Глава 14
Когда ты воскреснешь
Дорога до богатого особняка, который находился в загородной деревне эльфов, мне помнилась, как в смутном сне. Я слышала, что люди тоже строили дома в заповедниках остроухих. Похоже, старосты эльфийских диаспор соглашались на соседство простого смертного, оценивая его по единственному общепринятому достоинству – величине кошелька будущего владельца комфортабельного домика.
В отличие от городских эльфийских парков, зелеными каплями разбрызганных по карте Ветиха, здесь между гигантскими деревьями с густыми изумрудными кронами тянулись просеки, выложенные брусчаткой. К подъездным полянкам, заменявшим дворы, вели дорожки, и стояли почтовые ящики с нарисованными номерами участков. Аккуратно подстриженные кусты напоминали фигуры животных. Окрестности выглядели ухоженными и благолепными, только местные садовники все равно не справлялись с желторотыми дикими одуванчиками, жизнерадостно тянувшими венчики к солнцу.
Сладкий лесной воздух не смог развеять злых чар и спугнуть тумана, застившего горящие сухие глаза. Богдана помог мне выбраться из автомобиля и поддерживал меня за плечи, ведя через лужайку к большой веранде перед входными дверьми. Хоть это и обидело брата, но его забота сейчас никак не тронула.
Внутри безлюдный огромный дом напоминал музей. На стенах, обтянутых шелком, жили подлинники портретов и пейзажей. Обмахивались веерами кокетки из позапрошлого столетия, беззвучно волновались ручьи, и бесконечно по нарисованному снегу гуляли прилетевшие с весной изображенные грачи. Мое внимание привлекла мраморная танцующая фигурка женщины без лица, беспрерывно шевелившаяся на высоком кругом столике с длинными резными ножками. Никогда не видела подобного изощренного колдовства.
Прислонившись спиной к стене, размякшая я сидела на ковре в коридоре и безучастно следила за повторявшимися движениями куколки.
Меня заворожил замысловатый танец бездушной плясуньи, плавно выгибавшейся в изящных па. Слава богу, спасаясь от жестокой реальности, сознание блокировало любые воспоминания о взрыве и о Ратмире тоже. Я даже не могла представить его лица. Нестерпимая душевная боль законсервировалась глубоко в груди, только дышать вот не давала.
Вдох – выдох – вдох.
«Чтобы жить, нужно дышать», – уговаривала я сама себя. Только это было практически невозможно, ведь дыхание доставляло боль…
Из-за неплотно прикрытой двери кабинета, где скрылся старший брат, просачивались звуки разговора.
– Мы ничего не можем сделать. Твоя сестра, Истомин, к несчастью, впитала силу браслета, – прозвучал очень знакомый голос, и никак не удавалось отгадать, где прежде мне доводилось его слышать. – Ты же знаешь, что девочка практически с первого дня реагировала на черную магию украшения.
– И что теперь? – отрывисто произнес тот, в баритоне звенело едва сдерживаемое напряжение.
– Она простой человек. Черная магия изгложет ее и сведет с ума.
Приговор обжалованию не подлежал. Прозвучал тихий стон, за ним скрип дивана, когда кто-то присел. Хозяин особняка продолжил, и его слова прозвучали мягко, будто бы успокаивая:
– Она будет носить амулеты, и это малая расплата после браслета Гориана. Девочка еще легко отделалась. Все могло завершиться гораздо плачевнее.
– Она будет жить?– в словах Богдана прозвучала надежда.
– Надеюсь, что долго и счастливо, – усмехнулся снисходительно собеседник. – Она же так юна и прелестна. Измучена, правда, но скоро сможет снова кружить головы поклонникам.
– Венцеслав, – брат не удовлетворился ответом. – Пообещай мне, что Орден, наконец, оставит ее в покое! Вы же все всего пару дней назад проголосовали… – он осекся, мысленно я могла представить, как Богдан скривился от неприязни.
– Мы будем присматривать за ней, Истомин, и ты тоже. Она одна из немногих, кто без магических способностей носит в себе силу. Это чревато и для нее, и для окружающих. Надеюсь, ты понимаешь это.
Тот промолчал. Как странно, но их беседа меня не задевала. Признаться, мне было совершенно наплевать на дальнейшую судьбу. После развязки безумной истории у меня ничего не осталось – ни работы, ни надежды завоевать единственного желанного мужчину. Наверняка, и родители, узнав обо всех событиях из газетных листков, из дома выставят.
– Пока операция не закончится, девочка останется в особняке. Сейчас для нее мой дом – самое безопасное место.
– Спасибо, Венцеслав, – отрывисто произнес Богдан. – Моя Ведка… она молодец. Она должна жить.
– Конечно, так и будет, – собеседник вежливым намеком выпроваживал моего отчаявшегося родственника из кабинета.
– А жаль, – пробормотала я себе под нос и, запрокинув голову, уставилась в белый потолок с крошечными призмами для морока световых шаров.
Богдан вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь, чтобы не беспокоить хозяина дома. Брат присел рядом со мной на корточки и осторожно погладил спутанные волосы. В его родном лице отражалось беспокойство, в глазах светилась жалость.
– Ты как? – тихо спросил он.
Ответить «нормально» у меня не поворачивался язык. Я умерла, взорвалась с утра в заброшенной обветшалой мануфактуре, и сейчас от меня осталась лишь телесная оболочка. Если это «нормально», то тогда вопросов быть не может.
– Стриж уже знает о взрыве? – спросила я невпопад.
Богдан нахмурился. Однозначно вопрос ему пришелся не по вкусу.
– Конечно.
– Хочу поговорить с ним, – попросила я, разглядывая замысловатый узор на эльфийском ковре, застилавшим пол коридора. Мне отчаянно желалось услышать того, кто наверняка поймет меня. Наверное, Стриж сейчас в отчаянье – Ратмир являлся для него отправной точкой, непоколебимой твердью. Теперь его не стало.
– Извини, Веда, – Богдан нахмурился, – ему, наверняка, сейчас не до твоих разговоров. Поговоришь с ним позже.
– Хорошо, – прошептала я через глубокий вздох, даже почувствовав облегчение из-за отказа, и позволила поднять себя на ноги.
В огромном особняке с десятком спален для гостей, мне выделили небольшую, но очень светлую комнату с тяжелой старинной мебелью, словно бы вывезенной из экспозиции музея. Из распахнутого окна струилась лесная свежесть, и открывался вид на лужайку с деревянными широкими качелями с высокой резной спинкой.
– Тебе сейчас поесть принесут, – Богдан чувствовал неловкость, оставляя меня одну в чужом доме.
Я безучастно кивнула, рассеянно разглядывая обстановку, и обняла себя за плечи, боясь от слабости развалиться на куски. Мне очень хотелось превратиться в камень, чтобы в душе не рождалось никаких чувств, особенно пустоты.
Как легко злиться на того, кто просто ушел, и существовать, чтобы в один прекрасный момент заявить: «Видишь? Я могу выжить без тебя!» Как же горько, что мне ничего не нужно доказывать. Просто, некому. Наши отношения с Ратмиром походили на перетянутые струны, готовые разорваться от любого неосторожного касания. Именно сейчас, когда его не стало, меня перестала волновать его родословная. Какая, в сущности, разница, если смерть, в конце концов, приравнивает всех – и людей, и аггелов, и даже доморощенных эльфов?
– Может, поспишь? – предложил брат, и снова увидел лишь безмолвный кивок. – Выглядишь измученной.
– Почему ты мне не дал вернуться в цех? – резко высказала я тот самый вопрос, который единственный крутился в пустой голове.
– Мы приехали туда, чтобы увезти тебя, – скупо отозвался Богдан и сжал челюсти. – Я должен уйти, – он поспешно засобирался на выход, не желая продолжения тяжелого разговора. – Приеду вечером, ладно? Возьми коммуникатор, – он протянул мне приборчик с черным слепым зеркалом, – если что звони.
– Хорошо, – растерянно пробормотала я, принимая подарок.
Брат уже открывал дверь, когда я остановила его:
– Извини меня.
Он немедленно оглянулся, в глазах прочитался вопрос.
