо.
— Заткнись, — просипел Пыж. — Подстрекатель хренов. Кто говорил — зачем девице столько денег? Все равно, мол, на тряпки изведет.
— Ребятушки, вы что, сдадите нас пограничникам? — проблеял Казик, обращаясь к Трихону.
— Обязательно. Сидеть вам в темнице, «голубки», — повторил шкалуш выражение налетчиков. — Лет пять как минимум…
Казик стал тихо завывать.
— Откуда стреломет? — спросил коротко Трихон, разглядывая оружие в руках.
— Это не наш, — замотал головой Пыж. — Чесслово. Мы его по дороге нашли.
— Идем, а он в траве валяется. Новехонький. Ну мы и взяли.
— Это все из-за денег. Будь они прокляты!
У грабителей-неудачников сделался такой несчастный вид, что невольно хотелось пожалеть непутевых. «Конечно, бывает, что деньги ослепляют», — подумала девушка. Она потрогала мешок в корзине и поняла: что-то не так. Не может быть!
Мешок оказался пустым.
— Ганна! Денег нет. Они пропали, — пролепетала Тиса, вынула из корзинки пустую дерюгу и показала спутникам.
— Как это пропали?! — охнула та. Она забрала мешок и затрясла его с силой, напрасно надеясь, что из него может что-то выпасть.
Пыж крякнул.
— Так мы что, из-за пустой корзины в такое дерьмо вляпались?! — взвизгнул Казик.
— Вас опередили, — сказала девушка упавшим голосом.
Ганна расстроилась даже больше нее. Она забегала кругами, причитая и грозя кулачком неизвестным ворам. Марика с Симоном мало что понимали из происходящего и лишь с удивлением наблюдали вспышку гнева. Шкалуш тронул Тису за руку.
— Агап. Нужно поговорить с ним.
Конечно. Как она сама не догадалась!
Через некоторое время компания уже спешила дальше по аллее к выходу из парка.
— А как же разбойники? — спросила Марика Трихона, кидая последний взгляд на горе-налетчиков.
— Да кому они нужны, — отмахнулся шкалуш. — Готов поспорить, они больше в жизни стреломет в руки не возьмут.
Кошкины и лекарь с Ричем ждали их в коляске. Новобранец остался стоять у ворот парка под пологом ночи, пока подруги расспрашивали лекаря. Однако Тиса знала, что парень внимательно слушает, о чем говорит Агап Фомич. Старик сначала опешил от новости и не мог вспомнить, кто подходил к нему за вечер. Но потом выяснилось, что во время поединка вокруг них с Ричем вился потешник из табора кочевников.
— Он был в пестром балахоне. Губы и щеки что у матрешки крашеные, — сказал лекарь.
— Точно, — воскликнула Ганна. — Вор!
— Если так, то время потеряно, — огорченно вздохнула Войнова.
— А если сообщить капитану Лазару?
Тиса покачала головой.
— Кочевники наверняка уже подъезжают к границе. Сегодня праздник, уверена, таможенники их пропустят без тщательного досмотра.
Ганна сникла, Тиса погладила ее по плечу.
— Не расстраивайся. Ничего, я еще что-нибудь придумаю, — сказала она. — Иди домой. Симон и дети ждут тебя. Сегодня был нелегкий день.
Марика тем временем уже уселась в коляску, ни слова не сказав родителям о нападении в аллее. Видимо, не хотела навлекать на себя строгие ограничения на прогулки.
— Садись, девочка, — позвала Настасья Ефимовна.
— Рич, давай подвинемся, — прокряхтел Агап, — дадим моей помощнице присесть.
Она же застыла у коляски, не решаясь ступить на подножку.
— Ну давай же, залезай, — поторопила Ганна.
— Извините меня, Настасья Ефимовна, — Тиса шагнула назад. — Но я так не люблю колясочную тряску. Просто ужасно. Мне удобнее пешком.
— Но я обещала твоему батюшке, что доставлю тебя домой, — нахмурилась женщина.
— Что ты делаешь? Не дури, — зашипела на ухо подруга.
— О, не волнуйтесь, — махнула та рукой, не обращая внимания на ее слова. — Отец давно предоставляет мне свободу действий.
— Тебя проводят? — спросил Агап Фомич и сощурил глаза на фигуру шкалуша у ворот парка.
— Да, Трихон доведет меня в целости и сохранности, не беспокойтесь.
— Ну хорошо, не могу же я тебя заставить, — неуверенно сказала женщина. — Только будь осторожна, чтобы мне не пришлось отвечать перед капитаном. Поехали, дружочек Михей.
