Глава 13
Похищенная
В подземелье Ратуши, куда нас с Богданом привезли стражи, скрутив на пороге особняка перепуганной Лори, задували сквозняки, и царил ледяной холод. Под потолком бился световой шар – единственный почти разряженный источник света. В маленькой каменной коробке с деревянной лавкой и зловонной дырой в углу не было решеток, словно бы одиночная камера являлась продолжением коридора. Только ощущение призрачной свободы являлось обманным, ведь стоило чуть склонить голову, как вместо одной стены вспыхивала прозрачная магическая перегородка, и по ней изредка, если присмотреться, пробегали голубоватые лучики-змейки.
Чтобы согреться, я забралась на лавку с ногами и подтянула колени к подбородку.
– Истомин, на выход! – раздалось эхо резкого гнусавого голоса. У меня непроизвольно зашевелились уши. По коридору прошелестели шаги, и брат, отгороженный от меня лишь расстоянием из воздуха, остановился перед темницей. Коротенький драный халатик, разошедшийся по швам, едва прикрывал мужской срам.
– Удачи, сестренка, – Богдан растянул губы в усмешке.
Нужно было сказать, что-нибудь оскорбительно-уничижительное, только сил на пикировку не осталось.
– И тебе, – буркнула я, отворачиваясь, и уши обижено поникли.
Он помялся, явно желая продолжить беседу, но промолчал и, развернувшись, убрался из темницы. Я осталась одна, вернее, с друзьями по несчастью, тихонечко, как мышки, сидевшими в соседних камерах.
От скуки хотелось заснуть, но холод отпугивал дрему. Правда, через бесчисленные часы в наш безмолвный подавленный коллектив, рассаженный по камерам, притащили тролля-весельчака, хмельного и довольно жизнью, схваченного в центре Ветиха за разбитую витрину торговой лавки. Прежде чем вырубиться, пьянчуга орал на все подземелье скабрезные песни, а потом вдруг резко осекся и в следующую секунду захрапел по-богатырски, расстроив заключенных своим самоустранением.
Тролль стал единственным развлечением в бесконечном заточении, растянувшимся, как выяснилось позже, на долгие сутки. От безделья, пока светильник не погас окончательно, мне удалось изучить все без исключения надписи на стенах. Одна запомнилась особенно четко: «Бог помнит о наших желаниях, даже если мы о них уже забыли».
К счастью, обо мне тоже не забыли.
– Выходи! – усатый страж с усталыми глазами выступил из темноты, как будто соткался из воздуха. Я испуганно вздрогнула, и оглянулась к нему. Горло сильно першило от переохлаждения, и очень хотелось есть. За фигурой мужчины метнулся новый подзаряженный светильник. В пришельце я узнала того самого блюстителя порядка, к какому приходила на прошлой седмице, надеясь найти защиты в Ратуше.
Страж, для чего-то воровато оглядевшись по сторонам, быстро провел рукой по пентаграмме, светившейся на стене напротив камеры, и невидимая перегородка, ослепив на мгновение, вспыхнула, чтобы исчезнуть.
– Тебя ждут наверху, – кивнул мужчина, и от его слов у меня екнуло сердце.
Мы шли по длинному темному коридору, и над нашими головами летел световой шар, отчего на полу растягивались уродливые тени. По лестнице я поднималась уже на непослушных ногах, словно бы слепленных из мягкой глины. Страж распахнул дверь, пропуская меня вперед в маленькую теплую комнатушку, и подтолкнул в спину, когда я замерла на пороге.
Ратмир в знакомой натянутой до бровей шапочке, для удобства закинув одну ногу на колено, сидел на стуле и просматривал газетный листок. В животе моментально запорхали бабочки, и решительность окончательно покинула меня.
– Шевелись, – раздраженно буркнул страж сквозь зубы. Ветров, словно бы нехотя, оторвался от чтения новостной колонки. Его взор задержался на моем лице, заставляя испуганно поежиться. Мы встретились глазами, и Ратмир равнодушно отвернулся. На меня тут же нахлынуло чувство вины за проваленное задание.
– Привет, – только и пробормотала я, опуская голову, как нашкодивший отрок.
– Забирай его, Ветров, – прошипел блюститель порядка, – и валите отсюда, пока не засекли. Я и так рисковал!
Ветров, кивнув в безмолвном согласии, отбросил газетный листок на низкий обшарпанный стол и поднялся.
– С меня причитается, – бросил Ратмир небрежно и, коротко кивнув мне, вышел. За его спиной хлопнула дверь с закрашенным белой краской стеклом. В первый момент я так растерялась, что только сумела ушами пошевелить, а уж потом, чувствуя себя последней ослицей, бросилась ему вдогонку.
На город опускались сумерки. Небо посерело, и нагретый весенним солнцем воздух медленно остывал. Вспыхивали многочисленные огни вывесок, а тянувшаяся по тротуарам толпа напиталась рассеянной усталостью прожитого дня. Ветров заговорил, когда мы спускались по мраморным ступенькам к оставленному рядом с тротуаром спортивному автокару.
– Если бы в прошлую пятницу ты не сбежала из Ратуши, – сухо произнес Ратмир, не глядя на меня, – то все бы закончилось гораздо раньше.
Я семенила за мужчиной, не смея произнести и слова. В ушах от стремительности свистел ветер, и от сожаления хотелось удавиться. Наверное, я бы отдала полжизни, чтобы загладить свой промах.
– Я как раз поднимался по этой лестнице, когда ты надевала на руку браслет, – продолжил мужчина, не собираясь щадить мои чувства, – и не успел.
– Жаль, – пробормотала я, пряча глаза, когда забиралась в автокар.
– Мне тоже, – кивнул Ветров и хлопнул дверью, отрезая от меня уличные живые звуки.
На одно мгновение стало холодно, как будто меня снова закрыли в промозглом подземелье. В действительности я не сожалела ни об одной из прожитых за эти сумасшедшие дни минут. В отличие от Ратмира.
Уже усевшись за руль и заведя мотор, он устало растер лицо ладонями и пояснил:
– Извини, что не вытащил раньше. Твой портрет совпал с лицом какого-то сбежавшего на прошлой седмице воришки.
– Понятно, – пробормотала я, опуская голову, и немедленно пожелала оказаться в другом месте, главное подальше от ледяного безразличия, исходившего волнами от собеседника.
Мы неслись по знакомым центральным проспектам города, ловко маневрируя в кипучем потоке. Мгла, расцвеченная яркими огнями, сгущалась, и фонари разгорались все сильнее. За окошечком автокара проплыла большая наводненная праздно шатавшимся народом площадь перед памятником погибшему на дуэли поэту. Струи музыкального фонтана вспыхивали яркими красками, даря зевакам сказочное зрелище. Впереди замаячило здание «Веселены Прекрасной», и из него выходили припозднившиеся клерки.
