Глава 14
Я смотрела на Алана, будто никогда раньше его не видела.
— Ты… призрак? — пробормотала я, вновь вспоминая ту ночь, когда мы познакомились.
Тогда я разбудила его, и он смотрел на меня, как на привидение. Не знаю, почему я подумала, что он мертв, — Руфус уверял меня, что не причинил Алану вреда, и, хотя я не доверяла Руфусу, этим его словам почему-то верила…
Но я не рассчитывала увидеть Алана здесь. И я не слышала, как он вошел.
— Не бойся. Я не призрак. Я жив, и у меня все хорошо. Вот за тебя я волнуюсь!
Я слабо кивнула.
— Все в порядке, — солгала я.
Алан мне не поверил. Протянув руку, он осторожно дотронулся до моего лица кончиками пальцев. Это прикосновение было символом всего, чего мне так не хватало. Бланш сколько угодно могла обнимать меня и шептать, что я ее лучшая подруга, ее близость не была настоящей — в отличие от нежного прикосновения Алана, его руки, смахнувшей слезинку с моей щеки. В моей жизни было мало людей, которых я подпускала так близко, — и из них остался только Алан.
— Я предупреждал тебя о Молинье, — тихо сказал он.
Наверное, сейчас еще не настала ночь, я проспала недолго, и в комнате царили густые сумерки. Лицо Алана скрывала тень, и я могла разглядеть только его глаза, огромные, серьезные.
— И теперь ты поняла почему, верно?
Я прикусила губу. Однажды я уже рассказала ему слишком многое и тем навлекла на него неприятности. Если я поступлю так еще раз, с ним будет покончено и он окажется в такой же ситуации, как и Люси. Ох, стоило мне только подумать о Люси… Никогда в жизни я больше не допущу такую ошибку.
— Что ты знаешь о них? — хрипло спросила я.
Алан, увидев мой страх, успокоил меня улыбкой.
— Ты винила себя в моем исчезновении, верно? А теперь ты думаешь, что должна защитить меня? Но тебе не нужно меня оберегать. Мне все известно уже давно. Молинье — феи. Видишь, я произнес это вслух, и ничего не случилось. Они поселились здесь, где никто ничего о них не знает. Отсюда они собираются отвоевывать себе мир. Я здесь, чтобы не допустить этого. Теперь это наш мир.
Я не стала спрашивать, откуда он все это знает. Я просто смотрела на него, ошеломленная и возмущенная. Почему он не рассказал это раньше? Почему не открылся мне? Если Алан — обычный мальчик на побегушках, каким я его себе представляла, то я всего лишь невинная девочка из сиротского приюта. Все это время он играл со мной… Я покачала головой. У меня были все основания злиться на Алана, но на самом деле я была счастлива, что он вернулся, и вздохнула с облегчением, осознав, что мне больше ничего не нужно от него скрывать. Тем не менее я решилась возразить ему. Я не собиралась защищать фей, но все было не так просто, как он себе представлял.
— Они здесь и для того, чтобы помочь людям, — сказала я. — Это… трудно объяснить. Когда мир фей отделился от нашего, они не знали, что из-за этого люди утратят свои грезы. Именно поэтому они и вернулись.
Руфус мог бы мною гордиться! Наверное, он все еще полагал, что я не поняла ни слова из объяснений Вайолет, но ему не стоило считать меня дурочкой!
— То, что они делают, ужасно, но у них нет другого выбора, если они хотят выжить здесь.
— Так они тебе, значит, сказали? — горько рассмеялся Алан.
Я побледнела:
— Это ложь?
Если они обманули меня — опять обманули! — как я могла после этого верить им? Откуда мне знать, когда они говорят правду, а когда лгут? Такому не учат в школе, как арифметике, в которой всегда есть правильное решение и любой может его отыскать.
— Нет, это правда, не волнуйся, — ответил Алан. — Но это не вся правда. Они смотрят на все под таким углом, который им выгоден.
Он не дал мне времени спросить, с каких это пор он лучше разбирается в феях, чем сами феи.
— Они вбили клин между двумя мирами, разъединили их, ушли в свое царство, и мы уже думали, что избавились от фей раз и навсегда. Но затем они заметили, что не могут жить без людей. Теперь, когда фей нет в нашем мире, зато появилась вся эта новомодная техника — паровозы, железные дороги, автомобили, дирижабли, — и прогресс уже не остановить, лишь вопрос времени, когда люди позабудут о народе фей. И это никак не связано с тем, что люди лишатся грез. Просто грезят они теперь об ином. Но феям нужны другие грезы. И нужны люди, которые верят в них. Старушки, выставляющие за порог мисочку молока в полнолуние, — не для кошек, а для фей. И даже люди, которые вешают над дверью подкову, зная, что так фея не сможет войти в его дом. Главное — это вера. И теперь они прокрались в наш мир, чтобы вернуть грезы себе. Не верь, что это хоть как-то связано с заботой о людях. Когда ты познакомишься с феями ближе, то поймешь, что в них нет добра. Мы, люди, для них не лучше скота. Скота, работающего на них. Скота на убой.
Я смотрела на него, не зная, что сказать. Взявшись за край одеяла, я укрылась до подбородка. Да, я не хотела принимать сторону фей и выступать против Алана, но где-то в глубине души я чувствовала, что правы обе стороны, хотя такое едва ли возможно. И в тот момент я произнесла самое глупое, что только могло прийти мне в голову:
— Ты не любишь фей.
