Ясно было одно! Ни Фрейзер, ни Джон не имели ни малейшего представления о том, что делать и как поступить в связи с возмутительной выходкой Ричарда. Каждый из них чувствовал собственную беспомощность, и оба сильно переживали, но каждый на свой манер. Фрейзера особенно больно задело то, что на помощь к Розе пришли Дженни и, главным образом, ее сын, а не он. Но вообще-то Роза слабо представляла себе ход его мыслей. Фрейзер был безукоризненно вежлив, очарователен и вел себя в высшей степени дружелюбно. Словом, все, как и раньше. Разве что между ними возник какой-то незримый барьер, он стал вести себя с нею еще сдержаннее и, как заметила Роза, при первой же возможности старался уклониться от общения. Впрочем, подобные перемены в поведении Фрейзера совсем не удивили Розу. Наверное, всегда непросто находиться рядом с женщиной, которую когда-то любил, а потом взял и разлюбил. Она ведь и сама ощущала постоянную неловкость в его присутствии: постоянный страх сказать что-то не то или сделать что-то не так. Если бы не та их размолвка, то Роза была бы счастлива быть рядом с ним. Она бы сама умоляла его об этом. Но теперь все иначе. Между ними стена, и ее не перепрыгнуть.

Они могли работать вместе, обсуждать какие-то планы, проводить время с Джоном и Мэдди, и все четверо чувствовали себя в это время вполне комфортно в одной комнате, вот только ни Фрейзер, ни Роза не обменялись за последние дни и парой слов, которые бы что-то значили для них обоих.

Однако больше всего Розу волновало другое. Ее отец чересчур близко принял к сердцу все, что произошло у нее с Ричардом. Он ушел в себя, его мучили раскаяние и ненависть к «этому подонку». На следующий день после незваного визита зятя (подумать только!) отец даже отказался подниматься с постели, избегал смотреть ей в глаза и перестал есть. Он просто лежал и тупо глядел в голую стену возле кровати, выкрашенную белой краской. Даже Фрейзер, приехав, так и не смог, несмотря на все свои старания, поднять настроение другу. Во всем случившемся Джон винил только себя, хотя Роза бессчетно повторила ему, что это не так. И сейчас он был страшно зол прежде всего на самого себя: его раздражала собственная немощь, бесило, что он слаб и ни на что не годен. Но главная его забота состояла в другом. Он понимал, что очень скоро уйдет в мир иной, оставив дочь одну, безо всякой опеки.

Роза была в отчаянии. Совсем не такими она представляла себе последние дни жизни отца в их с Мэдди обществе. Ей было горько осознавать, что она все же плохо знает и понимает отца и, наверное, потому не может вывести его из столь мрачного расположения духа.

Трудно было понять по выражению лица Фрейзера, какие чувства обуревали его, когда он увидел ссадины и кровоподтеки на лице Розы. Она как раз стояла на кухне и готовила лазанью. Тед уже уехал к себе. Но в доме еще оставалась Дженни. Она затеяла нечто вроде генеральной уборки: пылесосила дом, перетряхивала все вещи, не упуская возможности сунуть нос в каждый ящик. От нее Фрейзер услышал укороченную версию того, что произошло в Грозовом доме накануне. Как всегда, Дженни изъяснялась без обиняков, называя вещи своими именами, и за пять секунд сумела ввести Фрейзера в курс дела. Чему Роза была только рада. Ей претила мысль, что придется самой живописать Фрейзеру, что и как было, а уж Дженни, несмотря на сжатость изложения, не упустила ни единой эффектной на предмет омерзительного поведения семейного доктора детали, свидетельницей каковых ей довелось стать.

– И где он сейчас? – поинтересовался у нее Фрейзер с каменным выражением лица.

– Чего не знаю, того не знаю! – покачала головой Роза. – В полиции считают, что вернулся домой. Они звонили мне сегодня утром. Сообщили, что никакого заявления на меня он не подал. Наверное, понял, что ему не удастся меня в чем-то обвинить. А вот если я подам иск, тогда разразится настоящий скандал. Вся его жизнь, его репутация, врачебная практика – все пойдет коту под хвост.

– Ну так и устрой ему такой праздник души! – азартно посоветовала Дженни, чуть не потирая руки в предвкушении вероятной возможности наказать «законченного мерзавца» за его пакостные злодеяния.

