Как только машина остановилась, Мэдди выпрыгнула из нее и стремглав понеслась к амбару. Но он был снова заперт. Тогда она бросилась в дом. Роза с улыбкой глянула ей вслед. У девочки было такое счастливое лицо. Она неслась, почти не касаясь туфельками земли. Так ей хотелось первой сообщить дедушке, что они приехали домой. Роза выгрузила вещи из багажника и замерла на мгновение, вдохнув в себя полной грудью чистый горный воздух. Ах, какая красота вокруг! Конечно, очень скоро великолепие горного пейзажа превратится для нее в обычное дело и перестанет вызывать такой взрыв эмоций, но пока… И все же так приятно осознавать, что отныне вся эта красота станет для нее родной средой обитания.

Мэдди оставила входную дверь широко распахнутой. Дверь слегка повернулась на поржавевших петлях и скрипнула. Роза подтолкнула ее плечом, держа сумки в руках. И лишь войдя в гостиную, она тотчас же уронила их на пол, оцепенев от ужаса.

Мэдди сидела на полу, скрестив ноги, рядом с Джоном, который лежал распростершись лицом вниз. Кажется, он сильно разбил лицо при падении. Во всяком случае, оно было смертельно бледным с каким-то нездоровым желтоватым оттенком. В комнате сильно пахло мочой. На сей раз, и сомневаться в этом не приходилось, с отцом случилось что-то гораздо более страшное, чем просто приступ артрита.

– Кажется, он уже не живой! – растерянно проговорила Мэдди, взглянув на мать. Она тоже была в потрясении. – Он даже не дышит.

– Нет, он еще жив! – возразила ей Роза, стряхнув с себя первоначальное оцепенение. Надо действовать! Рядом с головой отца расплылась небольшая лужица. Значит, его стошнило после того, как он упал. Слава богу, что он упал лицом вниз. Роза осторожно перевернула неподвижное тело на бок и стала прощупывать пульс. Но она сильно нервничала, и пульс никак не прослушивался. Тогда она припала ухом к его груди и затаилась. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем она уловила едва слышный вздох. Грудь слегка приподнялась, а потом так же безвольно опала.

– Слава богу, он дышит! – Роза с силой тряхнула отца за плечо. Когда-то именно так ей удавалось привести мать в чувство. – Папа! Просыпайся!

Сил, чтобы поднять его на диван, у нее не было. Она стянула со стула какую-то пыльную подушку и подложила ее Джону под голову. Потом скрутила одеяло, которое валялось на диване, в катанку и подложила его под тело отца сбоку, чтобы он не смог опрокинуться на спину.

– Все будет хорошо, Мэдди! – успокоила она дочь, которая молча наблюдала за ней расширенными от страха глазами, замерев на месте. Но выражение ее лица было собранным и спокойным, значит, поняла Роза, ее дочь не собирается впадать в панику. Впрочем, Мэдди так давно привыкла жить в атмосфере постоянного страха, что успела понять или, быть может, прочувствовать на уровне бессознательного: в тяжкую минуту паникой делу не поможешь.

Роза вытащила из сумки мобильник, потрогала отцу лоб. Он был холодный. Почти как лед. Она быстро набрала номер 999 экстренной медицинской помощи. Она старалась говорить спокойно, коротко описала основные симптомы и отправила Мэдди на улицу встречать врачей. Потом принялась изучать названия таблеток, которые лежали на прикроватной тумбочке. Все происходило как во сне. Диспетчер перезвонила ей и сообщила, что вертолет «Скорой помощи» уже в воздухе и будет у них через считаные минуты. Роза продолжала машинально суетиться вокруг больного. Сколько раз ей доводилось проделывать то же самое и вокруг матери. Но на сей раз она не допустит, чтобы все повторилось. Отец не должен умереть.

Она выпроводила Мэдди во двор дожидаться там вертолета. Если – не дай бог! – случится худшее, то лучше, чтобы ребенок при этом не присутствовал. Потом она набрала номер Фрейзера и совсем не удивилась, услышав голос автоответчика.

– Фрейзер! – проговорила она, стараясь говорить спокойно. Нельзя, чтобы Фрейзер, прослушивая запись, услышал в ее голосе слезы или страх. – Джон опять упал. На сей раз все много хуже. Он пока без сознания. Я вызвала «Скорую помощь». Прошу тебя, пожалуйста! Ради отца! Приезжай! Ты ему нужен! Ты нужен нам обоим.

Она отключилась, даже не дождавшись положенного звукового сигнала, и сразу же стала звонить Тильде. Как хорошо, что она все же внесла номер ее телефона в свой телефон.