– Я думала, что все это время ты охотился на меня из-за браслета, – пустилась я пространные объяснения, чувствуя муки совести, и нервно крутила в руках коммуникатор. – Понимаю, что ошибалась и не знаю, как теперь… Боже, я так виновата перед тобой…
– Стоп, Ведка, – категорично перебил меня Богдан, выставив ладонь. – Ты же моя сестра, которая названивала мне по двадцать раз на дню и рассказывала о каждой мелочи. Родители тебя не знают так, как я! Не изводи себя глупостями, я не злюсь, – не найдя, что еще добавить он замолчал.
– Вы вычислили предателя? – без особого любопытства уточнила я.
– Ищем, – поправил тот. – Этим занимается Свечка.
Все-таки сжав на прощание в медвежьих объятиях, Богдан уехал и оставил меня один на один с опустошенностью. День потянулся, похожий на густой золотой мед, сладкий до горечи. Потом его сменили сумерки, окрашенные розоватыми отблесками умирающего солнца. Лес медленно погружался в дрему и настороженно шумел кронами вековых деревьев, а на ухоженные папоротники и травы заструилась темнота. Мгла, не спеша, опускалась из густых ветвей, стелилась по земле и заползала клубами на полянку перед домом, пока окончательно не наполнила густой свежий воздух.
Не в силах заснуть, я вышла на улицу, прихватив плед, и устроилась на качелях. Над головой чернело небо, а луна, похожая на блин, таращилась сверху на неспокойный лесной океан. С ночным светилом перемигивались крошечные фонарики у самой земли и, отбрасывая в воздух желтоватое сияние, рисовали круги на траве. Темнота наполнила эльфийский заповедник перешептыванием листьев, стрекотом сверчков и потусторонним совиным уханьем. Из черной густоты леса светились далекие огни соседских особняков. По дороге за сплошной полосой высоченных дубов изредка шуршали по брусчатке припозднившиеся автокары. Их фары вспыхивали во мгле и мерились силой света с понурившими головы фонарями.
Где-то на другой планете продолжалась жизнь, но на моей Земле не осталось даже комаров. Обычно в лесу от них не спасали и растирки, а тут ни одного пищащего гада, способного составить мне компанию. Наверное, их специально распугивали заклинаниями, чтобы не мешали богатеньким жителям наслаждаться спокойными томными вечерами.
Завернувшись в покрывало, я коснулась зеркальца коммуникатора, и оно послушно отозвалось, высветив на экране крупные зеленые цифры. Пальчик привычно набрал персональный номер старшего брата, и автоответчик насмешливым голосом Богдана прочитал мне выученную наизусть тираду: «Сейчас я ответить не могу, поэтому оставьте свое сообщение. Но если тебя зовут Веда Истомина, и ты моя младшая сестра…» Не дослушав, я отключила вызов, а потом, раздумывая всего мгновение, быстро, пока не покинула решимость, позвонила Стрижу.
Наверное, от волнения я перепутала набираемые цифры. Зеркало вспыхнуло надписью: «Ветров старший», и мои внутренности скрутило болезненной судорогой. Через секунды тишины раздался далекий и в то же время невероятно близкий голос: «Вале, это Ратмир. Ответить не могу», – поприветствовал он, и как-то сразу стало понятно, что в действительности ему совершенно нет никакого дела до проблемы, с какой его беспокоили. – «Оставьте сообщение, и я перезвоню. Салве», – попрощался он на языке аггелов.
От неожиданности у меня сжался желудок. В испуге я моментально отключила вызов, и со страхом уставилась на коммуникатор в дрожащей руке. Бьющееся, как у мышки, сердце заныло, и закололо глаза. Ратмира больше не было, но он оставался в незримом пространстве, где никто никогда не помешает мне слышать его.
– Ветров старший, – сдавленно прошептала я, по-настоящему страшась муки различить знакомый баритон еще раз, но страстно желая этого.
И снова голос забормотал мне в ухо: «…Это Ратмир. Оставьте сообщение, и я перезвоню».
По щекам текли слезы, а фразы повторялись и повторялись бесконечное число раз: «…Я перезвоню».
– Перезвони мне, пожалуйста, – жалобно попросила я автоответчик. Уже не существуя, Ратмир ласкал меня и оставался рядом. Всхлипы утихли, тело ослабело. Вытерев нос, я снова потребовала от практически разрядившегося приборчика:
– Ветров старший.
Тишина заполнилась тихим треском и шипением, а потом грянул длинный гудок…
Сердечный стук оборвался, чтобы в следующий момент оглушительно загрохотать. Чуть живая от волнения я выпрямилась на качелях, вслушиваясь в длинные гудки, казавшиеся мне самой чудесной музыкой… и коммуникатор отключился. Экран медленно затухал, становясь черным.
– Нет! – вырвалось у меня, и, задохнувшись, я почти подпрыгнула. – Нет, нет! Только не сейчас!
Пальцы без толку тыкали в умершее зеркало, и оно никак не отзывалось на касания. Во мне взбурлила злость.
– Проклятье!
Бесполезный приборчик был отброшен в гневе, и, звякнув, разлетелся на зеркальные осколки о мощный ствол дуба.
– Эй, ты там с кем воюешь? – раздался недоуменный возглас Богдана. В смятении я вскинулась, заметив фигуру брата в круге света на полянке. Лицо, полузакрытое капюшоном куртки, озарялось маленьким фонариком, и, казалось, что свет прочертил у носа глубокие черные шрамы.
– У тебя есть коммуникатор? – выкрикнула я, вскакивая с качелей, и едва не рухнула во влажную траву, запутавшись в пледе.
– Веда, ты чего? – брат недоуменно следил за моим стремительным приближением. Не смущаясь, я полезла лихорадочно трясущейся рукой в карман Богдана, стараясь нащупать коммуникатор. От нетерпения не получалось устоять на месте, и ноги пританцовывали. – Ты рехнулась? – Брат попытался отодвинуться.
Неожиданно за толстыми разлапистыми дубами вспыхнули фары. Странное предчувствие заставило меня замереть и отойти на шаг, внимательно вглядываясь в лицо Богдана.
– Истомин, – хрипловато уточнила я и прочистила горло, набираясь смелости, – а кто тебя привез?
Вслед моему вопросу в тишине леса оглушительно взревел мотор автокара, словно бы водитель в раздражении слишком сильно нажал на педаль газа. Свет замелькал между деревьев, отдаляясь. Я проводила огни смятенным взором, а потом снова глянула на Богдана. Тот замкнулся, сжав челюсти.
Ответ пришел сам собой, и правда выглядела еще более неправдоподобной, чем ложь, ведь Богдан просто не мог поступить так жестоко!
– Тебя ведь привез Ветров? – за этим вопросом стоял десяток других, еще более мучительных и неудобных.
– Веда… – брат замялся, пытаясь найти удобоваримое объяснение, и нервно сунул руки в карманы.
– Ратмир ведь жив? – мне было по-настоящему страшно произнести вслух слова, которые дарили надежду. Я не могла ошибиться, такой пытки не пережить и за три долгие жизни!
– Ты о чем? – не слишком искренне проворчал брат в ответ, явно чувствуя неловкость. Он старательно и трусливо отводил взор, а потом и вовсе отвернулся, не в состоянии врать мне в глаза.
– Ты позволил мне думать, что он погиб?!– прыснув нервным смехом, я прикрыла рот дрожащей ладошкой и попятилась.
– Я не понимаю, почему ты решила, будто он погиб, – все еще пытался защищаться Богдан, а ноги, утопая во влажной траве, шаг за шагом отделяли меня от брата, и между нами незримо оседала земля, образовывая огромную бездонную пропасть.
– Ну, ты и ублюдок, Истомин… – прошептала я помимо своей воли.
Богдана перекосило от обидного словца. Вспылив, он цапко схватил меня за руки, с силой сжав запястья, и дернул к себе:
– Расслабься!
– Пусти! – с возмущением выдохнула я, пытаясь освободиться, и едва не свернула голову, следя за растворявшимися в темноте огнями автокара, выезжавшего на основной тракт мощеной просеки. – Пусти же!
В груди зарождалась горячая слепящая паника оттого, что прямо сейчас Ратмир уедет, а я его так и не увижу.
– Ты останешься! – твердо произнес Богдан. – Поняла меня?!