Роза неопределенно пожала плечами.

– Не хочу! Пусть убирается на все четыре стороны! Как представлю себе, сколько времени будут длиться все эти судебные разбирательства… Месяцы и месяцы! Но даже если суд вынесет обвинительный приговор, это ему ничем не грозит, по большому счету. Он же не уголовник какой-то, приводов в полицию ранее не имел, ни в чем предосудительном никогда не был замешан. Для него вся эта судебная тягомотина станет не более чем легким шлепком по руке. Дескать, чтобы впредь не повадно было. А выйдет из зала суда он еще более обозленным и все начнет сызнова. Не вижу смысла судиться с ним.

– Но если ты хочешь, чтобы этот страшный человек навсегда исчез из твоей жизни, то должна сама дать ему четкий посыл, что между вами все кончено! – справедливо заметил Фрейзер. – И полиция поможет тебе в этом.

Роза промолчала, видно в глубине души оставшись при своем мнении.

– Хорошо! Тогда я останусь у вас до тех пор, пока мы все не будем уверены, что он все же вымелся отсюда! – воскликнул Фрейзер, украдкой разглядывая обезображенную щеку Розы.

– А сегодня у нас ночевал Тед! – поспешила доложить домашнюю обстановку Мэдди, оторвавшись на время от просеивания муки. Роза намеренно поручила ей эту операцию, чтобы занять дочь делом на какое-то время. – Но я больше не боюсь папы! – доверчиво сообщила она Фрейзеру. – Мама его здорово огрела! Теперь он должен бояться мамы.

– Что ж, Тед – молодец! – похвалил парня Фрейзер несколько натянутым тоном. – Но поскольку он уже уехал, то тогда на дежурство заступлю я.

Фрейзер взглянул на Дженни.

– Кстати, нам нужно обязательно переговорить с вами, прежде чем вы тоже уедете. Я тут привез кое-что для вас: брошюры, рекламные проспекты, иллюстрации. Я их специально заказал. А потом в повседневной суете начисто забыл о нашем разговоре и вспомнил только тогда, когда мне прислали всю эту литературу. Думаю, вам будет небезынтересно познакомиться.

Не успела Роза спросить, какие такие деловые проекты могут связывать Дженни и Фрейзера, как услышала слабый зов отца – но скорее это был окрик.

– Папа зовет! – заторопилась она. – Я за него очень волнуюсь. Он сейчас в таком подавленном состоянии… Надо его как-нибудь разозлить, Фрейзер! Переключить его мысли на кого-то из нас. Как было бы здорово, если бы он накричал на тебя или запустил в тебя чем-то! Я бы сейчас отдала все на свете, только бы увидеть перед собой снова старого неуживчивого ворчуна, вечно всем недовольного.

– Ну, тогда надо срочно сообщить ему о выставке, – осторожно предложил Фрейзер. – Пойду прощупаю для начала почву!

Роза проводила Фрейзера до дверей кабинета. Оказавшись вне зоны слышимости для Дженни, которая принялась остервенело драить холодильник, бормоча что-то себе под нос о вредоносности кишечных палочек, и для Мэдди, которая продолжала сосредоточенно сыпать ложкой муку на мелкое сито, она быстро прошептала вполголоса:

– Папа очень тяжело воспринял вчерашний инцидент с Ричардом. Он во всем винит себя!

– Не он один! – Фрейзер поднял руку и нежно коснулся ее щеки, на которой пышно расцвел синяк. – Я тоже не должен был оставлять тебя!

– Какой резон тебе было здесь оставаться? Никому из нас и в голову не могло прийти, что сюда может нагрянуть Ричард, во всяком случае, именно в этот день… Вот папа вызывает у меня опасения, это правда. Эти его упаднические настроения мне совсем не по душе. Я боюсь, что если так продолжится, то он… он перестанет бороться со смертью.

– Что вы там шепчетесь? – возникла перед ними на нижней ступеньке лестницы Мэдди. Ее лицо и руки были в муке.

– Потому что это личное! – неожиданно твердо остудила любопытство дочери Роза. – Кстати, о личном. Нам с тобой, Мэдди, предстоит на днях наведаться в местную школу. Директриса была очень мила, пообещала, что специально придет в школу, чтобы показать ее нам. Хотя занятий еще нет и летние каникулы пока не закончились.

