Сонное царство
В коридоре Галя попрощалась:
– Пока, до завтра. Пойду к себе, какой теперь сон? Коты столько времени отнимают, а от работы никто не освободит. Может, до утра хоть что-нибудь разгребу.
Маргарита Владимировна, уже и плащ снова натянувшая, тоже остановилась: за окном льет не переставая, зонт она где-то посеяла, найди сейчас в темноте. Может, тоже домой не ходить? Пока доберешься – уже и вставать пора. Посидеть поработать? Как раз подставку зашкурить и прогрунтовать успеет. Вернулась в лабораторию, включила свет, полюбовалась своим творением, достала из ящика нужные шкурки. И что-то в одну секунду вдруг так навалилось! Голова тяжелая, мочи нет удержать, в глаза будто кто горсть песка швырнул, и руки дрожат. Ничего себе! С чего бы это? Еще и познабливать начало.
Скинула туфли, натянула шерстяные носки – всегда в столе лежат, когда долго без движения сидишь, ноги иначе не согреть. Закуталась в старый вязаный оренбургский платок, доплелась до старенького кресла, продавленного, но широкого и уютного, забралась с ногами: сейчас согреюсь чуть-чуть… Привалилась к спинке, закрыла глаза.
Сквозь уставшие веки видела, будто пришел тот самый котенок, найдёныш, ласковый, теплый, улегся на колени, стал мурчать: баю-баюшки-баю…
Перестань, просит Маргарита Владимировна, с чего я тут в кресле спать стану? Просто посижу чуть-чуть, передохну. Перенервничала из-за тебя. И чего ты в Египетском зале забыл? Как туда попал? Хорошо, на директора не наткнулся, он тоже допоздна, бывает, засиживается. А то бросила бы тебя охрана в подвал, а ты там никого не знаешь, маленький. Спи давай, тебе сил набираться надо, расти…
Засыпает котенок, серо-рыжий, с белым пятнышком на спине, уткнувшись любопытным носом в теплый палантин, сладко пахнущий синеглазой человечьей бабушкой.
Маргарите Владимировне снится котенок, а котенку снится чудесный остров Авалон, куда собрался сбежать грозный Техас.
Как он туда доберется? Как найдет дорогу? Лирай говорит, что путей в Страну блаженных не знает никто, потому что остров этот зачарованный. Стоит он в синем море, бирюзовом океане, мимо пройдешь-проплывешь-пролетишь – ни за что не увидишь: волшебный туман накидкой-невидимкой закрывает Авалон от любопытных глаз, морочит голову миражами: то кит привидится, то корабль плывущий, а то и страшная темная бездна – не подходи, пропадешь.
Самое красивое и счастливое место во всем свете. Страна вечной юности. Лирай предполагает, что Авалон спрятан на Западе, и попасть на него можно через далекие ледяные горные озера, бабушка считает, что остров на Востоке, и дорога к нему исключительно по дну глубоких морей. Оба толком не знают. А дедушка Альвис по секрету рассказал, что если эльф собрался в Авалон, он превращается в прекрасную бабочку, и крылья сами знают, куда лететь.
Портрет эльфини с крыльями бабочки есть в Эрмитаже. «Покинутая Психея». Лирай говорит, что она не из эльфов, греческая богиня, даже легенду о ней рассказывал, грустную-грустную. Мимир из всего длинного рассказа одно запомнил: Психея пострадала из-за своего любопытства. А бабушка Шона говорит, что любопытство не порок. Лирай столько всего знает, что ему перепутать – раз плюнуть! А бабушка всегда учит: доверяй, но проверяй. Эта мраморная Психея такая же красивая, как бабушка Шона.
Эльфы уходят в Авалон исключительно по собственному желанию, когда им надоедает жить рядом с людьми. Но Мимир считает, что эльфам просто очень хочется полетать. Когда вырастет, он обязательно подарит бабушке самые красивые бабочкинские крылья, чтоб она могла тут летать и не хотеть в Авалон. Надо, кстати, спросить, не с неё ли Дженнаро Кали эту скульптуру делал? Вот тогда он самому Лираю нос утрет!
Авалон – священное место. Когда-то в здешних волшебных мастерских эльфы выковали меч Эскалибур и подарили его королю Артуру, мать которого Эйгир была эльфиней. Помогая ему в праведных битвах, они все же не смогли уберечь героя от предательства и гибели, но в знак особых заслуг перенесли его прах сюда и похоронили с большими почестями.
Тут же, на Авалоне, находится Священный Грааль, который до сих пор не перестают искать на Земле. С Авалона никто никогда не возвращается, потому обратных дорог ни под озерами, ни под холмами, ни в океанах нет. Значит, и бабушку туда отпускать точно нельзя! По крайней мере, пока сам Мимир там не побывает.