– Алло! Тильда Тингс слушает! – услышала она в трубке слегка запыхавшийся голос. Бедняжка! Она еще не знает того, что ей придется сейчас услышать.

– Папа! – выдохнула Роза в трубку и зарыдала, не в силах более сдерживать себя. – Я вызвала «Скорую»… Тильда! По-моему, все очень плохо… он… он умирает.

– Еду! – коротко бросила Тильда и отключилась.

Машина Тильды ворвалась во двор на полной скорости и резко остановилась в самом дальнем конце участка. Роза топталась рядом с носилками, на которых лежал отец, его лицо было упрятано под кислородную маску. Носилки бережно подняли и загрузили в вертолет с отчаянно вращающимся пропеллером, от которого вокруг стоял невообразимый шум.

– К сожалению, мы не можем взять вас с собой! – сказала ей молодая женщина из медбригады, стараясь перекричать рев мотора и гул пропеллера. – Мы транспортируем его в Центральный госпиталь в Фернессе. У них есть все необходимое для того, чтобы поставить точный диагноз. Мы будем на месте через несколько минут. Так что не переживайте! С вашим отцом все будет нормально.

– Спасибо! – прокричала в ответ Роза. У нее заложило уши от этого страшного рева.

Тильда, прикрыв голову руками, чтобы защититься от резких порывов ветра, создаваемых вращением пропеллера, кое-как пробралась через двор поближе к вертолету.

– У него рак! – выдохнула она из последних сил, обращаясь к врачу «Скорой помощи». Она так торопилась сообщить им эту крайне важную для больного информацию, что даже не подумала о том, какое впечатление произведет эта оглушительная новость на Розу, которая впервые узнает об истинном состоянии дел со здоровьем отца. – Раковыми клетками поражены печень, кишечник, поджелудочная железа. Он уже проходил лечение… сеансы химиотерапии и радиотерапии. Ему провели резекцию части кишечника.

– Большое спасибо за информацию! – ответила врач, внимательно выслушав Тильду. – Когда приедете в госпиталь, спросите в регистратуре, в какой палате мы его поместили. Они объяснят вам, как его найти.

Женщина торопливо побежала назад, к вертолету. Мэдди прижалась к ногам Розы. Вид у нее был напуганный. Вертолет взмыл вверх, обдав их на прощанье мощным воздушным потоком. Роза стояла неподвижно и смотрела в небо до тех пор, пока вертолет не исчез из виду. Затем повернулась к Тильде.

– Вы поведете машину? – спросила она у нее. – Боюсь, я не справлюсь с дорогой в таком состоянии.

Тильда молча кивнула головой.

– Послушайте, Роза! – начала она, видно пытаясь что-то объяснить ей. Лицо женщины посерело от переживаний.

– Не время! – отрицательно покачала головой Роза, кивнув в сторону Мэдди. Та ловила каждое слово с широко раскрытыми глазами, в которых застыли смятение и страх. – Потом поговорим!

Роза с улыбкой взглянула на девочку, пытаясь выглядеть уверенно.

– Мэдди! Я отвезу тебя назад к Дженни. Пока не знаю, сколько мне придется пробыть в госпитале. Но, скорее всего, я останусь там на ночь.

– Но ведь Дженни нас больше не любит! – возразила ей дочь. – Я могу побыть здесь и одна. Я буду вести себя хорошо. Возьму свой альбом для рисования и буду рисовать.

– Дженни сердится только на меня, – проговорила Роза ласковым, но твердым голосом. – Ты здесь ни при чем. Поехали же, Мэдди! У нас нет времени на препирательства. Пожалуйста, делай то, о чем я тебя прошу.

Мэдди неохотно вскарабкалась опять на заднее сиденье машины, а Роза забежала в дом, чтобы взять свою сумочку и кое-какие вещи.

– А у вас есть ключи от дома? – обратилась она к Тильде, сообразив, что не знает, что делать с домом.

– Нет! – ответила ей Тильда. – Джон никогда не запирает дверь на замок. Не уверена, что он сам знает, где его ключи.

– Что ж! – Роза посмотрела на старую обшарпанную дверь. – Тогда мы поступим точно так же, как поступает отец. Пусть все будет, как всегда, когда он вернется из госпиталя.

В Милтуэйте пришлось пережить несколько не очень приятных минут. Вначале Роза долго и настойчиво звонила в дверь гостиницы, потом ей пришлось всунуть ногу в образовавшуюся щель, чтобы Дженни не захлопнула дверь прямо у нее перед носом.

