Прошло три дня с тех пор, как Джон вернулся домой. Его привез Фрейзер на своей машине. Родной дом встретил Джона совсем не таким, каким он его оставил. Кабинет, в котором планировалось устроить комнату Розы, был перетряхнут сверху донизу и переоборудован под новую спальню Джона. Его кровать спустили вниз, в укромном уголке комнаты поставили стульчак для ночного горшка. Роза знала, какую бурю негодования вызовет этот предмет интерьера у ее отца, а потому она попросила Тильду особо поговорить с ним о некоторых вещах сугубо интимного свойства. Отец не должен бояться, что ей будет в тягость ухаживать за ним, или, тем более, стесняться своей немощи.

Роза заказала себе новую кровать, которую уже привезли и собрали в бывшей спальне отца наверху. Там они на пару с Тильдой тоже рачительно перебрали все пожитки отца: стопки книг и журналов, старые фотографии, картины и репродукции, которые грудами лежали вокруг его постели. Все было бережно рассортировано и перенесено вниз, в его новое жилище. Нельзя сказать, чтобы совместная работа по уборке дома сдружила двух женщин или как-то сблизила их, но обе были движимы одной целью: сделать максимально комфортными и спокойными последние недели жизни Джона. Нет, никакой приязни у Розы по отношению к Тильде не возникло, но исчезла прежняя враждебность, и на данный момент такие ровные и миролюбивые взаимоотношения вполне устраивали обеих.

Врачи сказали определенно: лечение не поможет их пациенту. Они могут лишь колоть ему обезболивающие препараты, чтобы сделать его существование относительно сносным. Правда, за то время, что он провел в госпитале, им удалось устранить непроходимость кишечника и тем самым снять боли, донимавшие его в последнее время. Роза с облегчением наблюдала, что прежнее страдальческое выражение, которое словно приклеилось к лицу отца, исчезло, черты разгладились и стали мягче. Накануне возвращения домой Роза навестила его в больнице, он был в самом благодушном настроении. Она коротко описала ему о тех перестановках, которые они с Тильдой осуществили в доме. Но все, заверила она его, сделано так, что ему должно понравиться.

– Я и сам подумывал перебраться вниз, когда мне стало трудно подниматься по лестнице, – ответил Джон грубоватым тоном, выслушав ее рассказ. – Но в любом случае спасибо! Знаю, ты изо всех сил стараешься сделать как лучше, чтобы помочь мне… А для меня самое главное – это знать, что ты рядом. Самая большая награда для меня, которой я, впрочем, не заслужил…

Пока ни Роза, ни тем более Фрейзер не рискнули завести с Джоном речь об организации персональной выставки его работ. Фрейзер сказал, что о выставке можно будет толковать только после того, как он выполнит весь объем подготовительных мероприятий. Для этого в том числе придется сдвинуть и график запланированных в галерее событий на ближайшие пару месяцев. И сделать это надо максимально деликатно, не ущемляя интересы других художников. Потом он намеревается отмобилизовать целую армию пишущей братии для освещения предстоящей выставки. Надо еще привлечь ведущих мировых специалистов в области арт-индустрии. Разумеется, времени у них в обрез и откладывать событие на бесконечно долгий срок они попросту не имеют права, но и открывать такую уникальную выставку без соответствующей обработки общественного мнения тоже нельзя. Должны быть фанфары, возвещающие миру о столь масштабном явлении, заявил Фрейзер. Много фанфар. В конце концов как-то поздно вечером они, сидя за кухонным столом и потягивая вино, сошлись на том, что Джону они объявят о предстоящей выставке только тогда, когда все подготовительные работы будут завершены.

Отношения между Розой и Фрейзером почти наладились. Та обида, которая выплеснулась у Фрейзера, ослабела или была запрятана очень-очень глубоко, в самых дальних уголках души. А на поверхности был безукоризненно вежливый, улыбающийся, дружелюбный Фрейзер. В своих разговорах они ни разу больше не коснулись тех волшебных мгновений и тех обещаний, которые дали друг другу в те несколько часов идиллической близости, проведенных ими в гостиной у Дженни. Сегодня просто невозможно было поверить в то, что счастье было от них так близко. Такое впечатление, что ничего и не было вовсе. Никогда! Фрейзер словно выжег каленым железом эти двадцать четыре часа из своей жизни и сделал это, не задумываясь. Сейчас у него своя, другая жизнь, в которой есть место только для Сесилии. Плюс хлопоты, связанные с галереей, постоянная готовность прийти на помощь Джону. Словом, недосуг ему вспоминать ту ночь в гостинице и холодное пасмурное утро, которое в одночасье разрушило все.

Всякий раз, когда у Розы выпадала свободная минутка, чтобы задуматься о себе и о том, что тогда случилось, она задавалась лишь одним вопросом: да было ли это все на самом деле? Не плод ли это ее возбужденного воображения, которое разыгралось с такой силой, что мечта стала казаться явью? Но как бы то ни было, а приходилось мириться с тем, что было сегодня. Пусть все идет, как идет, думала Роза. Ведь альтернативы у нее попросту нет. А та мимолетная близость, которая у нее возникла с Фрейзером… Что ж, она была и прошла. И дело здесь даже не в ее легкомысленном поведении. Просто он спохватился, понял, что поторопился, и нашел повод, чтобы отдалиться от нее. Только и всего.

После долгих тягостных размышлений она все же решила рассказать Мэдди всю правду о Джоне и сделать это еще до того, как он вернется из госпиталя. Нельзя скрывать от нее и далее все обстоятельства болезни ее деда, нужно подготовить дочь соответствующим образом, чтобы кончина дедушки, которого она так любит, не стала для нее громом среди ясного неба. Ведь сама Роза, когда впервые столкнулась со смертью, была гораздо старше, чем сегодня Мэдди. И тем не менее смерть мамы стала для нее настоящим потрясением и она бы отдала все на свете за то, чтобы знать заранее, что мама скоро уйдет от нее навсегда. Ах, каким бы значительным стало тогда каждое мгновение, которое они провели вместе! Она бы не тратила время на всякие пустяки или мелкие обиды. Конечно, известие о близкой кончине Джона может стать для Мэдди ударом. Но за эти последние несколько недель у Розы появилась возможность понять, какой по-настоящему славной девочкой растет ее дочь, мужественной, сильной, способной в одиночку противостоять враждебному миру. Просто невиданный стоицизм в ее-то годы!

– Дедушка возвращается! – объявила она Мэдди, которая все утро занималась тем, что рисовала для него яркую многокрасочную открытку: приветствие по случаю возвращения домой. – Его привезут Тильда и Фрейзер. Хочешь помочь мне сварить для него супчик?

– Хочу! – подхватилась со своего места Мэдди, радостно всплеснув руками, измазанными краской. – Значит, скоро мы снова будем с дедушкой работать вместе! А ты найдешь мне школу, где я стану учиться. Я же пока попрактикуюсь, поучусь, как вести себя так, чтобы у меня появились друзья.

– Едва ли дедушка сможет сейчас работать, – осторожно заметила Роза. – И уж точно, не в студии. У него ведь была операция, и он еще очень слаб. Мэдди, наш дедушка тяжело болен. Очень тяжело.

– Я это знаю! – согласно кивнула Мэдди. – Ведь вертолеты «Скорой помощи» посылают только за очень больными людьми.

– К сожалению, – Роза протянула Мэдди несколько картофелин, чтобы та очистила их для супа, и замолкла, сосредоточенно обдумывая, в какие слова облечь все то, что она намеревалась сказать дочери. – К сожалению, дедушка вряд ли поправится когда-нибудь.

– Но он же уже старенький! А старики всегда болеют дольше.

– Нет! Я хочу сказать другое! Он уже никогда не станет таким, каким был раньше… до того, как за ним прилетел вертолет. Он очень болен и я… думаю, ты должна знать, что… мы все должны быть готовы… потому что совсем скоро он…

Роза не смогла закончить фразу. Ее душили рыдания, слезы градом полились по щекам. Она поспешно отвернулась от Мэдди, стараясь скрыть от нее отчаяние, но было поздно.

Мэдди осторожно погладила ее по спине.

– Дедушка умрет, да? – спросила она очень тихо. – Когда?

– Скоро. Никто точно не знает, как скоро. Врачи, к счастью, обещают нам несколько недель, быть может, даже месяцев. Прости! Наверное, не стоило тебе говорить все это!

– Все правильно, мама! – спокойно ответила ей Мэдди и, взяв специальный ножик, принялась чистить картошку. Больше она не проронила ни слова. Она не стала говорить Розе о том, что чувствует, как переживает и прочее. Роза даже пожалела, что сказала дочери правду. Но когда привезли отца и он, тяжело опираясь на Фрейзера, вошел в дом, Мэдди первой подбежала к нему и обхватила его руками за пояс.

– Мне очень жаль, дедушка, что ты собрался умирать! – объявила она ему с простодушной чистосердечностью. – Я тебя так сильно люблю!