Мысленным взором я проникла в светлый холл, который видела, казалось, в прошлой жизни. Пробежала взором по портрету старика, в чьем особняке на пару со старшим братом мы устроили погром, снова полюбовалась старинными часами… И тут мое сердце бросилось вскачь, бешено и дико. Лосиан Толтеа говорил: «Самое дорогое таится в часах». Если быть точнее, то в старинных напольных часах с позолоченным колоколом! Тех самых, что исправно каждый день отбивали полдень и с укором указывали мне на опоздания! Брякающий звук разносился по всей конторе, а внутри вибрировало старинное украшение – жемчужина коллекции безумного собирателя осколков Мировой войны! В голове прояснилось, крошечные кусочки мозаики встали на свои места, и радость вспыхнула ослепительным сиянием.
– Я знаю, где спрятан браслет! – дрожа от возбуждения, выдохнула я, прервав долгое тяжелое молчание, висевшее хмурым облаком в салоне автокара.
– В «Веселене Прекрасной», – не оборачиваясь, бросил Ратмир и раздраженно нажал на клаксон, чтобы привлечь внимание зазевавшегося водителя, пытавшегося, не глядя в зеркальце заднего видения, перестроиться перед нами.
С моего лица медленной улиткой сползала торжествующая улыбка, и внутри нехорошо сжалось.
– Надо же…
– У нас с тобой есть серьезный разговор, – продолжил Ветров, сведя у переносицы брови.
Непроизвольно я выпрямилась на сиденье, с ужасом чувствуя, что вокруг творится нечто крайне плохое и убийственно неправильное, и произнесла, едва шевеля губами:
– Говори.
Обычно его серьезные разговоры заканчивались для меня большим расстройством.
– Когда вернемся в студию.
– Ты боишься, что от новостей я на полной скорости выпрыгну из автокара? – нервно хохотнув, спросила я, и сглотнула пересохшее дерущее наждачной бумагой горло.
– Не исключаю, – последовал скупой ответ, и мне стало совсем нехорошо.
К тому времени, когда мы добрались до студии, похожей на музей современного искусства, я до крови обкусала губы, до мяса ногти, и меня порядком трясло от дурного предчувствия. Ратмир постучал, терпеливо дожидаясь, когда нам откроют. Дверь распахнулась, выпустив в тихую темную парадную звук работающего видения. На пороге стояла Свечка, худенькая и высокая, и от одного взора на мое зеленое осунувшееся лицо и огромные уши она просветлела:
– Тебе идет, уродец, – растянула она накрашенные кармином губы в змеиной улыбке.
Появление в убежище нежданной гостьи лишь укрепило смятение, завладевшее мной.
– Тебе бы пошло больше, – буркнула я, не настроенная на взаимный обмен колкостями и гадостями. – Ты теперь опять в команде?
– Нет, – она осклабилась еще шире, сверкнув белыми зубами. – Я здесь ради страховки.
Тайный смысл ее слов царапнул, и в голове тренькнул тревожный звоночек. Волнение стало совершенно непереносимым. Уши затряслись, как проклятые, выдавая внутренний надрыв.
Раненый Стриж, оказалось, тоже нагрянул в тайное убежище. Сейчас приятель развалился на диване и беспрестанно переключал каналы на мороке видения, отчего экран мерцал целой гаммой цветов, разрисовывая паркетный пол световыми пятнами.
– Привет, мужик, – парень оглянулся ко мне, но быстро отвел взор.
– Как ты себя чувствуешь? – вместо приветствия буркнула я, взвинченная до крайней истеричной точки.
– Походу дела, лучше, чем ты, – хмыкнул в ответ тот, больше не оборачиваясь.
Поразительно, как быстро на аггелах заживали раны! Стриж выглядел совершенно здоровым, будто не валялся в летаргическом сне всего два дня назад.
Из ванной комнаты вышел Док, обтиравший полотенцем мокрые руки, и от одного моего вида мгновенно застыл. На круглом бородатом лице появилось такой силы сожаленье, что мне тут же стало понятно – дела, по-настоящему, плохи.
– Здравствуй, Ведушка, – пролепетал он и тут же, сломя голову, бросился обратно, как будто у него неожиданно прихватило живот.
В студии собралась вся банда. Даже подумать страшно, что могло выманить их сюда. Сил терпеть и ждать важного разговора не осталось, и, оглянувшись к Ветрову старшему, я резко заявила:
– Поговорим прямо сейчас?
– Сначала выдохни, – отозвался бесцветно тот.
– И поешь, каторжников-то в Ратуше кормят тюрей, – подхватила Свечка, брызжа сарказмом, и добавила многозначительно: – а мы все-таки дорожим твоей жизнью.
Признаться, у меня так сильно сжимался желудок в ожидании подлости, что голод пропал, и от одной мысли о еде подступал тошнотворный комок.
– Свечка, – не выдержала я, больше не собираясь любезничать со стервой, – не прикуси язык, а то отравишься собственным ядом!
Хорошенькое лицо женщины застыло, темные глаза холодно блеснули, руки уперлись в худые бока.
– Так, ясно, – пробормотал Ратмир и, схватив меня за локоть, потащил через студию в отведенную мне маленькую спальню. Даже стало обидно, что он пресек нарождавшийся скандал, хотя бы пар перед «серьезным разговором» выпустила. Команда проводила нас тревожным выжидательным молчанием.
Ветров плотно закрыл дверь и, сунув руки в карманы, уставился на меня, изучая, как будто впервые видел.
– Может, поешь все-таки? – неожиданно спросил он.
– Да, наплевать на еду! – страстно выдохнула я, дрожа от тревоги. – Мы нашли браслет! Это же здорово! Мы победили…
– Я больше не занимаюсь этим делом, – спокойно перебил меня Ратмир, и на мгновение у меня пропал дар речи. Мы смотрели друг другу в глаза, и я не знала, что добавить к его заявлению.
– Это больше не мое задание, сегодня утром его передали другим, – пояснил Ветров, пожав плечами как будто в сожалении.
Он отвернулся, уставившись в огромное окно, в котором на пустынную улицу медленно опускалась темнота.
– Задание? – из груди вырывался испуганный смешок.
– Завтра браслет изымают из часов в твоей конторе. Для тебя тоже все закончится…
– Отлично, – мне казалось, что из-под ног выбили почву. – Значит, я больше не твое задание?
Боже, я произнесла это вслух?!
– Веда…? – Ратмир не посчитал нужным скрыть недоумение. Глаза пустые и холодные, а сам чужой и незнакомый, далекий. Сердце болезненно сжалось, во рту появилась горечь. Я отвела взор, не выдержала. Разочарование разъедало, и становилось страшно представить, какой пустой уже через несколько часов станет моя жизнь.
– Я думала, что мы теперь одна команда.
– Мы с тобой не команда, – мягко опроверг он, заставляя меня неуютно поежиться. – Ты хотела поучаствовать в приключении, я доставил тебе удовольствие. Теперь искренне раскаиваюсь в этом.
Казалось, что он совершенно бесстрастно, не торопясь, режет меня по живому.
– Утром сюда приедет человек, и он заберет тебя, – продолжил объяснять Ратмир новые правила игры.