– Дженни! – начала она скороговоркой, срывающимся от волнения голосом, зная, что Мэдди внимательно следит за ними обеими из машины. – Пожалуйста, послушайте! Мне нужна ваша помощь! Я знаю, вы откликнетесь на мою просьбу! У отца случился удар. Его забрал вертолет «Скорой помощи». Как я только что узнала, у него рак. Пожалуйста, возьмите на время Мэдди. Я должна ехать в госпиталь. И не знаю, когда смогу оттуда вырваться. А больше мне некого здесь попросить присмотреть за ребенком. Пожалуйста! Мэдди ведь ни в чем не виновата перед вами. Это все я, идиотка! Не обижайте ее, ладно?

Дженни немедленно распахнула дверь. На ее суровом лице промелькнуло нечто, отдаленно похожее на сочувствие.

– Конечно, я присмотрю за Мэдди! Какой разговор! – сказала она.

Роза жестом поманила Мэдди вылезти из машины, что та проделала с большой неохотой. Она подошла к ним и подняла на Дженни недоверчивый взгляд.

– Вы будете на меня сердиться, да?

– Нет, конечно! С чего ты взяла, моя детка? – Дженни явно расстроилась, услышав такое из уст ребенка.

– Большое вам спасибо! – Роза порывисто обняла Мэдди и взглянула на Дженни. – Я обязательно рассчитаюсь с вами еще за одну ночь проживания.

– В этом нет нужды! – сухо отрезала Дженни. – Тем более что вы теперь местная.

– Дженни! Вы были так добры ко мне! – воскликнула Роза прерывающимся от волнения голосом. – Вы пришли ко мне на помощь, когда никого не было рядом. Поверьте мне! Я не сделала ничего дурного или преднамеренно лживого, чтобы огорчить вас или причинить вред вашей семье.

Дженни молча кивнула, давая понять, что информация принята к сведению, и медлила уходить, мягко придерживая Мэдди за худенькие плечики.

– Вполне возможно, что вы ничего не сделали! Но я хорошо знаю Теда! Он – мой сын. И я знаю, как сильно он может переживать в душе, не давая выхода своим переживаниям. Ладно! Все как-нибудь утрясется… со временем. А теперь езжайте к своему отцу. Надеюсь, милая, он не совсем безнадежен.

Роза почти расцвела от этого «милая» – значит, хорошие отношения с Дженни почти восстановлены. Она поцеловала дочь и бегом устремилась к машине, быстро пристегнула ремень безопасности, и Тильда включила двигатель.

– Вот сейчас вы можете рассказать мне все, что считаете нужным! – выдохнула Роза, когда они выехали на трассу.

– Джон болеет уже много лет, – начала Тильда неторопливо. Чувствовалось, что ей тяжело говорить о болезни мужа, хотя о его состоянии она знает почти все в самых мелких деталаях. – Он же ведь такой! К докторам обращаться не любит! Только тогда его можно убедить, когда боли делаются невыносимыми. Впервые его буквально за шиворот отволок к врачам Фрейзер. Можно сказать, под личным конвоем доставил в хирургическое отделение, словно какого разгильдяя-школьника. Помнится, Джон тогда весь кипел от ярости, – Тильда слабо улыбнулась, не сводя глаз с дороги, петляющей между гор. Роза молча слушала. – Пожалуй, только Фрейзеру и удалось совершить такой подвиг: заставить его лечиться. Слава богу, что он сумел его уговорить.

– Диагноз поставили сразу? – спросила Роза, все еще отказываясь верить тому, что ей говорят. С такими страшными новостями, которые обрушиваются на твою голову внезапно, при всем желании невозможно свыкнуться сразу. Нужно время, чтобы осознать все в полной мере. Точно так же она отреагировала и тогда, когда ей сообщили, что найдено тело ее матери. Прошло сколько-то дней, пока до нее дошел весь ужас случившегося. Помнится, какие-то люди приходили к ним в дом, успокаивали ее, как могли, вели какие-то свои неспешные разговоры приглушенными голосами, приносили еду, которую только нужно подогреть в микроволновке, но она воспринимала все происходящее как во сне. Пережив смерть матери, Роза поняла одну вещь: чтобы просто привыкнуть к горю, смириться с неизбежным и принять его, нужно время. Пока же она старалась осознать лишь одно. Ну почему отец ни разу не заговорил с ней о том, что… умирает?