– Он жив! – мне казалось, что старший брат медленно поджаривает меня на огне, проворачивает вертел над причинявшими нестерпимую боль языками пламени. Кровь кипела. Ужас, что прямо сейчас Ратмир скроется, сводил с ума. – Отпусти же ты!
Я отпрянула от Богдана и, пока он не опомнился, опрометью бросилась наперерез автокару. Перед глазами прыгало, и ноги скользили на влажной траве. Мне казалось, что из легких выкачали воздух.
– Ведка, стой! Вернись обратно! Здесь охранные контуры! – раздалось далеко сзади. – Я тебе запрещаю!
Стремглав я припустила через полянку к полоске дубов, за которой испарились огни автокара. Стоило пробраться через колючие кусты к деревьям, как ноги запнулись о закостеневшие корни, вылезавшие из-под земли. Мне казалось, что Богдан меня преследовал, чтобы вернуть в дом, но ни падение, ни разодранные ладони не могли остановить меня.
Тракт оказался пуст. Из груди вырывались хриплые сипы, в висках стучала кровь, и бок нестерпимо кололо. Уперев руки в колени, я согнулась пополам и попыталась вернуть дыхание. Похоже, счастье сегодня окончательно повернулось ко мне затылком.
Душераздирающий скрип тормозов облетел эльфийский взволновавшийся лес. Обомлев, я медленно выпрямилась и сорвалась с места, ринувшись к освещенному перекрестку двух трактов. На развилке ноги по инерции проскакали сажень, хотя взор уже остановился на брошенном посреди мощеной дороги автокаре с зажженными фарами и распахнутой водительской дверцей. На брусчатке темнел длинный след от покрышек.
Ратмир стоял в круге фонарного света, похожий на болезненно-четкую тень. Он сцепил пальцы на затылке и, запрокинув голову, крепко задумался о чем-то. Сама поза выдавала напряжение. В груди разгоралась оглушительная слепящая радость, а за ней нахлынуло невероятное облегчение, едва колени не подогнулись.
– Эй! Салве! – замирая, выкрикнула я приветственное слово, единственное какое помнила на аггеловском языке.
Мужчина вздрогнул и медленно оглянулся, как будто не веря собственным ушам. Узнавание происходило не сразу, с оттяжкой, и нахмуренное лицо Ратмира постепенно светлело. Я сорвалась с места и бросилась к нему, не чуя под собой ног, словно бы на спине, как в детстве, снова выросли ангельские крылья.
Человечество еще не придумало момента слаще, чем тот, когда мои руки обвились вокруг Ратмира. Я отчаянно прижалась всем телом, желая слиться и стать с ним, горячим и родным, единым целым. Он глубоко вдыхал запах мытых волос и стискивал сильнее и сильнее, что-то неразборчиво бормоча мне в макушку.
– Они позволили мне думать, что ты погиб! – жаловалась я, отогреваясь рядом с ним, и подавила предательский всхлип.
– Тихо, Птаха, – прошептал он.
– Я все это время думала, что ты умер! – я дышала чудовищно громко, просто пыхтела, как паровоз, и шмыгала носом, а голос стал по-детски тонким и ломким от едва сдерживаемых слез.
– Тихо, тихо! Я здесь, – повторял Ратмир ласково.
Как странно, но только трагедия смогла примирить нас и заставила позабыть обо всех предрассудках. Господи, какая, в сущности, разница, кто он такой, если мне хочется умереть вслед за ним?!
– Ты такой горячий, – шептала я бессмысленности, просто потому что никак не могла заткнуться. Вечно от нервов меня пробирало на треп.
Ратмир подул мне на макушку и после серьезно отозвался:
– Тогда постараюсь тебя не обжечь.
Проклятье, почему он меня еще целует?! В конце всех романтических сказок влюбленные герои, наконец воссоединившиеся после взаимного непонимания и трудностей, обязательно целуются!
– Можешь обжигать, сколько душе угодно, – тут же предложила я, и неожиданно ощутила, как он коротко глубоко вздохнул, словно собираясь духом, а потом попытался осторожно разомкнуть мои руки, сцепленные в замок вокруг его пояса.
– Птаха, тебе лучше вернуться в дом Венцеслава, – произнес он.
– Нет! – Меня накрыла волна разочарования. – Нет!!!
Я цеплялась за его свитер, не давая отстраниться и на мизинец. Смятение застило глаза, и вокруг стало очень темно. Что он делает?! Зачем он гонит меня?! Видимо, наша сказка романтической не являлась, и мы даже не приблизились к ее счастливому финалу, в котором все жили долго и счастливо и уходили в мир иной в один день. Если первое находилось под большим вопросом, то второе и мне, и Ратмиру, судя по всему, могли устроить щелчку пальцами.
– Эй, Птаха, ну ты что? – он ласково сжал мой подбородок, поднимая голову, и заглянул в глаза, словно бы гипнотизируя. – Я никуда не денусь и вернусь уже завтра.
– Нет! – твердо заявила я, едва не топнув ногой. – Не надо никуда возвращаться потому, что мы едем вместе! Ты от меня не избавишься!
Он жив, но кто мне даст гарантии, что Златоцвет Остров не взбесится, желая заполучить всю силу браслетов Гориана, и не расстреляет его?!
Неожиданно Ратмир глянул куда-то поверх моей макушки, и в его взоре стремительно таяла теплота. Лицо замкнулось, губы сжались в твердую линию. Потерявшись от внезапной перемены в настроении мужчины, я оглянулась. На перекрестке, широко расставив ноги и отбрасывая лепестки вытянутых теней, стоял Богдан, так и не потрудившийся снять с головы скрывавший пол-лица капюшон. Брат неотрывно следил за нами, и от него волнами исходила злость. Казалось, ненависть можно было не только почувствовать, но даже увидеть, так сильно она тревожила прохладный лесной воздух.
– Ну что, Ветров, ты теперь доволен?! – заорал Богдан, от бешенства захлебнувшись словами.
– Иди к нему, – Ратмир меня осторожно подтолкнул в сторону перекрестка. – Так будет лучше.
– Даже не думай! Я еду с тобой!
Круто развернувшись на пятках, я настырно направилась к автокару.
– Веда! – попытался осечь меня Ратмир, но его голос отрезала с грохотом захлопнувшаяся дверца. Меня окружили теплая полумгла и звуки мурлыкавшего переливчатые мелодии приемника.
Прежде чем уйти, Богдан ткнул пальцем в сторону Ратмира, явно грозя, а потом лишь покачал головой в неодобрении, обращаясь ко мне. Несмотря ни на что, его осуждение болезненно царапнуло внутри. Старший брат скрылся из виду, и Ратмир, обождав с полуминуты его возвращения, все-таки уселся за руль.
– Ты уже жалеешь, – пробормотала я, ощущая невероятный ореол абсолютной безопасности и непоколебимого спокойствия, сопутствовавшего Ратмиру.
– Нет, – сухо отозвался тот и выжал педаль газа.
Мне так много хотелось рассказать ему, столько спросить, но я могла лишь зачарованно разглядывать его четкий профиль, смешные рожки, торчавшие из-под густых спутанных волос, руки, расслабленно лежавшие на руле. За окном мелькал разукрашенный разноцветными светляками ночной густой лес, и в кронах деревьев, путаясь и перемещаясь змейками, мерцали заколдованные гирлянды.
Неожиданно на меня навалилась страшная усталость, как всегда после сильных треволнений. Веки стали тяжелыми и захлопнулись совсем неожиданно. Я даже не осознала, когда именно меня поглотил глубокий успокоительный сон, такой необходимый измученному двумя последними сутками телу.
* * *
Сначала грудь сдавило, как будто сверху положили многопудовую гирю, и стало нечем дышать. Потом нахлынула невыносимая душевная боль, сильнее любой физической, отчего захотелось заорать в голос. Я не могла понять, откуда она взялась. Почему мучает меня? В панике глаза распахнулись и уставились на Ратмира, который, прижав трубку коммуникатора к уху, чтобы звонок не разбудил меня, внимательно слушал собеседника. Облегчение, что мужчина в действительности жив, оказалось сродни наслаждению.