– Я тоже! – Джон смущенно закашлялся, пытаясь скрыть замешательство, вызванное этим неожиданным детским откровением. – Я тебя тоже очень люблю!

– Однако впереди у нас еще много недель, – Мэдди взяла деда за руку, пока Фрейзер усаживал его в кресло. – Или даже месяцев. Поэтому давай больше не будем думать о смерти, ладно?

– Договорились! – ответил Джон, болезненно скривившись, когда садился в кресло. Он взял в руки еще не успевшую просохнуть открытку, которую Мэдди поспешила тут же вручить ему. На ней она изобразила деда в тот момент, когда он работает у себя в мастерской. Портрет получился на редкость достоверным. Во всяком случае, Джон был изображен таким же нахмуренным и сосредоточенно-мрачным, каким он всегда бывал в те моменты, когда что-то рисовал.

– Я его сделала слишком ярким, потому что тогда, когда я его рисовала, я еще не знала, что ты собираешься умирать, – пояснила юная художница извиняющимся тоном. – Наоборот, я хотела показать, что ты скоро поправишься.

– Замечательный портрет! – похвалил девочку Джон, пряча грустную улыбку. – И ты у меня замечательная внучка!

– Спасибо! – ответила Мэдди. – А еще я сварила тебе суп. Правда, мама немного помогала.

Фрейзер и Тильда устроились рядом с Джоном. Роза разлила по мискам суп, и все заработали ложками. Джон съел совсем немного. В какой-то момент он стал клевать носом и миска поехала в сторону, немного жидкости выплеснулось на колени. По всей видимости, разговоры Фрейзера о том, как важно своевременно устроить выставку его новых работ и как это благотворно подействует на его самочувствие, не говоря о том, как это приумножит его известность и славу, утомили Джона.

Но Мэдди была начеку. Она точным движением подхватила готовую соскользнуть с подноса миску и громким призывом привела деда в чувство:

– Дедушка! Не засыпай!

– Наверное, мне все же лучше лечь! – Джон безвольно откинул голову на спинку кресла. – Это так таблетки на меня подействовали, не иначе! Попринимаю их еще пару дней, а потом брошу всю эту заразу! Посмотрю, как будет мне без лекарств.

– Папа! Ты не можешь обойтись без лекарств! – строго напомнила ему Роза.

– Роза права! – поддержала ее Тильда. – Нельзя игнорировать предписания врачей, Джон!

– Да плевать я на них хотел, на эти предписания! Мне лучше знать, что делать! В конце концов, это мое тело! – взвился Джон. – Что захочу, то с ним и сотворю! Во всяком случае, хочу провести остаток дней, бодрствуя, а не в спячке.

– Дедушка! Но надо же и поспать! – назидательно заметила Мэдди. – И потом, если ты заснешь, то ведь и проснешься!

– Постараюсь не подвести тебя и проснуться! – пообещал ей Джон, пока Фрейзер помогал ему.

– Я за тобой прослежу! – важно сказала Мэдди. – Начну толкать, если ты вдруг перестанешь дышать или мне покажется что-то странным.

– Мэдди! – Джон осторожно погладил внучку по голове. – Постарайся не думать о худшем. Договорились?

– А я и не думаю! Но бдительность тоже нужна!

– Постой-ка! – Джон сунул руку в карман и извлек оттуда ключ. – Вот тебе ключ от амбара. Отныне он в твоем распоряжении. Можешь использовать его как свою собственную студию. Я отдаю ее тебе. Ступай и приступай к работе. Начинай работать за нас двоих. А я твердо обещаю тебе, что обязательно проснусь. Надо же мне собственными глазами увидеть, какой ты беспорядок учинила в моей мастерской без меня! – и он засмеялся добрым дребезжащим смехом, чем насмешил Мэдди, и оба они – старый да малый – залились дружным хохотом, и столько было в этом простом немудрящем домашнем событии открытости и доброты, что у Розы сдавило сердце от счастья: вот они, родные люди, сейчас все вместе, и эти минуты светлой незамутненной радости навсегда останутся с ней на всю жизнь как оберег от дурного, неверного шага и как талисман на удачу.

– Хорошо! – все еще смеясь, схватила в ладошку ключ Мэдди и пулей выскочила из дома, даже не подумав закрыть за собой дверь.

– А ты уверен, что сделал правильно? – спохватилась вдруг Роза, украдкой смахнув мизинцем упавшую с ресницы на щеку слезу. – Ей только семь, а ты отдаешь в ее полное владение студию. Не рано ли?

Конечно, Роза видела, как счастлива Мэдди, получая такой невероятный подарок, да и сама она испытывала чувство, будто ей открылись врата рая, и душа ее готова парить там среди неземных красот – впрочем, и среди земных тоже, пусть даже эти земные будут самыми непритязательными на вид, но важно умение их разглядеть и им порадоваться – вот в чем настоящее счастье! Так думала и чувствовала Роза, но все же сочла своим долгом задать отцу этот вопрос: не балует ли он внучку?

– Ерунда! – отмахнулся Джон. Кряхтя и опираясь на руку Фрейзера, он медленно двигался в сторону спальни. – Слишком вы, современные родители, суетитесь вокруг своих чад, слишком их опекаете. Пусть уж лучше учинит разгром в студии, чем будет проявлять бдительность, сидя у изголовья умирающего. Согласна?

– Наверное, я все же сделала правильно, что рассказала ей все как есть, – негромко проговорила Роза, устраивая отца удобнее на подушках, в то время как Тильда и Фрейзер незаметно вышли из комнаты.

– Конечно, правильно! Дети тоже заслуживают, чтобы с ними обращались честно и чтобы их уважали. Вот еще один урок, который я усвоил, но слишком поздно! – Джон устало откинулся на подушку и устремил взгляд в окно. Вдали виднелась почти голая скала, кое-где покрытая крохотными островками зелени. – Поразительно! Твоя дочь выросла в атмосфере лжи. Наверное, поэтому у нее такая тяга к правде, даже если эта правда тяжела. Она научилась уходить в себя, отделять себя от окружающего мира. Как, впрочем, и ты… да и я сам. Я тоже частично виноват в том, что ей пришлось пережить многое из того, чего можно было бы избежать. Более того, она даже начала считать, что такая жизнь, какая была у вас, это и есть нормальная жизнь. Ты должна беречь ее, Роза, защищать! Но лгать Мэдди не надо. И не уводи ее от мира, как ушли мы с тобой – оба. В этом мире столько радости, столько счастья. А мы с тобой недополучили все это. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты наверстала упущенное и чтобы вы обе были счастливы.

– То есть ты считаешь, что я во многом навредила Мэдди? Я позволяла вести ей такой замкнутый образ жизни, думала, что ей нет дела ни до кого и ни до чего? Ведь все, что происходило с ней, скажем, в школе, все это творилось не на моих глазах. И только тогда, когда мы приехали в Милтуэйт, когда я увидела в ней первые, еще очень робкие ростки тяги к общению с другими людьми, до меня наконец дошло, сколько выстрадала моя девочка и через что ей пришлось пройти. Пожалуй, ей досталось не меньше, чем мне, хотя наши переживания далеко не во всем схожи. Наверное, мне нужно было решиться на этот шаг много раньше. Как только Мэдди родилась… или даже еще до ее рождения. Почему я этого не сделала? Почему не проявила силу воли, характер, решимость?

– Не изводи себя понапрасну такими грустными мыслями! – Джон внимательно посмотрел на дочь. – Да, Мэдди пришлось нелегко. Но и тебе тоже! К счастью, у вас обеих в запасе много времени, чтобы все исправить. На этом и надо сосредоточиться. Обещай мне, что так оно и будет после того, как я уйду.

– Обещаю! – кивнула Роза.

– Я всегда мечтал умереть, глядя на вершины гор, – проговорил Джон сонным голосом, снова устремив взор в окно. – У подножия гор все не так! Все грубо, слишком по-земному.

– Папа! Я так…

– Не надо убиваться, Роза! – отец улыбнулся ей и бережно взял за руку. – Больше я уже не могу карабкаться вверх, и с этим ничего не поделаешь. Спасибо за то, что преобразила этот старый заброшенный чулан в такую красивую комнату. Пришлось немало потрудиться?

Роза ничего не ответила. Она присела на край кровати и тоже стала смотреть на отвесную стену голой скалы, маячившей за окном.

– Дух захватывает, правда? – заметил отец, кивнув в сторону гор. – Или у тебя такое чувство, будто ты попала в капкан? Знаешь, тебе самой решать, что делать дальше. Я вовсе не хочу превращать тебя в сиделку. И у тебя нет никаких обязательств по отношению ко мне.