– Думаю, врачи догадались сразу же. Но начались анализы. Целая куча анализов, биопсия. Я ездила вместе с ним. Фрейзер и я, по очереди. И мы оба присутствовали, когда врачи сообщили ему диагноз. Рак кишечника. Это серьезно! К тому же метастазы пошли дальше, затронули печень, желудок. Они сразу сказали нам, что все, что они смогут сделать своим лечением, – это лишь продлить ему жизнь. Вылечить его невозможно. Где-то в глубине души я надеялась, что Джон, выслушав вердикт, воскликнет: «Ну, и черт с ней, с этой жизнью! Я никогда о ней шибко не волновался. Умру так умру, и все дела!» Но он отреагировал иначе.

Тильда по-прежнему не отрывала глаз от дороги, но чувствовалось, как у нее сдавило горло. Голос стал глухим, она отчаянно боролась с подступившими к горлу слезами.

– Почему? Из-за вас? – спросила Роза.

– Из-за вас! – коротко ответила Тильда. – Джон давно потерял всякую надежду увидеться с вами. А после того как ему сообщили этот страшный диагноз, он и вовсе перестал надеяться. Сказал мне, что ни за что на свете не станет разыскивать вас, организовывать встречу и все такое. А зачем? Только затем, чтобы снова потерять вас, но уже навсегда? Но все последние годы он работал как каторжный, и только ради вас. Все его деньги, почти все его деньги отчислялись в специальный фонд на ваше имя. Он понимал, что одними деньгами ему не загладить вину перед дочерью. Понимал, что он плохой отец. Но он говорил мне, что ему будет легче уйти из этой жизни, зная, что когда-нибудь вы поймете, что он все же думал о вас. Причем его совершенно не интересовало, как вы распорядитесь оставленными вам средствами. Не прикоснетесь к наследству или предпочтете передать его на какие-то благотворительные нужды… Главное, чтобы вы знали, что он думал о вас. И когда врачи пообещали ему еще максимум пару лет, но при условии, если он согласится на операцию, радиотерапию, химию, если станет регулярно принимать всякие препараты, он согласился на все. Старался за оставшиеся годы заработать как можно больше денег для вас.

– Боже мой! – прошептала Роза. – Какая несправедливость! Почему сейчас? Тогда, когда мне уже столько пришлось всего вынести, прежде чем я нашла его.

– Но, к счастью, вы нашли его! Пусть хоть очень короткое время, но вы все же провели вместе. Подумайте сами! Ведь это гораздо лучше, чем если бы вы вовсе не встретились. А уж зная его характер… Готова поспорить на что угодно! Сейчас сидит где-нибудь в палате и громко жалуется всем и на все.

Но Тильда ошиблась. Пробыв около часа в дороге и изрядно изнервничавшись за время пути, они с трудом нашли место на парковке, куда можно было втиснуть их машину, потратив на эти поиски еще несколько драгоценных минут. Не говоря о том времени, которое пришлось затратить на поиски самого больного. Но когда они разыскали его, то не услышали от него ни слова жалоб. Их мужа и отца поместили в отдельную одноместную палату, а его лицо все еще было упрятано под кислородной маской. Медсестра, сопровождавшая их в палату, сообщила, пока они шли коридорами, что больной еще не пришел в сознание и что лечащий врач появится у него с минуты на минуту и сам расскажет им о состоянии своего пациента.

Роза присела на одиноко стоящий стул из розового пластика, придвинув его к изголовью больного. Отец казался таким маленьким, таким слабым, словно его оставили все те жизненные силы, которые подпитывали его в последние годы. Жизнь вытекла из него почти полностью, оставив лишь одну сморщенную оболочку.

– Пойду раздобуду нам где-нибудь по чашечке чаю, – сказала Тильда, тронув ее плечо. – Постарайтесь держать себя в руках, Роза! У отца и раньше случались подобные приступы. Казалось, вот-вот и конец, но, зная его характер, скажу вам так. Он будет бороться за свою жизнь до самого конца и сделает все от него зависящее, чтобы выцарапать у смерти все, что только возможно. Ведь сейчас ему есть для кого стараться. У него есть вы и Мэдди. Вот увидите!

Роза согласно кивнула.

– Спасибо вам за все! – тихо проронила она и добавила почти спокойно: – Я так рада, что вы здесь.

– Ах, ну что вы, Роза! – смутилась женщина и легонько потрепала ее по плечу. – Это я страшно рада, что вы здесь!

Они стояли в коридоре возле дверей в палату.