– Что?! – по глупости мне все еще хотелось верить, что его слова сплошное вранье, этакая злая шутка. – Ты не можешь так поступить… – выпалила я в отчаянье, чувствуя, как перехватывает горло, и, запнувшись, добавила тише: – со мной! Твой Орден хочет избавиться от меня, убить! Ты сам говорил…
Безмолвие повисло в воздухе, тишина оглушила, и резкая фраза на языке аггелов, сорвавшаяся с губ Ратмира, прозвучала выстрелом. Похоже, в сердцах он хорошенько обругал меня, прежде чем, очень сдержано пояснил, словно втолковывал непонятливому ребенку:
– Я доверяю этому человеку. Он не даст тебя в обиду. Твоя безопасность для него на первом месте!
Сердце екнуло и громко заколотилось. Даже чудно делалось, мне-то казалось, что оно остановилось навсегда.
– Его имя Богдан Истомин? Так? – резко спросила я, но собеседник лишь пожал плечами:
– Ему передали поручение. Твой брат позаботится о тебе.
Каждая произнесенная реплика отдаляла Ратмира. Я могла представить, как он стремительно отступает в темноту, где его невозможно увидеть. Исчезает фигура, лицо, глаза. Он говорил, что мне придется уйти, и время пришло. Теперь он безжалостно гнал меня, вышвыривал жестоким чудовищно сильным тычком. В отчаянье захотелось рвать на голове волосы.
– Богдан преследовал меня и хотел убить! – наконец, произнесла я, вытаскивая из рукава последний козырь. – Он знал, что я шла к нему в квартиру, и устроил засаду. Ты сам вытащил меня из-под боевых шаров…
– Ты не права, – оборвал поток слов Ратмир и пожал плечами, словно не верил ни единому слову.
Я больше не являлась его заданием, а, значит, и спорить со мной смысла не было. От простой истины вспыхнула огоньком злость и, к счастью, вытеснила остальные чувства.
– Будь, по-твоему, – процедила я, сквозь зубы, и, подскочив к двери, распахнула ее. Трое, остававшиеся в студии, мгновенно обернулись к нам. Стриж, оказалось, отключил звук у работающего видения, стараясь подслушать подробности разговора, и теперь смог насладиться коротким финалом в полной мере.
– Ты куда? – резко выставил Ратмир руку, перекрывая проход.
– Подышу свежим воздухом, – процедила я сквозь зубы, отталкивая его.
И он отошел с дороги, не собираясь оправдываться и удерживать меня.
– Птаха?! – попытался остановить меня Стриж и даже вскочил с дивана, когда я стремглав пересекала огромную студию.
За спиной громыхнула входная дверь в апартаменты, и звук эхом отразился от стен парадной. Меня скрыла темнота. В груди стало очень тесно и горячо от разочарования. Как же мне хотелось верить, что Ратмир попросит меня остаться, и не возвращаться туда, в привычную удобную жизнь, где его нет.
Подобная нелепая мысль оказалась последней в звонкой пустой голове, потому как в следующий момент кто-то резко, с пугающей быстротой скрутил меня и зажал обжигающе горячей ладонью рот, не давая даже пискнуть. Сердце в панике подскочило к самому горлу. С пальца содрали оборотный перстень, и меня поглотила оглушающая почти непереносимая боль.
* * *
Сознание возвращалось медленно, измученное тело отказывалось впускать его обратно. Сначала до меня донесся звук гудящего двигателя, только потом я поняла, что меня трясет на заднем сиденье чужого автокара. Отчаянно не хотелось приходить в себя и открывать глаза.
– Очнулась, барышня? – произнес приятный знакомый голос, и я вздрогнула, резко усаживаясь. От стремительности все смешалось, и закружилась голова.
Златоцвет Остров собственной персоны сидел напротив, и на подкрашенном магией выразительном лице играла елейная понимающая улыбка. Рядом с ним, злобно таращась единственным глазом, замер аггел в кожаном пыльнике. Свирепый вид врага, которого я лично едва не лишила зрения, заставил съежиться.
– Добро пожаловать, – Злат издевательски склонил голову.
Огни города, мелькавшие за окном, искажали черты лица, превращая его в сказочного монстра. Он крутил в руках оборотное кольцо, разглядывая багряный поблескивающий камень, гранями отражавший скудный свет, и поцокал языком:
– Какое изящное решение. Право, Ветров меня восхищает.
Я облизнула пересохшие обкусанные губы, боясь пошевелиться. Действительность навалилась тяжелым грузом, подминая и раздавливая.
– Коль уж ты пришла в себя, – Остров мягко махнул рукой в бессловесном приказе, и аггел потянулся ко мне, вынуждая порывисто забиться в уголок сиденья.
– Не бойся, – маг мягко усмехнулся, – мы не причиним тебе вреда. Пока, по крайней мере.
Между тем, аггел словно бы пытался стянуть с меня мешковатые мальчиковые штаны, после превращения в девчонку ставшие определенно широковатыми.
– Да, что ты хочешь? – прошипела я, отбиваясь, и пнула настойчивого противника каблуком ботинка, за что тут же огребла хлесткий огненно горячий шлепок по лбу.
Златоцвет презрительно смотрел на нашу возню, а с басовито рычавшим аггелом прямо на моих глазах происходила трансформация в пугающего уродца. Стало еще страшнее, и теперь я не просто сопротивлялась, а отчаянно отбивалась, не давая себя раздеть. Резко в салоне прозвучал щелчок, и я в одночасье обмякла. Непослушные ставшие невероятно тяжелыми руки и ноги упали, словно вмиг из меня выкачали все силы.
Пальцы аггела схватились за карман, с хрустом разрывая его. На пол выскользнул тонкий зеркальный коммуникатор, подаренный мне Ратмиром для безотлагательной связи. Надо же, я так и не успела воспользоваться аппаратиком по назначению. Аггел, выпустив из расширившихся ноздрей струйки пара, грозно рыкнул, а ко мне снова вернулась подвижность.
Златокудрый маг с тяжелым вздохом покачал головой, явно не одобряя дерзкого отпора безответной жертвы, и поманил выпавший приборчик пальцем. Плавно коммуникатор взмыл в воздух и, подчиняясь волшебному велению, завис между нами, проворачиваясь вокруг своей оси. Какая бессмысленная демонстрация силы, глупая расточительность! Златоцвет хотел произвести впечатление, и у него, надо сказать, получилось.
– Ратмир Ветров, – четко произнес он, уставившись на меня, и зеркальце послушно вспыхнуло, набирая персональный номер адресата. Тело сотрясалось крупной дрожью, и отчаянно не хотелось верить, что происходящая чепуха не дурной сон, навеянный перееданием за ужином, а самая, что ни на есть, явь.
Кажется, в трубке даже не раздалось гудков, сразу до боли родной голос рявкнул:
– Где она?!
Златоцвет с полуулыбкой на подрисованных магией губах хитро, почти заговорщицки покосился на меня и распевно, как будто мы сообщники, проворковал:
– Здесь. Со мной.
– Покажи мне ее! – раздался приказ.