– Да? – Вся веселость слетела с Мэдди в одно мгновение. – Надеюсь, мне там понравится. Хотя, если нет, то я просто не стану ходить в школу!

– Так мы идем? – поторопил Розу Фрейзер, а Мэдди побрела обратно на кухню, чтобы продолжить просеивать муку.

– Ступай первым ты! – вытолкнула его вперед Роза. – У папы при виде меня сразу же вытягивается лицо, и он тут же погружается в меланхолию.

Фрейзер ласково погладил ее по плечу, словно пытаясь утешить, и быстро исчез за дверью.

Приблизительно через час Фрейзер пригласил Розу зайти к ним. Джон сидел на кровати, перед ним стояла небольшая конторка, а вокруг лежали кипы бумаг, издали похожих на документы. Все же Фрейзеру удалось отвлечь отца от его мрачных дум, подумала Роза с благодарностью. Пусть лучше возится с бумагами, чем лежит с отсутствующим выражением лица, тараща глаза в пустоту.

– А вот и ты! – решительным тоном воскликнул отец при ее появлении. – Мы тут с Фрейзером помозговали относительно твоей ситуации. Этот человек не посмеет более приблизиться ни к тебе, ни к Мэдди! Только через мой труп! А поскольку в моей ситуации всякое промедление подобно смерти, то я предпринял кое-какие меры, чтобы надежно защитить тебя и после того, как меня не станет.

– Меры? Какие меры? – растерялась Роза, присаживаясь на кровать рядом с отцом.

– Я позвонил в полицию города Кесвика. Они откомандируют сюда к нам своего представителя, чтобы он снял с тебя все показания, необходимые для возбуждения дела. Они изъявили желание побеседовать также и с Дженни. Часть фотографий, которые сделали вчера на месте наши полицейские, запечатлевшие все те увечья, которые нанес тебе этот гнусный тип, уже переправили им. Остальные они получат сегодня.

– Папа! – воскликнула Роза. – Вот этой шумихи я желала менее всего! Подумай о Мэдди! Как может отразиться на ней известие, что полиция начала криминальное расследование в отношении ее отца?

– Именно о Мэдди я и подумал! – отрезал Джон так энергично, что Роза невольно замолчала. Кажется, к отцу снова вернулось желание жить. – Ты не забыла о том, что Мэдди сама попросила вызвать полицию? Мне трудно понять, какими мотивами может руководствоваться человек, нормальный человек, чтобы вытворять все то, что вытворял вчера твой муж. И я ни на минуту не забываю, что он – отец Мэдди, и все же его следует остановить, и чем скорее, тем лучше. Как остановил меня в свое время Фрейзер, отучил от пьянства, изолировав меня на долгие месяцы от мира в специальной лечебнице. Можно сказать, посадил меня под замок. Вот и Ричарда надо тоже немедленно изолировать от общества, пока он не изувечил чьи-то жизни. Ведь он способен покалечить человека так, что потом ему никакое лечение уже не поможет. И такое он может проделать и с твоей дочерью. Наше обращение в полицию станет первым шагом на пути к тому, чтобы этого не случилось. Понимаю, мера жесткая, но, наверное, привлечение официальных властей – это единственный способ заставить его подумать над тем, что он творит, этот пакостник. Пусть поразмыслит над тем, в какое чудовище он превратился.

Роза молча кивнула, соглашаясь с каждым услышанным словом.

– Хорошо! Наверное, ты прав! – проговорила она задумчиво. – Но я не хочу, чтобы все эти разговоры с полицией велись здесь. Не надо, чтобы Мэдди знала о наших планах. Если они собираются встречаться с Дженни, то я тоже могу подъехать к ней и пообщаться с полицией там, в гостинице.