– Основная проблема с больным на данный момент, – вещал им еще совсем молоденький врач, больше похожий на студента, чем на специалиста, которому можно вверить жизнь дорогого человека, – это обезвоживание организма и неправильное питание в течение последних нескольких месяцев. Полагаю, что боли начались у него уже давно, а питался он кое-как. Первичный осмотр сразу же выявил непроходимость кишечника. Но я пока опасаюсь проводить дальнейшее обследование. Надо, чтобы больной вначале пришел в себя, понаблюдаем за динамикой… Думаю, к завтрашнему утру мы будем располагать большей информацией о его состоянии. А сейчас вы смело можете отправляться домой и немного отдохнуть.

– Но если подтвердится ваш первый диагноз, непроходимость кишечника? – спросила Роза. Лицо у нее осунулось и было белым как мел. – Что дальше? Еще одна операция?

– Пока не знаю! – неохотно ответил доктор. – Мы ждем из Лидса медицинскую карту с полной историей его болезни. Надо ознакомиться с тем, как протекали предыдущие курсы лечения. Удостовериться в том, что операция может действительно помочь ему… в противном случае… придется довольствоваться обычным терапевтическим лечением. Таблетки и все такое.

– Ах, боже мой! – заплакала Роза, закрыв лицо руками. Молоденький врач в испуге отшатнулся от нее и сконфуженно умолк, переминаясь с ноги на ногу. Ему явно не терпелось поскорее уйти.

– Как я объясню все Мэдди? – плакала Роза, глядя на Тильду, а потом на отца сквозь щели в жалюзи, которыми были завешены стеклянные панели в его палате, выходящие в коридор. Он по-прежнему лежал неподвижно, не реагируя ни на что вокруг.

Пожалуйста, папа, взмолилась про себя Роза, приди в себя! Пожалуйста, умоляю тебя! Не умирай прямо сейчас!

Очнувшись от сна, Роза не сразу поняла, где она и что с ней. За окнами плескался серый рассвет. Тусклый свет проникал с улицы сквозь тонкие больничные шторы. Где-то рядом ритмично работал кардиомонитор, и все равно только через несколько секунд до нее дошло, что она провела ночь в больнице. И сразу же больно заныло сердце. Ноющие боли не отпускали ее со вчерашнего дня.

Роза потерла онемевшую шею и выпрямилась, чуть не ойкнув от боли, пронзившей плечо. Она долго сидела, скрючившись у изголовья больного, ожидая, пока тот очнется. Она задремала было, но тут же проснулась, стоило отцу слабо сжать ее пальцы.

– Проклятая больница! – прошептал Джон, едва ворочая языком, во рту у него пересохло от жажды. – Почему я здесь?

– Наконец-то! – облегченно вздохнула Роза, стараясь не показать ему своего волнения. Она взяла с прикроватной тумбочки мензурку с водой и осторожно дала отцу выпить всю воду до капли. – Думаю, ты оказался здесь потому, что вел себя наплевательски по отношению к своей болезни и всячески игнорировал все, что тебе прописали врачи.

Джон молча устремил в потолок отрешенный взгляд. Глаза у него ввалились, под нижними веками залегли темные круги. Роза тоже сидела молча, не в силах выразить обуревавших ее чувств. Только бы не расплакаться, думала она. Плачущая дочь у изголовья умирающего отца. Нет! Такая картина точно не пришлась бы по нраву Джону Джейкобзу. С художественной точки зрения – выбить слезу из зрителя – пошловато, дурной вкус…

– Хочу домой! – тихо прошептал он. – Забери меня отсюда! У меня еще столько работы…

– Папа! – Роза наклонилась к нему и прижалась лбом к его руке. – Почему ты не сказал мне всей правды?

– Да как-то до этого не дошло! У нас и времени-то было всего ничего… – слабо отмахнулся отец. – Ты ведь приехала совсем недавно. Моя болезнь – это наказание за все мои грехи. Как же не хочется терять тебя снова!

– Папа! Ты… – она на секунду замялась, – ты… не оставишь нас прямо сейчас! – твердо заявила она, хотя и плохо представляла себе, что может случиться с отцом в любой момент. – У нас есть время. Не очень много, но есть! Твой врач говорит, что ты не обращал внимания на мучительные боли. И другие симптомы. Но ничего! Они тебя подлатают, и мы еще сможем пожить все вместе в твоем доме одной семьей!

– Может быть, – задумчиво отвечал Джон. – Может быть… Чего не случается в жизни…

– Не оставляй меня, папочка! – взмолилась вдруг Роза, и все ее чувства хлынули наружу и, кажется, готовы были затопить и палату, и коридоры больницы, и ее окрестности… – Не бросай меня снова, ладно?

– Я… постараюсь! – пообещал ей отец слабеющим голосом. – Роза! Если бы ты только знала, как я обо всем сожалею!

