ГЛАВА 13
О ЧЕРВЯХ, ИМУЩЕСТВЕННЫХ ПРАВАХ И КЛАДБИЩЕНСКИХ СТРАСТЯХ
Я рывком открыла дверь в офис и, влетев внутрь, захлопнула ее. Прислонилась спиной и наконец перевела дух.
В последнее время город одолевало нашествие камарэ. Эти создания, похожие на комаров, только размером с хорошего ежика, нашли свое место в этом сумасшедшем мире. Они стали коммивояжерами! Каждый камарэ таскал за спиной куль со всякой мелочевкой и, увидев беззащитного прохожего, бросался ему наперерез. Мерзкий звук, который он издавал при этом, буквально резал уши…
Комары-переростки были настолько проворны, что скрыться от них почти не было шансов. Они заходили на посадку с пронзительным визгом истребителя, суя под нос свои товары, и отвязаться от них не было никакой возможности. Разве что спастись бегством, что я и сделала.
И чуть не влетела в какую-то женщину, которая взвизгнула и с силой оттолкнула меня.
— Эй, полегче! — рявкнула она. — А то прокляну!
— Не стоит, госпожа Блаваш, — раздался за ее спиной спокойный голос моего дорогого куратора. — Стэнли, будьте добры, проводите госпожу Блаваш к выходу.
До этого самого выхода было буквально два шага, но Стэн и не думал спорить.
— Да, госпожа Громова. — Он послушно склонил голову и галантно распахнул дверь перед посетительницей. — Прошу вас!
А у меня предательски заныло сердце. Ах, как же он был хорош! Прозрачные голубые глаза, почти белые волосы, широкие плечи… И подозрительный красный след на шее, выглядывающий из-под пышной пены кружев.
Госпожа Блаваш сверкнула зелеными очами, норовисто встряхнула рыжими кудрями, но устоять перед обаянием Стэна не смогла.
— Благодарю! — произнесла она и, хлопнув ресницами, выплыла на улицу, покачивая бедрами.
Я затаила дыхание, и предчувствия меня не обманули.
— А-а-а! — заверещала ведьма (то, что она ведьма, у нее просто на лице написано!), судорожно отмахиваясь от приставучего камарэ, который очень обрадовался новой жертве. — Кыш-кыш! Уберите эту гадость, убери-и-те!
В конце фразы голос ее взлетел до почти ультразвуковой высоты.
Если честно, я даже немного посочувствовала несчастной госпоже Блаваш. Мало приятного, когда тебе под нос суют откормленных рыжих тараканов, уверяя, что эти твари — специальной сторожевой породы! Хорошо хоть насекомые зимой были вялыми и сонными.
Торговец пищал что-то о том, что его тараканы годятся охранять не только дом, но и женскую честь.
Я представила тараканов, привольно рассевшихся на платье гордой владелицы, и содрогнулась. Да уж, на такую девицу мало кто покусится…
Стэн невозмутимо закрыл дверь, даже не пытаясь спасти клиентку. М-да, это не Поль с его рыцарскими замашками. С другой стороны, формально госпоже Блаваш ничего не грозило — не покусает же ее камарэ, в самом деле!
— Новая клиентка? — спросила я сдавленно.
— Разумеется, — пожала плечами госпожа Громова, слегка склонив к плечу темноволосую голову. — Алевтина, вы опять опоздали.
— Простите, госпожа куратор, это больше не повторится, — пробубнила я, глядя в пол и отлично понимая, что лгу.
С недавних пор я старалась пореже бывать в офисе, а уж по утрам, рискуя нечаянно увидеть очередное свидетельство близких отношений госпожи Громовой и Стэна… Блажь, страх — называйте как хотите. Но у меня не было сил это перебороть.
А ведь я думала, что уже выздоровела! Просто, наверное, все это было слишком…
— Надеюсь, — откликнулась госпожа Громова, и тон ее вдруг показался мне… Понимающим? Сочувственным? — Стэнли, будьте так любезны, заварите Алевтине чаю.
И он, конечно, безропотно подчинился своей принцессе.
— Спасибо, — почти прошептала я, не смея взглянуть на них.
Казалось бы, знание — горькое, но лекарство. Только оно почему-то совсем не помогало.
Зато чай помог. Не знаю, что Стэн в него подмешал, но, выпив полную чашку, я набралась решимости наконец приступить к работе.