– На здоровье, – маг крутанул пальцем, и коммуникатор плавно обернулся, продемонстрировав хмурое лицо Ратмира. В его желтых глазах, отчего-то потерявших черную краску колдовских капель, промелькнуло такое пугающее выражение, что я задохнулась от чувства вины и низко опустила голову.
– Похоже, ты ее расстроил, – зеркальный приборчик, мгновенно отреагировав на голос Златоцвета, повернулся. – Она миленькая, правда? – на его устах зазмеилась неприятная улыбочка, от какой у меня свернулись внутренности. – Аппетитная барышня, но несколько напугана.
– Только попробуй тронуть ее! – донеслось до меня. Могу поспорить, но Ратмир задыхался от гнева.
– Вот мне даже интересно сейчас, – мелко замахал руками Остров в любезном предложении продолжить: – что ты сделаешь? Захочешь меня пристрелить?
– Определенно, – Ратмир каким-то чудом вернул себе привычное самообладание, – и тебе не поможет выжить ни один из амулетов, которыми ты себя обвесил. Ясно?
– Батюшки, как же мне нравится твоя категоричность! – хохотнул в ответ собеседник.
Он с понятливой гримасой переглянулся с глумливо ухмыльнувшимся одноглазым аггелом, и следующие слова произнес жестко и отрывисто, поменяв обманчиво кроткий тон:
– Если ты хочешь увидеть ее живой, то отдашь мне второй браслет. Я знаю, что завтра утром его забирают из тайника.
В тот момент я замерла, ожидая решения Ратмира, но он не колебался:
– Где?
– Зацепила его, барышня? – иронично протянул маг, обращаясь ко мне, и кивнул на блестевший в темноте салона коммуникатор. Господи, как же Златоцвет, чудовище в человеческом обличие, мог прежде казаться мне красивым?
– Где?! – требовал Ратмир.
– Здание заброшенной ткацкой мануфактуры на юго-восточном шоссе. Она одна и находится в тридцати верстах от городской стены. Думаю, не заблудишься.
От озвученного места встречи я оцепенела. Мгновенно перед мысленным взором промелькнул образ полыхающего строения, охваченного ярко-алой стеной огня, и уходившие в голубеющее небо клубы черного дыма. Невозможно, неправильно, губительно! Ведь браслет пытался меня предупредить, показав пока не существующий новостной репортаж о взрыве этой самой мануфактуры!
– Нет! – пролепетала я, прикрывая искривленный рот ладошкой.
– В семь утра, – процедил Ратмир, – ты получишь браслет, но попробуй тронуть ее…
– Только не там! – в панике, что меня не слышат, я дернулась к коммуникатору, желая схватить его, но аггел, сидевший напротив, мгновенно, как легкую пушинку, оттолкнул меня с такой силой, что плечо свело от боли.
– До встречи, – Златоцвет торжествовал. Он тут же щелкнул пальцами, отключая вызов, и приборчик сорвался, словно кто-то невидимый обрезал леску. Коммуникатор звякнул о пол, и тяжелый каблук аггела с громким хрустом размолол зеркальце, уничтожая последнюю ниточку, связывавшую меня с Ратмиром.
– Вот и все, – произнес Остров, скрестив руки на груди, – не бойся, барышня. Со мной ты в полной безопасности.
От навернувшихся слез лица похитителей и салон автокара размазались. Не выдержав, я прерывисто всхлипнула, и вызывающе пригожую физиономию Златоцвета перекосило от отвращения.
Я громко шмыгнула носом и от всей души пожелала дохнуть прямо сейчас в пахнущем цветочным благовонием автокаре, лишь бы не попасть на заброшенную мануфактуру, где во взрыве, возможно, погибнут все, кто мне дорог.
– Выруби ее! – резко приказал Злат, отворачиваясь. – Жалко силу тратить на эту дрянь.
В следующую секунду горячие пальцы аггела сжались на моем горле, заставив испуганно взвизгнуть. От резкой боли перекрыло дыхание, а потом стало очень темно и уютно.
Спасибо тебе, господи, что ты позволил мне умереть раньше, чем кто-то пострадал…
… Меня нещадно били по щекам, вынуждая приоткрыть глаза. Веки казались очень тяжелыми, в ушах тоненько звенело, а затекшие ноги мелко кололо. Вокруг пахло старьем и пылью, отчего засвербело в носу. Перед взором все расплывалось, и склоненное лицо аггела превратилось в красноватое туманное пятно. Он сказал что-то на родном языке, и незнакомая фраза отбилась колоколом.
Глухо застонав, я схватилась за раскалывавшуюся голову и села, судорожно сглотнув саднящее горло. Бессознательную меня притащили в темную крошечную клеть с выбитым окошком, оскалившимся острыми зубцами. В дыру заглядывала бледная луна. Под крышей с ненадежными старыми балками вместе с лопухами паутины от сквозняка волновался зыбкий световой шар, похожий на крошечное солнышко. От холода меня зазнобило.
Напротив, на шатком стуле со спинкой, широко расставив ноги, развалился аггел с кожаной повязкой на лице и буравил меня злобным взором единственного желтого глаза. Длинный гладкий хвост, как метроном, щелкал по грязному деревянному полу со щелями между плохо прилаженных досок. Я неуютно поежилась и, непроизвольно защищаясь, поджала к подбородку колени, свернувшись комочком.
Вместе с рассудком ко мне вернулся страх. Я жива, а, значит, завтра меня привезут в заброшенную мануфактуру, и взрыва избежать не получится. Решение пришло само собой, и оно казалось в тот момент единственно верным – побег. Безусловно, тягаться в скорости и сноровке с чистокровным аггелом, к тому же не опечатанным, решился бы только безумец. В моем арсенале осталась только хитрость.
– Я в туалет хочу, – едва слышно пробормотала я, и сердце испуганно замерло, когда глаз аггела сощурился, будто острый взор пытался проникнуть мне под кожу и выяснить правду.
– Могу даже в ведро, – добавила я и прикусила губу.
Мой тюремщик помедлил еще с пару секунд, а потом, презрительно фыркнув, поднялся. Не говоря ни слова, он схватил меня за локоть и грубо стащил с топчана.
– Я сама, – буркнула я безмолвному стражу, пытаясь вырваться. Куда уж там! Железные пальцы, обжигая даже через рукав рубахи, сжались еще сильнее, наверняка, оставляя безобразные синяки.
Охранник выволок меня из клети в темный предбанник, откуда вниз спускалась деревянная скрипучая лестница, и наши тяжелые шаги по ступенькам громогласным эхом отразились от пыльных стен. Световой шар следовал за нами, похожий на послушную собаку, и не отставал ни на шаг, постоянно вися над головами. Когда мы выбрались в пустой коридор, застеленный затертой ковровой дорожкой, стало ясно, что в заложниках меня держали на чердаке старого, похоже, еще до военных времен особняка.
Аггел широко распахнул первую же дверь, глухо скрипнувшую в настороженной пустой тишине, и подтолкнул меня внутрь. Светильник метнулся вслед моей фигурке, открыв взору медный нужник с тоненько булькающей водой. В углу здесь стояли швабры, а на деревянном ведре растянулась сухая половая тряпка из грубой мешковины. Вероятно, помещение использовалось прислугой.