– Пожалуйста! Не будем больше об этом! – Роза отвернулась вытереть слезы.

– Нет, будем! – дребезжащим голосом упрямо просипел отец. – Будем. Я буду. Я хочу снова и снова повторять слова раскаяния. И я буду каяться до тех пор, пока смогу шевелить языком. – Он помолчал, и Роза подумала, что больше он ничего не скажет. Но отец передохнул и продолжил: – Пожалуйста, не запрещай мне. Позволь хотя бы частично облегчить мне мои душевные муки, снять гнетущий камень с души. И прости за эти пафосные слова. Получается что-то вроде рвущей душу картинки – возвращение блудного папаши… – Он попробовал усмехнуться, но получилась жалкая кривая гримаса, так ничтожно мало сил было сейчас в его иссохшем и изъеденном болезнью теле. И на что он растрачивает эти силы, ужаснулась Роза и сделала движение остановить его, но он еле заметно сдвинул брови, и она замерла, поняв, что не должна в эти минуты – возможно, последние минуты его жизни – препятствовать его словам, ибо это говорит его сущность.

– Но я и правда, когда говорю вслух, какой я негодяй, – почти шептал отец, – то камень чуть меньше давит на сердце, хотя, может быть, это самообман, дурная игра с самим собой, и нет мне прощения… – Дыхание его на последних словах стало надсадным, на то, чтобы произнести такой длины и эмоционального напряжения монолог, у него ушли, вероятно, все силы, какие были. Розе невольно вспомнились сцены античных трагедий, и она ничего не сказала в ответ, боясь, что отец начнет ей отвечать. И как знать? Слова покаяния в самом деле могут стать для него последними, а ей того не хотелось. Ей не нужно было его покаяние, ей нужен был он сам, дома, в домашней одежде, занятый или своими картинами, или незначащими пустяками, которые в действительности никакие не пустяки, а суть самой жизни, пока человек живет, чувствует и откликается на чувства близких ему людей – в этом и состоит великий смысл жизни и не надо искать другого, надо просто пребывать на этом свете в гармонии с миром и самим собой, а если это не получается, надо учиться этому и радоваться любому успеху на этом пути…

– Доброе утро! – жизнерадостно приветствовал их энергичный медбрат. На его лице сияла веселая улыбка, и вся его крупная фигура излучала оптимизм и здоровье. Он так стремительно ворвался в палату, не дав Розе возможности ответить на последнюю реплику отца и своим появлением сбросив их с горних высот обретения ими друг друга – взаимного принятия и понимания.

– А вот и мы! Пришли в себя наконец! – радостно воскликнул медбрат, обращаясь непосредственно к пациенту. – До обхода врачей вам нельзя ни крошки в рот. А вам, моя дорогая, – он повернулся к Розе, – я могу принести чашечку чаю, если хотите.

Роза благодарственно кивнула в знак согласия.

– Я скоро отойду… навсегда! – Джон слабо махнул рукой на дверь. – Не могли бы вы принести мне бланк для заявления? Хочу домой! – попросил он молодого человека.

– Папа! Перестань! Никуда ты не отходишь! И не уходишь! Побудешь здесь еще немного. Посмотрим, что врачи сумеют сделать, чтобы ты побыл вместе со мной как можно дольше.

– Она абсолютно права! – голос медбрата по-прежнему звучал жизнеутверждающе. – Ведь те последние недели, которые нам суждено провести в кругу наших самых близких и дорогих людей, они ведь самые важные в нашей жизни, не так ли? А потому не стоит спешить в мир иной, пока еще есть хоть какое-то время в запасе. Надо бороться.

Джон тяжело вздохнул и откинулся на подушки.

– Пытаюсь! – коротко проронил он.

– Папа! Полежи пока спокойно! А я позвоню Мэдди. Расскажу ей, как тут у нас дела.

– Только не говори ей… – немедленно заволновался Джон.

– Не скажу! Пока не скажу, – Роза и сама пока еще плохо представляла себе, как объяснить дочери все, что происходит с ее дедом. – Я поговорю с ней только тогда, когда мы будем располагать большей информацией о состоянии твоего здоровья. Но Мэдди, ты же знаешь, она не такая, как другие дети. От нее нельзя скрывать правду. Иначе она будет переживать еще сильнее. Вот когда мы будем знать объективную картину твоего состояния, тогда я ей и сообщу. Не раньше! А пока лежи и не двигайся.

– Куда уж мне двигаться! Да и из окна я выпрыгивать не собираюсь!