Госпожа Громова поручила мне составить исковое заявление по делу госпожи Блаваш.
Я старательно переписывала перечень имущества супругов (клиентка собиралась не только развестись, а и поделить общий скарб).
По-моему, ее мужу следовало бы отдать большую часть — просто за вредность. А ведь прожили они в браке почти десять лет!
Да и список совместно нажитого впечатлял… И не только объемом!
— Вы молодец, Алевтина, — сдержанно похвалила госпожа Громова, пробежав глазами плод моих трудов. — Полагаю, вы заслуживаете награды. Можете завтра полдня отдыхать. Жду вас к двум.
— Спасибо, госпожа Громова! — искренне сказала я и невольно ей залюбовалась.
Наверное, «Дисней» консультировался у кого-то, лично знакомого с моим куратором. Такое сходство просто не могло быть случайным!
Только… все же сейчас госпожа Громова сильно изменилась. И Стэн составлял с ней очаровательный контраст. Темное и светлое, воля и подчинение…
Он так и остался верным пажом.
Так, Аля, прекрати немедленно!..
Стэн догнал меня уже у порога.
— Алевтина, — окликнул он и, когда я нехотя обернулась, протянул мне какую-то странную штуку из веревочек и палочек. — Возьми. Это тебе.
— Что это? — спросила я. А глупое сердце затрепетало… И, чтобы не поддаться соблазну, я для надежности спрятала руки за спину и сцепила пальцы в замок.
— Сонная ловушка, — объяснил он, по-прежнему протягивая мне эту штуковину. А глаза-то какие! И, чтобы не утонуть в светлом блеске его глаз, я отвела взгляд, отступила в сторону…
— Спасибо, не нужно, — пробормотала неловко, не зная, куда девать руки. Я чувствовала себя такой нелепой, такой страшненькой! Кто я рядом с госпожой Громовой? Принцесса и крестьянка. — Мне ничего нехорошего не снится, честно.
— Это не от кошмаров, — объяснил он спокойно и негромко. — Я знаю, что снюсь тебе. И тебе от этого… плохо. Возьми, повесь это над кроватью. И я больше не приду в твой сон.
— Спасибо, — сказала я, чувствуя, как что-то клокочет в груди. И отступила на шаг, словно Стэн держал ядовитую змею. — Я сама справлюсь! Не бойся, я не буду…
Не договорив, отвернулась резко, чувствуя, как меня душат злые слезы.
Даже не попрощавшись, я выскочила из офиса.
И прорыдала в подушку весь вечер…
Зато если мне что-то и снилось, то наутро я ни о чем не помнила. И валялась в постели, тупо глядя в потолок.
Смешно, я столько забавных историй читала о студенческой жизни! Почему-то у всех попаданок в книгах все получалось весело и легко. А я… я только набивала шишку за шишкой. Сама виновата, но разве от этого легче?..
В офис я примчалась уже в начале третьего.
— Вы снова опоздали! — дежурно заметила госпожа Громова. — Пожалуйста, больше так не делайте.
— Конечно, госпожа Громова, — буркнула я. Ненавижу оправдываться!
— Через час заседание по делу госпожи Блаваш. Вы поедете со мной. Возьмите в сейфе материалы дела.
— Да, госпожа Громова. — Привычная работа странно успокаивала…
Возле кабинета судьи на этот раз народу почти не было. Мало желающих судиться в самую летнюю жару!
Только подпирал стенку мрачный брюнет с собранными в хвост волосами, и чуть поодаль ковырялся в носу дядька с непрозрачной банкой в руках.
— Что это значит, Маэт? — хмуро спросил он, неохотно отлипая от стенки при виде нас. Обращался он исключительно к клиентке госпожи Громовой.
Впрочем, та не вмешивалась, остановившись в нескольких шагах от супругов.
— Маэт? — тихонько переспросила я у куратора. — О чем он?
— Имя, — так же негромко ответила она. Я нахмурилась: точно ведь помню, что госпожу Блаваш звали иначе! — Это аббревиатура. Магдалена Антуанетта Элизабет Таисия. Согласитесь, это не станешь выговаривать всякий раз.
Да уж! Я представила, как бедный Себастьян Блаваш каждый раз в постели называет жену полным именем… «Магдалена Антуанетта Элизабет Таисия! Поцелуй меня вот тут! Нет, Магдалена Антуанетта Элизабет Таисия, чуть ниже!» И сама сконфузилась от таких мыслей.