Зеркальце пискнуло, отключая вызов. Я сидела очень тихо, поспешно зажмурившись, чтобы не выдать своего пробуждения, но от Ратмира сложно таиться.
– Скажи мне, – неожиданно заговорил он, разглядывая дорогу, – с чего ты вдруг решила, что я погиб?
Не открывая глаз, я тихо пробормотала:
– Мне так сказали, – короткий косой взор скользнул по напрягшемуся лицу Ветрова, похоже, он едва сдерживался от крепкого словца в адрес Богдана, – хотя неправда, мне так промолчали.
В автокаре повисло тяжелое безмолвие, лишь напевала едва слышная мелодия, а на лобовом стекле светились замороченные цифры музыкальной эфирной волны. Наверное, Ратмир взвешивал мои слова и пытался оценить их на правдивость. Торопить я его не собиралась – пускай прочувствует.
Мы, судя по всему, уже давно минули городскую стену и сейчас стремительно приближались к центру Ветиха, оставив позади спальные холмы. Из-за позднего часа улицы пустели, и по тротуарам под огнями витрин, еще не успевших закрыть ставни, торопились припозднившиеся гуляки. На остановках терпеливо дожидались ночных трамваев похожие на тени горожане, опоздавшие на последние поезда в подземке.
– Скажи, а он тебе не объяснил, что взрыв был запланирован? – внезапно прервал тягостную тишину Ветров, заставив меня поменяться в лице.
Руки сжались в кулаки, и стало отчаянно жаль, что, не желая отпускать Ратмира, я так и не влепила брату-предателю пощечину за вранье, ввергшее меня в черное отчаянье. Ведь молчание – та же ложь, единственно завуалированная.
– Нет, – процедила я, все больше злясь на Богдана, – как-то запамятовал, наверное.
– Мы хотели избавиться от Златоцвета Острова и браслетов Гориана одним махом, – глядя на дорогу, произнес Ветров, как будто по-прежнему разговаривал не со мной, а с невидимым собеседником по коммуникатору, – но его кто-то предупредил, и он вовремя ушел. Правда, его армия почти вся осталась там…
Ратмир плавно повернул руль, входя в поворот, несмотря на то, что световой фонарь загорелся красным. Ветров, признаться, гнал, не сбавляя скорости даже на опасных перекрестках, как будто сильно торопился, хотя внешне не выказывал и тени беспокойства. Огни за окном расплывались в сплошную линию, и здания превратились в темную монолитную стену, ведь водитель все сильнее и сильнее надавливал на педаль газа.
– Веда, – Ратмир смотрел в боковое зеркальце заднего вида, словно бы нарочно стараясь не встречаться со мной глазами, – иногда любой из команды погибает.
От его заявления я, признаться, поперхнулась и сдавленно кашлянула.
– Якобы, – быстро поправился он и, шутя, добавил: – не стоит расстраиваться. По крайней мере, сразу, пока не проверишь. Это не профессионально.
Он попытался неудачной подколкой разрядить нарастающее напряжение. Правда, безуспешно, и меня слегка перекосило. Насмешливый тон словно бы ударил под дых.
– Значит, расстраиваться – это не профессионально? – изогнула я брови, пытливо глянув с бесстрастное лицо Ратмира, и сухо добавила: – Да, ты прав. Меня действительно расстроила твоя гибель. Немного.
Убила бы собственными руками! Мне не верилось, что всего с полчаса назад на ночной дороге эта жестяная банка, отчего-то принявшая мужское обличие, проявляла живые человеческие чувства. Проклятье, все время забывалось, что он не человек, а аггел. Может, у аггелов голова по-другому устроена? У этого уж точно! Для умного парня иногда он говорит весьма несуразные вещи.
– Полегчало? – Ратмир, наконец, пожелал глянуть на меня, в черных глазах с желтыми ободками светилась ирония, и пояснил: – Определенно ты обозвала меня дурным словцом.
– Определенно, – подтвердила я, окончательно огорчившись, и отвернулась к окну.
Вот и воскрес, вот и поговорили. Иногда мне думалось, что в компании с Ветровым проще молчать и жевать фруктовую смолу, нежели пытаться поддерживать беседу. По крайней мере, за умную сойду.
Мы приближались к Лобному месту перед зданием городского Исторического музея. Громада из серого камня с высокими башнями прежде являлась большим собором и тянула острые шпили к покрытой полупрозрачными пятнами луне. Здание с остроконечной черепичной крышей погрузилось в ночную дрему, и узкие сводчатые окна с разноцветными витражами были темны.
В средние века в ныне Историческом музее гнездилась Инквизиция, и на площади перед зданием устраивали казни над еретиками, пытавшимися разобрать магию на составные части и доказать всему миру, что колдовской колодец имеет вполне осязаемое дно. Тогда по наивности считали, что магические ресурсы неограниченны, и только избранные одарены богами возможностью чаровать. Инквизиция жестко подавляла тех, кто пытался доказать очевидное. Сейчас же, когда природный магический колодец иссяк, а на каждом углу города кто угодно, независимо от талантов или родословной, мог купить заключенное в призму искусственное колдовство, становится непонятно, чего ради погубили столько народа.
В общем, камни площади видели много крови. Перед зданием даже имелось изваяние, подаренное городу известным архитектором – мраморная плаха, вымазанная в крови. Тонкие глянцевые ручейки сбегали с колоды, и по желобкам глубоких бороздок между камнями растекались на несколько сажень. Прохожие неосмотрительно наступали на лужицы и разносили по площади окровавленные следы от подошв, но, к счастью, колдовство действовало только на Лобном месте, а отпечатки испарялись за пару часов.
Зрелище не для впечатлительных, нужно сказать, но архитектора отчего-то очень жаловал главный маг Ветиховского Магического Совета. От необъяснимой симпатии Совет принял в дар еще одно творение мастера (до этого «творение», как писали в газетных листках, отказались безвозмездно принять пяток цивилизованных городов) – огромная, размером с многоэтажный дом, фигура первооткрывателя Западного континента. Сутулый маг в плаще с остроконечным капюшоном прикладывал руку к изредка моргающим глазам и грозно рассматривал другой берег Сервицы. Может, конечно, его призвали распугивать потенциальных врагов еще на подступах к городу, но, чтобы статуя не простаивала в ожидании оккупантов, на голову ей приладили световой шар, и теперь первооткрыватель талантливо играл роль маяка для ночных дирижаблей.
Ратмир остановился у кованых ворот, перекрывавших арочный въезд во внутренний двор, и, опустив окошко, приложил руку к неожиданно вспыхнувшей пентаграмме, зависшей в темноте. Решетки, украшенные выкованным четырехлистным клевером, разъехались, освобождая путь.
– Почему мы приехали в Музей? – с нарочито безразличным видом спросила я, прекрасно осознавая, что прямо сейчас Ратмир открывает мне те стороны своей жизни, какие прежде надежно прятал. – Тебя приперло на картины полюбоваться на сон грядущий или же грабить будем?
– Вежливая ты моя, – отозвался тот, осторожно выруливая между автокарами, каких оказалось неожиданно много для столь позднего часа, – мы приехали не в Музей, а в Орден.
У меня подпрыгнуло к горлу сердце, и зубы привычно прикусили сухую губу.
– Меня срочно вызвали, – пояснил Ратмир, глуша басовито перекатывавший двигатель, – и коль уж ты причастна… – он многозначительно замолчал и тут же предложил выбор: – Ты можешь подождать во дворе. Я позову Стрижа, чтобы не оставлять тебя одну… – но я уже поспешно трясла головой и безуспешно дергала ручку автокара, стараясь открыть дверь. Была бы моя воля, выпрыгнула бы без промедления, так не терпелось дотронуться до самого большого секрета в моей новой жизни.
– Хорошо, – скрыв улыбку, Ратмир перегнулся и помог мне открыть дверь.
Боясь, что он передумает, я выскочила с такой торопливостью, что мужчина только насмешливо хмыкнул. Гораздо позже мне, конечно, стало понятно, что в действительности выбора-то не было, ведь я знала слишком много. Ратмир только подыгрывал, манипулируя моими желаниями хитро и умело. Ровно как в первый вечер в лаборатории Дока, когда якобы позволил мне уйти и решить самой, как поступить дальше.