– Да, дух захватывает! – задумчиво обронила Роза. – Я действительно, папа, оказалась в силках. Но эти силки расставил не ты. И горы здесь ни при чем. Просто я пытаюсь разобраться до конца в собственной жизни. А она у меня такая странная, эта жизнь. Только приоткроет передо мною дверь – и тут же захлопнет ее. Ну почему так несправедлива ко мне судьба? Все самое дорогое, самое счастливое в моей жизни так быстро заканчивается… Мама ушла, счастливый брак продлился совсем немного, вот и ты… тоже уходишь…

И Фрейзер, добавила она мысленно.

– Не говори так! У тебя есть Мэдди! А она – необыкновенный ребенок. Я еще таких не встречал. А то, что мама ушла и я скоро уйду, так это – жизнь. Но мы всегда останемся с тобой! Можешь в этом не сомневаться! Интересно, увижусь ли я с твоей матерью в той, другой жизни… Очень надеюсь на это. Мне бы так хотелось попросить у нее прощения за всю ту боль, какую я ей причинил.

– Думаю, тебе не стоит просить у нее прощения. Мама простила тебя давным-давно, задолго до своей смерти. Она просто не смогла побороть собственную слабость. Хотя и тщательно скрывала свое безволие.

– И за это я тоже попрошу ее простить меня! – сонным голосом пробормотал отец, с усилием закрывая и открывая потяжелевшие веки. – Я не встречал более прелестной женщины, чем твоя мать. Беда лишь в том, что я ее недостаточно любил. А вот если бы любил по-настоящему, то был бы самым счастливым мужчиной на свете.

Хриплое дыхание вырвалось из его груди, и он отключился. Роза смотрела, как мерно вздымается и опускается его грудь, и, лишь окончательно убедившись, что отец заснул, вернулась в гостиную.

Тильда уехала. Ее дожидался только Фрейзер. Он стоял возле кухонной раковины и смотрел в окно. Полуденное солнце скользило по его лицу золотистыми бликами, черты разгладились, и издали Фрейзер выглядел необычно молодым, почти юношей. Сейчас он точно такой, подумала Роза, как в момент их первой встречи. Роза безмолвно наблюдала за ним. Ей хотелось подбежать к нему, погладить по щеке, поцеловать, прижаться к его груди. Да, вполне возможно, когда она отправилась в Милтуэйт на его поиски, все ее чувства к нему были не более чем детскими мечтами и фантазиями. Но странное дело. Вот с их отношений спал романтический флер, а она по-прежнему любит его. Более того, ее чувство к нему только окрепло. Она любит его сильно и неистово, каждой клеточкой тела, каждым вздохом.

– Привет! – не нашла она ничего лучшего, чтобы обозначить свое присутствие.

– Привет! – Фрейзер отвернулся от окна и улыбнулся ей. – Тильда уехала. Сказала, если что нужно, чтобы ты звонила ей. Думаю, ей сейчас приходится непросто. И сохранять твердость духа, и соблюдать дистанцию, не вмешиваясь в ваши отношения с отцом. Но она делает все от себя зависящее, чтобы не мешать тебе. И вообще, она ведет себя с тобой выше всяких похвал.

– Знаю! А мне нужно приложить немало усилий, чтобы повести себя точно так же. Но я обязательно постараюсь!

– Я рассказал ей о выставке. Она считает, что идея замечательная. Кстати, попутно сообщаю тебе, что я тут связался кое с кем из пишущей братии. Все пиарщики замерли наготове. Надо поговорить с Джоном как можно скорее. Ведь он должен дать нам разрешение на транспортировку картин. Но впереди непочатый край работы. Первым делом картины следует сфотографировать, изготовить для них соответствующие рамы, потом развесить полотна по стенам выставочного зала и уже только после этого назначать дату открытия выставки.

Фрейзер помолчал – и добавил с виноватой улыбкой:

– Мне кажется, переговоры с отцом ты должна взять на себя.

– Я? – растерялась Роза, испугавшись возможных последствий столь деликатной миссии. – Не уверена, что у меня получится что-то путное. Я обещала папе и близко не подходить к его личным картинам, пока он сам не разрешит мне взглянуть на них. Пока я держу обещание. Так что говорить с отцом надо тебе.

– Тогда давай выступим единым фронтом! Ты и я, вместе! – предложил Фрейзер и тепло улыбнулся. – А еще позовем на подмогу Мэдди. Она выступит у нас в роли буфера, в случае чего смягчит его гнев.

Роза тоже улыбнулась.

– Думаю, ему будет приятно узнать, что мы его по-прежнему боимся.

– Я – точно боюсь! – проговорил Фрейзер влюбленным голосом. – В жизни не встречал второго такого изумительного человека!

Они замешкались, стоя друг против друга, улыбаясь и блаженно щурясь в лучах предзакатного солнца. И каждый остро почувствовал в этот момент, что невозможно перекинуть мосты через тот поток прошедших лет, который разделял их и который разделил сейчас, быть может, навсегда.

– Ну, мне пора! – сказал Фрейзер. – Надо успеть к ужину.

– Сесилия будет ждать, – закончила за него Роза.

– Не будет! – Фрейзер слегка замялся. – Мы с Сесилией расстались. С моей стороны было бы неправильно и дальше продолжать удерживать ее около себя. Я ее не люблю. Во всяком случае, я не люблю ее так, как должно мужчине любить женщину. А судя по ее спокойной реакции на мое предложение расстаться, она тоже не влюблена в меня по уши. Во всяком случае, насыщенную и наполненную событиями жизнь она любит гораздо больше, чем меня. По-моему, она даже испытала нечто похожее на облегчение.

– Вот как! – воскликнула Роза, не зная, что еще добавить. – Просто я подумала, что… после того… что случилось.

Повисло неловкое молчание. Оба не решались заговорить.

– Я приеду завтра! – первым прервал паузу Фрейзер. – Я буду наезжать к вам при первой возможности, хоть каждый день, как только у меня появится свободная минутка. Хочу помочь Джону всем, чем смогу.

Слегка замешкавшись, Фрейзер подошел к Розе и легким поцелуем коснулся ее щеки.

– До свидания, Роза!

Она долго смотрела ему вслед. И только тогда, когда машина Фрейзера скрылась за поворотом, она дала волю слезам.

Наверное, Роза все же немного задремала после отъезда Фрейзера. Всего на несколько минут, сидя в отцовском кресле. Солнце так приятно грело ей щеку… Но она очнулась с каким-то нехорошим чувством. Будто что-то она забыла сделать. Или еще хуже: случилось что-то плохое. Она резко выпрямилась и прислушалась. Сердце глухо колотилось в груди от страха, и, похоже, страх был ненадуманным.

Она бросилась в комнату к отцу. Тот по-прежнему крепко спал, дыхание было ровным. А потом она услышала чей-то голос откуда-то издалека. Даже не голос, а скорее слабый вскрик. Роза узнала его безошибочно. Это был голос Мэдди, и, судя по интонациям, ее дочь чем-то сильно напугана.

Вспомнив, что Мэдди уже больше часа проводит время одна в амбаре, Роза встревожилась и бегом ринулась в мастерскую. Дочери там не было. Распахнутая настежь дверь визгливо поскрипывала на ветру, порывы которого усиливались с каждой минутой. Дверь то закрывалась, то открывалась, и стук ее был надоедливо-резким. Роза быстро обежала пустой двор, потом выскочила на улицу и стала до рези в глазах вглядываться в ближайший склон, пытаясь заметить там хрупкую фигурку в ярком летнем платьице. Вдруг Мэдди вообразила себя настолько самостоятельной, что рискнула одна прогуляться в горы?

– Господи! – обмирая от страха, выдохнула Роза и в этот момент снова услышала крик дочери. Голос доносился не из самой студии, а из подсобки, где Джон обычно оставлял свои полотна на просушку. Не чуя под собою ног, она метнулась снова в амбар. Ей бросилось в глаза, что замок, который обычно вешал Джон на дверь, ведущую в подсобку, был грубо сорван, а дверь плотно закрыта.

Объятая ужасом, Роза что есть силы рванула дверь на себя и увидела… Ричарда. Он стоял положив руки на плечи Мэдди, та стояла перед ним и молчала. Он что-то негромко говорил ей, Розе было не слышно что. В этот момент он заметил жену, поднял голову и с улыбкой взглянул на нее, крепко придерживая одной рукой дочь.

Роза едва удержалась, чтобы не броситься без оглядки бежать – но как можно оставить Мэдди? Итак, Ричард все же отыскал их, и он был очень, очень зол. Точнее, он был в бешенстве.

Несколько секунд Роза оцепенело глядела на мужа: широкие плечи, решительный наклон головы. Он продолжал что-то негромко втолковывать Мэдди. Вообще-то определить по внешнему виду Ричарда его настроение – дело непростое. Но только не для нее! За долгие годы супружества Роза научилась хорошо разбираться во всех оттенках и нюансах чувствований своего мужа. Это для постороннего глаза Ричард показался бы в эту минуту вполне нормальным человеком, пребывающим в нормальном расположении духа. Более того, даже немного размягченным и явно довольным всем происходящим.