Иск я тогда составляла машинально, и такие мелочи прошли мимо меня.
— Я с тобой развожусь, Басти! — фыркнула госпожа Блаваш, вздернув заостренный подбородок. — И хочу, чтобы все было по закону!
— По закону? — переспросил господин Блаваш, вздернув смоляную бровь. — Как скажешь, дорогая! Хочешь копаться в грязных костях — будем копаться.
Я содрогнулась, потому что это совсем не было метафорой…
— Оглашается исковое заявление по гражданскому делу о расторжении брака и разделе совместно нажитого имущества супругов, — монотонно зачитывал судья. — Итак, супруги Блаваш прожили в браке с… Детей от брака не имеют. За период брака супруги приобрели три склепа на Малаховском кладбище… Кроме того, в результате совместного труда ими подняты двадцать четыре зомби и сорок скелетов… Ответчик, вы признаете иск?
В этот момент дверь распахнулась и в зал влетела молоденькая эльфийка крайне делового вида.
— Смиренно прошу прощения, ваша честь! Я была на другом заседании! Тысяча извинений!
— Вы кто? — строго поинтересовался судья.
— Мой адвокат, — скучающим тоном сообщил господин Блаваш. — Госпожа Найриэль.
— И у нас есть встречный иск, — тут же сообщила адвокат. — Вот, ваша честь, мои полномочия. Вот исковое заявление и приложения по числу лиц, участвующих в деле…
— Постойте! — раздраженно потребовал судья. — Сначала ответьте на вопрос, ответчик. Не забывайте, что ведется запись заседания!
— Нет, — четко ответил тот, раздраженно встряхнув головой, из-за чего несколько смоляных прядей выбилось из хвоста. — Не признаю. Кроме того, я заявляю, что моя… жена утаила от раздела часть наших вещей.
— Каких? — оживился судья, перелистывая встречное исковое заявление. — А, вижу. Десять гробов высшего качества и семнадцать урн для праха, имеющих историческое значение. Кроме того, аутентичные веревки самоубийц-повешенных в количестве пятнадцати килограмм. Сто двадцать саванов. Мыши летучие — стая примерно в три десятка особей. Крысы отборные, жертвенные, в количестве ста одной штуки. Погребальные украшения трех мумий эпохи Туагладешей. А также все пауки, находящиеся в склепе, являющемся общей совместной собственностью супругов. И произведенная ими паутина, предназначенная для специальных зелий. А почему не указано точное количество пауков и паутины?
— Ну, ваша честь, — адвокат замялась, — видите ли, пересчитать поголовье насекомых не представляется возможным!
— А как тогда я буду их делить? — раздраженно поинтересовался судья. — Истец по встречному иску, будьте добры уточнить перечень имущества!
— Да, ваша честь, — согласилась адвокат сдавленно, а ее клиент нахмурился, видимо, представив, как ползает по склепу и отлавливает пауков.
— И раз уж речь пошла о разделе столь… мелкого имущества… — Госпожа Громова встала и тонко улыбнулась. Однако я уже знала ее достаточно хорошо, чтобы догадываться — обо всем этом клиентка не сказала ей ни слова. — В настоящее время все имущество супругов находится в пользовании мужа моей доверительницы. Поэтому прошу суд обеспечить иск, возложив ответственность за сохранность имущества на ответчика.
— Я удовлетворяю заявленное ходатайство, — поразмыслив, решил судья. — Определение получите на руки завтра. И не позднее чем за неделю до следующего заседания представьте суду уточненный иск, или я исключу пункт о пауках и паутине из состава имущества супругов. Вам все ясно?
— Конечно, ваша честь, — сглотнув, пообещала адвокат. Выходит, просто посчитать пауков не получится, придется отлавливать, а то вдруг они потом разбегутся?!
— Но я возражаю! — вдруг взвилась госпожа Блаваш. — Почему это я должна отдавать ему часть своих украшений?!
— Каких это — ваших? — в голосе судьи отчетливо прорезалось раздражение. — Истица, выражайтесь точнее!
— Нууу… он сказал, что хочет украшения мумий! А они мои!
— Имеется в виду, что драгоценности и предметы роскоши являются собственностью одного из супругов, — подсказала госпожа Громова.