Возница подстегнул застоявшегося мерина-тяжеловоза, коляска тронулась и вскоре растворилась в темноте.
— Тиса, что ты делаешь? — вновь сварливо зашипела Ганна.
— Я просто хочу поговорить с ним.
— Сейчас? А нельзя это сделать завтра?
— Не хочу тянуть.
— И как я должна тебя отпустить? С ним может быть опасно.
Девушка улыбнулась.
— Поверь мне, опасно не с ним, а без него.
— Ты все же сумасшедшая.
— Наверное, — пожала плечами Тиса.
Ганна только руки развела — мол, что с этой блаженной поделаешь?
— Ну ладно, — немного подумав, протянула она и горячо зашептала на ухо: — Скажи ему, что между вами ничего не может быть. Я очень надеюсь на твой здравый рассудок!
Урок молодой учительницы словесности продлился еще полминуты. Затем подруги расстались. Тиса помахала всем рукой и обернулась. Шкалуш покинул ворота парка и уже ждал ее посреди ночной дороги. «Все же ночь придумала Вэя», — вздохнула Войнова, глядя на стройное тело юноши, твердые сильные плечи, мужественное лицо.
— Я думал, вам не нужны провожатые, — подначил новобранец, когда она приблизилась. За ироничным тоном и легкостью фразы скрывалось напряжение. Цепкий взгляд ловил каждое движение девушки.
— Нужны, — сказала она, сложив руки за спиной, — вернее, нужен. Один.
Шкалуш кивнул, и они двинулись по дороге вдоль плетня, ограждающего парк. Впрочем, он вскоре закончился и по сторонам улицы потянулись домики. В некоторых окнах и дворах дрожал свет, слышались веселые голоса — люди не спали, продолжая радоваться празднику.
— Сожалею, что деньги пропали, — прервал тишину Трихон.
— Я поступила неосмотрительно. Нужно было отдать корзину отцу, чтобы он отвез ее домой. Но я не хотела просить.
— Что же вы будете делать?
— У меня есть одна задумка, — девушка подняла взгляд к звездам.
— Вы никогда не сдаетесь? — спросил шкалуш с улыбкой на губах.
— Не в этот раз, — Тиса улыбнулась в ответ.
— Можете на меня рассчитывать.
— Я знаю. Уверена, что Ганна не одобрит мою новую затею.
— Как и дружбу со мной.
Тиса послала извиняющуюся улыбку. Захотелось оправдаться.
— Лисова меня слишком опекает.
— За это она мне и нравится.
— Ганна? Тебе? — удивилась девушка.
— Она любит вас как родную сестру. Это видно невооруженным глазом. Мне спокойнее, когда я знаю, что у вас есть такая подруга.
Тиса грустно улыбнулась. Слышал бы он мнение учительницы о себе.
— Ганна желает мне лучшего. Но ее «лучшее» не всегда является таковым для меня.
Улица с домиками осталась позади. И у перекрестка, желая срезать путь, они сошли на широкую тропу, ведущую к роще.
Слова спутницы ввергли Трихона в глубокую задумчивость. Шагая в тишине, Войнова время от времени поглядывала на его профиль.
— Ваша подруга права, — наконец сказал он. — Вы и сами не знаете, насколько мыслями и душой вы чище многих людей. И меня в том числе. Вы, безусловно, достойны большего.
Тиса отрицательно замотала головой, понимая сказанное и еще больше — умолченное.
— Нет, Трихон, это не так. Просто Ганна не знает тебя так, как знаю я. Ты добрый, умный, надежный. Тебя любят дети. К тебе тянутся люди. Как ты сумел успокоить Рича сегодня. Я никогда не видела его таким счастливым… И ты единственный, кому я полностью доверяю, — закончила после некоторой заминки девушка. — Но… — она остановилась.
Помедлила. Некоторые слова порой даются нам слишком тяжело.
— Сегодня, когда Витер напал на тебя, я испугалась, — сказала она, сминая ладони. — Боюсь, я была в шоковом состоянии и позволила себе вольности.
С лица парня слетела улыбка, и выражение его сделалось серьезным.
— Ясно. Вы жалеете, — сказал он. Это был не вопрос, а утверждение.
Девушка отвернулась, покусывая нижнюю губу.
— Конечно, я понимаю, — продолжил Трихон, и в его словах послышалась горечь. — Я не тот, кто смеет рассчитывать на ваше сердце.
— Ничего ты не понимаешь! — в сердцах воскликнула она, поворачиваясь. — Ничего…
Шкалуш сделал шаг и оказался совсем близко. Вглядываясь в девичье лицо, он жалел, что не может читать мысли.