– Как он? – голос Фрейзера заставил Розу оторваться от мрачных мыслей, и она застыла посреди больничного коридора. Она медленно повернулась. Он стоял чуть поодаль, лицо его было сосредоточенным. Усилием воли Роза подавила в себе желание подбежать к нему и броситься ему на грудь, умолять, чтобы он заключил ее в свои объятия и успокоил. Конечно, этого она желает сейчас более всего на свете, но! Роза расправила плечи и слегка вскинула подбородок.

Помни! Ты теперь самостоятельная, независимая женщина, напомнила она себе, имитируя голос отца. И тебе не нужен рядом мужчина, который бы занимался тем, что утешал тебя. Даже если этот мужчина – Фрейзер. Ты – сильная, и ты со всем справишься в одиночку.

– Пока врачи не могут сказать ничего определенного, – бросила она устало. – Я только накануне узнала, что у отца рак. Никто не берется делать прогнозы или описывать последствия его последнего приступа…

Роза умолкла, ибо голос ее предательски дрогнул, грозя смениться слезами.

– Роза! – Фрейзер нервно взъерошил свои волосы, но не посмел приблизиться к ней. – Мне жаль… Прости! Я ведь тоже виноват. Я знал о болезни твоего отца, но ничего тебе не сказал. Джон был категорически против. Не хотел, чтобы ты оставалась рядом с ним из чувства жалости, не хотел принуждать тебя или, тем более, заставлять тебя простить его.

– Знаю! – Роза едва заметно кивнула. Она была настолько вымотана, что у нее не было сил сердиться. – И я вполне понимаю отца. И тебя тоже понимаю! Хотя, наверное, было бы все же честнее ввести меня в курс дела…

– Спасибо за понимание! – прочувствованно поблагодарил ее Фрейзер, тщательно соблюдая ту дистанцию между ними, которую сам же и установил. Сейчас перед ней стоял совершенно чужой человек, еще более чужой, чем тот, который постучал в дверь ее дома много лет тому назад.

– Роза! – окликнул ее медбрат, который недавно предлагал ей чаю. – Лечащий врач готов побеседовать с вами и вашим отцом.

То было долгое и унылое возвращение домой. Всю дорогу они ехали молча. Роза предпочла бы вернуться вместе с Тильдой, но та задержалась у себя допоздна. Необходимо было кое-что доделать и отдать необходимые распоряжения на следующий день, чтобы магазин работал нормально. Поэтому пришлось ехать с Фрейзером. Он сам вызвался отвезти ее в Грозовой дом. В запасе у нее была одна ночь, чтобы подготовить все к возвращению отца.

– Итак, Джон возвращается домой! – проронил Фрейзер, открывая входную дверь и пропуская Розу вперед. Он вошел следом и сразу же включил свет во всех комнатах. – Это хорошая новость.

– Он возвращается домой умирать! – мрачно ответила ему Роза, входя в небольшую комнатку, странно тихую и пустую без отца. – Врачи сказали, что папа не операбелен. И лечение ему не поможет. Единственное, что в их силах, – это снимать боли с помощью сильных препаратов. Что в какой-то степени может облегчить его страдания и продлить ему жизнь.

Она безвольно уронила голову на кухонный стол, отчаянно пытаясь унять охватившую ее тело нервную дрожь. Вот если бы кто-то подошел к ней сейчас, обнял, утешил… Но единственный человек, который мог бы это сделать, остался стоять неподвижно у входа.

– Я так и предполагал! – ответил Фрейзер и запнулся, не зная, о чем можно говорить дальше. Их отношения восстановлены, но прежней близости уже нет. – Постарайся воспользоваться этим коротким промежутком времени, драгоценным промежутком, для того, чтобы…

– Фрейзер! – нетерпеливо перебила его Роза. Она устала, очень устала, и у нее с трудом нашлись силы, чтобы поднять голову и посмотреть на него. – Пожалуйста, не надо этих формальных утешений! Этот короткий промежуток времени, отпущенный нам обоим, он вовсе не драгоценный дар, ниспосланный свыше. Нет! Это – наказание, это дьявольская шутка, все, что угодно! Но только не подарок судьбы. А я-то, дурочка, надеялась, что смогу начать жизнь заново, что наконец у меня появилось место, где я могу жить спокойно, близкие мне люди, с которыми я могу быть счастлива… И вот все пошло прахом?..