Но Роза-то хорошо знала, что скрывается за его маской любезности. Только Ричард мог так ловко упрятать свою ненависть под приятной улыбкой, обходительными манерами и ласковым голосом. Внутреннее состояние Мэдди расшифровать было труднее. Внешне она казалась абсолютно спокойной, но вид у нее был решительный, руки сжаты в кулачки, и хотя она стояла неподвижно, Роза видела, как бунтует каждая клеточка ее тела, отчаянно пытаясь высвободиться из рук отца.

Никуда не деться, подумала Роза, мысленно пытаясь обуздать страх. Отсюда не убежишь и не спрячешься. Значит, наступил решающий момент сойтись с этим ужасным человеком в схватке лицом к лицу. Вот он, тот час, который определит в ее судьбе все! Сейчас она узнает наверняка, действительно ли она готова стать сильной и самостоятельной, способной защитить свою дочь и сбросить с себя иго этого ненавистного ей тирана.

– Здравствуй, Роза! – приветствовал ее Ричард. Вне всякого сомнения, он заметил, как переменилась в лице Мэдди при появлении матери. – Вот нашел нашу дочь одну, в каком-то сарае, безо всякого присмотра… А здесь полно всего того, что может быть смертельно опасным для ребенка. Не очень-то из тебя получается заботливая мамаша, как я посмотрю. Впрочем, чему тут удивляться? Достаточно взглянуть на твою голову! Что за идиотская прическа, Роза!

– Почему ты ворвался в это помещение? – спросила у него Роза, глядя в упор. Она боялась отвести взгляд в сторону даже на секунду, опасаясь, что в это мгновение Ричард может совершить что-нибудь ужасное, что-то такое, чему она не в силах будет помешать.

– Я никуда не врывался! – ответил ей Ричард, и в это время Мэдди попыталась вырваться из его цепких пальцев. Но он с такой силой впился в ее голое плечико, что костяшки пальцев стали белыми. – Дверь была открыта.

Но почему он пошел прямо сюда, лихорадочно соображала Роза. Почему не стал искать ее? Почему не явился прямиком в дом? Или у него уже есть какой-то коварный план? Задумал силой увезти Мэдди и спрятать так, что ее никто и нигде не найдет? Решил отомстить ей, украв у нее дочь?

– Мэдди! Поди ко мне! – проговорила Роза, стараясь говорить как можно более спокойным тоном. Она протянула руки навстречу дочери, и девочка подалась вперед, но тут же была остановлена сильной рукой отца.

– Ты что творишь? – спросила у него Роза прежним невозмутимым тоном. Главное сейчас не показать ему, что она его боится, даже если он и догадывается об этом.

– Я соскучился по своей маленькой дочурке! – ответил Ричард таким холодно-бесстрастным тоном, начисто лишенным каких-либо теплых родственных чувств, что впервые в жизни Роза задалась сакраментальным вопросом: да любит ли это чудовище их дочь? Любил ли он ее когда-нибудь? Или ребенок был для него всего лишь еще одним обязательным штрихом в портрете образцового семьянина, любящего отца и мужа. Материнский инстинкт подсказал правильный выход. Роза решительно подошла к Мэдди, взяла ее за руку, а другой рукой разжала пальцы Ричарда, продолжавшие сжимать плечо дочери. Пальцы разжались на удивление легко, безо всяких усилий. Ричарда явно забавляло происходящее, и он ни капельки не был напуган ее решимостью.

Роза молча отступила к дверям, пятясь и прижимая к себе дочь. Она с ужасом взирала на красные следы, оставшиеся на ее нежной коже от железной хватки отца. Очень скоро эти покраснения превратятся в полноценные синяки.

– Что тебе здесь нужно, Ричард?

– Крайне удивлен твоим вопросом, дорогая! – улыбка Ричарда стала зловещей. – Ты убежала из дома, безо всяких веских на то причин и объяснений, забрала с собой моего ребенка… Ничего не сообщаешь мне, как моя дочь живет, что с нею. Так, по-твоему, я должен оставить все, как есть? И это при том, что тебе прекрасно известно, как сильно я люблю вас обеих! А потому, по моему искреннему убеждению, твое место дома, рядом со своим мужем.

– Причины моего поступка тебе хорошо известны! – вымолвила Роза, чувствуя, что постепенно цепенеет от страха.

Уж ей-то хорошо известно, каким чудовищем может быть этот внешне обаятельный человек и на что он способен в порыве ярости. Но пусть пока говорит, мелькнуло у нее. Чем дольше он будет разглагольствовать, тем больше вероятность того, что она все же сумеет найти выход. Но главное сейчас – услать Мэдди подальше. Роза слишком хорошо знала эту безукоризненно вежливую манеру разговора. Но за внешним лоском бушуют такие бури и ураганы. Не дай бог, если эта плохо скрываемая ярость внезапно вырвется наружу. А Ричард наверняка собирается запугать Мэдди до полусмерти, сломить ее, всецело подчинив своей воле. И он постарается всеми правдами и неправдами добиться своего. Страшно подумать, какую цену придется ей самой заплатить за свою свободу тогда, когда у Ричарда окончательно сдадут нервы. Он абсолютно уверен в правомерности своих действий. Он хочет снова восстановить полную и бесконтрольную власть в семье и не остановится ни перед чем для достижения цели. С замиранием сердца Роза подумала о том, как же долго он ждал того момента, когда сможет наконец раздавить ее, стереть в порошок и уничтожить. Это он хорошо умеет! И он сделает это! Реальных шансов спастись от этого страшного человека у нее практически нет.

Думай сейчас только о Мэдди, приказала она себе мысленно, стараясь унять охватившую ее дрожь. Он не должен заметить, что ее начало трясти от страха. Но главное сейчас – спасти Мэдди.

– Я бросила тебя, Ричард! И ты прекрасно знаешь, почему я это сделала!

Зрачки его глаз сузились, и почти невозможно было разглядеть выражение его взгляда. А потом он улыбнулся, улыбнулся своей отвратительной, гипнотизирующей улыбкой, от которой кровь стынет в жилах. О, как хорошо ей знакома эта зловещая улыбка. Вот оно, его последнее предупреждение ей, подумала Роза.

– Я и по тебе соскучился, Роза! – проговорил он слащавым голосом. – Не мог дождаться той минуты, когда мы снова будем вместе.

И он сделал шаг к ним навстречу.

– Мэдди! Беги к дедушке! – Роза легонько подтолкнула ее к выходу, а сама загородила дверь своим телом, не давая Ричарду шанса помешать их дочери.

– Но, мама! – Мэдди нерешительно замялась на пороге в раздирающих ее душу чувствах – ей хотелось быстрее убежать отсюда, но она боялась оставлять мать одну наедине с разъяренным отцом, а она чувствовала детской и точной своей интуицией, что он разъярен.

– Беги же! Кому говорю! – приказала ей Роза, из последних сил стараясь говорить спокойно. Вот только улыбнуться у нее не получилось. – Все будет хорошо! За меня не волнуйся.

Меньше всего ей хотелось сейчас расставаться с дочерью, но и использовать ребенка в качестве живого щита она тоже не имела права. Да и нельзя застыть в состоянии такой неопределенности навсегда. Надо же каким-то образом выбираться из этого ступора. Если Ричард собирается снова ударить ее, то будет лучше, если он сделает это без Мэдди.

Мэдди взглянула в последний раз на мать и опрометью побежала на улицу, хлопнув входной дверью с такой силой, что затряслись старые балки и стропила наверху. Ветер угрожающе завывал под крышей.

Роза повернулась спиной к мужу, приготовившись к худшему. Слава богу, Мэдди пока в безопасности. Слабое утешение, ибо трудно сказать, сколь долго пробудет ребенок в этой относительной безопасности. Она попыталась рассуждать логично. В конце концов, этот человек – ее муж. Не собирается же он убить ее! Но какое-то внутреннее чутье подсказывало ей другое. У него внутри что-то сломалось, после того как она, забрав с собой Мэдди, сбежала, покинув домашний кров. Та дамба, которая хоть как-то сдерживала натиск его необузданной, темной ярости, рухнула, и сейчас он готов на все.

– Ну, так, может, мы… – Он схватил ее за руку, как только Мэдди выскочила на улицу, и потащил в глубь комнаты, предварительно плотно прикрыв за собой дверь.

– Не прикасайся ко мне! – яростно воскликнула Роза, с трудом вырвав свою руку. Кожа на запястье моментально покраснела от его цепких пальцев. Она бросила на мужа ненавидящий взгляд и немного воспрянула духом, увидев, что ее неожиданный отпор застал его врасплох и даже немного удивил. Впрочем, ничего хорошего ждать не приходится. Ричард очень ловко, можно сказать, одним движением руки, поймал ее в свои сети: затащил в глубь комнаты и отрезал все пути к отступлению.