На острове вечная весна, и времени не существует вовсе – остановилось.
– Дедушка, – просит Мимир, – возьми меня с собой на Авалон, я никому не скажу, как туда добраться.
– Пойдем, – соглашается Альвис, – ты послушный кэльфенок. Я тебе верю.
Дорога тоже волшебная, вроде и не было ее, дороги. Мимир даже и не заметил, как у дедушки выросли крылья, как тот посадил его на спину, как летели. Раз – и уже на острове.
– Вот это да! – вертит головой Мимир. Никогда такой красоты не видал! Вокруг все цветет – деревья, цветы, трава. Даже злобный чертополох спрятал колючки и нарядился в голубые праздничные колокольчики. Солнце ласковое, лучами гладит, обнимает. Вдоль дороги кудрявые яблони: на одной ветке цветы цветут, на другой малепусенькие яблочки, на третьей – плоды с голову Мимира. Желтые, красные, розовые.
– Разве так бывает? – удивляется Мимир.
– Ты же это видишь, значит, оно есть, – улыбается Альвис. – Это волшебные яблоки, тот, кто их ест, никогда не старится, поэтому на Авалоне все молодые.
Они все идут и идут, а солнце никуда не уходит.
– Тут бывает ночь? – интересуется Мимир.
– Тут всегда ночь, – улыбается дедушка, смотри!
Заводит Мимира в подземный ход, и из него Мимир видит на темном небе мохнатые, как шмели, звезды. Они жужжат и играют друг с другом.
– Пора спать? – спрашивает Мимир.
– Устал?
– Нисколько. Но ведь ночью нужно спать. Чтоб накопить силы.
– На Авалоне силы копить не надо, тут никто не устает, и спать ложатся, только если сами захотят. Не от усталости, а по желанию. Тут все – по желанию.
– Но ведь темно, – не понимает Мимир.
– Разве? – смеется дедушка.
Выводит его из пещеры, и наверху снова солнце и свет, и цветы, над которыми порхают самые красивые бабочки. Или это не бабочки, а эльфы?
– Я же сказал, тут все по желанию. Хочешь, летай бабочкой…
– Хочу! – радуется Мимир, и тут же за его спиной расправляются чудесные крылья, Мимир их не видит, но чувствует: они белые с красными ободками (он теперь отлично знает красный цвет!) и изумрудными глазками по центру. Самые красивые!
Крылья поднимают его вверх, вот он уже кружит вместе с другими бабочками, поднимается выше цветов, выше яблонь, выше неба, долетает до солнца и смотрит вниз. Там все маленькое-маленькое, но у Мимира хорошее зрение. И в дальней дали он видит бабушку Шону. Она смотрит в небо и плачет.
– Почему ты плачешь? – спрашивает Мимир.
– Мой любимый Мимир пропал, – отвечает Шона. – Я ищу его целую вечность, но его нигде нет.
– Это же я! – кричит Мимир. – Смотри, я здесь! Это я нарядился бабочкой, чтобы получше разглядеть остров Авалон, а потом все-все тебе рассказать.
Бабушка не слышит его, она далеко. Плачет и зовет:
– Мимир, Мимир…
Мимиру становится так жалко бабушку, как никогда никого на свете. И он машет крыльями все сильнее и сильнее, чтоб быстрее долететь до нее и успокоить. Но почему-то, наоборот, улетает все выше и дальше.
Маргарита Владимировна тихонько гладит котенка: шелковая спинка, пуховый хвост. Найденыш уютно муркает, ему хорошо, но вдруг, будто что-то услышал – у кошек отменный слух! – напрягает спину, вострит уши, и Крюча с удивлением ощущает, как ровно под ее рукой, там, где котенок строго пополам делится на серого и рыжего, белое пятнышко начинает набухать и разрастаться. Оно все больше, больше, вот уже это не пятнышко, а вполне сформировавшиеся крылья.
Котенок взмахивает ими и, как большая бабочка, поднимается ввысь.
– Стой, куда ты, нельзя, – кричит Маргарита Владимировна, но до котенка уже не дотянуться. Он пролетает сквозь потолок, второй этаж, третий, крышу и вот уже парит высоко в небе белой едва различимой точкой. – Стой, там дождь, кошкам в дождь нельзя. Крылья намокнут, ты разобьешься!
Мимир больше не видит бабушку – далеко, но ветер доносит ее голос:
– Тебе нельзя в Авалон, еще рано, ты нужен здесь, очень нужен, возвращайся…
– Возвращайся! – слышит Мимир другой голос и понимает, что это другая бабушка – человечья, которая… – Не пролетай через Египетский зал! – кричит она. И Мимир вдруг все вспоминает.