Я в нерешительности оглянулась к тюремщику, с нетерпеливой гримасой застывшему дверях. Похожий на скалу он облокотился на дверные косяки, не собираясь оставлять меня в одиночестве даже при столь интимном занятии.
– Ты так и будешь здесь стоять? – возмутилась я, надеясь, что не сильно переигрываю.
Аггел изогнул брови в немом вопросе.
– Здесь даже окон нет, – с непонимающей улыбкой я обвела рукой крошечную комнатушку, – бежать некуда! Я же не могу… – мое сердце глухо стучало, – при тебе.
Свирепый страж не сразу согласился с простотой довода, и, что-то буркнув на своем языке, плотно прикрыл дверь. Оставшись в одиночестве, я тут же бросилась к почерневшим от влаги швабрам и осторожно, чтобы не греметь, схватилась за одну. Теперь оставалось только ждать. Собравшись с духом, я сглотнула пересохшее горло и дернула за веревку, смывая воду в нужнике. Тут же тревожно загудели трубы, шум наполнил каморку, а швабра тупым концом черенка нацелилась на темный прямоугольник выхода.
Короткая минута растянулась до бесконечности, и когда дверь, наконец, распахнулась, я не выдержала и зажмурилась, а со следующим вздохом со всей силы, на какую была способна, вонзила черенок в живот тюремщика. Раздался болезненный стон, мои глаза широко раскрылись. Аггел согнулся пополам, и, не соображая ровным счетом ничего, я со всего размаху огрела его шваброй по гладко выбритой красной лысине. Черенок моментально разломился, страж пошатнулся, схватившись за голову, и отпрянул к противоположной обшарпанной стене, открывая проход.
Отшвырнув обломки швабры, я бросилась бежать по длинному коридору, и за мной, словно бы издеваясь, стремительно следовал световой шар. Круг света охватывал мою фигурку, рисуя на потрескавшихся стенах неровную тень. Сердце оглушительно билось о ребра.
В панике я толкнула первую попавшуюся дверь и влетела в давно заброшенную спальню, похоже, пустовавшую ни один год. Обстановка прыгала перед глазами. Четко запомнилась огромная кровать с пыльным ободранным балдахином и окровавленное смятое покрывало, заскорузлое от бурых пятен, а еще стул, полетевший в окно и сорвавший легкую прозрачную занавеску. Звон разбитого стекла взорвал тишину, осколки прыснули мне под ноги.
Я бросилась к дыре, откуда в комнату ворвался злой сквозняк, и в тот же момент, словно бы на стремительное мгновение провалившись в темноту, оказалась в совсем другом месте…
… Мои шаги звучали едва слышно и незначительно в тишине огромного архива, наполненного книжной пылью и особенным запахом сырости, сопровождавшим любое подземелье. Проход с обеих сторон от темных стеллажей отделяли невидимые магические перегородки, и по ним пробегали волны зеленоватого свечения, предупреждавшие об ограничении пространства…
Через мгновение меня вернуло в собственное тело, застывшее в нелепой позе в комнате старинного особняка. Проклятый браслет снова заставил сознание проникнуть в чью-то голову! Меня трясло, как припадочную, а ноги от неожиданного подлого перемещения не слушались. Взор медленно прояснялся.
– Господи, – пробормотала я, запрыгивая на подоконник, – только не сейчас! Ну, пожалуйста!
Внизу замаячила крыша пристройки, и, не сомневаясь ни секунды, я спрыгнула вниз. Ветхие черепицы лопнули под каблуками, и от грохота зазвенело в ушах. Не устояв, я шлепнулась и, прокатившись пару сажень, распласталась на спине. Сверху раздалось глухое рычание, заставившее мгновенно вскинуться. Я не успела вскочить, как аггел, размазавшись в единую линию, сиганул вслед за мной.
Скользя ботинками, я поднялась и бросилась к краю, сама не понимая пока, что собираюсь сделать.
И снова холодная звездная ночь померкла, а над головой вместо черного неба появился высокий потолок…
… – Она считает, что я хочу ее убить! – резко произнесла я голосом Богдана, и сжалась в ужасе. Мне засосало в голову собственного старшего брата, и внутри отбивала набатом невыносимая злость!
Богдан быстро шел по длинному скудно освещенному коридору со стенами, затянутыми переливавшимся шелком.
– Птаху сложно переубедить в чем-то. Она решила, что ты охотишься за ней из-за браслета, – раздался рядом голос Ратмира.
Я испуганно замерла, превратившись в крошечную точку. Голова Богдана резко дернулась, глаза скользнули по сосредоточенному лицу Ветрова старшего, идущего с моим братом плечо к плечу. От одного короткого взора меня, вернее, Богдана перекосило, и волна едва контролируемого бешенства, поднявшись из живота, обожгла грудь.
– Это откуда ж ты ее так хорошо узнал, Ветров, если неделю назад и не подозревал, что у меня есть сестра? – процедил он, и мне захотелось завизжать от переполнявшей брата ненависти. – Ты мне, конечно, друг, но, проклятье, это же моя младшая сестренка, моя Ведка! Не смей ее цеплять! У нее нормальная жизнь, какой нам с тобой, Ветров, вовек не видать! – от наглой лжи затрясло от возмущения.
Нормальная жизнь – это когда днем работа, на обед пончики, а вечером семейный хоровод? Признаться, еще седмицу назад я сама мечтала вернуться в привычный круг, но теперь-то все изменилось.
– Ясно, – раздался лаконичный ответ, показавшийся брату оскорблением.
– Когда ты говоришь таким тоном, – взвился он, – я чувствую себя дебилом! Я говорил тебе уже, что запрещаю даже коситься в сторону Ведки!
Ветров промолчал, и Богдан свирепо глянул на него, захлебываясь раздражением. В этот момент, затаившись на краешке сознания брата, я во все глаза рассматривала Ратмира и не узнавала, ведь его и в обычные дни бесстрастное лицо теперь вовсе походило на бездушную маску. Челюсти сжаты, а желтые глаза с огромным зрачком, расширившимся от полумглы, казались мертвыми и страшными.
– И чего ты молчишь? – прошипел Богдан.
– Ни хрена ты не знаешь своей сестры, – хмыкнул Ветров в ответ, и в этот момент две руки, брата и Ратмира, одновременно толкнули створки высоких дверей. Изнутри хлынул белый неживой свет, и меня ослепило…
… Я снова стала собой, и поняла, что болтаюсь тряпичной куклой, перекинутой через плечо вновь пленившего меня аггела. Под его сапогами хрустела черепица, и мощную фигуру неустойчиво шатало. Вокруг разливалась холодная темнота, и тюремщик, осторожно ступая, громко пыхтел. Его рука прижимала меня, стараясь удержать в одном положении, отчего желудок до боли сдавливало.