– Не возражаю! Есть еще кое-что. Я не хотел говорить тебе об этом до поры до времени. Но после всего… словом, я хочу, чтобы ты знала. Несколько лет тому назад я открыл счет на твое имя. Предполагалось, что деньгами ты сможешь распорядиться только после моей смерти. Но сейчас я попросил Фрейзера, который является моим душеприказчиком, чтобы он предпринял все необходимые действия и ты смогла бы получить на руки какую-то часть причитающихся тебе средств прямо сейчас. Тебе ведь надо рассчитаться по налогам, кое-что купить для обустройства на новом месте. Хочу, чтобы ты ни в чем не нуждалась! Фрейзер займется поисками подходящего адвоката, который поможет тебе начать бракоразводный процесс. У него есть на примете одна подходящая кандидатура. Ее зовут…

Джон бросил вопросительный взгляд на Фрейзера, который на протяжении всего монолога смиренно стоял возле его постели, словно безупречно вышколенный слуга.

– Жанетта! Ее зовут Жанетта Веб. Замечательный специалист!

– Вот как? – Роза удивленно на него посмотрела. Сказать по правде, она почувствовала легкое раздражение при мысли, как быстро устраивают за нее ее жизнь другие. Она прекрасно понимала, что и Фрейзером, и отцом движут самые благородные намерения. Они хотят ей помочь. Более того, ей нужна их помощь. И все же такая активность больше похожа на очередную попытку установить над ней тотальный контроль. Снова кто-то берется управлять ее судьбой, а ведь ей казалось, что она почти обрела вожделенную свободу.

– Все как-то слишком быстро! – вздохнула она. – Боюсь, я просто не привыкла к такому темпу жизни.

– Послушай меня, Роза! – нетерпеливо перебил ее Джон. – У меня просто нет иного выбора! Я должен действовать быстро. Разве это не понятно? Я тебя ни к чему не подталкиваю, не направляю по каким-то рельсам, по которым тебе не хочется двигаться вперед. Но я должен быть уверен, что после моей смерти вы с Мэдди будете в полной безопасности. Понимаешь? Возможно, я и не заслужил того, чтобы уйти в мир иной со спокойной совестью… Знаю, тебе есть за что винить меня! Но пожалуйста, позволь мне хотя бы короткое время побыть для тебя отцом!

Роза в трудной для себя ситуации по обыкновению больно прикусила губу. Конечно, ей очень хочется видеть отца довольным, и она не имеет никакого морального права мешать ему делать то, что он считает лучшим, в этот оставшийся отрезок его жизни. Но как же быть с ее намерением жить самостоятельно, учиться самой распоряжаться своей жизнью? Приходилось утешать себя лишь тем, что отец и в мыслях не держал, чтобы начать манипулировать ее судьбой или контролировать ее будущее. Обыкновенное желание отца помочь родной дочери, только и всего!

– Хорошо, папа! Я сделаю все, как ты хочешь, – согласилась она после короткой паузы. – Я встречусь с представителями полиции и… с этой… Жанеттой… тоже. Но все решения я буду принимать сама. Договорились?

– Договорились! – удовлетворенно вздохнул отец. Кажется, он был счастлив, что уговорил дочь сделать хотя бы первый шаг к окончательному разрыву отношений с ее негодяем-мужем. И Роза отлично понимала его чувства. Нельзя и далее затягивать эту неопределенность. Подобные проволочки обернутся только новыми осложнениями. Ричарду нужно указать наконец на его место, и лучше всего, если это сделает официальная власть. Что поставит окончательную точку в их браке. В противном случае его не остановят никакие сотни миль, за которые она уехала, спасаясь от насилия. Он обязательно попытается вернуться сюда снова. Она похолодела, представив себе это…

– Вот и отлично, папа! – отчего-то вдруг хриплым голосом проговорила она. – Ради вас с Мэдди я сделаю все, о чем ты просишь.

– И ради меня тоже! – едва слышно обронил Фрейзер. Он произнес эти слова так тихо, что на миг Розе показалось, что они ей померещились.

– Но и ты, папа, тоже должен сделать кое-что, уже для меня! – Роза бросила короткий взгляд на Фрейзера, давая ему понять, что она переходит к главному. – Я прошу тебя об одном одолжении. Пожалуйста, не откажи мне! Твое согласие будет значить для меня очень многое.

Джон бросил на нее подозрительный взгляд поверх очков.

– Папа! Мы с Фрейзером хотим организовать выставку твоих работ из твоей персональной коллекции. Планируем сделать все в двухнедельный срок.

