Сговор
Скифский кот злобствовал. Он опять оказался не у дел. Когда начальник службы безопасности Богарди распределял патрули по парам: кэльф – шедевральная или кэльфиня – шедевральный, ему пары не хватило. Он не мог не видеть: не только кэльфини, но и самые захудалые шедевральные торопились встать в пару с кем угодно, только бы не с ним. Более того, Богарди в нарушение всех правил составил несколько патрулей только из кэльфов, поручив им сбегать в здание Главного штаба, а некоторых шедевральных оставил дежурить в Итальянском и Голландском залах вообще поодиночке. Скиф знал: его не любили ни те, ни эти. Боялись его громадных, совсем не кошачьих зубов, способных в секунду перемолоть голову врага, его узких прищуренных глаз (да, скифы мы, да, азиаты мы!), пронизывающих насквозь до самых потаенных мыслей. Завидовали мускулистому длинному телу, коротким мощным ногам, грозной колотушке хвоста.
– А я? – спросил, наконец, Скифский кот, когда распределение закончилось. Он едва сдерживался от ярости.
– Ты еще здесь? – удивился Богарди. – Разве Шонхайд не сказала тебе идти домой? Разве не поручила следить за порядком внизу? Где Иранская кошка? Почему вы не ушли вместе?
– Ты же сам только что поставил ее в пару с Хэнри! – возмутился Скиф.
– Ах да, вспомнил, – Богарди почесал затылок.
Как опытный начальник службы безопасности он имел все основания не доверять Скифскому коту: многократно слышал от своих сотрудников, что Скиф недоволен кэльфийским порядком, вернее, беспорядком, который дает дворовым и шедевральным чрезмерную волю; постоянно ведет разговоры о необходимости выдворения европейских чужестранцев, то есть кэльфов, из азиатской России; считает незаслуженным размещение восточных коллекций в нижних этажах; мечтает, чтобы дворец снова превратился в курган и его, кота, вторично бы раскопали, куда с большими почестями, чем в первый раз.
Словом, чаяния Скифского кота были столь же тупы и глупы, как он сам.
– Вот что, Скиф, – Богарди не зря проходил постоянное повышение квалификации в эльфийской Академии безопасности, – я ведь специально оставил тебя для особого поручения. С твоим умом, силой и ловкостью ты не нуждаешься в напарнике, и шедевральные, и кэльфы будут тебе просто мешать. – Скиф приосанился, такая постановка вопроса ему определенно нравилась. – Сейчас ты один с соблюдением всех мер предосторожности займешь секретную позицию у Египетского зала. Твоя задача – следить за всем, что там происходит. Помни, Мут-Сохмет прекрасно осознает, насколько ты важен для нашего сообщества и опасен для нее, поэтому – тройная, десятикратная осторожность! И ни в коем случае не сообщай никому ничего из того, что увидел и услышал. Я найду тебя сам.
Богарди ободряюще похлопал кота по спине и кивнул, прощаясь.
Счастливый, окрыленный доверием, буквально раздувающийся от важности, Скиф, не торопясь, будто гуляя, потрусил вниз. По пути ему встретились несколько озабоченных патрулей, он сделал вид, что не обращает на них никакого внимания. Они, впрочем, тоже, и это его озадачило.
Страшно захотелось, чтобы хоть кто-нибудь остановился и спросил, что он тут делает, а он бы равнодушно ответил: выполняю особое поручение Богарди. Какое? Секрет. Аж зубы скрежетали, вот как хотелось похвастаться. Ведь его не просто заметили, отметили! Выделили. Стоит ли сомневаться, что ему поручена главная роль во всей предстоящей операции?
Он почти дошел до лестницы в Египетский зал, но поскольку так ни с кем и не поговорил, повернул обратно. Был чуть не сбит вернувшимися из Главного штаба кэльфами, едва не раздавил спящего Толстуна, и, наконец, увидел того, с кем, несомненно, мог поделиться новостью. По шпалерной галерее летела Сова. Судя по тому, как рассерженно она приухивала, кто-то ее огорчил. Увидев Скифского кота, Сова притормозила, захлопала круглыми глазищами:
– Ты чего тут делаешь?
«Вот оно!» – возликовал Скиф, но, растягивая удовольствие, решил спросить сам:
– А ты?
