Глава 18. Клюква
Утро ворвалось ярким светом и в комнату, и в голову Тисы. Утро — это вам не вечер: оно протрет глаза, освежит мозги, встряхнет как следует, выбьет лень и глупые мысли. Единый, о чем вчера только думала? И это она, которая смеялась над героинями романов, с первого взгляда влюбляющихся в своих спасителей? Отражение в зеркале с укоризной покачало головой. Десять лет разницы в возрасте — это пропасть, через которую при всем желании не перепрыгнешь.
Чтобы совсем прогнать глупые мысли, день молодая хозяйка решила посвятить заботам. Она, как и обещала, добавила денег Камилле на покупки. В доме не без помощи Ули и новобранцев вымылись подоконники и перила лестницы. Вместе с Агапом Фомичом Тиса перечитала список составляющих для силуча. Всё есть. Почти. Осталось только собрать клюкву и подсушить с недельку на чердаке. Скоро она научится сама варить силуч! Этой мыслью Тиса подогревала себя. Который год просила Агапа доверить ей приготовление, но старик неизменно отказывал. И теперь ее давняя мечта могла сбыться. Только что-то не чувствовала она великой радости. Почему так бывает? Ждешь, мечтаешь, а когда дается, уже и не таким важным оказывается.
Трихон появился только после полудня. Тиса, выпалывающая сухие цветы в палисаднике у лечебного корпуса, вдруг поняла, что подспудно каждую секунду ожидала его прихода.
— Добрый день, Тиса Лазаровна, — поздоровался новобранец.
— Добрый, — лишь мельком взглянула: юноша приветливо наблюдал за ней, держась за частокол ограды. Войнова перенесла охапку жухлой травы в кучу, ощущая, как в душе растет досада — на себя саму.
— Давайте я вам помогу?
— Не надо, — быстро ответила она. — Тут дел мне одной мало. Спасибо, Трихон. Иди.
Шкалуш не сдвинулся с места. Тиса прошлась граблями по траве. Палая листва не слушалась, так и старалась увильнуть из-под деревянных зубьев. Ну чего он стоит?
— Да, я хотела попросить тебя, — вспомнила девушка. — Сходи в конюшню, дай побольше овса лошадям. Надо покормить перед дорогой. И у стойла Ватрушки я оставила четыре корзины. Проверь, пожалуйста, исправность крепежей, кажется, у одной крючок отлетел.
Ушел. Тиса поглядела юноше вслед. «Соберем клюкву, и надо заканчивать эти прогулки вдвоем. Так будет правильно», — подумала она. Сгребла растительный сор в кучу и подожгла. Над землей пугливо потянулся дымок. Войнова долго наблюдала, как медленно тонкая змейка огня обтачивала листок за листком, оставляя после себя горстки пепла. Подул ветер и обдал девушку дымом…
Прохладное утро среды ознаменовалось молчанием. Они встретились в конюшне, безмолвно обменялись кивками. Трихон за пару дней понял настроение девушки и не заговаривал. Так в тишине они и выехали за ворота в рассветные сумерки. Погода обещала быть ясной, но ветреной. Тиса порадовалась, что надела поверх платья теплую безрукавку. Лошадей направили к южному краю Гартова болота — самой дальней точке от башни пропавшего колдуна. Именно сюда местные жители без боязни ходили за клюквой. Лес встретил путников спокойствием и безмолвием, лишь изредка набегал ветерок и мял пестрые кроны, осыпая седоков листьями. Потревоженная шорохом шагов, закричала сипуха в дупле. Природа медленно просыпалась ото сна.
Прибыв на место, путники спешились и, привязав лошадей, отправились за ягодой. Тису вскоре постигло разочарование — клюква исчезла! На ковре из восковых листочков то тут, то там виднелись жалкие крохи. Неурожай.
— Наверняка это из-за вэйна и его волшбы, — ворчала она, огорченно оглядывая мох. — Хорошего дождя уже месяц нет. Того и гляди болота иссохнут.
Эдак положенную норму они месяц будут собирать, на что она никак не рассчитывала. Девушка отвязала Ватрушку.