Сказав все это, Роза выдохнула. Она сообщила все это скороговоркой, в надежде, что чем быстрее она произнесет заготовленную тираду, тем меньше времени останется у отца на то, чтобы сформировать в душе протест. Но надежды ее – увы! – не оправдались.

– Ни за что! – прорычал Джон с такой яростью, что вся кровь прилила к его лицу и Роза всерьез испугалась, что, в довершение ко всем свалившимся на них напастям, у отца может случиться еще и сердечный приступ. – Эти мои работы не предназначены для продажи! Я писал их исключительно для себя, ради собственного удовольствия. Если хотите, это… мой личный дневник, мое откровение, мой дар тебе после того, как я уйду, и я не позволю! Повторяю еще раз! Не позволю этому дельцу от искусства выставлять их на всеобщее обозрение перед толпой зевак исключительно для того, чтобы он, как обычно, мог снять сливки со всего мероприятия в виде причитающихся ему процентов от прибыли! – Джон с негодованием ткнул пальцем во Фрейзера. – Ни за что, Роза! Никогда! Мне жаль, но мое «нет» – окончательное и бесповоротное. Я вообще не хотел показывать тебе эти картины, пока я жив. Пожалуй, если была бы возможность избежать этого и после моей смерти, я был бы только рад. На этих картинах запечатлена самая худшая, самая мерзкая часть моей души, все то, что я ненавижу в себе больше всего.

Роза пришла в смятение. Она с испугом смотрела на отца. Он уронил голову на грудь, очки медленно сползли вниз и зависли на кончике носа. Из-под плотно смеженных век выступили слезы.

– Папа! – Роза тихонько соскользнула с кровати и опустилась перед ним на колени. – Пожалуйста, не плачь! Прошу тебя! Мы вовсе не хотели расстраивать тебя. Правда! Мечтали продемонстрировать всему миру, какой ты выдающийся художник. Только это, и ничего более! И поверь мне! Я не видела этих картин, как и обещала тебе. Не видела и не стала бы рассматривать их никогда без твоего ведома. Но Фрейзер уже посмотрел. Он нашел все картины выдающимися. Говорит, великолепная работа.

– Это правда! – Фрейзер присел на место Розы. – Джон! Вы не имеете права лишать любителей искусства возможности увидеть своими глазами все, что вы создали. Ваша частная коллекция поистине уникальна. И надо, чтобы люди ее увидели.

– Вот уж не думал, Фрейзер, – промолвил Джон, обретая прежнюю уверенность, – что вас волнует что-то еще, помимо рыночной конъюнктуры. Однако искренне надеюсь, что на сей раз это – не примитивная попытка прощупать почву и узнать, насколько возрастет спрос и цена на картину художника после того, как тот умрет.

Фрейзер обиженно отвернулся от Джона.

– Вот так всегда! – воскликнул он с огорчением. – Хотя я отлично знаю, что в глубине души вы думаете про меня совсем иначе. И даже считаете меня своим другом. И я действительно ваш друг и останусь им до последнего своего вздоха. И всегда буду делать для вас только самое хорошее! – На лице Фрейзера обозначилась непреклонная решимость. – Все ваши язвительные шуточки над собой я терпел, терплю и готов терпеть их и дальше. Но только не сейчас! Ведь я задумал выставку не о вас! Я хочу сделать ее для Розы. Хочу, чтобы она увидела ваше истинное нутро, вашу душу. Роза выслушала вас. Теперь, Джон, послушайте меня. Сделайте жест доброй воли ради вашей дочери, ответьте согласием. Если вам станет легче, то готов дать любые гарантии, что картины не будут выставлены на продажу. Исключительно ретроспективная экспозиция для ценителей прекрасного, и только. Так сказать, показ приватных работ великого английского художника, открывающий зрителям пока еще неизвестные широкой публике грани его таланта.

– Хочешь выставить меня всем на потеху, да? – возразил на все это Джон, но с меньшим запалом, без прежнего неистовства, словно бы по инерции. – Дескать, один старый дурак, привыкший зарабатывать себе на жизнь размалевыванием всяких сусальных картинок для конфетных оберток, очутившись на смертном одре, вдруг возомнил себя гением и жаждет признания критиков. Вот уж посмеется вся эта публика надо мною! Мне очень жаль разочаровывать тебя, Роза, но я снова говорю «нет».