— Тогда объясните мне, Тиса Лазаровна. Объясните.
На миг они застыли, не сводя друг с друга глаз.
— Это же очевидно… — тихо произнесла она. — Ты молод.
С губ парня сорвался тихий стон негодования.
— Да, — поспешила добавить, пока он не успел прервать ее или спутать последние здравые мысли. — Ты молод. Я же старше тебя почти на десять лет. Почему ты так смотришь? — Тиса чуть не плакала от отчаяния, заламывая руки, а он улыбался. — Я серьезно. Тебе нужна в пару ровесница. Ты нравишься Марике, она сама мне в этом призналась.
— Марика — славный ребенок, — снисходительно сказал новобранец, заводя выбившийся локон за ухо девушки. Войнова спрятала за опущенными ресницами чувства, нахлынувшие на нее от этого прикосновения. — Ее увлечения еще изменятся несколько раз подобно весеннему ветру. Но даже если б это было не так, боюсь, что я уже давно и глубоко увлечен другой женщиной. Она в моем сердце, в моей душе и мыслях. Она и не знает, что уже изменила меня так, что я сам себя не узнаю. Она уже часть меня. И если она откажет и покинет меня, то унесет с собой и мою душу, оставив мне лишь пустую скорлупку — тело.
Тиса слушала и поражалась. Теперь она в полной мере ощутила силу красноречия этого человека.
— И если вопрос только в возрасте… — Трихон улыбнулся с необъяснимым выражением на лице. — Разве вы не знаете, что шкалуши отмечают свое рождение не по дням года, а по солнцестоянию? Наш начальный предок — Гор, орел Небела, был рожден в солнцестояние. Все мы живем с частичкой его души и празднуем его день рождения как собственный. Так что по календарю Рудны мне уже под сорок.
— Тогда мне…
— Тс-с, — он поднес палец к губам, — этот календарь лишь для уроженцев Рудненских гор. — Голос его опустился до хрипотцы. — С тех пор, как держал вас на руках там, на болоте, — прошептал юноша, — я мечтал прикоснуться к вам. Но не находил для этого причин.
Трихон протянул руку и тыльной стороной кисти провел по щеке девушки. Тиса опустила веки, чувствуя, как все доводы разума тают под его пальцами.
Он дотронулся до уголка ее приоткрытых губ, затем приподнял подбородок, заставив посмотреть на себя. У нее перехватило дыхание. В глазах напротив отражалась ночь. Они притягивали со страшной, неодолимой силой, растворяли ее на мелкие невесомые частички и предавали ветру. Завороженная, она позволила парню склониться и поцеловать себя.
Время остановилось, как на маминых часах…
Когда Трихон выпустил ее из объятий, Войнова почувствовала головокружение. Она была настолько потрясена поцелуем, что еле держалась на ногах. Шкалуш хотел снова обнять девушку за талию, но та выставила руку.
— Нет, Трихон. Я так не могу…
— Тиса…
— Ничего не говори, — прошептала она и, снова взглянув ему в глаза, вдруг ясно поняла, что уже проиграла эту партию. — Мне нужно домой.
Неловко ступая, заторопилась по дорожке. Он скоро нагнал ее и зашагал рядом.
— Мне нужно время все обдумать, — ответила на его немой вопрос. — Я не могу так.
— Понимаю.
С молчанием на устах, но кричащими душами они миновали проходную у ворот и расстались. Шкалуш проследил взглядом, пока девичья фигурка не исчезла в дверях корпуса, постоял некоторое время у крыльца, затем вернулся к воротам и покинул часть.
Задвинув засов своей комнаты, Тиса прислонилась к двери спиной и закрыла глаза. Вместе с оглушительной тишиной смятение объяло ее и не собиралось отпускать. Оно нарастало, пока расстегнутое платье спадало с плеч, пока вода из умывальника холодила тело, пока тонкая сорочка скользила по коже. Присев у зеркала, девушка взглянула на свое отражение. Сияние свечи ласкало ее щеки, и медовые глаза горели таинственным огнем. Разум еще пытался убедить сердце, приводя доводы в свою пользу. Только ночь всегда стояла на стороне сердца.
Двойник в зеркале коснулся пальцами губ. Так умело ее еще никто не целовал. Похоже, у Трихона неплохой опыт в этом деле. Она ведь ничего толком не знает о жителях Рудны. Сердце бесцеремонно кольнула ревность. Опустила глаза на замершие стрелки часов.
— Он любит меня, мама, — прошептала Тиса. — Любит!
Оценила в зеркале свою счастливую улыбку. Ганна права — она сумасшедшая. Блаженная, летящая с улыбкой в пропасть.