– Что я? Как всегда, – Сова сварливо заскрипела крыльями. – Еле-еле дуру эту бездомную внутрь впихнула. Никак не хотела. Говорю: утро скоро, останешься в коридоре – затопчут. А она верещит, упирается. Никакого понятия о приличиях! Пришлось немного пощипать, – Сова хихикнула, – хотя там, сам знаешь, ущипнуть-то не за что, ни мяса, ни шерсти. – И Сова улетела…
Так и не узнав, по каким делам оказался тут Скифский кот.
Подобное безразличие уж вообще ни в какие ворота не лезло!
Скиф печально прислонился к стене: опять один. Никому не нужный, никем не признанный. И это – его судьба? Его? Безусловного раритета, единственного во всей скифской коллекции? Если бы умел плакать – всплакнул бы, но древний металл, из которого он был отлит, подобных вольностей не позволял.
За какой-то из шпалер слышалась едва различимая возня. Скиф насторожился. Пригнувшись, почти ползком, пошел вдоль гобеленов, пытаясь определить источник странного звука. Шорохи и нечто-то похожее на сдавленные ругательства прятались за одним из самых красивых и ярких ковров галереи – шпалерой «Весна». Гирлянды цветов, королевские лилии, завитки акантового листа, кипарисы, цветущая сирень, пестролистные олеандры…
Кот никогда не мог оценить красоту и изящество этого гобелена: суровый скифский солдат и манерное искусство – вещи несовместные, а уж то, что прямо по центру картины шлялись пухлые нарядные дети садовника, было, по его мнению, полной безвкусицей – детей Скиф терпеть не мог. Именно эта красивейшая, как утверждали кэльфы, шпалера служила входом во владения Шонхайд, и странные звуки доносились именно оттуда.
«Это же Мимир! – мелькнула счастливая мысль в голове кота. – Конечно, кому бы тут еще быть?» Дом старшей кэльфини не проходной двор, можно только своим или по специальному приглашению хозяйки. Сам Скиф, например, ни разу там не был.
То есть Мимира, сбившись с ног, ищут по всему дворцу, а он спокойно себе сидит дома? Ну, не совсем спокойно, слышно же, пытается выбраться. Скорее всего, забежал случайно перекусить и заснул. А Шона проверить не удосужилась. Старшая! Если кому и быть старшим в этом дворце, так это ему, Скифу. И он будет! Очень скоро. Вот сейчас отыщет Шону, не Богарди, конечно, именно Шону, Богарди не преминет присвоить себе чужую заслугу, а Шонхайд обрадуется.
Представилось: общее собрание, торжественный зал. Кэльфы, шедевральные, дворовые. Музыка, полный свет. В центре зала он – Скифский кот, Шонхайд кланяется ему в ноги, остальные рукоплещут и кричат: «Слава герою!» Богарди, ясный пень, спрячется за спинами – стыдно!
– Не стоит благодарности, – лапой урезонивает всеобщий восторг Скиф. – На моем месте так поступил бы каждый.
– Кто там? – вдруг вонзилось в самое ухо. – Кто тут есть? Откройте, выпустите меня!
Шпалера заговорила.
Скиф приосанился.
– Это ты, Мимир?
– Какой Мимир? Откуда тут Мимир? – заверещала картина. – Это я, Сара. Открой скорей. Выпусти!
– Сара? – кота будто бы в одну секунду сдули. Погас свет, смолкли восторженные крики, остановилась музыка.
– Сара, Сара, – шпалера сильно волновалась. – Меня Сова тут заперла. А ты кто? Не вижу.
– Скиф, – представился кот. – Счастливо оставаться.
– Стой! – заголосил гобелен. – Не бросай меня! Я… знаю, где Мимир. И случайно проговорилась Сове, но не сказала, где он. Сова меня пытала, она хочет сама спасти Мимира. Я держалась! Теперь она полетела за Петухом, вместе они заклюют меня, и под пытками я сознаюсь. Вся слава достанется им. Это нечестно! Выпусти меня, и мы спасем Мимира вместе.
Выслушав этот странный и сбивчивый монолог, Скиф задумался. Положительно, сегодняшняя ночь задалась! Разве не об этом он только что мечтал? Разве не эти картины рисовало ему ближайшее будущее? Сара не врет, он сам только что встретил недовольную торопящуюся Сову. Стало быть, надо ее опередить.
Но Сара… Как быть с ней?
Скифу совершенно не хотелось делить славу с этой бездомной оборванкой. Если только…
А что? Один щелчок его прекрасных огромных зубов, и навсегда решена давняя проблема всех дворцовых обитателей, зовущаяся Сарой. Решено.