— Давай проедем на север, — шанс остаться без клюквы страшил больше, чем далекая невидимая глазу Гартова башня и охраняющий ее чернокожий латник.
Буквально через час неспешной езды по лесу они заметили, как на кочках мха стали показываться россыпи розовых бусин клюквы. Но Тисе все мало казалось. Спешились, лишь углубившись еще на полверсты на север. Смелость себя оправдала, почти сразу нашли поляну, сплошь покрытую клюквенным ковром, и взялись торопливо собирать ягоду в корзины. Пару раз Войнова натыкалась на новобранца и мысленно чертыхалась на свою неуклюжесть. В конце концов она взяла пустую корзину и туесок и отправилась искать другую поляну — подальше от шкалуша.
Тот хмуро проследил за нею взглядом.
— Далеко не ходите. Там уже Гартова топь начинается.
— Тебя забыла спросить, — пробормотала себе под нос.
Поддавшись плохому настроению, девушка подошла ближе к топяным оконцам, хотя клюквы на кочках было не больше, чем на поляне, упрямо перепрыгнула с одной кочки на другую, потом еще и еще.
— Туда нельзя! Тиса Лазаровна! — услышала отдаленный крик за спиной.
Сетуя на назойливость Трихона, она нагнулась и собрала во мхе горсть ягод. Бросив их в туесок, повернула голову и увидела бегущего к ней парня. Не успела удивиться, как за спиной раздался плеск. Она обернулась и в ужасе окаменела…
Высокий, ростом с косую сажень, облепленный болотной грязью и увитый гнилыми нитями кореньев, из топи поднимался черный латник. По его широкой груди, обтянутой кольчугой, сочилась бурая жижа. Пустые глазницы из-под нависшего шлема уставились прямо на девушку.
В голове Тисы стучало одно слово: «Беги!», но ноги словно вросли в землю и превратились в кривые стволы сосен. Будто во сне она наблюдала, как латник потянул к ней почерневшие руки…
Толчок в плечо.
— Отойди, дуреха! — глухой голос рядом.
Тиса даже не сразу поняла, что произошло: в мгновенье ока Трихон одной рукой задвинул ее к себе за спину, а второй выхватил дубинку и поднял ее навстречу чудищу.
— Сгинь! — заорал он.
Распахнув глаза, Войнова продолжала безвольно стоять позади юноши. И только когда рот латника раскрылся и из него пошли пузыри, она с отвращением резко отпрянула и… провалилась по пояс в топяное оконце. Холодная жижа тут же сковала, словно рыбешку во льду. В отчаянии, мало понимая, что делает, девушка потянулась к кочке, но пальцы лишь обрывали травинки осоки. Не в силах за что-то ухватиться, она почувствовала, как трясина медленно втягивает в себя ее тело.
— Трихон! — позвала в панике. Вместо крика из горла вырвался жалкий хрип.
Слава Единому, услышал, обернулся. За его спиной Тиса с замиранием сердца увидела кольчужную спину удаляющегося латника. В следующую секунду черную фигуру со странным клокотом поглотило болото. Она облегченно выдохнула, не замечая, что уже по грудь в воде.
Шкалуш резким движением, в котором угадывалась злость, протянул ей дубинку тонким концом. Девушка ухватилась и почувствовала, как ее с силой дернуло и буквально выбросило на кочку.
Серые глаза снова оказались близко. «Прямо как тогда, на свадьбе», — подумала она. Только в тот раз они колко искрились, словно иней, а сейчас налились грозовой темнотой.
— Вы целы? — парень как заправский лекарь осмотрел ее с головы до ног. Не дождавшись ответа, повернул к себе за подбородок.
Тиса кивнула, чувствуя комок в горле.
— Он ушел, все позади, — успокаивающе произнес шкалуш. Видимо, приписал ее молчание шоку.
Зубы ее начали выбивать дробь.
— Вы продрогли.
Трихон легко поднял девушку на руки. Она ощутила лбом шершавую щеку, и сердце предательски заныло.
— Зачем ты это делаешь? Я сама.