Стараясь освободиться от цапкой хватки, я взвизгнула и задергалась из последних сил. От неожиданности аггел выпустил меня, роняя на крышу. Не давая очухаться от головокружительного падения, он, свирепо рыча, вцепился в мое запястье, где под рукавом прятался браслет. Мое сердце ухнуло, а беспощадный противник остолбенел. Его еще секунду назад скорченная физиономия разгладилась, сошедшиеся у переносицы брови разошлись, взгляд стал бессмысленным. В изумлении я хлопнула ресницами и просто сказала:
– Отпусти.
Горячие пальцы с черными ногтями мгновенно разжались, и, шипя, я растерла руку. Аггел стоял передо мной истуканом, вытянув руки по швам и ссутулившись. В нем не осталось ни капли кровожадности.
– Покрутись, – изогнув брови, приказала я, и тот послушным ягненком повернулся вокруг своей оси, а потом замер, ожидая следующего веления. Похоже, сейчас по моему приказу он был готов даже спрыгнуть с крыши или станцевать польку.
Тут все встало на свои места. Однажды Док сказал, что аггелы очень тонко реагируют на черную магию и подчиняются ей. Прихвостень Златоцвета коснулся браслета, а потом его мозги, если, конечно, они у него имелись, отрубило. Господи, да если бы я раньше знала о столь полезном побочном эффекте побрякушки, то сама со всеми похитителями поздоровалась бы за руку! Интересно, насколько хватит магического импульса?
– Подержись, – протянула я руку, и пальцы аггела очень трепетно сжались на браслете, словно боясь сломать тонкие косточки запястья. – Отпускай.
Противник и не думал сопротивляться.
– Лихо одноглазое, выведи меня из особняка, – скомандовала я, не веря собственному счастью. Все оказалось настолько просто, что захотелось петь от радости и хлопать в ладоши, а заодно расцеловать похитителя в обе горячие щеки.
Беспрекословно подчиняясь, он побрел к разбитому окну, и длинный хвост волочился за ним безжизненной змеей. Я едва подавила в себе мстительное желание хорошенько его отдавить.
С превеликой осторожностью аггел помог мне забраться обратно в комнату, а потом немым телохранителем повел по пустынному коридору к широкой полукруглой лестнице, крыльями сбегавшей в огромный холл. С потолка на толстых цепях спускалась старинная люстра, и внутри плафонов в форме рожков бились мелкие шарики света. Свобода маячила совсем близко, всего в паре десятков ступенек. Я занесла ногу и исчезла…
… За большим красного дерева столом сидел незнакомый мне, но прекрасно известный Богдану мужчина с опрятной аккуратно подстриженной бородкой и в дорогом костюме-тройке. В темных волосах серебрилась заметная седина. Он смотрел на меня, боже мой, конечно, на моего старшего брата с усталым пониманием.
Вокруг пахло пылью старинных фолиантов, и витал едва уловимый аромат вишневого табака. Кабинет утопал в ярком свете, и блики играли на стеклянных витринах книжных шкафов. Окна закрывали темные портьеры, пряча присутствовавших в комнате от любопытных взоров с улицы. На стене над головой у мужчины переливался знак четырехлистного клевера, а ниже вилась надпись на языке аггелов. Я не знала латыни, зато Богдан свободно разговаривал на ней, а потому смысл фразы мне открылся тут же: «Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного».
– У нас может возникнуть проблема, – произнес мужчина. Похоже, меня перекинуло к брату уже в середине беседы.
– Говори, – резкий голос Ратмира вновь заставил меня вздрогнуть. Мне отчаянно хотелось увидеть его, но Богдан разглядывал Свечку, которая с язвительной торжествующей усмешкой на ярко накрашенных губах, стояла позади стула хозяина кабинета.
– Ее тело могло впитать черную магию браслета.
– Я предупреждала тебя, Ветров! – беспардонно вклинилась в беседу Свеча, не скрывая сарказма.
Мужчина с бородкой резко поднял руку, одним легким взмахом заставляя дамочку прикусить язык и потупиться, и продолжил:
– Если это так, то браслет, который она носит, станет бесполезной побрякушкой, когда твоя сестра, Истомин, ее снимает.
Я чувствовала, как внутри Богдана сжимается пружина отчаянья. За спиной он с силой стиснул кулаки, и ногти болезненно вонзились в ладони. Брат терял рассудок от тревоги и страха. Мое сознание скорчилось, захлебнувшись во внезапном, практически непереносимом чувстве вины.
А так ли я была права, когда обвиняла в предательстве родного человека? Трезвый рассудок подсказывал, что, как всегда, ошибалась.
– Каким образом мы сможем это выяснить? – в отличие от Богдана, который не мог себя заставить выдавить оформленной фразы, Ратмир сохранял хладнокровие и продолжал требовать ответов.
– Если у нее на руке останется ожог, то у нас неприятности.
– Наш господин Остров захочет забрать силу обратно? – предположил Ветров.
– Ты, как всегда, прав, – кивнул мужчина.
– И тогда, Ветров, начнется бойня! – не выдержала Свечка.
Из легких Богдана со свистом вышел весь воздух. Колени подогнулись, словно кто-то выбил из-под ног твердь. Он сосредоточился на том, чтобы устоять, и страшился продолжения разговора.
– Бойня начнется в любом случае, – жестко заявил Ратмир…
… От резкого толчка я выгнулась дугой и застонала. Тело рассекла боль, во рту ощущался вкус крови. Похоже, только шагнув на лестницу, я кубарем пролетела все без исключения ступеньки.
– Ага, – раздался где-то далеко голос Златоцвета, – ожила?
Мне казалось, что я схожу с ума. В голове гудел рой пчел, и жужжание становилось все сильнее и сильнее. К горлу подступила настойчивая тошнота. Я неловко вывернулась, усаживаясь на колени. Пустой желудок вывернуло наизнанку горькой желчью, и перед глазами потемнело. Меня трясло.
– Побег отменяется, барышня, – хмыкнул Злат, склонившись надо мной, и резко приказал: – Дайте ей умыться! Ненавижу неопрятных женщин.
Подчиняясь его велению, меня, как щенка, грубо сграбастали за шкирку и насильно вздернули на ноги. Ночь в заточении окончательно вступила в свои права.
* * *
Я вряд ли когда-нибудь смогу забыть утро следующего дня.
Автокар, в котором меня везли на встречу в заброшенной мануфактуре, грохотал по размытому еще весенними ручьями тракту и поднимал облака пыли, оседавшей плотным слоем на капоте. Златоцвета, сидевшего рядом, болтало, а я, приклеенная магическими чарами к широкому сиденью, не могла и плечом повести. Сцепленные в замок руки, безвольно лежащие на коленях, уже одеревенели, даже костяшки пальцев побелели. У меня не получалось пошевелиться, потому оставалось лишь бессмысленно таращиться в окно.
Солнце, встававшее на горизонте, походило на серый шар и настырно пробивалось сквозь густое облако с золотой каемкой. От полей, зарастающих сорняками и дикими травами, поднимался влажный холодный туман. Мы находились всего в тридцати верстах от Ветиха, но сонные окрестности походили на пустоши.