– Больше ты никогда ко мне не прикоснешься! – заявила она, стараясь говорить уверенно и бодро. Конечно, Ричард не привык видеть свою жену такой: вместо тихой, покорной овечки перед ним стоит разъяренная фурия. Последняя, очень слабая надежда мелькнуло у нее. Возможно, столкнувшись с ее неожиданным для него сопротивлением, он отступит сам? Шансы мизерны, но все же…

– Даже так? – язвительно пошутил Ричард. Его откровенно забавляла ее непокорность, по-видимому добавляя удовольствия и остроты ощущений. – Сейчас мы посмотрим!

– Смотри, если тебе так хочется! – Роза специально говорила громко, из последних сил стараясь держаться уверенно. Но надо же что-то делать, соображала она лихорадочно. Любой ценой надо разрядить ситуацию, иначе…

– Послушай, Ричард! Зачем тебе все это? Зачем ты ведешь себя так? Разве нельзя обойтись без взаимной ненависти? Почему бы нам не разобраться во всем спокойно? Давай разведемся, ты станешь навещать Мэдди, когда захочешь. Я не буду препятствовать вашему общению. Просто я хочу…

– Неплохой ход! – похвалил ее Ричард, медленно, но неуклонно сокращая расстояние между ними. – Но поздно говорить об этом! Сейчас я хочу только одного: чтобы мои жена и дочь немедленно вернулись домой. Через какое-то время ты пойдешь соберешь свои вещи, и мы уедем. Но вначале, я полагаю, нам следует как-то отметить наше супружеское воссоединение. Ты так не думаешь?

– Нет! – воскликнула Роза и энергично тряхнула головой в знак неприятия предложения. Почувствовав, что от страха у нее стучат зубы, она плотно сжала губы. – Пожалуйста, Ричард! Не надо…

– Не спорь со мной, Роза! – медленно процедил Ричард, начиная терять терпение.

– Почему? – прикинулась она наивной дурочкой, стараясь как-то прошмыгнуть мимо него к дверям. – Зачем тебе все это? Ведь ты же не любишь меня! Ты никогда не любил меня. Зачем же ты издеваешься надо мной, мучаешь меня? И даже решился поднять руку на своего ребенка. Одного не могу понять! За что ты хочешь наказать меня? В чем я провинилась перед тобой? В чем?!

– Сколько же раз можно повторять одно и то же! – бросил ей Ричард раздраженным тоном. – Ты принадлежишь мне! Ты мне обязана! Я ведь спас тебя, Роза! Я, можно сказать, подобрал тебя на улице, причем в самый сложный, в самый трагичный момент твоей жизни, подобрал и дал тебе все! Достойную жизнь, семью. И вот твоя благодарность за все мои усилия! Вот так ты собираешься отплатить мне за все то, что я для тебя сделал? Но не получится! Сейчас ты отблагодаришь меня так, как положено примерной жене. Снимешь с меня напряжение, поможешь забыть тот стресс, который я пережил в последние недели по твоей вине. Ну же! Будь умницей!

Ричард с силой прижал ее к стене и дохнул на нее чем-то кислым. Роза почувствовала, что еще немного, и ее стошнит.

– Делай, что тебе велено! – пробормотал он, тяжело наваливаясь на нее всем телом и придерживая рукой ее голову.

Роза покрылась холодным потом. Но нет, она не покажет ему, что ей страшно! Скрежеща зубами, она стала метаться в уготовленной ей западне, слишком хорошо зная, что последует потом.

– Нет! – выкрикнула она, глядя прямо в глаза мучителю. – Ты больше никогда не получишь от меня того, что хочешь! Слышишь меня? Никогда!

С методичной точностью Ричард нанес ей сокрушительный удар по лицу. Удар был такой силы, что ее откинуло немного назад и она больно ударилась щекой о стену. Искры посыпались у нее из глаз, а потом вдруг все стало темно. Кое-как, на ощупь, она отпрянула от стены. Силы давало лишь одно. Что бы сейчас ни случилось, она не может бросить отца и дочь, оставить их на милость этого изувера.

– Ну, вот видишь, к чему привело твое упрямство? – ласково спросил Ричард. – Ты вынудила меня ударить тебя! Меня, который раньше и пальцем не смел коснуться своей жены. Тебе должно быть стыдно, Роза, за свое поведение! Во всяком случае, я очень надеюсь, что тебе сейчас стыдно.

Несмотря на острую боль в затылке, Роза подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

– Как же ты жалок сейчас, Ричард! – проговорила она тихо, сама удивляясь тому, что говорит. – Не нашел ничего лучшего, чем запугивать слабую женщину! Демонстрировать перед ней свою силу! Но я тебя больше не боюсь! Все! Твоя власть надо мной кончилась, Ричард. Ты мне просто надоел!

– Ты моя жена! – Его лицо исказила ярость. Он снова грубо схватил ее одной рукой и припечатал к стене, а второй стал нащупывать пуговицы на ее джинсах и ремень, чтобы стащить с нее штаны. – Самое время напомнить тебе, дорогая, что я очень соскучился по тебе! Очень!

– Нет! – закричала Роза отчаянным голосом, из последних сил пытаясь оттолкнуть его от себя. На какую-то долю секунды его хватка ослабла, и она сумела вывернуться из-под него. Она быстро поддернула джинсы и ринулась к дверям, но была снова остановлена. На сей раз Ричард не стал церемониться и повалил ее на пол. Роза сильно ударилась затылком о холодный бетон и застонала от боли. У нее снова помутилось в глазах. Ричард стоял над ней со злорадной улыбкой, но его образ расплывался и множился перед ее взором.

Не смей лишаться чувств, приказала она себе. Держись из последних сил! Ты должна выжить в этой схватке.

– Ты – моя жена! – ласково повторил Ричард и, опустившись на колени, удобно устроился между ее ног. – Ты принадлежишь мне!

Он снова навалился на нее всей тяжестью, сжимая рукой ей горло с такой силой, что у нее перехватило дыхание. И опять принялся стягивать с нее джинсы. И вскоре Роза голыми ногами почувствовала холодный грубый цемент.

Он не давал ей говорить, она едва дышала, но все равно продолжала отчаянно сопротивляться, брыкаясь и извиваясь под ним. Внезапно она почувствовала, что сил у нее не осталось. Если она и дальше будет продолжать бороться с ним, он лишь еще сильнее покалечит ее. Вполне возможно, утратив над собой контроль, он может даже убить ее в эти последние несколько секунд, отделяющие его от вожделенной цели. Пожалуй, она согласна принять смерть. Ведь в ее случае смерть – это желанное избавление, почти рай. Но сейчас она не может позволить себе такую роскошь – просто взять и умереть. Ей надо выжить! Она должна остаться в живых.

Она молча отвернула от него голову и вдруг затихла, тупо уставившись в стену. Совсем недавно она, стоя возле этой стены, любовалась одной из картин своего отца. Мысленно она попыталась воспроизвести то полотно, стала вспоминать цветовую гамму, манеру письма, мельчайшие детали изображенного пейзажа. Все, что угодно! Только не думать о том, как этот человек сейчас надругается над ней. Надо смириться и пережить стыд собственного поражения. Да, ее разум, ее воля больше не подвластны Ричарду, но она слишком слаба физически, чтобы противостоять ему в прямой схватке. Он всегда имел власть над ее телом, только над ее телом, и сейчас он снова продемонстрирует ей это.

– Вот и хорошо! Умница! – обрадовался он, слегка отпустив ее горло. – Сейчас ты сама убедишься в том, как у нас все хорошо получится! От тебя ведь и требуется всего ничего! Просто веди себя, как…

– Ну-ка, слезь с нее! – услышала Роза знакомый голос, который эхом отозвался в ее сознании. Или ей это просто померещилось? – Натяни свои штаны и поднимайся с полу, подонок! Ты, ублюдок, кому я говорю!

Превозмогая боль, Роза слегка повернула голову и увидела Дженни. Та застыла на пороге в самой воинственной позе, руки в боки, но лицо ее было белым от ужаса, и на нем явственно читался страх. Женщина откровенно сомневалась в своих силах. Сможет ли она чем-то помочь в подобной ситуации? Воспользовавшись тем, что Ричард приподнялся и сел, чтобы получше разглядеть непрошеную защитницу, Роза откатилась от него как можно дальше и стала поспешно натягивать на себя сорванную им одежду.

– Убирайся отсюда! – рявкнул Ричард на Дженни, презрительно фыркнув. – Она – моя жена, и наши дела тебя не касаются.

– А мне она – подруга! – воскликнула Дженни, и с каждым произнесенным словом к ней возвращались прежнее самообладание и уверенность. – Моя подруга! Понимаешь, подонок, что я говорю? И я не позволю такому мерзавцу, как ты, лапать ее руками или что еще! Где же твое мужское достоинство? Чувство гордости? Самоуважение наконец!