На улице сильно похолодало. Во внутреннем дворе музея царила ночь, и горел единственный световой шар, висевший в специальном коконе, чтобы его не унес ветер.
Ратмир шел стремительно, едва поспевала за ним. Мне очень хотелось схватиться за его руку, но неловкость победила, и, чтобы не отстать, я лишь сжала в кулачок его свитер. Мужчина, не замедляясь, рассеянно естественным жестом обнял мои плечи, и у меня сладко сжалось внутри.
Кажется, он что-то говорил, но все его, безусловно, важные инструкции пролетали мимо ушей:
–… Потом я или Стриж отвезем тебя домой, там стоят охранные контуры.
– Домой? – разочаровано пробормотала я, уловив лишь последнее слово.
– Если ты хочешь, – Ратмир задумчиво нахмурился, – я, конечно, могу отвезти тебя в коттедж твоих родителей. Они еще не вернулись, так что не придется объяснять, почему тебя охраняют…
Он говорил, а у меня от каждого слова по жилам растекалась радость, и расцветала глупая довольная улыбка.
– Нет, нет, домой – это отлично, – тут же замахала я руками в темноте. – Домой – мне нравится!
Пройдя двор, мы попали в тупичок, где над дубовой полукруглой дверью с чугунными накладками и тяжелыми заклепками, горел изогнутый фонарь с крошечным бьющимся внутри световым мячиком. На смотровом окошке, закрытом перегородкой, вспыхнула алая пентаграмма, и мой спутник привычно приложил ладонь к перевернутой светящейся звезде, заключенной в круг. Знак закрутился, смешиваясь в световое пятно, а потом громко щелкнул замок, и дверь медленно сама собой распахнулась, впуская меня в тайну.
Загадка начиналась с длинной каменной лестницы, круто убегающей в подземелье музея. Чем ниже мы спускались по едва освещенным ступеням, тем холоднее становилось, а воздух наполнялся запахом затхлости, книжной пыли и особенным вкусом сырости глубокого подвала. Ратмир шел впереди, и плечу, где прежде лежала его горячая рука, стало холодно.
Мы оказались в подземном хранилище с бесконечно длинными стеллажами с фолиантами и архивными папками. Помещение подавляло настороженной тишиной, и хотелось идти на цыпочках, чтобы не потревожить духов времени, поселившихся на полках с вековыми знаниями огромного города. Прозрачные магические стены, ограничивающие проход между стоявших торцами стеллажей, поглощали шелест наших шагов. Изредка в воздухе пробегали волны зеленоватых всполохов, выказывая границы перегородок.
В углу рядом с дверью в следующее помещение, уложив ноги в пыльных сапогах на обшарпанный стол с небольшим светильником, дремал мужчина. Маленькие очки скособочились, едва не падая, а из открытого рта вырывалось довольное сопение. Словно почувствовав наше приближение, охранник резко хрюкнул и едва не сверзился с опасного накренившегося стула.
– Ветров! – хрипловатым голосом фыркнул страж и поспешно убрал ноги со стола. Потом он заприметил меня, с любопытством выглядывавшую из-за спины Ратмира, и заявил, ткнув пальцем: – Передай своему брату, что он от меня не получит ни алтына!
– Ясно, – Ратмир подтолкнул меня к двери, и на ней тут же загорелась пентаграмма замка.
– Он знал, что Птаха прискочит сюда! – уже нам в спины обижено буркнул мужчина.
– Стриж опять на деньги спорил? – возмущенно охнула я, первой проходя в коридор со стенами, обтянутыми старым, местами изъеденным временем шелком. Ткань переливалась в скудном свете единственного шара под высоким потолком. Тут меня окончательно охватило волнение, ведь и здесь мне приходилось бывать, забравшись в голову Богдана.
– Не принимай близко к сердцу, – не останавливаясь, отозвался Ратмир.
Перед нами появились белые створчатые двери, уже виденные мною глазами старшего брата, и Ратмир, протянув руку у меня над головой, толкнул створки.
Теперь тайна открылась мне целиком, и она потрясала своим размахом.
Невероятных размеров зал, практически погруженный в полумрак, заставлял чувствовать себя маленькой и несущественной, как блоха. В самом центре над мраморным полом с переливавшимся контуром четырехлистного клевера медленно крутился морок в миллионы раз уменьшенной копии нашей планеты.
Земля казалась живой, словно изображение транслировали в реальном времени из глубин вселенной. Вместо потолка высоко-высоко блистало звездами черное небо, и невидимое солнце посылало к макету лучи, освещая его с той стороны, где сейчас, судя по всему, царил день. Крошечные настоящие облака плыли над поверхностью планеты. Яркий желтый свет заливал кляксы выжженных пустынь, а острые шапки хребта Уральских гор, пересекающих Центральный континент, поглотила темнота. В огромных океанских пространствах выделялись почти черные пятна глубин. На неровных континентах кто-то щедрой рукой рассыпал блестящие знаки четырехлистных клеверов, отметив города, где находился Орден.
У меня перехватило дыхание, и Ратмиру пришлось дернуть меня за руку, когда, оказавшись под шаром, я задрала голову и никак не могла отвлечься от созерцания настоящего чуда.
Поднявшись по мраморным ступеням, мы попали в зал гораздо меньший, нежели первый. В углах стелились тени и подступали к разношерстной публике, собравшейся у большого стола с подсвеченным мороком карты города, словно бы видимого с высоты птичьего полета. Голоса присутствующих в царящей неземной тишине разносились смущенно и как будто осторожно.
Миниатюрная копия Ветиха позволяла следить за кипучей жизнью в реальном времени (точно такую карту я видела в Ратуши). Медленно плыла Сервица, и на ее берегу переливался разноцветными красками припортовый район. В темных островках эльфийских парков поблескивали фонари. Извилистые улочки походили на ленточки, изыскано пришитые к полотну города умелой рукодельницей. Возвышенные холмы сбегали в низину к центру с административными башнями. Веско светился Кремль, в котором располагался Ветиховский Магический Совет. Над зданием Исторического музея крутился зеленоватый знак четырехлистного клевера. Ветих спал.
На совещании помимо людей присутствовали не только зеленокожие тролли, превосходившие остальных ростом, но и аггелы, отличавшиеся мощным телосложением. Подозреваю, что запястье каждого здесь украшала татуировка клевера, которую в глубине души мне тоже хотелось заполучить.
Опершись о столешницу, над картой склонился мужчина с опрятной бородкой, тот самый, к кому ночью накануне приходили Ратмир с Богданом. За его плечом, скрестив руки на груди, морщила носик худенькая Свечка, и ее бледное утонченное личико резко контрастировало с неизменно идеально уложенными черными волосами. Среди прочих стоял незнакомо взрослый Стриж и, хмурясь, потирал гладкий подбородок. За эти сумасшедшие дни мне не доводилось видеть приятеля таким сосредоточенным, будто бы он специально, чтобы одурачить меня, надевал наряд шутника, стараясь скрыть истинный характер.
Не ожидавшая застать целую толпу, я оробела и даже притормозила, но Ратмир подтолкнул меня вперед, не давая остановиться. Приятный мужчина с бородкой, вероятно, являвшийся здесь главным, поднял голову, различив наши шаги, и оборвался на полуслове. Его ледяной взгляд словно насадил нас с Ратмиром на острие иглы. Лично меня кольнуло очень ощутимо.
Остальные недоуменно переглядывались, отвлекаясь от обсуждения. Разговор окончательно затих, и по очереди, не сразу, присутствующие оборачивались к нам – нарушителям порядка. От одного взгляда на меня Стриж расплылся в довольной улыбке, тут же снова становясь взбалмошным отроком. Изуродованный шрамом мальчишка, достававший моему приятелю едва до плеча, тот самый, кто поутру вместе с Богданом вез меня в богатый особняк, скорчил недовольную мину. Свечка вздернула подбородок с презрительной гримасой, словно бы мое появление в Ордене являлось для нее оскорблением.
– Ветров? – в голосе мужчины с бородкой прозвучал металл и требование объясниться. Глаза сузились, останавливаясь на мне.
– Венцеслав? – без особого уважения переспросил Ратмир, вовсе не опечалившись недовольством начальства. От новости, что прямо передо мной предстал хозяин дома, откуда я благополучно смылась, щеки порозовели и от волнения стали влажными ладошки.