— Не ваши, — въедливо уточнила адвокат Найриэль. На возвышенную эльфийскую деву она походила только внешне. — А трех мумий эпохи Туагладешей.
— Мои! — капризно топнув ногой, закричала госпожа Блаваш. — И летучие мыши, и пауки тоже! Это же для моих зелий, ну зачем они ему?!
— Госпожа Громова, уймите свою клиентку, — устало попросил судья и добавил для госпожи Блаваш: — Истица, не устраивайте истерики. Суд не обязан разъяснять вам нормы права, спросите своего поверенного, она вам подтвердит, что имущество, предназначенное для профессиональных занятий одного из супругов, все равно является общим совместным. Но вы не переживайте, мышей и пауков я передам вам, — судя по всему, судье хотелось добавить что-то вроде: «Они вам подойдут!», — однако учту их при определении общей стоимости имущества.
Пока госпожа Блаваш молча хватала ртом воздух (похоже, она не привыкла к отказам в чем бы то ни было), судья закончил:
— Итак, слушание дела переносится…
Ему самым бесцеремонным образом не дали договорить.
— Ваша честь, есть ходатайство, — вдруг сказал тот самый дядька с банкой в руках, который до сих пор тихонько сидел в углу. Он прочитал с бумажки — запинаясь, по слогам: — О привлечении третьего лица — могильного червя Васисуалия, выступающего в своих интересах и интересах своих несовершеннолетних детей…
С этими словами он откупорил банку, и оттуда выглянул удивительно упитанный червяк с мою ладонь размером.
— Васисуалий — это я! — важно объяснил он, оскалив зубы.
Ой, по-моему, у червей не бывает зубов!
Наверное, я сказала это вслух, потому что он повернулся ко мне и сообщил нагло:
— А у меня — есть! Вот справка, что я — несчастная жертва экспериментов вот этих двоих!
Он кивнул в сторону разом онемевших супругов и смахнул хвостом невидимую слезинку.
Самые крепкие нервы оказались у судьи.
— Итак, — откашлявшись, начал он, — вы хотите участвовать в деле как третье лицо, не заявляющее самостоятельных требований на предмет спора?
— Почему это? — возмутился червяк. — Заявляющее! Степан, отдай судье мой иск.
Рук у этого существа все же не было.
— Хм, — только и сказал судья, принимая бумажку. — И чего вы хотите… Васисуалий?
— Право пользования кладбищем! — нахально заявил червяк. — А то знаю я этих людишек: пока они могилки делить будут, хоронить же никого не разрешат! А мои детки, мои бедные детки умрут с голода! Людишки могут годами за пауков судиться, а нам что, голодать?!
— Ваши требования понятны, — сдавленно проговорил судья. Видимо, и его самообладание имело свои пределы. — Я допускаю вас к участию в деле. И переношу слушание на две недели…
Эти недели в офисе тянулись невыносимо долго.
Мы были подчеркнуто, предельно вежливы друг с другом, только если госпоже Громовой это не причиняло ни малейших неудобств, то о нас со Стэном этого не скажешь.
Мои нервы были натянуты, как гитарные струны, и я вздрагивала от любого громкого звука, морщилась от резких запахов, делала глупые ошибки в документах.
А Стэн… Он по обыкновению молчал, но я часто чувствовала его пристальное внимание ко мне. И ужасно злилась, потому что смотрел он как-то… настороженно, что ли? И еще немного удивленно, как будто видел что-то такое, не замеченное раньше.
Тем вечером мы засиделись допоздна. Госпожа Громова слегла с простудой (вот уж не думала, что принцессы тоже болеют гриппом!), и как назло подоспела срочная работа.
Начальница вежливо попросила подготовить документы и, надсадно кашляя в кружевной платочек, отправилась наверх, в постель. Следом молча пошел Стэн — то ли массаж сделать, то ли лекарство подать…
А мне было ужасно одиноко и почему-то обидно.
Глаза уже слипались, когда я отложила бумаги и побрела на кухню. Я машинально размешивала сахар, мрачно уставившись в чашку. Говорят, по расположению чаинок можно предсказывать будущее, но в магии у меня не было ни малейших талантов.
Хотя не нужно быть магом, чтобы предсказать мое будущее. Институт, работа, съемная конурка… Может, еще котенка заведу… И состарюсь в одиночестве.