Если Дженни хотела максимально отвлечь внимание Ричарда от Розы, то она добилась своего. Тот поднялся во весь рост, вытер тыльной стороной руки влажные губы, пытаясь прийти в себя, и выжидательно уставился на разгневанную женщину.

Голова у Розы раскалывалась от боли, кружилась, но она кое-как встала, опираясь на стену, и тоже поднялась на ноги. Она даже попыталась сделать пару шагов на негнущихся ногах, чтобы подойти к Дженни и вместе с нею ретироваться к выходу.

– Я вызвала полицию! С минуты на минуту они будут здесь! – Дженни продолжала сверлить Ричарда ненавидящим взглядом, не давая ему возможности проследить за тем, что делает Роза. – И знаешь, тварь, почему я это сделала? Твоя дочь! Это она позвонила мне и сказала, что ее отец, который недавно избил ее, явился сюда, в Грозовой дом. Твоя дочь, негодяй, попросила меня вызвать полицию! Сечешь? Что ж ты за выродок, Господи прости!

Дженни бросала слова прямо ему в лицо с таким откровенным презрением, что Ричард невольно опешил, не ожидая ничего подобного. Сработал эффект неожиданности. Не он оказался хозяином ситуации, а какая-то незнакомая баба… Это ввело его в настоящую оторопь. Он впервые не владел положением. И навыка, как при этом вести себя, у него не было. Его сила обернулась для него слабостью. И он не привык, чтобы посторонние люди видели его, так сказать, во всей красе. Но через минуту, поняв, что все, поезд ушел, и правду теперь не скрыть, он ощутил новый прилив бешенства и бросился к Дженни с кулаками, явно собираясь ударить ее. Роза услышала, как Дженни слабо вскрикнула, и тут же, не помня себя, схватила первое, что подвернулось ей под руку.

Она и сама не помнила, как все произошло. Вот Ричард заносит кулак, намереваясь сбить Дженни на землю, а в следующее мгновение уже сам лежит, распростершись на полу. А она оцепенело стоит над ним, держа в руке какое-то полено. И в это же время послышался отдаленный вой сирены, который с каждой минутой становился все громче.

Роза и Дженни безмолвно взирали друг на друга, стоя по обе стороны от распластавшегося на полу Ричарда. Но вот он со стоном перевернулся на спину.

Роза посмотрела на него невидящим взглядом и начала быстро моргать глазами, чтобы сфокусировать зрение. Перед глазами мелькали какие-то вспышки света и проносились тени.

– Хорошо ты его огрела! И поделом! – воскликнула Дженни. Ее зрачки все еще были расширены от только что пережитого потрясения.

– А Мэдди? – едва слышно выдохнула Роза, пошатываясь, словно в бреду. Пальцы ее разжались сами собой, и полено с глухим стуком упало на пол.

– Мэдди дома! С ней все в полном порядке.

– Ты пришла! – всхлипнула Роза, не находя слов, чтобы выразить Дженни свою благодарность. – Ты пришла!

– Пришла, слава богу! – ответила та, и в эту минуту в комнату вошел полицейский в сопровождении еще одного стража порядка. – Но ты молодец! Сумела разобраться с ним и без моей помощи.

Все последующие события Роза помнила смутно. Но вот она уже сидит на стуле в мастерской отца, и молоденький вежливый полицейский с озабоченным выражением лица пытается перебинтовать ей голову и не перестает повторять, что все будет хорошо. В это время другой полицейский, крепко держа Ричарда за руку, выводит его на улицу, чтобы усадить в полицейскую машину.

– Я еще вернусь! – кричит он ей, пытаясь сохранить остатки внешней благопристойности. – Не думай, что это конец! Я привлеку тебя к судебной ответственности за нанесение тяжких телесных повреждений!

Но прежде чем Роза сообразила, как должно отреагировать на подобную чушь, Дженни безжалостно расхохоталась ему в лицо.

– Ты еще думаешь судиться с ней? Ах ты негодяй! Ты лучше подумай сейчас над тем, как тебя будут лишать врачебной практики. Ничего себе семейный врач! Это с приводом-то в полицию!

Роза сидела, затаив дыхание, пока Ричарда не увели. И только тогда, когда он окончательно скрылся из виду, ее вдруг снова сильно повело в сторону, колени подогнулись, и она, безвольно соскользнув с табуретки, рухнула на пол.

– Я уже вызвал «Скорую»! – воскликнул офицер полиции, опускаясь на колени. – Потерпите еще пару минут.

– Нет! – воскликнула Роза дрожащим голосом, но интонации выдавали ее непреклонность. – Я никуда не поеду! Мой отец очень болен.

– Ну, хотя бы пусть осмотрят вас! – уступил полицейский, еще раз внимательно посмотрев на ссадину у нее на щеке.

– Со мной все в полном порядке! – упорствовала Роза, но все плыло у нее перед глазами, а потом свет и вовсе померк.

– Я не поеду в госпиталь! – сказала как отрезала Роза, едва придя в себя. Сама мысль, чтобы очутиться в унылой обстановке больничной палаты, вызывала у нее ужас. А потому, несмотря на боль в затылке, на то, что перед глазами по-прежнему плыли разноцветные круги, она решительно повторила еще раз: – Со мной все в полном порядке!

– Хм! – неопределенно хмыкнула женщина-врач из бригады «Скорой помощи». – Заставить вас ехать с нами силой мы, конечно, не можем. – Она бросила короткий взгляд на Дженни. – Проследите за ней! При малейших признаках контузии или сотрясения мозга – потеря чувств, бессвязная речь и прочее, ее нужно будет срочно отвезти в больницу. И пусть полиция сфотографирует ее и запротоколирует все подробности инцидента. Нужно возбуждать уголовное дело, и это лишь начало, то малое, что следует предпринять в подобной ситуации.

– Я тоже так думаю! – согласилась с докторшей Дженни, взглянув на Розу. Та испытывала страшную неловкость от того, что стала центром всеобщего внимания. Она лежала на диване, обложенная со всех сторон подушками. Отец сидел в своем кресле и не сводил с нее тревожного взгляда. – Но она-то точно не станет этого делать!

– Со мной все хорошо! – вяло отреагировала Роза. – Слава богу, все самое страшное позади.

– Не совсем так! – подал голос молодой полицейский, прибывший в составе наряда полиции. Он немного замялся. – Дело в том, что ваш муж утверждает, что это вы напали на него и что ваши агрессивные действия были ничем не спровоцированы.

– Какая гнусная ложь! – возмутилась Дженни. – Я там была и видела все своими глазами. Я – свидетель!

– Тогда мы должны взять у вас показания. Нам нужны обстоятельные и серьезные улики. Лично я настоятельно рекомендую вам подать исковое заявление о возбуждении уголовного дела против вашего мужа.

Полицейский снова взглянул на Розу.

– Хорошо! Я вас оставляю здесь! – бросила врач участливым тоном. – Расскажите полиции все, что сумеете вспомнить. Ваши показания должны быть запротоколированы, даже если потом вы не захотите давать ход делу. К сожалению, к большому сожалению, чаще всего так и бывает. Женщины обычно все спускают на тормозах, а их обидчикам все сходит с рук. Так проявите же характер, в конце концов! Подайте этому человеку четкий сигнал, что вы не намерены терпеть подобные издевательства впредь. Иначе он от вас не отстанет и будет преследовать снова и снова.

Роза нашла взглядом Мэдди. Та сидела на ручке кресла, обвив деда рукой за шею. Она едва приблизилась к матери и побоялась даже прикоснуться к ней. Она просто безмолвно смотрела на всех, пытаясь что-то понять в происходящем. Розе было неловко вести подробные разговоры в присутствии дочери. Они совсем не предназначены для детских ушей.

– Хорошо! Я сделаю все, как вы говорите! – Роза взглянула на полицейского. – Но только не сейчас, пожалуйста! – добавила она умоляющим тоном. – Моя дочь… и я… я в порядке! Честное слово! – Она повернулась к отцу. – Прости, папа! Все эти треволнения тебе совершенно ни к чему!

– Если бы только у меня были силы встать с постели! – пробормотал Джон, и его лицо исказила ярость. – Но я такой беспомощный, такой слабый… Вот Мэдди у нас – настоящий герой! Она одна знала, что надо делать! Это она обратилась за помощью! Позвонила…

Мэдди молчала, не сводя с матери глаз, не в силах уразуметь, что с нею было. Роза протянула ей руку, но девочка осталась сидеть возле деда.

– Спасибо тебе! – Роза повернулась к Дженни. – Спасибо тебе за все, что ты для нас сделала. С того самого дня, как мы приехали в Милтуэйт. И конечно, огромная благодарность за то, что ты помогла мне сегодня. Что ты приехала… несмотря на все… Потому что если бы ты не приехала, то… – Голос ее предательски дрогнул. – Благодарю тебя от всего сердца!