– Нет! Не так! – возразил Фрейзер. – Роза! Я… я в какой-то степени позволил увлечь себя несбыточными мечтами… Поверил, как и ты, в волшебную сказку. Это было опрометчиво с моей стороны. Мне не стоило говорить тебе о своих чувствах… И я не имел права обвинять тебя за то, что у вас было с Тедом…

– Да ничего у нас не было с Тедом! – неожиданно для себя стукнув кулачком по столу, взвилась Роза, почувствовав невероятный прилив ярости в груди. Она вскочила с места и сделала несколько шагов ему навстречу. – Как же ты этого не поймешь!

– Собственно, сейчас это не имеет значения! – испуганно отпрянул от нее Фрейзер. – Ваши отношения меня не касаются! Говорю же тебе! Я повел себя глупо… дал увлечь себя… все эти мои признания… Ведь в глубине души я понимал, что ты совсем не готова ответить на мои чувства. Тебе пришлось столько всего пережить, да и впереди еще столько испытаний.

– Фрейзер! – вскипела Роза. – Я сама разберусь со всеми теми проблемами, которые у меня есть. И дело здесь совсем не во мне! Дело в тебе, Фрейзер! Ты так необдуманно легко и просто меняешь свои решения!

Фрейзер не возразил ей, оставив последние слова без ответа. Он лишь сказал:

– Наверное, это все магия того старого рисунка. А потом я снова увидел тебя. Плюс еще картину! Не знаю, что на меня нашло в тот момент! Просто я старый романтик, вот я кто! – неожиданно признался он, и лицо его погрустнело. – Прости, если я обидел тебя. Но хочу, чтобы ты знала, ради вас с Джоном я готов на все! И я навсегда останусь твоим надежным другом.

Роза смотрела на него, и ей вдруг страшно захотелось залепить ему по физиономии – вот по этой красивой и благородной физиономии. Со всего размаха! Но как можно? Да и время ли сейчас заниматься своими болячками? Ей нужно думать об отце. А еще о Мэдди. Кстати, она обещала забрать ее сегодня вечером домой.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу! – позвала она Фрейзера, доставая связку ключей из ящика кухонного стола.

Фрейзер молча последовал за ней. Они подошли к амбару, и она старательно открыла все три замка, пока они не оказались перед комнатой, в которой Джон хранил свои приватные полотна.

– Папе надо будет на чем-то сосредоточиться, – проговорила она нерешительно, еще не будучи до конца уверенной в успехе своей затеи. – Надо чем-то занять его. В этой комнате собраны те работы, которые он никому не показывал. Он даже мне отказался их показать. Но ты входи! Взгляни на них, оцени их уровень, достаточно ли здесь полотен…

– Достаточно для чего?

– Достаточно ли их для организации полноценной выставки. Хотелось бы организовать выставку тех его работ, которыми он дорожит более всего. Он считает, что именно в них он наиболее полно раскрылся как художник. Я хочу, чтобы такая выставка прошла в твоей галерее. Продемонстрируй всему миру, какой он большой художник. Пусть все узнают имя Джона Джейкобза. Но главное, помоги ему вернуть самоуважение!

– Хорошо! – Фрейзер нерешительно взглянул на закрытую дверь. – Он же мне башку снесет, когда узнает, что я здесь творю!

– Ну, знаешь ли! – Роза нашла в себе силы слабо улыбнуться. – Всегда есть шанс остаться в живых!

Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Фрейзер вынырнул обратно. Роза сидела посреди огромной пустой студии, щурясь в последних лучах предзакатного солнца, залившего ярким сиянием все окружающее пространство, бесцельно наблюдая за тем, как пляшут пылинки, попадая в потоки света. Но вот она услышала, как за спиной негромко стукнула дверь. Фрейзер снова повесил замок и тщательно запер его.

– Итак? – устремила она на него свой взор.

Какое-то время он молчал, а потом вдруг схватил Розу в объятия и стал что есть силы кружить по комнате, а потом осторожно поставил на пол. Она замерла, слегка пошатываясь, испытывая легкое головокружение.

– Прости! – проговорил он раскаянно, с опозданием спохватившись, что его неожиданный порыв выглядел по крайней мере странным. – Я должен…

– Да говори же! Не тяни! – снова разозлилась на него Роза.

– Великолепно! – выдохнул Фрейзер одно лишь слово с блаженным выражением лица. – Роза! Это – великолепно, грандиозно, эпохально… Столько чувств! Такая экспрессия! Это будет не выставка, а самая настоящая бомба! Вот оно, истинное лицо гения! Да, именно так! Гения… Это будет самая выдающаяся выставка из всех, которые я организовывал когда-либо. И я уж постараюсь, чтобы весь мир узнал о ней.

– Отлично! Хорошая новость! Сейчас надо только подумать над тем, как сообщить ее папе.