Мне вдруг стало настолько себя жаль, что в чашку закапали слезы.
— Что случилось? — спросил за спиной Стэн, и я от неожиданности подпрыгнула на стуле.
— Ничего! — яростно вытирая мокрые щеки, отрезала я. — Со мной все в полном порядке. Уходи, ладно?
Он и не думал послушаться. Ну, конечно, я же не госпожа Громова, чтобы отдавать приказы!
Забрал из моих трясущихся рук чашку и вдруг обнял за плечи.
От неожиданности я онемела, потом проговорила с трудом:
— Отпусти.
А голос как позорно дрожит!
Вместо этого он повернул меня лицом к себе.
— Аля, не надо, — попросил Стэн неожиданно мягко, смотря в мои заплаканные глаза. Ой, наверное, я ужасно выгляжу! — Поверь, я этого не стою.
— Да при чем тут ты?! — возразила я и тут же принялась объяснять — сумбурно и, наверное, непонятно: — Ну, то есть с тобой все понятно. Но это… как последняя капля, понимаешь? Я такая дура! Сначала инкуб, потом тот вампир, теперь вот… ты.
Он молчал, глядя на меня с непонятным выражением, как будто впервые увидел.
— Ну что со мной не так?! — вырвалось у меня. Вдруг накатило такое отчаяние, что хотелось уже не плакать, а устроить безобразную истерику, разбить что-нибудь…
— Глупая, — проговорил Стэн и осторожно, словно несмело, погладил меня по щеке. — Все с тобой хорошо. Тебе просто не везло, вот и все.
— Один раз — случайность, два — совпадение, а три — уже система, — возразила я тихо.
Так хорошо было стоять, прижавшись к нему! Пахло от Стэна чаем с бергамотом и почему-то острым перцем, от которого першило в носу.
Я знала, что это глупо, нелепо, бесперспективно… Но млела от прикосновения его пальцев.
— Глупая, — повторил он и вдруг, притянув к себе, поцеловал.
У меня кругом пошла голова. От восторга и… отчаяния.
Я уперлась руками ему в грудь и толкнула, что было сил.
— Не смей! — закричала я, не заботясь, что нас может услышать госпожа Громова. — Я не она, слышишь?
Кто «она», он понял без объяснений. Опустил руки, отвернулся.
А я рванула к выходу. Уволюсь, завтра же! Я больше так не смогу!
И плевать, что я вылечу из института.
Лучше опять попрошусь в служанки к господину Мандору. Он не откажет…
— Аля, — тихо-тихо позвал меня Стэн.
— Да? — не оборачиваясь, я неохотно задержалась на пороге.
— Я поклялся своей принцессе. — Голос его звучал бесцветно. — И клятву не нарушу. Я нужен ей, понимаешь?
— Понимаю, — выдавила я, уже не вытирая слез.
Конечно, я все понимала. И даже, наверное, уважала его за это.
— Если бы не… — Стэн не закончил фразу.
А я едва могла дышать от переполнявших меня эмоций.
В голове билось дурацкое высказывание из моего мира: «История не знает сослагательного наклонения»…
Как я добралась домой, не помню.
Не раздеваясь, упала на кровать и взвизгнула: в бок что-то впилось.
— Ай! — Я машинально посмотрела, обо что ударилась, и обнаружила книгу. Это оказался толстенный том в кожаном переплете из «Аптеки для душ».
А ведь я совсем о нем забыла!
Наверное, впопыхах собираясь на работу, я переложила его с тумбочки.
Я открыла книгу почти машинально, просто стараясь занять хоть чем-то глаза и мысли…
И заснула только на рассвете, перевернув последнюю страницу.
Как ни странно, я проснулась всего через пару часов, но чувствовала себя свежей и бодрой.
Не хотелось больше грустить, думать о плохом, копаться в наболевшем.
Хотелось… Наверное, съесть кусочек чего-нибудь вкусного, надеть красивое платье, ощутить на коже теплые солнечные лучи…
Мелочи, которых я почти никогда не замечала.
Но сегодня они, эти крошечные кусочки радости, складывались в гармоничную мозаику…
Дверь в офис распахнулась еще до того, как я успела постучать.
На пороге стоял Стэн, судя по потрепанному виду, тоже проведший ночь без сна.