– Увез! – кивнул он.
– Сбежала, – нахально вклинилась я и тут же уверила: – но мы ехали очень быстро.
– Ветров, – сощурился Венцеслав, – ты понимаешь, как тебе повезло?
Тот только хмыкнул.
– А он у нас, вообще, везучий парень, – фыркнула Свечка, скривив губы.
Словно бы стараясь замять грубость, народ загудел, с деланным воодушевлением возвращаясь к обсуждению. Мне освободили место рядом со Стрижом, и приятель, не скрывая довольной улыбки, похлопал меня по плечу, а потом, нагнувшись, зашептал:
– Молодец, мужик! Ты мне выиграла четвертной!
Мальчишка со шрамом, едва слышно забормотал:
– Денег не получишь! Вы с Птахой, – он кивнул на меня, – сговорились.
Под пристальным взором Венцеслава мальчишки притихли, крайне недовольные друг другом.
– Где твой брат? – резко спросил главный у меня.
– Ехал сразу за нами, – неразборчиво соврала я в ответ.
– Значит так, Ветров, – главный не собирался скрывать раздражения, – только попробуйте с Истоминым устроить разборки, как на последнем собрании, выгоню обоих взашей!
Ратмир, не выказывая никакого беспокойства перед угрозой, с высокомерным видом сунул руки в карманы и склонил голову набок. Ох, мне бы так относиться к приказам начальства!
– И сотру память, – ткнул пальцем Венцеслав, выходя из себя. – Понял меня, Ветров?
– Ясно, – спокойно отозвался тот.
– Без права восстановления! – не унимался бородач, грозно сверкнув глазами и явно пытаясь утвердить собственный авторитет перед оскорбительно дерзким подчиненным.
Ветров старший только пожал плечами, а у меня в голове лихорадочно сводились воедино события последних дней, словно бы результаты в счетоводной отчетности. Выходило, что Богдан, прознавший о приглядывавших за мной братьях Ветровых, устроил Ратмиру «разговор по душам» и, похоже, запретил даже коситься в мою сторону! Столько обид и страданий только потому, что мой старший братец не одобрил кандидатуру собственного хорошего друга?! Ну, держись Истомин! В душе вспыхнул яростный огонек, и я представила соблазнительную картину, где с феерическим наслаждением колочу его, как боксерскую грушу.
В общем, когда распаренный и злой Богдан на всех парусах ворвался в зал, мы как раз могли потягаться с ним силой гнева.
– Истомин! – гаркнул Венцеслав, прищуриваясь. – Почему опаздываешь?
– Меня без автокара оставили, – буркнул брат сквозь зубы и окатил Ратмира гневным взором. С раздраженной гримасой, сжав челюсти, Богдан застыл с противоположной стороны стола и уставился на меня так, словно хотел придушить. Чтобы не дергаться, оставалось лишь сосредоточиться на обсуждении и не обращать внимания на витавшее в воздухе напряжение.
Правда, понимание темы меня не успокоило, наоборот, в голове зазвонили тревожные колокольчики. Выходило, что Златоцвет, потерявший во взрыве почти всю свиту, сильно опечалился тем, что сила браслета перетекла ко мне, превратив в живой полный черной магии сейф. Сейчас мы делили один дар на двоих, и ведун жаждал собрать колдовство воедино, а потому уже открыл на меня охоту. Пока я находилась в особняке Венцеслава или в Ордене, ставший в разы сильнее чернокнижник, тонко чувствовавший родственные токи темной силы, не мог меня обнаружить, но вот по дороге в музей – запросто (потому-то Ратмир и гнал, словно ошпаренный). В общем, чтобы убрать господина Острова, неожиданно преобразившегося не только в наглого, но и опасного противника, ему решили устроить ловушку.
– Он знает, – Ратмир кивнул на карту, – что Птаха в Ордене, поэтому с утра будет искать ее здесь.
– А почему бы сейчас не начать? – скривила губы Свечка.
– Ветров прав, – согласился Богдан, – ему нужна толпа, чтобы мы не могли стрелять. Один в поле не воин.
– В нем сейчас столько силы, – фыркнул тролль, в котором я узнала хозяина постоялого двора, где пару дней назад откачивали Стрижа, – что он и воин, и целая армия.
Присутствующие заспорили, а я продолжала вникать в суть, и открытия мне совершенно не нравились. Выходило, что Златоцвета хотели заманить в ловушку, а в качестве приманки использовать… меня, конечно. Оттого, с каким хладнокровием наравне с остальными Ратмир, Богдан и даже изменник-Стриж обсуждали план, заныло внутри.
– Один пентакль на Лобной площади, другой в холле музея, поэтому место отличное, – стоявший за спиной Ратмир, уперев ладони в ребро столешницы, заключил меня в тиски между вытянутыми руками. Непроизвольно я отпрянула от прижавшегося мужчины, чувствуя себя преданной, и практически вжала голову в плечи, не желая касаться обманщика. Богдан, старательно избегавший даже случайных взоров на нашу сторону, зло блеснул глазами.
– Что случилось? – неожиданно едва слышно уточнил Ратмир мне в макушку, пока остальные обсуждали предложение.
– Вы что же, – я быстро облизнула сухие губы, – решили меня отдать Златоцвету?
Как назло в тот момент все отчего-то точно по команде примолкли, и мой вопрос прозвучал в гробовой тишине. На лицах присутствующих расцветали снисходительные улыбки, словно я, как маленькое дитятко, сморозила страшную глупость. Только Венцеслав изменился в лице, похоже, сильно оскорбившись.
– Безусловно, девочка, – процедил он таким тоном, что мне стало совестно, – никто тебя не собирается бросать на растерзание безумцу. Тебя заменят двойником.
Богдан демонстративно закатил глаза, заставляя меня залиться неловким румянцем, а Ратмир и вовсе отодвинулся. Чувствуя страшный конфуз, я лишь сумела пробормотать:
– Двойник, значит.
– Я, к примеру, – хохотнула Свеча, не скрывая довольной гримасы. – Надену парик, оборотное колечко, нацеплю кулончик, чтобы черной магией смердеть. Стану краше тебя самой!
– Смотри, как бы ты от черной магии сама не задохнулись, – мрачно ответствовал на сарказм Стриж.
Присутствующие подхватили грубоватую шутку, предлагая свои кандидатуры, а у меня пред мысленным взором мелькнул туманный образ рыжеватых густых волос, похожих на мои собственные. Мгновенный и стремительный, он растворился с невероятной быстротой, но заметно царапнул необъяснимым беспокойством. Я никак не могла понять, что именно меня встревожило в словах женщины.
Выходило, что мой двойник, оказавшись на людной площади перед музеем, привлечет Злата и заманит его в ловушку, так называемый «пентакль», который еще во время инквизиции выложили под брусчаткой. Злату перекроет все магические силы, а потом перенесет в подвал Ордена. Все просто, никаких проблем. Нас много – он один. Почти полная безопасность. Вместо страха, завладевшего мной еще минуту назад, в душе вспыхнуло лихорадочное желание принять участие в авантюре. В конце концов, ведь Ратмир позволил мне в образе гоблина заявиться к Лори Толтеа? Конечно, задание стало провальным, но все знают, что первый блин получается комом. Разве не так?
– Я могу это сделать. Смогу заманить его, – выслушав до конца, произнесла я, и вслед моим словам возникла ошарашенная пауза. Похоже, перемена настроений в новенькой хорошенько озадачила собрание.
– Нет!!! – резко раздалось сразу три категоричных голоса. Причем два из них принадлежали братьям Ветровым, а последний Богдану, буквально побелевшему от бешенства. Вслед за возгласом Ратмир в раздражении отвесил мне подзатыльник, чтобы не высовывалась.
– Да, что в этом такого? – обернулась я с горящими жаждой приключений глазами к Ветрову старшему, сжавшему губы в тонкую линию. Стриж тоже не особенно вдохновился моим предложением. Братья лишь мрачно переглянулись, и стало понятно, что поддержки от них не получить даже если приплатить каждому пару сотен золотых десяток.