Попыталась сопротивляться, но юноша не ответил, лишь крепче прижал к груди. И Войнова уступила. Закрыв глаза, опустила голову на плечо новобранца. Сказал бы ей кто-нибудь еще месяц назад, что она будет льнуть к груди шкалуша, рассмеялась бы шутнику в лицо.
У лошадей Трихон спустил ее на ноги.
— Держитесь за Ватрушку.
Тиса почувствовала сожаление, когда твердая рука отпустила ее талию. Убедившись, что девушка стоит, шкалуш снял с седла Ватрушки рюкзак и принялся по-хозяйски в нем рыться.
— Вам надо переодеться, — сказал он, доставая из мешка Тисины старые штаны для лазания по скалам.
Затем под протестующее девичье мычание Трихон расстегнул пуговицы и стянул с себя солдатскую куртку, оставшись в нательной рубахе.
— Наденете это.
— Но…
— Вы это сделаете, если не хотите, чтобы я сам переодел вас, как ребенка, — пригрозил шкалуш и отвернулся.
Поглядывая исподлобья на спину юноши, Войнова стащила с себя мокрую одежду. Переодевшись в сухое, сразу почувствовала, как начала согреваться.
— Вам идет, — оглядел ее Трихон, повернувшись.
— О, только прошу без комплиментов, — вымученно улыбнулась Тиса. Сейчас она не краше солдата в окопе.
— Рад, что вы приходите в себя, — парень приблизился и снял с ее волос болотную зелень. Девушка опустила ресницы, боясь взглядом выдать свои мысли. Она старше на десять лет, а чувствует себя ребенком рядом с ним. Разве это нормально?
— Думаю, с клюквой на сегодня закончили, — шкалуш сложил мокрую одежду в свободный мешок и приторочил к своему седлу. Прикрепив и корзинки с клюквой, Трихон сходил за пустой тарой, брошенной у топи. Тиса с тревогой дождалась его возвращения. Ноги плохо слушались, поэтому на Ватрушку шкалуш усадил ее сам.
— Можно отправляться в часть, — новобранец вскочил в седло Буя и потянул поводья, разворачивая лошадь.
— Нет. — Войнова представила свое появление на улицах Увега в мужской одежде, а еще лицо отца, если он вдруг заметит ее по прибытии. Это недопустимо. — Мы поедем к заброшенной мельнице, это недалеко отсюда. Там можно одежду в реке почистить.
Немного попререкавшись, шкалуш сдался. Пока ехали к мельнице, девушка пришла в себя настолько, что смогла собрать мысли в кучку.
— Трихон, спасибо, — и тут же поняла, что повторяется. И когда она успела превратиться в говорящую ворону, каркающую за разом раз одно и то же? — Похоже, я продолжаю влипать в неприятности.
— Да уж, в этом вам постоянства не занимать, — шкалуш запалил самокрутку.
— Я не должна была подходить так близко к Гартовой топи, признаю свою ошибку. Ты ведь меня предупреждал.
— Но разве такая храбрая девушка будет слушать кого-то?
Она поняла иронию и горько усмехнулась, вспомнив свой ужас, когда увидела это чудо болотное. Даже о ножах у голенища забыла. Да уж, храбрая мокрая ворона.
— Мне жаль, что вы пережили этот страх, Тиса Лазаровна. Эти места совсем не для милых барышень. Теперь особенно.
Она хотела было возразить, но промолчала. Что бы сейчас ни произнесла, это только слова: на деле же она оказалась не такая сильная, как ей представлялось.
Вскоре лес расступился и вывел их к Веже. Ее вольные воды здесь отличались бодрым течением. Старая мельница чернела над лукой реки. Колесо не крутилось, но время от времени поскрипывало под силой ветра и воды. Сквозь прогнившие доски мостка, ведущего к строению, светился бурлящий поток, и желание оглядеть постройку изнутри сразу пропало. Они расположились поодаль от мельницы у покосившегося сарая, заросшего терновником. Пока девушка полоскала свое платье, шкалуш разжег костер и устроил что-то вроде сушилки: вбил две высокие палки и на них водрузил третью — перекладиной. Войнова повесила на нее одежду, затем вернулась к реке и разулась. Темная холодная вода клубилась водоворотами. Смыв с наслаждением грязь со ступней, Тиса решила отмыть и ботинки.