При виде него сердце забилось сильнее, но привычной боли я не почувствовала. Как будто внутри лопнул гнойник, и хоть рана еще оставалась, вся гадость из нее уже вышла…
— Алевтина, отлично выглядишь, — заметил секретарь, смерив меня внимательным (и недоверчивым!) взглядом.
Наверное, именно удивление в его голосе придало мне сил вздернуть подбородок и ответить с небрежной улыбкой:
— Спасибо, Стэнли.
Он поднял брови (до сих пор я называла его Стэном, млея от звучания этого имени), но ничего не ответил. Лишь вежливо придержал дверь.
— Алевтина, вы сегодня удивительно хороши, — заметила и госпожа Громова. Сама она сегодня была ослепительна в простом черном платье, отделанном скромным белым кружевом. От вчерашней простуды не осталось и следа. — Глаза сверкают, на щеках румянец.
— Спасибо, — пискнула я, покраснев. Почему-то в присутствии Элеоноры Громовой я все равно ощущала себя замарашкой.
— Надеюсь, это не помешает вам плодотворно работать, — с отчетливой иронией заметила она, и я покраснела еще гуще.
Кажется, вчерашние разборки со Стэном от нее не укрылись.
— Не помешает! — заверила я с жаром и мышкой проскользнула за свой стол.
Нет уж, больше никаких любовных историй! Они приносят только боль и разочарование.
Зачем мне это?!
Второе судебное заседание по делу супругов Блаваш началось с опозданием часа на два. Все уже извелись, даже червяк выглянул из своей банки и выдал возмущенный монолог о бессовестности некоторых судей. Прочувствованная речь Васисуалия имела некоторый успех: любопытные секретарши приоткрывали двери и сдержанно хихикали.
Даже рыдающая в уголке фея (кажется, какое-то решение суда ее очень разочаровало) не испортила общего веселья.
Только госпожа Громова не скучала: она вынула из портфеля какие-то бумаги и принялась что-то записывать…
Наконец нас позвали в зал.
Судья, окинув взглядом собравшихся, тяжко вздохнул (глаза бы мои вас не видели!) и велел мрачно:
— Секретарь, доложите список явившихся лиц.
— В судебное заседание явились истец Магдалена Антуанетта Элизабет Таисия Блаваш, ответчик Себастьян Блаваш, их представители, а также кладбищенский червь…
— Могильный! — возмутился Васисуалий. — Попрошу без оскорблений! Я буду жаловаться!
— В чем вы усматриваете оскорбление? — поднял брови судья.
— Я могильный червь! — гордо сообщил Васисуалий. — Могильный, а не кладбищенский!
— А в чем разница? — скептически поинтересовался судья.
— Ну как же! — Васисуалий приосанился (если, конечно, это слово применимо к червяку!) и разъяснил важно: — Могильный — это значит, у меня есть частная могила. А кладбищенский так…
— Бомж, — не выдержала я, — ну, то есть без определенного места жительства.
И вжала голову в плечи под укоризненным взглядом госпожи Громовой.
— Именно! — обрадовался Васисуалий. — Хорошее слово!
Похвала, пусть и от червяка, была приятна.
— И какая же могила принадлежит вам? — вдруг уточнил судья, занеся карандаш над своим блокнотом.
— Третья справа! — гордо ответил Васисуалий.
— А вашим… детям? — что-то записывая, продолжил судья.
— Пятая и восьмая в шестом ряду!
Кажется, Васисуалий действительно ужасно гордился своим статусом частного собственника!
— Итак, сторона ответчика уточнила встречные исковые требования. — Судья лениво пролистал толстую пачку документов. — И предоставила сертификаты соответствия на всю имеющуюся паутину, а также справку от ветеринара о том, что на его попечение переданы здоровые пауки в количестве тридцати трех с половиной штук.
— Как это — с половиной? — простодушно удивился Васисуалий.
Кажется, он чувствовал себя хозяином положения. Удобно оперся на край банки, как на спинку кресла.
— Это означает, что в тот момент одна из самок как раз поедала самца после спаривания, — со скучающей миной объяснил некромант.
Я представила и содрогнулась. Гадость какая!
— Жаль, — фыркнула госпожа Блаваш, — что женщинам так нельзя!
— Следовательно, в настоящий момент речь идет уже о тридцати трех пауках, — вмешалась представитель ответчика, торопясь погасить ссору. Видимо, она опасалась, что истица потребует… эээ… извлечь останки бедолаги самца и тоже поделить. В равных долях.