– Слушайте, – уже обратилась я к Венцеславу, – меня же здесь со всех сторон страхуют. К тому же, простите мою прямоту, но Златоцвет не болван, уж двойника-то он сможет отличить. Он меня в маске гоблина узнал!
Глава Ордена изучал меня с пристальным вниманием и что-то быстро вычислял в уме. Похоже, он практически согласился.
– Так, – без лишних обсуждений Ратмир схватил меня за локоть, – мы уходим отсюда!
Он так резко дернул, что меня хорошенько качнуло.
– Стой! – тут же выкрикнул Богдан, стремительно направляясь к нам. – Не смей ее трогать. Она уйдет только со мной!
Скандал раскручивался столь стремительно, что обещался втянуть в воронку всех присутствующих. Кажется, Ветров только и ждал удобного случая, чтобы сцепиться с моим старшим братом.
– Мы едем домой! – произнес Ратмир, уже таща меня к ступенькам. Нужно сказать, пунцовая от смущения я практически не сопротивлялась, чтобы не опозориться окончательно.
– В какой именно дом ты ее повезешь?! – подлетел к нам Богдан и весьма грубо схватил меня за шкирку, как провинившегося щенка. Ворот рубашки врезался в горло, и от него отлетела пуговица.
– Осторожнее! – вырвалось у меня, сморщившейся от боли.
– Ее нужно прятать под контуры, чтобы не нашли!
– Эй! – Ратмир в ярости толкнул соперника в плечо. Брат непроизвольно разжал пальцы, освобождая меня, и отшатнулся.
В следующий момент мужчины, похожие на драчливых петухов, вцепились друг другу в грудки. От силы хватки у обоих трещала одежда, я попятилась, мечтая лишь провалиться от неловкости под мраморный пол.
– Стоп! – рявкнул Венцеслав, и от его вскинутой ладони воздух всколыхнулся волной. В лицо пахнуло теплом, ветер взъерошил волосы. Надо же, оказываться хозяин Ордена сам являлся магом! Тяжело дыша, мужчины с яростью уставились друг другу в глаза, не в силах остановиться.
– Я предупреждал обоих! – вкрадчиво добавил маг.
Нехотя драчуны разжимали кулаки и одергивали одежды.
– Желаете выяснять отношения, то пошли отсюда! – Венцеслав ткнул пальцем, и с кончика сорвался узкий луч, рассекший полумрак помещения. – А, если завтра хотите страховать ее, – он кивнул в мою сторону, – то вам стоит договориться о перемирии! Потому как она будет участвовать! Это ее решение!
Ох, хорошо, что взгляды все-таки не убивают. Оба скандалиста окатили меня таким презрением, что захотелось обернуться невидимкой.
– Вон, я сказал! – подогнал их Венцеслав. – Когда придете в себя, вернетесь!
Похожие на ощетинившихся псов мужчины направились к ступенькам, спускавшимся в холл с макетом планеты. Бывшие друзья старались держаться на расстоянии, как будто боялись снова сцепиться у всех на глазах. Ратмир покидал место боя вразвалочку, сунув руки в карманы, а Богдан, натянув на голову капюшон, ссутулился, как в детстве, когда мама Ярослава наказывала его за наши общие проделки, и брату приходилось принимать всю вину на себя.
– Браво! – беззвучно искривила губы Свечка и, издеваясь, изобразила аплодисменты.
– Веда, возвращаемся к обсуждению! – недовольно проворчал Венцеслав, кивнув на карту. – Без своих двух защитников ты уж как-нибудь полчаса переживешь!
Оставалось лишь бросить последний жалобный взор на удаляющиеся спины самых дорогих мне мужчин, неожиданно ставших непримиримыми врагами, и попытаться сосредоточиться на том, что мне втолковывали.
– Не переживай, – успокоительно похлопав меня по плечу, едва слышно произнес Стриж, – они же уже сошлись хотя бы в том, что тебе не стоит участвовать. Значит, помирятся.
– Или перестреляют друг друга, – фыркнули рядом.
Совещание закончилось, а потом, когда Ратмир и Богдан, деланно игнорируя друг друга, возвратились в опустевший зал, произошло другое обсуждение, и на нем присутствовали только мы да Свеча. Должна признать, что настоящий план о том, как поймать спятившего чернокнижника, походил на аферу или великолепный спектакль, где мне выпало исполнить главную роль. Оставалось лишь надеяться, что мне хватит актерского таланта, чтобы претворить его в жизнь.
* * *
… Кошмар никак не хотел уходить. Мануфактура пылала и рушилась. С оглушительным треском осела крыша, выпустив в воздух стоп искр и облако огня. Неожиданно картинка сменилась, и появилось плывущее в мареве лицо моего двойника. Я закричала, а черты близнеца окончательно размазывались, и из кляксы вылепливалась Свеча с такими же русыми волосами, обрезанными по подбородок, как мои собственные. Ее губы, накрашенные кармином, рассекла злая улыбка. Женщина вскинула самострел, целясь мне в лоб…
С ужасом я дернулась и уселась на постели. Меня лихорадило, голова шла кругом. Подушка и простыня стали влажными.
Свечка в меня стреляет?! Господи, привидится же такое! Конечно, горделивая особа не вызывала во мне дружеских чувств, но и подозревать ее в предательстве казалось слишком даже для меня! Наверное, во всем были виноваты разошедшиеся не на шутку нервы.
Тяжело дыша, я опустила ноги с кровати и, ссутулившись, уставилась в огромное окно. Внизу, как на ладони, расстилался ночной Ветих. Город походил на темный океан, а тонкие извилистые ленты освещенных дорог опутывали поблескивающие лужицы парков. Как выяснилось, говоря «дом», Ратмир имел в виду свой собственный дом, квартиру на предпоследнем этаже старинной башни недалеко от центра города. Обстановка здесь поражала своим минимализмом, зато пустоту заполняли книги. По стенам тянулись стеллажи и, везде, где придется, лежали стопки томов. Глядя на огромную библиотеку, собранную в одной квартире, поневоле вспоминался рассказ Дока, проболтавшегося, что Ратмир когда-то преподавал в Университете. Как ни странно, именно в том, который четыре года назад закончила я.
Правда, когда в компании Стрижа меня сюда привезли, то все приготовления перед завтрашней авантюрой закончились, а потому ни хозяина квартиры, ни моего старшего брата мы не застали и усталые разбрелись по спальням. Нам и спать-то оставалось всего пару часов, ведь совсем скоро Златоцвет должен был обнаружить меня…
Пить хотелось нестерпимо. Натянув рубашку, я выглянула в тихую гостиную с одной стеклянной стеной и, спотыкаясь, побрела на кухню, не совсем уверенная, где именно она находится.
– Ты куда направилась? – раздался резкий голос Богдана, и от неожиданности меня подбросило на месте, как мячик. Испуганно выдохнув, я схватилась за сердце. Пальцы судорожно сжали полы бесстыдного одеяния, чтобы не расходились, и одернули подол, стараясь прикрыть исподнее. Старший брат сидел на диване напротив окна и, скрестив руки на груди, разглядывал открывавшийся невероятный вид. От высоты захватывало дух, и казалось, что комната наполнена лунным светом.
– Истомин, ты меня до нервного тика довести хочешь?
– Вернись в спальню, – велел он сдержано, даже не повернув головы.
– Попить-то мне можно? – фыркнула я, скрестив руки на груди. – И, вообще, почему ты не спишь?
– Я думаю, – пробормотал он каким-то чужим голосом. – Думаю о том, как получилось, что моя младшая сестренка ввязалась в это! Ведка, откажись, еще есть время.
– Богдан… – признаться, от прозвучавшей в словах брата горечи внутри царапнуло. Обиды за его выходку днем, когда он намеренно промолчал, что Ратмир жив и здоров, не осталось. Подойдя, я уселась рядом и уставилась на желтоватую луну, до которой, казалось, можно дотянуться рукой.
– Ведка, ну зачем тебе это все? – не дождавшись ответа, спросил брат. – Сколько раз тебя пытались убить за последние две недели? Три, четыре? Разве, это нормально? Ты должна остановиться прямо сейчас! Разве ты не понимаешь, что такая жизнь затягивает! Опасность, как опиум. Боишься, а все равно тянешься, снова и снова. Опомнись, это дорога катится в пропасть! Мне-то ты можешь поверить, сам крепко увяз.