— Дайте мне, — парень бесцеремонно забрал у нее обувь. — Идите-ка лучше к костру, погрейтесь. Или давайте отнесу вас, чтобы ноги не пачкать?
— Ну уж нет, хватит меня сегодня таскать.
— Мне ж не в тягость.
Девушка смущенно улыбнулась в ответ. Затем по траве на цыпочках вернулась к огню и присела на сухое бревно, принесенное шкалушем из-под стрехи сарая, вытянула ноги. Как тепло! Костер горел ровно, горячо, с треском, словно давно разведенный. Войнова посмотрела на берег, где парень полоскал ее ботинки. Марика явно ошибалась в приоритете. На ее месте она выбрала бы не вэйна, а Трихона. А Филипп… Одним словом — колдун.
Парень вернулся, привязал мокрые башмаки на перекладину рядом с платьем и пропал в сарае. Вынув из рюкзака узелок со снедью, Тиса развязала его. «Торопиться некуда, — подумала она, — а есть хочется так, что, будь у желудка руки, давно бы ложкой по стенкам колотил». Каравай хлеба, кусок свиного окорока, кислые огурчики. И даже настойка, про которую совсем забыла. Вот чем согреться-то можно! А она — балда. И пока шкалуш искал в сарае сухие дрова для костра, настойка была опробована. Жидкость обожгла язык и сразу погнала горячую кровь по телу. Девушка порезала хлеб и окорок ножом из своего арсенала и позвала своего спутника перекусить.
Трихон подложил сучьев в костер, присел рядом на бревно, и они дружно накинулись на еду. Спустя некоторое время голод уступил место приятной усталости. Тиса подумала, что если она наклонится в сторону, то их плечи соприкоснутся. Неразумно было пить настойку на голодный желудок.
— До сих пор не поняла, как ты смог прогнать латника? — спросила она, доедая огурчик.
— Сам не знаю, — передернул плечами новобранец. — Возможно, он испугался моей дубинки.
— Я, конечно, сглупила, что близко подошла к топи. Но не думай, что я полный валенок, — хихикнув про себя, Войнова напоказ сощурила глаза. — Как ты прогнал рыцаря, Трихон? — Он отвечать не спешил. — Это оберег такой? Или врожденная способность всех из народности шкалушей?
— Оберег, — промолвил нехотя.
— Эти веревочки? — девушка с интересом взглянула на нитяное кольцо на указательном пальце юноши.
— Угу, — промычал он.
Распространяться о своих секретах парень явно не желал, ну да ладно.
— Что ж, я должна благодарить Единого за то, что ты оказался рядом. Вживую этот рыцарь еще ужаснее.
— Вживую?
Ну что за болтливый язык!
— Я неправильно выразилась, просто я знаю про латника по рассказу Рича, — уточнила Тиса. — Он тебе не говорил, что на спор ходил ночью на болото?
Шкалуш отрицательно покачал головой. Радуясь, что избежала щекотливой для себя темы, она вкратце поведала про приключение мальчишки.
— Вы его лечите, — полувопросительно сказал Трихон.
— Да, Агап продолжает процедуры, хотя надежда на исцеление почти угасла. — Войнова вздохнула. — Но прервать лечение — это все равно что прямо сказать ребенку, что он навсегда останется калекой. Рич так верит в это предсказание.
— Какое предсказание?
— Прорицательница из его табора сказала, что он исцелится в этом городе. Но мне порою кажется, что они мальчика просто бросили. Я бы многое отдала, лишь бы он поправился.
Шкалуш молчал.
Тиса украдкой скосила на него глаза. Не моргая, парень смотрел в костер и думал о своем. В зрачках отражался огонь.
— А ты откуда, Трихон? Нет, я, конечно, помню, что ты из Рудны. Но кто твои родители?
Он посмотрел так, словно старался разгадать, чем продиктовано любопытство.