– Папа! Можно, я покажу тебе кое-что? – Роза подошла к книжной полке, стоявшей в углу, и извлекла оттуда-то из глубин ее знакомый Фрейзеру сверток, завернутый в старое детское одеяльце. – Я хотела повесить это на стену здесь, в твоей комнате, еще до твоего возвращения из госпиталя, но не успела… не нашла молотка.

Роза развернула сверток и осторожно поставила картину в ногах у отца. Потом обошла кровать и встала сзади, придерживая полотно за края.

Джон молча смотрел на картину, снова и снова обшаривая ее глазами. И вид у него был такой, словно он только что встретился со своим лучшим другом, которого не видел очень давно и уже не чаял с ним свидеться. Судя по выражению его лица, он пребывал в полной растерянности, не зная, что и сказать.

– Ради нее, – проговорила Роза, глядя на отца поверх картины, – точнее, ради эскиза к этой картине Фрейзер исколесил всю страну, пытаясь отыскать тебя. – Роза бросила короткий взгляд на Фрейзера. – Собственно… благодаря этой картине я и познакомилась с ним, и приехала сюда, и отыскала тебя… Я знаю, ты никогда не забывал об этом своем полотне, потому что ты повторил его снова.

Несколько долгих секунд отец и дочь молча смотрели друг другу в глаза, но их молчание было красноречивее любых слов, какие они могли бы сейчас сказать. Ибо вот оно, вещественное доказательство того, что Роза никогда не забывала о нем, и его живописный ответ, подтверждающий, что и он постоянно думал о ней. Дочь была в его мыслях даже тогда, когда он уже почти потерял человеческий облик.

– Неужели ты назовешь эту картину поделкой для рынка, годной разве что для конфетных коробок? – спросила у отца Роза. – Ведь ты рисовал ее не ради денег или славы. Просто писал от души. Выражал то, что чувствовал. Я всегда хранила эту картину. Что бы ни происходило в моей жизни, она всегда была рядом со мной. Я даже не отдала ее Фрейзеру, хотя он очень просил, а я чуть не уступила ему. Но я берегла ее, потому что всякий раз, когда я глядела на девочку с этой картины, я чувствовала твою любовь ко мне. Я не могла расстаться с ней, потому что она стала той единственной вещью, которая осталась у меня от тебя. Можно сказать, она была для меня осязаемым напоминанием о тебе.

Джон долго разглядывал картину, а потом заговорил, медленно роняя слова:

– Ты сидишь на подоконнике и смотришь в окно. Солнце играет и переливается в твоих волосах. Я тогда, помнится, сделал быстрый набросок. Хотел запечатлеть наклон головки, то, как ты скрестила ноги, как сложила ручки, но все же большую часть деталей я рисовал по памяти, и кистью двигала моя любовь к тебе, Роза. Моя дорогая девочка… Ты права! Я никогда не забывал того мгновения… Оно-то и соединило нас на веки вечные… И ему мы обязаны этим вот днем, когда мы с тобой говорим…

– А я добавлю, что образ этой девочки многократно повторен вами, – заметил Фрейзер, рискуя обрушить на себя гнев Джона. – Вы снова и снова воспроизводили его. Вспомни ту картину, Роза, которую я показывал тебе в галерее. То же самое и на тех работах, которые хранятся в мастерской.

– Это правда, папа? – Роза бережно подняла картину с кровати и приставила ее к стене.

Джон молча кивнул, избегая смотреть на дочь.

– Вот так я и прожил свою непутевую жизнь! Всего лишь одно-единственное воспоминание о том, что есть настоящая любовь. Но оно прошло со мной через всю мою жизнь. Маловато, да? Если бы ты только знала, Роза, как мне стыдно, как мне бесконечно стыдно за свое прошлое! Не хочу превращать свой позор в славу, тем более посмертную.

– А зачем что-то превращать во что-то? – Роза снова вернулась к постели отца. – Почему не представить выставку как историю жизни? Обычная житейская история с продолжением, но уже для меня. Может быть, она станет той самой тропинкой, которая приведет меня к тебе, поможет лучше понять твой внутренний мир. Не говоря о том, что выставка сопряжена с целой кучей всяких организационных вопросов, решить которые без твоего участия просто немыслимо. Ты снова получишь возможность гонять Фрейзера в хвост и в гриву, станешь демонстрировать всем свой капризный нрав… И вообще, мне кажется, что чем больше ты будешь поглощен делами, тем…

Спохватившись, что она чуть не выболтала то, о чем подумала про себя, Роза сконфуженно умолкла.