Сейчас, добираясь до будущего места коллективного самоубийства, я не испытывала страха. Побег с треском провалился, и стало предельно ясно, что взрыва мануфактуры не избежать. Ведь все предсказания, навеянные черным колдовством браслета, как показали последние дни, исполнялись со скрупулезной точностью. В голове лишь крутилась отрешенная мысль, что через какой-нибудь час у меня навсегда остановится сердце.
– Боишься, барышня? – прервал долгое холодное молчание Златоцвет. Замороженная, я лишь сумела скосить глаза к его неестественно юному лицу (видно, с косметической магией мужчинка сильно перебрал на рассвете и стер даже мимические морщины). Вспомнив, что от наведенного заклинания губы у меня тоже не шевелятся, он с насмешливой гримасой щелкнул пальцами, возвращая мне дар речи.
– Ты хочешь выжить? – со странным извращенным любопытством спросил маг и изогнул брови.
– А ты? – просто отозвалась я, дернув уголком обкусанных губ. Ответ Златоцвету не понравился, и очередным щелчком он с легкостью заставил меня заткнуться. Конечно, можно было бы музыкально промычать похоронный марш, но сил язвить не осталось.
Впереди нас снедал версты автокар с приспешниками Острова. Никто из свиты после ночного инцидента, когда сказочным образом я заколдовала не опечатанного аггела, не решился усесться рядом с хозяином.
Они первыми вкатили в распахнутые поеденные ржавчиной ворота заброшенной мануфактуры. С толчком мы остановились перед охваченным мучительным ветшанием зданием, подъехав с заднего двора. На земле под огромными разбитыми окнами валялся строительный мусор и осколки стекол, а металлические двери, полезные в хозяйстве, давным-давно утащили местные ушлые фермеры.
Словно бы в дурной видео-былине, аггелы с оружием наизготовку выбрались из автокара. Через мгновение они исчезли в мануфактуре, а мой вчерашний охранник вырос за окошком автокара. Глаз не успел отсечь его приближение, ведь аггел двигался с поразительной скоростью. Он резко открыл пассажирскую дверь, и в сладко пахнущий специальным благовонием салон ворвалась пыль. Златоцвет выбрался наружу и с удовольствием потянулся после долгого пути по разбитому тракту.
– Ну, с богом, – произнес маг с елейной улыбкой на устах и твердым шагом направился в здание. Не останавливаясь, он занес над головой руку и громко щелкнул пальцами, возвращая мне подвижность.
– Выходи, барышня! – позвал Злат в предвкушении и, оглянувшись через плечо, подмигнул, как будто мы в действительности являлись соучастниками. – Я тебя жду.
Меня как будто превратили в марионетку, танцевавшую на веревочках по желанию кукловода. Непослушное тело, подчиняясь очередному магическому приказу, подалось вперед. Колющие иголками ноги, ставшие неродными, ступили на вытоптанную пыльную землю. Одноглазый охранник моментально отошел, стараясь держаться от меня на расстоянии вытянутой руки. По велению Злата меня, окруженную аггелами, супротив воле несло в заброшенный цех.
Помещение, наполненное сквозняками, подавляло. Выложенные из обтесанных камней стены почернели от сырости. Здесь царила серость, и витал острый запах запустения.
– А вот и она! – с нескрываемым торжеством театрально провозгласил Злат, и его голос, усиленный магией, взлетел к проваленной местами крыше. Мощные фигуры аггелов, прятавших меня за спинами, расступились и открыли взорам людей на противоположном конце цеха.
Тут меня пробрало, и от безучастности не осталось и следа. Я не ожидала найти столько народа, приехавшего на встречу! Числом они, безусловно, превосходили похитителей. Только шестеро чистокровных аггелов с сорванными магическими печатями и чернокнижник, который, рассчитывая получить мощный артефакт, разбрасывался силой, представляли настоящее маленькое войско, способное стереть с лица земли небольшую деревню.
Взгляд метался по лицам людей, и сердце зачастило, все резче ударяясь в ребра. Спасатели рассредоточились по цеху, заняв удобные позиции для стрельбы. Непроизвольно глаза зацепили Свечку, чуть склонившую голову набок, и с презрительно гримасой изучавшую мою щупленькую фигурку.
Потом взор скользнул к Богдану, похожему на сжатую пружину. Лишь заприметив меня, хорошенько потрепанную во время ночного побега, он резко вскинул в вытянутой руке самострел, целясь в Златоцвета, но порывистый жест вызывал у веселившегося мага лишь сдавленное фырканье.
Ратмир, стоял чуть в стороне ото всех, спрятав руки в карманы. Он единственный выглядел невозмутимым и спокойным. Вдруг я осознала, что Ветров блефовал! Если припомнить, Ратмир всегда принимал крайне безразличный вид во время всех напряженных разговоров. Его взгляд словно бы впился в мое осунувшееся личико с заметной царапиной на скуле, оставшейся после умопомрачительного падения с лестницы.
Успокаивала единственная мысль: слава богу, что они не притащили сюда Стрижа! Хотя бы приятель-весельчак остался в безопасности, подальше от мануфактуры, которая вот-вот взлетит на воздух.
– Как видите, – Злат небрежно положил ладонь мне на затылок, и его пальцы незаметно сжались на болевых точках, – ваша барышня жива! – по губам скользнула улыбочка, и маг четко добавил: – Пока!
– Убери от нее руки! – выкрикнул Богдан, его голос звенел от ярости.
– Уберите оружие! – рявкнул Злат. Юное похожее на гладкую маску лицо искривилось от злости, рука жестоко сдавила мой затылок. Не в силах разжать челюстей, я безотчетно застонала от нахлынувшей боли и инстинктивно попыталась вжать шею в плечи, правда, тело все равно не слушалось.
– Остров, если она еще раз охнет, – неожиданно вступая в переговоры, вкрадчиво пригрозил Ратмир, – это будет последнее, что ты услышишь. Ясно?
Он вытащил из-за спины заткнутый за пояс штанов самострел и, не дрогнув, швырнул его в пыль. Остальные, переглянувшись, последовали его примеру. Звяканье отброшенного на пол оружия наполнило зловещую тишину. Только мой старший брат по-прежнему вытягивал самострел, не в силах перебороть себя.
– Истомин, не глупи! – пронзительно рявкнула Свечка.
– Да, пошел он! – огрызнулся тот, нехорошо покосившись на темноволосую даже сейчас идеально причесанную женщину.
– Богдан… – многозначительно промолвил Ратмир, и брат, помедлив, с явной неохотой подчинился, отбросив оружие.
Теперь мои спасители остались беззащитными перед боевыми шарами противников. Злат, довольный ходом переговоров, продолжил излагать условия сделки:
– Ваша барышня встретит браслет на середине цеха. Покажите его!
Из маленького кожаного кошеля на длинном ремешке, перекинутом через плечо, Свечка вытащила серебряное украшение. Пальцы мага, по-прежнему лежавшие на моем затылке, вздрогнули. Очевидно, что он сгорал от нетерпения.
– Если кто-нибудь шевельнется, ваша барышня первая получит боевой шар между лопаток! – заявил Остров, не сводя взора с вожделенной побрякушки.