— Я плохо помню своих родителей. Они давно умерли.
— О, извини.
— Это больше факты, чем воспоминания. Отец был храмовым лекарем. Когда миссия предложила ему отправиться в одну угасающую деревеньку, он не задумываясь согласился и тем самым подписал приговор себе и матери. — Парень подложил в огонь ветку, выпавшую из костра. — Больше половины жителей селения уже были заражены. Болезнь забрала родителей, но пожалела ребенка.
— Тебя.
— Да, — невесело согласился шкалуш. — Меня забрали к себе брат отца и его жена.
— Тетя с дядей, значит, — улыбнулась девушка, радуясь, что тяжелая тема позади. — Ты много знаешь для своего возраста. Наверное, они люди с широким кругозором.
Трихон усмехнулся.
— Не знаю насчет кругозора, но ремень у Прокла был широкий. Дядя был из тех, кто считал, что строгое воспитание — залог образования. Порка племянника была для него ежедневной обязанностью.
Собеседница негодующе хмыкнула.
— Вот только не жалейте меня, Тиса Лазаровна, — усмехнулся новобранец. — Я ведь тоже не подарочек. Бежал из дома в малолетнем возрасте, стащив у дядьки припрятанные деньги. Три года бродяжничества преподнесли мне уроки лучше всяких учителей.
— А потом? Ты вернулся домой?
— Нет, — он снова созерцал костер. — Приютили добрые люди. Дали кров, еду и тепло, которых у меня не было.
Шкалуш плотно сжал губы и замолчал надолго. Похоже, она все же умудрилась его расстроить. Тиса тронула ремешок на руке, вдруг почувствовав желание поделиться в ответ.
— Эти часы мне достались от мамы.
Трихон повернул к ней лицо, ожидая продолжения.
— А к маме они перешли от прабабушки Ефросинии. Она была вэйной.
— Понятно теперь, почему вы их носите при всей вашей неприязни к колдовскому роду, — произнес он. — Как память.
— Да, — слабая улыбка на мгновение осветила лицо девушки и так же быстро исчезла. — Мама мечтала отдать меня в школу-пансионат в Оранске. Наместный колдун насоветовал. Я думаю, если бы не Гарт, возможно, она бы так и не решилась. Но эти вэйны любят совать нос в чужие дела, — с раздражением в голосе сказала Тиса. Отвела взгляд от огня на качающиеся под ветром камыши, что окаймляли противоположный берег реки, и, помолчав, продолжила: — Я не хотела ехать. Капризничала, обижалась на мать. Просто до ужаса боялась остаться одна в чужом городе. Мама настояла. Помню, как мы уселись в почтовую карету. Она хотела меня обнять, но я откинула от себя ее руку и отсела к окну. Дулась. Глупая. Я тогда не знала, что истекали последние минуты с нею рядом.
Девушка опустила ресницы, чувствуя знакомую боль в душе.
— На перевале через Теплые что-то случилось с колесом, карета стала заваливаться. Мама вытолкнула меня в последний момент, а сама не успела… — прошептала она и погладила трещину на крышке циферблата. — Часы остановились там.
Боль в душе перелилась через край, и неожиданно потекли слезы, хотя Тиса попыталась их сдержать. Трихон накрыл горячей ладонью ее руку. От чужого сочувствия Войнова совсем разревелась, а может быть, это сказывалась пресловутая настойка. Слезы, которые девушка копила в себе долгие годы, наконец нашли выход.
— Ну-ну, — старался успокоить ее шкалуш. Видя, что спутница не на шутку расстроилась, подвинулся и слегка приобнял за плечи. Тиса уткнулась в грудь паренька, чувствуя, как намокает под ее щекой солдатская рубаха.
Сквозь всхлипы прошептала:
— Я не успела сказать ей, что люблю ее, несмотря на все глупые обиды.
— Она знает это. Знает. — Трихон поцеловал ее в лоб. — Не плачьте.
Тиса обомлела: поцелуй в лоб — это было как послание с небес. Мама всегда ее так целовала. Шкалуш даже не догадывался, что он сделал.
Подняла удивленное заплаканное лицо. Горец улыбнулся.