– Тем дольше я проживу, да? – закончил ее мысль Джон. – Ради этого все и затеяно?

– Подумай сам, папа! Я только-только нашла тебя. Мэдди еще толком даже не узнала своего дедушку. Мне дорого каждое лишнее мгновение…

– Уговорила! – вздохнул Джон, беря дочь за руку. – Вот с этого и надо было начинать!

Каким же длинным выдался следующий день! Роза не могла дождаться, когда она наконец распрощается с Дженни, уложит спать Мэдди в ее крохотной спаленке наверху, потом еще проводит Тильду, которая нагрянула к ним под вечер. Ей тоже хотелось побыть какое-то время наедине с мужем.

Но вот все вместе и каждый по очереди они доели лазанью, приготовленную Розой, Тильда уединилась с Джоном в его комнате, а Роза, уложив Мэдди в кровать, спустилась вниз. Картину она там застала поистине рвущую душу… Фрейзер сидел на диване, широко раскинув руки по спинке, словно приглашая ее броситься к нему на грудь, чтобы он мог заключить ее в свои объятия. Но, конечно же, ничего такого он не имел в виду, подумала она с горечью. Едва ли он захочет когда-нибудь обнять ее и прижать к себе. Взяв бокал вина, который Фрейзер успел для нее наполнить, Роза устроилась напротив в отцовском кресле.

– Как прошла встреча с полицией? – спросил у нее Фрейзер. Днем сразу же после ленча Роза успела съездить в поселок, встретившись с полицейскими из Кесвика в гостинице Дженни. А Мэдди она обманула, сказав, что ей нужно срочно купить кое-какие хозяйственные мелочи.

– Разговор был нелегким, – призналась она. – Знаешь, самое неприятное – это видеть, с каким выражением лица смотрят на тебя все эти люди, когда ты пытаешься им объяснить что-то о своей жизни. Могу точно сказать, что они в этот момент думали обо мне примерно следующее: «Ты, глупая корова! Почему же ты не ушла от него при первых признаках его агрессивного нрава?» Беда лишь в том, что никаких первых признаков не было. Было что-то вроде эксперимента, который любят проделывать некоторые жестокосердные дети. Бросают лягушку в кастрюлю с холодной водой и ставят ее на медленный огонь. Варят лягушку живьем, а та на первых порах и не замечает этого. Вот так было и со мной. Ричард медленно, но неуклонно перекрывал мне кислород, а я поначалу ничего и не чувствовала! – Роза сделала глоток из бокала. – Но как бы то ни было, они приняли от меня заявление. Оно зарегистрировано, то есть делу дан официальный ход. Дженни тоже оставила письменное заявление. Слава богу, у них не возникло потребности пообщаться с Мэдди. Сейчас я чувствую себя гораздо увереннее. Все же начало положено. Я снова становлюсь хозяйкой своей судьбы.

Роза посмотрела на Фрейзера с благодарной улыбкой. Их разделяло такое небольшое пространство, всего ничего! Но оно казалось ей непреодолимым, словно полноводная река.

– Спасибо, что побыл здесь, пока я отсутствовала.

– Да если говорить честно, мне и податься больше некуда! – невесело пошутил Фрейзер. – Придется вот потратиться и купить себе новый диван. Поставлю его здесь внизу и оборудую себе классное спальное место. Или лучше сразу купить диван-кровать?

Оба замолчали. Фрейзер погрузился в свои, видно, не очень веселые думы, а у Розы вдруг мелькнула шальная мысль. Взять Фрейзера за руку и отвести его прямиком к себе в спальню.

– Ты никогда и ничего не рассказывала мне! – неожиданно упрекнул ее Фрейзер, когда она рискнула взглянуть на него. – Я догадывался, что твой брак с Ричардом неудачен, что ты глубоко несчастна в этом супружестве, но я и подумать не мог, что все настолько ужасно… Через какие гадости он заставил тебя пройти!