И госпожа Блаваш охотно сделала бы мужу любую гадость.
— Мы не возражаем, — тонко улыбнулась госпожа Громова, предостерегающе наступив на ногу клиентке.
— Значит, стороны не оспаривают перечень имущества, которое является их совместной собственностью? — с явным облегчением заключил судья.
Ему явно не хотелось разбираться, был ли конкретный зомби поднят ответчиком или, например, подарен лично истице ее подругой.
— Не оспариваем, — дружно согласились адвокаты. Переглянулись, потом со своего места поднялась представитель ответчика.
— Однако мы полагаем, что оценка имущества, приведенная истицей, явно несправедлива.
— То есть вы заявляете ходатайство о проведении оценки? — уточнил судья.
Я машинально кивнула, вспомнив курс семейного права. Стоимость имущества супругов при разделе определяется по согласию между ними, а при отсутствии такого согласия — по оценке эксперта.
— Да, — подтвердила эльфийка, а истица вдруг взвилась.
— Да ты! Ты! — взвизгнула она, тыча в мужа наманикюренным пальцем. — Как ты можешь?! Ты изменял мне с зомбячками, а теперь еще совести хватает делить манатки?!
— Кто бы говорил! — Некромант моментально утратил скучающий вид. — Я же не спрашивал, на какие шабаши ты летала в полнолуние!
— И вообще, даже сама метла ведьмы — это фаллический символ, — поддакнула эльфийка, очаровательно зардевшись ушками.
— Стороны! — Судья для убедительности постучал ладонью по столу. — Хочу заметить, что к разделу имущества это не имеет отношения.
— Но мы же еще и разводимся! — фурией обернулась к нему госпожа Блаваш. — И я прошу, нет, требую! Требую, чтобы вы написали, что мы разводимся из-за того, что этот подлец мне изменял!
— Зомби не в счет, — возразил некромант.
Судья возвел глаза к потолку, видимо, то ли прося у небес сил, то ли интересуясь, за что ему такое наказание.
— Стороны, ведите себя прилично, — потребовал он. — Итак, вернемся к экспертизе. Ответчик, уточните, какие вопросы вы хотите поставить на рассмотрение эксперта, а также кто будет оплачивать ее проведение.
— А главное, кто сможет ее провести, — усмехнулась госпожа Громова. Она поднялась и, поправив белоснежные манжеты, проговорила негромко: — Полагаю, ответчик подготовил список экспертов, которые вправе проводить оценку такого имущества?
Представитель ответчика пошла пятнами. Кажется, до нее только теперь дошло, что не всякий специалист возьмется оценивать пауков и склепы.
— Мы… мы просим суд перенести слушание дела, чтобы уточнить этот вопрос, — пролепетала она, нервно перебирая свои записи.
— Хорошо, — вздохнул судья. — И, стороны, настоятельно рекомендую вам договориться миром, кому какое имущество выделить. Иначе я просто разделю все пополам. Вам все понятно?
— Все, — нестройным хором согласились стороны.
— Тогда я переношу слушание, — решил судья. — Думайте. И учтите, экспертизы сейчас очень дорогие…
Госпожа Блаваш выглядела разъяренной, а ее супруг — несколько пришибленным.
М-да, и правда, как распилить напополам три склепа?! Или вот пауков?
Дилемма…
Госпожа Громова что-то негромко втолковывала клиентке, та шепотом огрызалась и бросала на мужа гневные взоры. Господин Блаваш запустил пальцы в волосы, изрядно растрепав свой хвост, а его представитель что-то яростно строчила в блокноте.
И только Васисуалий искренне наслаждался происходящим…
За всеми этими переживаниями я едва не забыла, что подошло время сдавать контрольные и курсовые. До выпускных экзаменов времени оставалось еще порядочно, но уже сейчас приходилось срочно доучивать теорию и готовить письменные работы…
По такому случаю мне полагалось три свободные недели, чему я искренне радовалась. Нет, я скучала по Стэну и даже по госпоже Громовой, но… Я ужасно устала от этого всего, и постижение книжных премудростей оказалось желанной передышкой.