Скиф придвинулся ближе к вердюре, обследовал ее на вкус, прочность и запах.
– Как она открывается-то?
– Я откуда знаю? – сварливо отозвалась шпалера. – Давай, шевелись!
– Может, она зачарована?
– Еще чего! А Сова как открыла? Секрет какой-то есть, ищи! Нажать на что-то надо или наоборот – потянуть.
Скиф жал, тянул, трепал, царапал, кусал – гобелен не открывался.
– Ты там уснул, что ли? Смотри, сейчас эти прилетят, тебе тоже не поздоровится!
– Когда это Скифский кот Сову с Петухом боялся? – заносчиво отозвался взломщик. – Шугану, мало не покажется.
– Шуганешь, ага. Только Мимир им достанется, – напомнила Сара. – Дерни там какого-нибудь ребенка за пятку. Или за нос.
– Дергал, не получается.
– Что ж нам делать? – шпалера на какое-то время смолкла. Потом раздалось победное «мяу». – Придумала! Сейчас по дворцу много патрулей ходит, все кэльфы знают, как к Шоне входить. Отлавливай первого, кто попадется, и говори, что тут Мимир.
– Где Мимир? – насторожился Скиф. – Там? С тобой? Ну я же говорил…
– Дурак, – сообщила Сара. – Откуда тут Мимир? Это военная хитрость. На Мимира любой клюнет. Откроют вердюру, я выскочу – и привет.
– А ты умная, – уважительно похвалил Скиф, но тут же опомнился. – Я и сам так хотел. Сиди молча, только царапайся.
Дальнейшее было делом техники. На ближайшем углу Скиф дождался очередного бесполезного патруля – кэльфа Рагнара и черную кошку Миси с полотна Бьяджо д’Антонио «Мадонна с Младенцем».
Привел их к шпалере. Рагнар, у которого рука тряслась от волнения и радости, два раза повернул вазу с цветами в левом нижнем углу. Второй ребенок, который только что прятался за первым, показывая лишь спину и часть ноги, встал и открыл дверь, прикрытую цветущим кустом.
Сара тут же выскочила наружу, чуть не сбив с ног Рагнара, перепрыгнула через пригнувшуюся Миси и с воплем понеслась по галерее.
– Это не Мимир, – пискнула Миси.
– Он, наверное, внутри, обождите, – Рагнар шагнул в шпалеру.
Миси для всех кэльфов кошка особенная. Пионерка, так сказать. Бьяджо Д. Антонио из Флорентийской школы в 1526-м, когда еще костры из кошек по всей Европе пылали, не побоялся и изобразил рядом с Мадонной кошку. Мало того что на сносях, так еще и черную! Отчаянный, видно, был художник. Понимал, что за кошками – будущее. Эта «Мадонна с Младенцем» любимая картина всех кэльфов, ну и к Миси соответствующее отношение. Поэтому в пару ей Богарди поставил не кого-нибудь, а Рагнара, кэльфа сильного, тренированного, умного. Такой, если что, за Миси, не задумываясь, жизнь положит.
Поэтому оболванить ТАКОЙ патруль Скифу представлялось особенной честью. Пусть знают!
Ждать возвращения Рагнара Скиф не стал – зачем? Кивнул Миси и, демонстрируя полное осознание выполненного долга, рванул вслед за Сарой.
Поблизости кошки не оказалось. Ни за одним углом, ни за другим, ни на лестнице, ни под лестницей, ни на окнах, ни в переходах. Скиф обследовал все близлежащие помещения – пусто! Он уже почти понял, что его надули, и почти решил отомстить, как в самом темном углу у шахты лифта вдруг углядел предательницу.
Сара сидела возле спящего Толстуна, пытаясь расшевелить его тучное тело лапой. Скиф осторожно подкрался сзади и, прыгнув, сомкнул челюсти на ее облезлом хвосте.
– Ай-яй-яй! – заголосила Сара, извиваясь и пытаясь вырваться из смертельного захвата. Увидала Скифа, испуганно сжалась и тут же расплылась в подхалимской улыбке. – А, это ты! А я как раз у Толстуна спрашивала, не видел ли он тебя. Обыскалась!
Для того, чтобы высказать Саре все, что он о ней думает, Скифу пришлось бы выпустить из зубов ее хвост. Поскольку недавнее доверие было подорвано, Скиф молчал, изредка щелкая зубами, чтобы удобнее перехватить облезлую конечность и подобраться ближе к худым Сариным бокам.
Молчание Скифа и лязг металлических челюстей Сару пугали.