Роза слегка повела плечами и опустила глаза в бокал с вином.

– Меньше всего мне сейчас хочется говорить об этом. Я кажусь себе такой глупой, такой слабой и жалкой…

– Только не жалкой! Ты сильная и смелая женщина. Ты упорная, у тебя завидная стойкость духа. Нет, ты просто великолепна!

Роза грустно улыбнулась.

– Это ты по доброте своей пытаешься меня утешить, Фрейзер! Но все перечисленные тобой качества совсем не нужны тем, кто пытается завести знакомство по Интернету. Там о таком наборе качеств даже не упоминается, не так ли?

– А ты уже планируешь начать знакомиться по Интернету? – спросил Фрейзер обеспокоенно.

– О чем ты? Глупости! Где я возьму Интернет в этом доме? Ты, правда, упоминал о каком-то мифическом компьютере, который якобы есть у отца, но его еще нужно отыскать. Так что никаких знакомств, ни по Интернету, ни без него! Да и вообще, постараюсь пока держаться подальше от мужчин. От них, в большинстве случаев, одни неприятности. Мои поцелуйчики с Тедом – лучшее тому подтверждение.

Фрейзер молча кивнул, но выражение его лица осталось непроницаемым.

– А ведь в сущности поцелуями все и ограничилось! – бокал вина придал Розе храбрости, и она рискнула вернуться к щекотливой теме. – И я, представь себе, совсем не жалею, что целовалась с Тедом. Хотя… хотя это и разрушило наши с тобой отношения. Тед был добр ко мне, он все понял правильно. Он мне дал почувствовать что-то такое, чего у меня никогда не было, и ничего не потребовал взамен. Мне жаль, что потом он увлекся мною по-настоящему. Я этого не хотела и не пыталась ничего для этого делать. Но еще больше я жалею о том, что мои глупые эксперименты стоили мне разрыва с тобой. А вот о том, что я целовалась с Тедом, совсем не жалею. Благодаря Теду я впервые поняла, какая же это замечательная штука – просто целоваться с мужчиной.

– Рад за тебя! – промолвил Фрейзер и добавил, медленно подбирая слова: – Жаль, что этим мужчиной оказался не я!

Неожиданно Роза подняла на него глаза.

– Все, Фрейзер! С меня хватит! – бросила она со злостью. – Больше твои штучки не пройдут!

– Какие штучки? – искренне изумился он.

– Такие! Пора тебе принять решение и вести себя серьезно! – в голосе Розы послышалась горечь. – А то получается так! Сейчас ты держишь меня за руку, а уже в следующую минуту начинаешь живописать мне все достоинства своей драгоценной Сесилии. Признаешься в вечной любви и тут же, с глубоким сожалением, сообщаешь о том, что твои чувства ко мне – это чудовищная ошибка, и только. Говоришь, что между нами возможна только дружба, а сам горюешь, что не оказался на месте Теда. Так нечестно, Фрейзер! – Роза стремительно вскочила с кресла и подошла к буфету, где стояла бутылка с вином. – Сейчас я точно знаю свое место. Ты сам указал мне его. И на этом месте я желаю оставаться и впредь. Отныне будет так: ты здесь внизу, на диване, я наверху, у себя в спальне. Так мы и станем сожительствовать с тобой, как друзья, пока длится наша совместная работа ради папы. Хотела бы предложить тебе большее, но извини! Не могу! Все ушло… И ты приложил к этому руку в первую очередь. Сейчас я хочу лишь одного. Чтобы все оставили меня в покое. Сердцу тоже нужен отдых.

Фрейзер молча откинулся на спинку дивана. Два пунцово-красных пятна проступили на его щеках.

– Роза! Я не хотел расстраивать тебя, – промямлил он виноватым голосом после короткой паузы.

– Спокойной ночи! – отрезала Роза и, несмотря на ранний час – едва минуло девять часов вечера, – подхватила свой бокал с вином и направилась к себе. – Увидимся утром!

Роза поднялась уже на последнюю ступеньку лестницы, когда Фрейзер снова окликнул ее.

– Роза! Ради всего святого, прости меня!

– Ради всего святого! – печально повторила она, чувствуя, как улетучивается ее злость на него. – Понимаю!