Он замолк и ссутулился, опустив голову.
– Богдан, неужели ты не видишь? – я осторожно погладила его коленку и ласково улыбнулась, надеясь успокоить: – Я уже пропустила последнюю остановку.
– Проклятье, Ведка! – пробормотал брат и растер лицо ладонями. – Ведь это все из-за него? Из-за Ветрова? Ты представь, как ты его приведешь в дом к нашим родителям? Что ты скажешь матери? – Брат так лихо поменял тему разговора, что я только тихо хмыкнула. – Ан, нет! – Он делано хохотнул и махнул рукой: – Мама Ярослава еще ничего, вот мне любопытно, что именно ты скажешь отцу?!
Богдан, не замечая моего снисходительного взора, продолжал:
– Ты знаешь, что его дед был чистокровным аггелом? У него был хвост, между прочим!
– Действительно? – попыталась изобразить я фальшивое удивление.
– А у самого Ветрова рога, как у беса, и глаза желтые! Он же их красит каплями!
– Правда что ли? – все-таки ехидство просквозило в моем тоне, и Богдан внимательно глянул мне в ухмылявшееся лицо.
– Тебе ведь наплевать?
– Совершенно, – кивнула я.
– Именно этого я и боялся, – тяжело вздохнул тот и взмолился: – Ведка, ну, мне-то что с этим всем делать?
– Смириться, Истомин, – тихо посоветовала я, уже понимая, что выиграла бой, разбив неприятеля в пух и прах. – Для меня уже нет другого пути. Решение принято.
Богдан прочувствовал, что все его доводы не стоят и ломаного гроша. Он медленно поднялся с дивана, постоял у окна, сунув руки в карманы, а потом резко направился вон из квартиры. Я только вздрогнула, когда хлопнула входная дверь.
Честно говоря, после тяжелого разговора мне даже пить расхотелось. Я собралась вернуться в спальню, но заметила, как в темном длинном коридоре из-под одной из дверей вырывается тонкая полоска света. Стоило бы лечь спать и не глупить, ведь мне предстояли очень сложные часы, которые потребуют все мое мужество…
Кажется, я пришла в себя, когда уже повернула латунную ручку на двери в комнату Ратмира. В сумрак коридора выплеснулся теплый желтый свет, ослепивший меня на мгновение. Глаза непроизвольно сощурились, дрожащие пальцы схватились за ворот рубахи, стискивая его. Обнаженный по пояс мужчина, полулежавший на кровати, резко вскинулся, оторвавшись от чтения. Сильная рука с татуировкой на запястье дернулась к самострелу на прикроватной тумбочке. В следующее мгновение, распознав в нежданном госте меня, Ратмир расслабился, напряженный взор сменился вопросительным.
Мы молчали, и, надо сказать, пауза становилась просто непристойной. Я колебалась, а Ратмир, пряча самую ненавистную из своих понимающих улыбок, закрыл книгу, лежавшую на коленях, и приготовился слушать. Он выглядел до крайности взрослым и недоступным, а еще притягательным. Мне хотелось его всего, даже дурацкие рожки, торчавшие из-под спутанных волос!
Готовая дать деру, если расклад хотя бы просто покажется паршивым, я, помолчав, кивнула:
– У тебя очень большая квартира, – черные брови мужчины изогнулись, глаза блеснули лукавством, пришлось объяснить: – хотела найти кухню, но заблудилась.
Ратмир кашлянул в кулак, маскируя смех, и спросил:
– Как ты проскочила мимо своего стража?
– Богдан решил немного провериться, – произнесла я, пристально глядя в лицо Ветрову, и повернула ключ в замке, запирая дверь. В повисшей тишине щелчок показался неожиданно громким, как выстрел. Улыбка моментально сошла с губ Ратмира, зато появилось новое мною пока еще плохо изученное выражение пристального внимания.
– Я тут подумала, если вдруг ничего не выйдет…
– Ты должна отказаться прямо сейчас. Едем обратно в Орден, – перебил он меня и дернулся, намереваясь подняться.
– Поздно, – остановила я его, махнув рукой. – Хотя бы ты не начинай.
У меня не получилось выдержать его пытливого взгляда, я отвернулась. Ветров следил за мной, не подгонял и не пытался заговорить. Он не пропускал ни одного моего движения, позволяя разглядеть дипломы в стеклянных рамках на стене, провести пальчиком по обтрепанным корешкам томиков, стоявших на скрывавшем одну из стен стеллаже.
– У тебя очень много книг, – я не узнала собственного голоса, низкого с незнакомыми нотками.
– Их еще мой дед собирал, – последовал ответ.
– Дед, значит, – кивнула я и без спроса взяла с газетного столика тонкую папочку. Внутри лежала одна единственная фотография – моя. На высоких каблуках и наряженная в узкую юбку я шла по мощеному тротуару, прижимая к уху коммуникатор, а ветер, не щадя укладки, трепал густые русые волосы. На коленке красовалась ссадина, а из разодранного ридикюля едва ли не сыпались глупые женские мелочи и бутерброды в хрустящей бумаге, по сей день портившиеся на дне сумки. На фото я кривилась в недовольной гримасе и морщила нос. Похоже, опять оставляла на автоответчике Богдана сто тысячное послание. Прямо сейчас мне казалось, что наша первая встреча с Ратмиром случилась в другой жизни.
Я продемонстрировала фотографию Ветрову. Тот, нахмурившись, скрестил руки на груди, словно бы готовясь к ссоре, и склонил голову набок. Папочка полетела обратно на газетный столик туда, где ей и было место – в прошлом.
– Твой дед тоже преподавал историю? – полюбопытствовала я, стараясь развеять возникшее напряжение. Воздух густел, в нем ощущался накал, как будто проскакивали невидимые искры.
– Литературу.
– Ты знаешь, – я сделала к кровати медленный шаг, а пальчики расстегнули верхнюю пуговицу на вороте, – это, конечно, очень глупо глубокой ночью обсуждать родственников, но Богдан открыл мне страшный секрет – твой дед, оказывается, был чистокровным аггелом и у него был хвост.
– Твой брат не соврал, – отозвался Ратмир, а потом, нахмурившись, с наигранным непониманием уточнил: – Что ты делаешь?
– А на что это похоже? – в притворном недоумении округлила я глаза и расстегнула еще одну пуговицу.
Ратмир тихо хмыкнул. На губах заиграла та самая улыбка, которую я жаждала увидеть с той самой дрянной ночи на постоялом дворе. Ленивая, по-мужски обольстительная и многообещающая. Отбросив сомнения, я медленно приближалась к просторному ложе, и сердце билось, как сумасшедшее.
– Еще Богдан сказал, что у тебя есть рога, – в моем голосе прозвучало лукавство.
– Как видишь.
– О, боже! – я передернула плечами, сбрасывая на пол рубаху. – Похоже, ты аггел?
Одежда упала к ногам неряшливой лужицей. Мужчина не сводил с меня горящих глаз и не говорил ни слова. Его долгое молчание смущало, и становилось неуютно стоять перед ним вот так, почти обнаженной.
Он резко привлек меня к себе, и в следующий момент я уже лежала на его груди. От мужского тела шел жар. Ратмир прерывисто дышал, выдавая себя. Наши лица оказались очень близко, и его взгляд, казалось, проникал под кожу. Через секунду мужчина резко перекатился, утягивая меня за собой, и навис на вытянутых руках.
– Ты уверена? – прошептал он. Глаза потемнели, а зрачки стали такими огромными, словно бы слились с черной радужкой.
– Признайся, – вместо прямого ответа пробормотала я, – мой ненаглядный братец и тебе втолковывал о моей устроенной жизни и спокойном будущем?
– Он прав.
Ратмир давал мне последний шанс передумать и снова сбежать. Не дождется!
– Мы, Истомины, можем быть очень убедительными, когда нам это нужно, – прошептала я, и пальцы запутались в густых черных волосах мужчины.
Наконец, бессмысленный треп, призванный лишь продлить мучительное ожидание, оборвался. Спасибо тому, кто сверху следит за нами и повелевает нашими жизнями, ведь первый раз с Ратмиром был обязан стать именно таким – особенным.