Люди на другом конце цеха замерли, похоже, боясь хотя бы вздохнуть.
– Твой выход, барышня! – Злат толкнул меня, и я возмущенно замычала. Ноги шажок за мелким шажком послушно засеменили к центру зала. Колени не сгибались, словно плохо смазанные шарниры. Я зажмурилась, все равно подчиненная магией, даже слепая дошла бы до нужного места. Изнутри сжигало жуткое ожидание близкого момента, когда мы все полетим в тартарары.
Вероятно, ботинки ступили на линию, мысленно обозначенную Островом, и ноги словно бы вросли в каменный пол. От неожиданной остановки тело по инерции подалось вперед, глаза моментально распахнулись, а из горла вместо крепкого словца вырвалось нечленораздельное мычание. Мое сердце билось так сильно, что вокруг не осталось других звуков, кроме его оглушающего грохота.
– Украшение! – рявкнул Злат, и люди настороженно переглянулись. Поджав губы, Свечка с сомнением помялась, чтобы в следующую секунду резко подбросить браслет в воздух. Серебряная спираль, заворачиваясь винтом, ринулась в мою сторону. Побрякушка вспорола пространство, и остановилась всего в мизинце от моего носа.
– Надевай! – выкрикнул маг, и его голос сорвался до фальцета.
В то же мгновение к сцепленным в крепкий замок пальцам вернулась подвижность. Колеблясь, я нашла глазами Ратмира, растрепанного и напряженного. Словно бы подбадривая меня, он едва заметно кивнул. Непослушными закостенелыми пальцами я осторожно взяла медленно вращавшийся передо мной браслет.
Как только вторая магическая побрякушка оказался в моих трясущихся руках, то всеобщее остервенение достигло своего апогея. Все, кто находился в цехе, были готовы броситься ко мне. Правда, одни, чтобы спасти, другие, замершие за спиной, в надежде свернуть шею.
Не желая тянуть с развязкой, я моментально надела украшение, и уродливые серебряные витки, заворачиваясь буравчиком, стремительно сузились, приноравливаясь к размеру запястья. Тотчас же левую руку пронзила невыносимая боль, от ослепительной вспышки потемнело в глазах. Казалось, что с меня заживо сдирали кожу. Из глаз брызнули слезы, и покатились по щекам. Мне хотелось орать, только рот не получалось открыть, а потому я шумно часто дышала, словно загнанная собака.
Хватка вросшей в запястье магической спирали ослабла, открывая оставшийся безобразный рубец, похожий на розоватый свежий ожог. Меня бросило в жар, слезы моментально иссякли. Осознание трагедии вытесняло жалость к самой себе. Зато тело настоящим чудом стало послушным. Для проверки я едва приподнялась на цыпочки, а потом, не теряя времени даром, сорвала с рук расширившиеся украшения. Браслеты, потерявшие половину колдовской мощи, покатились по пыли, а я, не оглядываясь, сорвалась с места и заорала, срывая глотку:
– Сейчас будет взрыв!!!
В тот же момент гулкий зал заполнился молниеносным движением. Фигуры моих спасителей словно бы затанцевали, возвращая себе оружие.
– Веда! – выкрикнул Богдан, подзывая меня, только я все равно не видела брата. Ноги несли меня к Ратмиру. Он едва успел выпрямиться и вскинуть самострел, целясь в противников, когда я влетела в него. Его объятия длились всего секунду. Крепко стиснув, Ветров прижал мою голову к груди, позволяя различить его облегченный выдох. Вслед раздался приказ:
– Иди!
Он резко оттолкнул меня в сторону Богдана. Я пошатнулась, едва не падая, и против воли брат заставил меня пригнуться, закрывая собой. Внутри, вытесняя остальные чувства, всполохом вспыхнула оглушительная паника. Жаркая волна поднялась из живота, и диким голосом я заорала:
– Сейчас цех взорвется!
Вслед моим словам грозовым перекатом прозвучал первый выстрел.
– Шевелись! – Богдан тащил меня к выходу, не обращая внимания на сопротивление. – Быстро, Веда!
Истерика ослепляла и путала мысли. Я вырывалась и вопила, как безумная:
– Все сейчас взорвется! Он должен уйти!
Казалось, что от животного ужаса меня окунает в безумие. С невиданной силой разгоралась ненависть к брату, волочившему меня на улицу.
Перед глазами замелькала вытоптанная голая земля, давно не рожавшая даже былинок. Богдан тянул меня к заведенному автокару с распахнутыми дверцами. Брат цеплялся за мои руки, не давая вернуться в содрогавшееся от грохота боевых шаров здание.
– Он же там… – зажимая ладонью искривленный рот, рыдала я и непроизвольно оглядывалась назад, всей душой желая вернуться.
– Не оборачивайся! – рявкнул брат в ухо.
– Сейчас будет взрыв! – леденя, пролепетала я и дернула его за руку. Слезы душили, меня трясло. – Сейчас!!!
Без слов брат насильно запихал меня в салон автокара. Двери захлопнулись, отрезая все звуки извне, лишь осталось урчание мотора.
– Трогаемся! – рявкнул Богдан, перекошенный от ярости.
Мы сорвались с места. Колеса провернулись по гладкой сухой глине, вспарывая пыль и мелкие камушки. Меня отбросило на сидение, Богдан рухнул напротив.
– Ты что меня не слышишь, Истомин?! – Не владея собой, я в отчаянье и злости пихнула его. – Ратмир погибнет!
– Успокойся! – резко схватив меня за плечи, он хорошенько встряхнул меня. Широко раскрытыми глазами я уставилась на него, жалобно шмыгнула и затихла, только сейчас заметив кроме нас двоих на соседнем сиденье парнишку с кривым шрамом, рассекшим щеку. Незнакомый мальчишка возраста Стрижа наблюдал за истеричной сценой с нескрываемым любопытством.
– Тихо, Веда! Все будет хорошо, – пробормотал Богдан, и я мелко закивала, судорожно размазывая по лицу слезы. Тело содрогалось от тщетно сдерживаемых рыданий.
– Ладно? Просто успокойся, – прошептал брат, почувствовав, что паника меня отпустила.
Ровно вслед его словам чудовищной силы грохот всколыхнул тихие мирные окрестности. Сердце, бешено колотившееся, остановилось. Я оторопела, не веря, и от судороги в животе согнулась, закрыв уши ладонями. Холод вихрем поднялся из пяток, и в груди стало очень больно. У меня не получилось зажмуриться, чтобы не видеть, как медленно замыкается лицо Богдана, становясь отрешенным.
Почему все в этом проклятом автокаре молчат?!
– Ну, вот и все… – отрывисто пробормотал тот, отворачиваясь к окну. Его приглушенный голос словно бы проник ко мне из-за очень толстой невидимой перегородки.
День почернел, краски превратились в контрастные черно-белые тени. Теперь я знала наверняка, что спала, осталось только дождаться того, кто придет и обязательно меня разбудит… Я обессилено прикрыла веки, и перед глазами расходились круги, как на потревоженной водной глади. Все кончено.
Какая, право, нелепая мысль – Ратмира больше нет.