– Я, пока тебя искала, проверила: Мимира там уже нет, – искренне призналась она. – Сбежал. Или кто-то другой нашел. Кто? Не слышал?
– Как это нет? А где ж он? – молча удивился кот. Саре веры не было. Ни на грош. Поэтому он, выставив тяжелую лапу, прижал лживый хвост у самого копчика и только тогда разжал челюсти.
– Если ты мне сейчас не скажешь правду, я тебя перекушу. Как щепку.
Рассказ Сары, пространный и сбивчивый, с ненужными подробностями счастливого детства, бродячей бездомной взрослой жизни, ночного концерта на окне, ангельского нрава, подточенного ужасными жизненными обстоятельствами, равнодушия реставраторов, бесчисленных обид, наносимых кэльфами, шедевральными и даже дворовыми, угнетения Совой, Павлином и Петухом, потерей товарного вида и полным отсутствием перспектив в будущем, в общем-то, свелся к одному: да, соврала. Но исключительно инстинктивно – из чувства самосохранения. Давно мечтала обрести надежное мужское плечо, за которым ей, слабой несчастной кошке, не страшно было встретить старость, а уж она бы, конечно, отплатила сторицей – лаской, любовью, преданностью.
Последние слова Скиф пропустил мимо ушей – как старый солдат, он их просто не знал, а вот про плечо – понравилось. Он ведь тоже мечтал о родственной душе. Честно сказать, предполагаемая подруга чаще грезилась ему в образе золотоволосой прекрасной кэльфини, но на безрыбье, как говорится… В конце концов, – он внимательнее вгляделся в Сару, – если ее откормить, вычесать как следует, дать нормально отоспаться – в Скифском зале полно для этого места, – она еще вполне ничего.
– Готова со мной и в огонь, и в воду? – сурово спросил он. – В беду и в радость? Богатство и бедность?
Сара часто и мелко закивала.
– У меня есть план, – важно сообщил Скиф, впрочем, не убирая тяжелой лапы. – В судьбоносные моменты истории главная мудрость в том, чтобы определиться с сильной стороной и примкнуть к ней. Согласна? – Сара снова кивнула, теперь уже более заинтересованно и осмысленно. – В сложившейся ситуации сила на стороне Мут-Сохмет. Следовательно, мы должны быть вместе с ней.
– Как это? – не поняла Сара. – Зачем? Она же собирается все тут сжечь!
– Именно это нам и нужно. – Скиф понял, что теперь кошка никуда не сбежит, хотя бы из любопытства. Потом же, когда узнает весь его план, вообще сбегать не захочет.
И он в подробностях изложил ей свое видение мира после катаклизма: на месте дворца огромный курган, туда закапывают все сохранившиеся сокровища, конечно же, привезут и картину Сары из Старой деревни. То время, что курган будет зреть, они вместе отсидятся в его глубине, защищенные от ливней и морозов многометровым слоем земли.
Картина Сары, несомненно, подвергнется коррозии, краска новых зарисовок расшелушится, и Сара просто легко стряхнет ее лапой, вновь открыв вход в свой родной дом. Когда начнутся раскопки кургана и их найдут, это будет равносильно обретению чуда: лучшие места в новых экспозициях, многотомные научные труды, посвященные уцелевшим героям, слава, почести, путешествия с коллекциями по всей земле.
– Ну как? – спросил Скиф, немного тревожась: все-таки это была премьера его многолетних дум.
Сара ничего не ответила – не могла. Ее худая морда цвела таким искренним восторгом, в глазах плескалась такая зримая надежда, что Скиф решительно убрал лапу с ее копчика.
– Что я должна делать, приказывай! – наконец вымолвила Сара, глядя на Скифа с таким обожанием, что он даже немного смутился.
– Во-первых, слушаться меня. Беспрекословно. Во-вторых, сейчас мы спрячемся у Египетского зала, и когда кэльфы снимут оцепление, а Сохмет еще не уснет, проберемся к ней и все расскажем.
– Что – все?
– Все, что знаем. Планы кэльфов, их идеи по усмирению Сохмет, их связи с дворовыми и шедевральными. Состав патрулей, число, особенности. Все!
– А она поверит? – Сара все еще продолжала опасаться Сохмет.
– Когда самый сильный и умный представитель врага переходит на твою сторону, – Скиф приосанился, – не поверить ему – значит обречь себя на неминуемое поражение. История знает массу таких случаев, А Сохмет хорошо знает историю. Вперед!