– Ничего такого геройского я не сделала! – фыркнула Дженни, слегка выпятив губу. – Терпеть не могу насильников!

– Здравствуйте всем!

Роза подняла голову и увидела Теда. Войдя, он застыл в дверях. На его лице отразилась целая гамма чувств. Смятение, ужас при виде Розы и одновременно смущение от факта встречи с нею. Парень явно растерялся при виде такого множества официальных лиц. По всему было видно, что Тед не знает, как отреагирует на его появление Роза. Но что самое удивительное, и она не знала, как ей реагировать.

– Мама, я только что прочитал твою эсэмэску! Прости! – Тед бросил пристыженный взгляд на Розу. – Можно войти?

Роза молча кивнула и отвела глаза в сторону, наблюдая за тем, как врач «Скорой помощи» пакует свой чемоданчик.

– А вот и тяжелая кавалерия подоспела! – язвительно бросила Дженни. – Правда, с опозданием почти на час. Но не беда!

– У меня был отключен мобильник, – снова повинился Тед, стараясь не встречаться глазами с Розой. – А папе ты звонила?

– Конечно! Поди, и у него отключен! Есть такой сорт беспечных людей, что отключают мобильник: «мне он не нужен». Глупцы и эгоисты: а если вы кому-то нужны? Но ничего. Мы и без вашей помощи тут управились! Правда, милая?

Роза молча кивнула. Она сейчас с трудом верила в то, что сделала: свалила Ричарда на пол. Откуда у нее только силы взялись орудовать каким-то поленом и так сильно ударить… Она снова посмотрела на дочь. Знает ли Мэдди, что именно она сделала? Быть может, поэтому-то она и не хочет подходить к ней? Неужели после всего Мэдди станет бояться ее точно так же, как она боится отца?

– Этот негодяй уже приготовился ударить меня, – рассказывала Дженни, как развивались события, – меня! Дерьмо! Тогда наша девочка, – Дженни кивнула в сторону Розы, – ухватила тяжеленное полено, да еще с такой легкостью, словно это спичка, и…

– Дженни! – перебила ее Роза, показав глазами на Мэдди.

– Послушай, Мэдди! – Тед достал из кармана джинсов ключи от машины. – Ступай пошарь у меня в кабине. Там в бардачке должен лежать шоколадный батончик «Марс». Возьми его. Это тебе!

– Спасибо! – вежливо поблагодарила его Мэдди, не проявив особенного энтузиазма. Она нехотя взяла ключи и почти тут же вернула их Теду. – Я не люблю шоколадные батончики. Но если вам, взрослым, надо поговорить о чем-то без меня, то я могу подняться наверх и почитать пока книгу.

– Не надо, Мэдди! – воскликнула Роза и попыталась сесть, и в ту же минуту комната снова поплыла у нее перед глазами. И зачем только Тед лезет не в свое дело, подумала она с раздражением. Разве он способен понять ее дочь? – Оставайся, если хочешь, с нами!

– Не хочу! – Мэдди встала с кухонного стула. – Я устала! Пойду к себе!

– Мэдди! – заволновалась Роза. – С тобой все хорошо? Столько всего случилось за один день! Не каждый взрослый справится…

Какое-то время Мэдди внимательно изучала лицо матери, а потом ответила в своей обычной немногословной манере:

– Я в порядке!

Роза с тревогой смотрела, как ее дочь стала медленно подниматься по лестнице, тяжело уронив голову на грудь.

– Пойду за ней! – подхватилась со своего места Дженни. – Побуду немного с малышкой. Вдруг ей захочется со мной поговорить?

– Нам, кстати, тоже нужно перекинуться парой слов! – сказал полицейский, взглянув на Розу. – Разумеется, не прямо сейчас! А когда вам станет получше. Надо расставить все точки над i.

– Совершенно верно! – одобрила его намерение врач. – Ну, мне пора! Но говорю вам вполне серьезно: если вам станет хуже, немедленно в госпиталь! Ясно? И вот еще что! В любом случае не оставляйте все случившееся без последствий. Кем бы ни был тот человек, который сделал с вами то, что сделал, он должен понести наказание за содеянное.

– Большое спасибо! – поблагодарила ее Роза, превозмогая боль. – Вы очень помогли мне!

– Я сам разберусь с этим подонком! – воскликнул Тед, возбужденно вышагивая вокруг дивана. – Скажу ему пару ласковых слов. С помощью этих вот кулаков!

– Так! – оборвал его полицейский. – Я делаю вид, что ничего не слышал! Однако послушайте меня! Если после первичного осмотра в больнице этого типа отпустят восвояси, то у нас немного шансов задержать его на ночь. Конечно, едва ли он захочет вернуться сюда снова. Не идиот же он, в конце концов! Видите, как ловко он стал изображать из себя жертву? Но все же нужен глаз! Проследите за порядком, ладно? – обратился он к Теду.

Тед вышел проводить их на улицу, оставив отца и дочь наедине. Они безмолвно взирали друг на друга, и на обоих лицах читалась явная растерянность: оба понимали, в какой западне они оказались. Слабые, беспомощные, ни на что не годные.

– Папа! – начала Роза, старательно демонстрируя показной оптимизм и избегая встречаться взглядом с отцом. – Ты не волнуйся! Я же не инвалид какой-нибудь! Все это такая глупость! Столько шума из ничего!

– Это я во всем виноват! – медленно роняя слова, проговорил Джон. – Моя вина! Бросил тебя совсем ребенком, вольно или невольно толкнув тебя в объятия к этому негодяю, который мог бы… – он замолчал, не в силах произнести вслух все то, о чем он подумал. – Мне невыносимо тяжело! Не могу простить себе, что заставил тебя пройти через такие испытания!

Какое-то время Роза молчала. Ей очень хотелось возразить отцу, сказать, что его вины нет ни в чем, но нужные слова не находились. Да, прежняя любовь к отцу медленно, но верно возвращалась к ней, и все же прошло еще слишком мало времени, чтобы забыть все, что было.

– Наверное, я вряд ли выскочила бы замуж в восемнадцать лет, если бы рядом со мной были родители, – начала она медленно. – И тем не менее твоей вины в случившемся нет. Ведь это уже моя жизнь, папа! И никто силком меня не тащил в этот брак, не принуждал выходить замуж за Ричарда. Сейчас-то, задним умом, я понимаю, что в нашей совместной жизни с ним все с самого начала пошло не так. Но ведь мне не с чем было сравнивать, а потому я старательно гнала от себя любые сомнения. Мне хотелось быть замужней женщиной, иметь семью, чувствовать себя в полной безопасности. И бросить я его могла сто раз! Но не сделала этого, потому что… потому что у меня не хватало мужества. – Голос ее задрожал при мысли, какая страшная опасность подстерегала ее сегодня. Как же ей удалось избежать худшего! – Даже сегодня! Даже сегодня я уже почти готова была уступить и сдаться. А ведь я считала себя сильной. Думала, что обрела свободу… Но когда он набросился на меня, то я поняла, что мне с ним не совладать. Если бы не подоспела Дженни, то он меня бы… И знаешь, я уже почти готова была сдаться. Думала только об одном! Чтобы он не убил меня… Ну, и где же моя хваленая смелость?

– Ты замечательная женщина, Роза! – воскликнул отец, угрюмо сдвинув челюсти. – Наверное, ты самая мужественная изо всех нас, кто присутствовал в этой комнате.

– Что-то лично мне так не кажется! – громко всхлипнула Роза, закрыв лицо руками. И горячие слезы градом полились по ее ладоням. – У меня такое чувство, что он снова одержал надо мною верх. Почему?

– Роза! – тихо окликнул ее Тед, опускаясь перед ней на колени. Он слегка погладил ее по руке, но она тут же отдернула ее, не открывая лица. Уловив ледяной взгляд Джона, который смотрел на него с явным неодобрением, Тед молча отошел, оставшись в комнате.

– Не могу выразить словами, как я сожалею обо всем случившемся, – промолвил он несчастным голосом, глядя куда-то в пространство перед собой. – Как мне сейчас стыдно, по-настоящему стыдно за то, как я повел себя, за то, что наговорил тогда и даже лез… – Он сконфуженно умолк, вспомнив, как пытался силой поцеловать Розу. Только сейчас до него наконец дошло, почему она тогда с таким отвращением оттолкнула его от себя. Грубая сила, вот что напугало ее в тот момент! – Но я ведь не такой, как он, Роза! Ты же это знаешь, как никто! Просто мне, дураку, в тот миг стало так обидно… Да, я повел себя неправильно, лгал, но я бы никогда… Нет, я не такой, как он. И… мне очень жаль…

– Жаль… чего? – спросил Джон, уперев тяжелый взгляд в Теда.