Только мозги мои с этим не соглашались. Они почти кипели в моей бедной черепушке, и даже во сне мне чудилось, что я мучительно вспоминаю, в чем отличия правового положения вампиров и вурдалаков, какие права имеют немертвые работники и кто считается условно-разумной, а кто — полностью разумной нечистью…
Я шла по коридору института, прижимая к груди тетради с очередными контрольными. Однокурсники по-прежнему не очень меня жаловали, так что я старательно делала вид, что думаю о чем-то постороннем и внимательно разглядываю мраморные ступеньки лестницы.
И, конечно, поплатилась: кто-то налетел на меня, едва не сбив с ног.
— Простите, — сказал этот кто-то смутно знакомым голосом, придержав меня за локоть, и присел на корточки, собирая разлетевшиеся бумаги. — Вы не ушиблись?
— Поль? — проговорила я недоверчиво, разглядывая светловолосый затылок и широкие плечи. — Что ты… вы тут делаете?
— Давай на «ты», — обезоруживающе улыбнулся Поль де Лакруа, передавая мне стопку тетрадей. — Я решил здесь остаться. Получил вид на жительство, теперь вот преподаю студентам фехтование.
Жалко, что юристам не преподают фехтование!
— Надеюсь, вам… тебе нравится, — пробормотала я смущенно.
— Нравится, — подтвердил он. Зазвенел звонок, и Поль заторопился: — Извини, мне пора. Еще увидимся.
— Конечно, — кивнула я.
А он вдруг взял меня за руку и поцеловал запястье.
— До встречи! — и ушел размашистым шагом.
А я осталась на месте, глядя ему вслед и пытаясь убедить себя, что глупо принимать близко к сердцу простое проявление рыцарства…
Несмотря на сессию, на заседание по делу супругов Блаваш я пришла.
Интересно же!
В суд я приехала заблаговременно, но госпожа Громова появилась лишь в последний момент, хотя на нее такая необязательность была совсем не похожа.
— Стороны, проходите, — пригласила секретарь.
На этот раз нас не задержали ни на минуту, видимо, память об экспрессивном выступлении Васисуалия еще была жива.
— Итак, продолжается слушание дела по иску… — начал усталый судья, потерев лоб.
— Нет, — поднявшись, вдруг возразил некромант.
— Что значит «нет»? — удивился судья.
— Это значит, что мы с Маэт помирились! — заявил ответчик и повернулся к жене: — Правда, дорогая?
Она кивнула.
— То есть вы передумали разводиться? — недоверчиво уточнил судья.
— Да! — хором ответили они.
— После суда мы вместе пошли на кладбище, — слегка смущенно пояснил некромант, — хотели спокойно обсудить… А там как раз полнолуние… Как в нашу первую встречу…
— И прохладные могильные плиты! — мечтательно подтвердила госпожа Блаваш. Теперь она совсем не напоминала ту скандалистку, какой была еще совсем недавно! — Ну, в общем, мы помирились…
Она улыбнулась мужу и красноречиво погладила себя по животу.
Некромант нежно приобнял жену за талию, а она доверчиво склонила голову к его плечу.
— А как же я? — возмутился Васисуалий. — Как же мои детки?!
— А ваш иск я удовлетворю, — подумав, решил судья. А потом уточнил ехидно: — Частично! Я признаю за вами и вашими несовершеннолетними детьми право пользования третьей, пятой и шестой могилами, которыми вы пользуетесь фактически. Претензии касательно пользования остальным кладбищем я считаю безосновательными.
— Но… но… — Кажется, впервые наглый Васисуалий утратил дар речи. Неудивительно, ведь на одном месте кого-то другого имеют право похоронить только много лет спустя! — Но я буду жаловаться! Мои детки умрут от голода!
— Жалуйтесь, — великодушно разрешил судья, пожав плечами. — Но вы же сами заявили, что вы — червь могильный, а не кладбищенский.
Госпожа Громова чуть заметно улыбнулась, складывая в портфель бумаги. Судья с облегчением отложил материалы дела. Супруги Блаваш не замечали никого и ничего, кроме друг друга.
А я вдруг увидела, как эльфийка, закусив изящную губу, смотрела на помирившуюся пару. И такая боль читалась в ее огромных глазах, что казалось, что сейчас боль ее переполнит, выплеснется наружу — слезами, истерикой, магией…
Но она молчала, лишь побелевшими пальцами сжимала ежедневник.
А мне было ее ужасно жаль.
Оказывается, не одной мне не везет в любви…