— Так уже лучше, — сказал он, стирая мизинцем последнюю каплю с ее щеки.
Полные сочувствия серые глаза оказались так близко, что у Тисы закружилась голова. Она опустила взгляд на губы юноши — тонкие, без намека на женственность. Единый!
Помощь свыше пришла незамедлительно. Подул ветер и сорвал с перекладины платье. Это вернуло девушку на землю. Она вскрикнула, и Трихон поспешил поймать вещи.
Только сейчас они заметили, что небом завладел пунцовый закат.
— Высохло, — с сожалением сказал шкалуш, поднося ей одежду.
Удивительно, но обувь тоже просохла.
— Пора домой, — пробормотала Тиса.
С платьем под мышкой она отправилась за мельницу переодеваться, оставив парня у костра. Пылающая в закате Вежа и здесь клубилась водоворотами. Пребывая в смятенных чувствах, Войнова застегивала пуговицы воротника. Пальцы слушались плохо. Боже, минуту назад она была так близка к тому, чтобы бесстыдно поцеловать юнца. Это просто несусветная глупость с ее стороны! «Марика будет с ним счастлива», — пришла неожиданная мысль и чуть не заставила расплакаться снова.
Русалка была не права, назвав ее счастливой. По крайней мере, не сейчас. Еще месяц назад в душе царила пусть не гармония, но убежденность в здравости мыслей, желаний и действий. А сейчас… Взглянув на танцующую реку, девушка почувствовала решимость сделать то, в чем до сей поры сомневалась. Если эти слова сделают Илу хоть немного счастливее в ее безрадостном существовании… Войнова подошла к воде и, опустив в нее пальцы, позвала:
— Ила!
Ждать пришлось недолго, и на этот раз Тиса не испугалась. Из воды показалась голова наяды, и течение заиграло ее длинными волосами. Окрашенные закатом, они уже не казались такими белыми, как раньше. Заходящее солнце слепило и не давало разглядеть лицо. И если не знать, кто перед ней, то русалка вполне могла бы показаться обычной купающейся девушкой.
— Тиса… ты?
— Да. Я отдала твой венок, Ила.
— О-о! — пропела дива.
— Маняше очень понравился твой подарок. Она просила передать, что никогда не забывала тебя, всегда будет помнить и любить и будет молиться о твоей душе Единому.
Ила улыбнулась почти счастливой улыбкой.
— А какой у нее жених?
— Кажется, вполне хороший парень. Любит ее. И она его тоже.
— Это хорошо. Маняша заслуживает счастья.
— Да, она славная девушка.
— Спасибо! — поблагодарила наяда. — Я буду помнить, что ты для меня сделала.
— Не за что.
Речная дива махнула на прощание рукой, сверкнув перепонками меж белых пальцев, и исчезла под водой. Войнова почувствовала, как в ее душе потихоньку утихает буря. Она вернулась на поляну. Пока ее не было, шкалуш уже свернул привал — затушил костер и упаковал вещи.
Со словами благодарности Тиса отдала юноше его куртку. У круглого бока Ватрушки помедлила, затем пробормотала:
— Трихон, прости, я тут разревелась, как девчонка. — Опустив голову, она коснулась мочки уха. — Я не должна была потакать своей слабости и тем ставить тебя в неловкое положение.
— Все в порядке, Тиса Лазаровна.
— Прошу, забудь мою непрошеную исповедь, иначе я буду чувствовать себя виноватой.
— Считайте, что ничего не было.
Парень отвернулся и проверил подпруги — лишь для того, чтобы занять чем-то руки. Подсадил спутницу в седло. На пути к дому они почти не разговаривали.
На подъезде к части им повстречалась сменная станица. Тиса заметила среди военных Витера. Старшина окинул встречных мрачным взглядом. Похоже, он еще не скоро успокоится.
На территории части, пристроив лошадей Зошику, Трихон сказал, что сам отнесет клюкву на чердак и пересыпет в лоток. Девушка не спорила, усталость и впрямь валила ее с ног. День оказался слишком тяжелым как для тела, так и для души.