– Ничего особенного, папа! – поспешила успокоить отца Роза. – Просто ситуация немного вышла из-под контроля, только и всего! – Роза посмотрела на Теда. – Я знаю, Тед, что ты не такой! Хотя ты меня изрядно напугал тогда, не скрою… И много чего наврал. Ты был первым мужчиной, которого я встретила за долгие годы и которому, как мне казалось, я могла доверять, а ты оболгал меня.

– Ненавижу себя! – покаянно воскликнул Тед. – Ненавижу!

– Вижу! – промолвила Роза, чувствуя, как в свете недавних событий вся ее прежняя злость на Теда улетучивается сама собой. Она снова взглянула на него. – Во всем, что случилось, была не только твоя вина. Так что давай забудем об этом, ладно? Как говорится, было и прошло.

– Спасибо! Большое спасибо! – прочувствованно ответил Тед и, перехватив сверкающий взгляд Джона, который продолжал буравить его глазами, торопливо добавил: – Послушайте! Может, вам мое предложение придется и не по вкусу… К тому же в последний раз я повел себя как самый законченный болван, но я твердо решил. И решения своего не изменю! Я остаюсь ночевать у вас! Буду спать здесь, на диване. Вот тогда я буду точно уверен в том, что с вами все в полном порядке, даже если этот негодяй надумает вернуться сюда.

Нельзя сказать, чтобы Розе понравилась идея Теда остаться у них на ночлег, особенно с учетом того, что он сотворил в прошлый раз. Но, с другой стороны, присутствие в доме молодого сильного мужчины в их ситуации будет совсем не лишним. Во всяком случае, все они будут чувствовать себя увереннее. Правда, полицейский высказал сомнение в том, что Ричард может вернуться. Дескать, не безумец же он. Действительно, в здравом уме на такой шаг никто не рискнул бы. Вопрос лишь в том, сколько этого здравого ума осталось у Ричарда, и осталось ли вообще.

– Спасибо! – коротко ответила Роза. В голове у нее все плыло, и она удивлялась, что могла еще вести осмысленный разговор. Как же непросто начинать новую жизнь! Может быть, дальше оно пойдет легче?.. – Рядом с тобой я буду чувствовать себя в гораздо большей безопасности.

– Вот и хорошо! – обрадовался Тед, получив крохотную возможность хотя бы частично загладить свою вину. – Замечательно!

– Что замечательно? – переспросила Дженни, появившись на лестнице. – Что ты задумал на сей раз, Эдвард?

– Ничего такого, мама! Останусь здесь на ночь. Буду приглядывать за ними.

– Тогда и я остаюсь… чтобы приглядывать за тобой! Я устроюсь на диване, а ты перекантуешься вон в этом кресле.

– Но мама! – начал Тед протестующим тоном.

– И не вздумай спорить с матерью! – отрезала Дженни, скрестив на груди руки. – Сказала, остаюсь, значит, остаюсь!

– Никому из вас не надо оставаться! – подал голос Джон. Обилие народу в доме его явно не приводило в восторг, какими бы благородными целями ни руководствовались все эти люди. – Не будем устраивать здесь столпотворение. Я пока еще сам в состоянии позаботиться о своей дочери.

– У вас и на котенка-то не хватит сил, не говоря о дочери! – с грубоватой прямолинейностью отрубила Дженни. К счастью для нее, Джон всегда ценил прямолинейных людей, а потому не стал артачиться. – Мы остаемся, и вопрос закрыт! Вот только позвоню своему Брайану и сообщу ему, что сегодня не вернусь домой ночевать. Иначе, чего доброго, подумает, что я сбежала от него с каким-нибудь местным владельцем фермы, – она хохотнула с довольным видом. Видно, подобные шуточки были у них в ходу и очень ободряли обоих, чем помогали сохранить живые отношения в многолетнем браке. Любая телега требует смазки, иначе остановится и развалится.

Спустя время, когда Дженни занималась тем, что укладывала Мэдди в постель, а Джон опять задремал, сидя в кресле, Тед и Роза остались наедине. Можно сказать, впервые с того злополучного утра во флигеле. Оба молчали. Роза растерянно соображала, что можно сказать этому неплохому, в общем-то, парню, которого она вполне искренне считала своим другом, а он взял и с такой бесшабашной легкостью превратил в прах все ее ожидания.

– Ты должна ненавидеть меня! – неожиданно взволнованно сказал Тед, не глядя на Розу. – Ведь я тоже пытался силой поцеловать тебя, почти… как это животное. Я догадывался, что тебе пришлось пережить что-то очень страшное, иначе бы ты не боялась так всего этого… Но я и подумать не мог… – Он не стал заканчивать фразу. – Вот и получается, что я ничем не лучше его. Неудивительно, что ты меня ненавидишь!

– Никакой ненависти у меня к тебе нет! – возразила ему Роза тихим голосом, слегка подавшись вперед. Сильно болела шея, на затылке и на щеке проступили огромные синяки. Но в голове немного прояснилось, и она почувствовала себя легче. – У меня сейчас вообще нет сил, чтобы ненавидеть кого бы то ни было.

Но Тед энергично затряс головой, смахнув украдкой слезы, брызнувшие из его глаз. Он не хотел, чтобы Роза заметила, что он плачет, как какой-нибудь малолетка.

– Послушай, Тед! – начала Роза, заставив его посмотреть на нее. – Ты в тысячу раз лучше, чем он. Даже в миллион раз! Да, ты повел себя, как самый последний идиот, но я ведь помню и то, как ты был добр ко мне. Во всем случившемся есть и моя доля вины, и немалая. Я не должна была допустить, чтобы у нас все зашло так далеко. Просто ты случайно оказался втянутым в круг очень запутанных проблем одной очень глупой женщины.

– То есть ты не испытываешь ко мне тех чувств, что я питаю к тебе? – спросил Тед напряженно, глаза его горели каким-то глубинным огнем. И этот взгляд был исполнен такой мольбы, что на какое-то мгновение Розе стало жаль, что она не может ответить этому славному парню взаимностью. Но кто знает, поймала она себя на мысли, чувства могут проснуться постепенно, со временем… И тут же поспешно отмела эту мысль. Если чему и научила ее жизнь за последние несколько недель, так это более внимательно прислушиваться к своему внутреннему голосу. Этот тихий голос всегда безошибочно ей подсказывал, что для нее хорошо, а что плохо, какие бы радужные перспективы ни рисовало ей в это время воображение.

Роза отрицательно качнула головой. Одинокая слеза выкатилась из-под ресницы и побежала по ее щеке.

– Прости, но нет!

Тед молча отвернулся от нее, сделав глубокий вдох.

– Но мы ведь можем хотя бы попытаться снова стать друзьями. Мне сейчас позарез нужен хороший друг. Да и Мэдди тоже! – предложила Роза.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь удовольствуюсь от женщины всего лишь предложением дружбы! – невесело пошутил Тед. – Но будь по-твоему! Давай будем дружить! Послушай, Роза! Хочешь, я перекинусь парой слов с этим твоим… Фрейзером, расскажу, как было дело…

– Не стоит! – покачала головой Роза. – Эту страницу своей жизни я тоже перевернула. Наверное, все к лучшему.

– Так я и поверил! – возразил ей Тед печально. – Говоришь одно, а сама думаешь совсем другое. Достаточно взглянуть на твое лицо, чтобы понять, что ты все еще сохнешь по нему. Уж я-то хорошо разбираюсь в выражениях женских лиц! Можешь мне поверить.

Роза не стала отрицать его последних слов.

– Знаешь, – проронила она, – что бы я там ни чувствовала где-то в глубине души, но сейчас у меня других забот выше крыши. И мне просто некогда думать о Фрейзере. У меня на руках больной отец, у меня Мэдди… Мне надо обустраивать свою жизнь на новом месте. Да, то, что случилось между мной и Фрейзером, оно до сих пор болит. Это правда! Но пусть лучше так, чем что-то еще. А сейчас мне пора подумать о себе и встать наконец на собственные ноги.

– Ну, как вы тут без меня справляетесь? – первым делом поинтересовалась Дженни, спустившись вниз и бросив подозрительные взгляды на них обоих. Ее громкий голос заставил Джона слегка пошевелиться в кресле.

– Все прячетесь от людей, словно пара каких-то глупых подростков! Просто детский сад какой-то! – фыркнула она неодобрительно. – Хотя, если честно, то надо признать, что в прошлый раз я изрядно перегнула палку. Забыла, что Тед все же уже взрослый мужчина. Наверное, потому и забыла, что ведет он себя, как ребенок. Ну, да кто прошлое помянет…

– Так что тогда будет, мама? – подначил ее Тед, весело подмигнув Розе.

– То и будет!

– Что «то»? – упорствовал Тед.

– То и будет, что мне жаль, что я тогда сорвалась. Прошу простить меня! – бухнула Дженни на одном дыхании и поспешила к кухонной раковине, начав с шумом перемывать скопившуюся там посуду. – Это же надо! Чтобы в наше время обходиться без посудомоечной машины! – пробормотала она громко и с явным осуждением в голосе.