Могла ли я винить его в этом? Они и мне самой не очень-то нравились…
Алан кивнул:
— Это долгая история.
Он умолк, но было уже слишком поздно. Я должна была узнать подробности.
— Они что-то тебе сделали?
Я представила, что Руфус в поисках идеального тела забрал кого-то, кто был дорог Алану… Или какая-то фея попыталась заполучить тело Алана, когда тот был в сознании… Но он пожал плечами.
— Нет. Говорю же, это долгая история, правда. — Он вздохнул. — Но раз уж я начал, то должен рассказать ее, верно?
Я кивнула, и он сел на край кровати.
— Ты слышала о Тэм Лине?
Я покачала головой. Имя показалось мне знакомым по какой-то старой сказке, но сейчас я была в таком смятении, что ничего не могла вспомнить в точности. Похоже, Алан не винил меня в этом — по крайней мере он не стал смеяться надо мной, а сразу начал рассказывать:
— Это случилось сотни лет назад. Тэм Лин был человеком, рыцарем. Его похитила королева фей. Она притворялась, что любит его, но он выяснил, что на самом деле она собирается принести его в жертву. Буквально. Люди тогда особо не церемонились друг с другом, а феи и подавно. Сегодня они просто не любят все, что связано с религией, но тогда… тогда они были в сговоре с Дьяволом. Как бы то ни было, Тэм Лин понял, что ему нужно бежать. В одиночку он бы не справился. Но если бы какая-нибудь смертная, какая-нибудь девушка влюбилась в него, то смогла бы победить королеву фей и освободить Тэм Лина, потому что любовь сильнее любых чар. К счастью, у него была возможность хотя бы на время покидать царство фей, ведь тогда миры людей и фей еще не были разделены и он легко мог попасть в человеческий мир, в лес Кантерхог. У лорда тех земель было две дочери, Дженет и Маргарита, и Тэм…
— Погоди! — перебила его я. — Правда? Дженет? И Маргарита?
— Пожалуйста, дай мне закончить. Я знал, что ты узнаешь эти имена. Но ты хочешь дослушать историю до конца, верно?
Я кивнула, сложила руки под одеялом и принялась слушать.
— Тэм Лин решил попытать счастья с ними обеими. Он был в отчаянии и не хотел делать ставку только на одну девушку, его время было на исходе. С Дженет все сработало, она сразу же влюбилась в него, и это была истинная любовь. Она бы отдала все, лишь бы спасти его. Но Маргарита… Мне кажется, он думал, что у него нет другого выбора, но то, что он совершил… — Алан покачал головой, подбирая слова. — Он взял ее силой. Он знал, что Маргарита его не любит, но, должно быть, подумал, что если она забеременеет, то у нее будут причины бороться за него.
Мне стало дурно, когда я это услышала. Правда, я не знала, кто хуже — феи или Тэм Лин. С моей точки зрения, этот парень заслуживал заклания Дьяволу.
— И? — презрительно спросила я. — Она его спасла?
Я бы оставила его ни с чем. И если бы я была сестрой Маргариты — тоже. Если он уже заполучил Дженет, зачем ему нужна была вторая?
— Они его спасли. Легенды о Тэм Лине, все песни о нем, эти баллады — все это очень романтично. Но на самом деле Тэм Лин зашел слишком далеко, и его жизнь после бегства из царства фей была недолгой.
— Сестры убили его? — кровожадно осведомилась я. Я от всей души желала этому мерзавцу смерти.
— Когда родился ребенок Маргариты, — продолжил Алан, не отвечая на мой вопрос, — они не смогли выносить его вида — и отдали его. Они решили оставить ребенка в живых, но только не рядом с собой, ведь обе страдали от случившегося. Сын Тэм Лина рос, ничего не зная о своем происхождении, пока его не нашли феи. История Тэм Лина стала легендой у фей, как и у людей, но у фей было совсем иное отношение к происшедшему, как ты понимаешь. Говорят, королева фей была в ярости от предательства Тэм Лина — но когда ты фея, для тебя нет плохих историй, ведь главное, чтобы люди говорили о народе фей и верили в него. Чтобы поглумиться над мальчиком, надменные феи рассказали ему все — наверное, они по-своему радовались незавидной участи Тэм Лина. Но, к их изумлению, сын Тэм Лина поклялся посвятить свою жизнь борьбе с феями. Так он и поступил. Его сын последовал его примеру, как и сын его сына, и так далее…
— Вплоть до тебя, да? — спросила я. — Ты потомок Тэм Лина, верно? — Я ощутила горький привкус во рту. — Вайолет… Вайолет знает об этом? — Мне проще было задать такой вопрос, чем спросить напрямую: «Это значит, Вайолет…»
Алан рассмеялся:
— Нет, она ни о чем не подозревает, конечно! Неужели ты думаешь, что я мог бы так просто устроиться слугой в этот дом, если бы они знали, что я охотник на фей? И только и жду подходящего момента, чтобы выполнить свое предназначение? — Он помолчал. — Но в случае с тобой я зашел слишком далеко. Я не знал, что тебе известно, и когда ты доверилась мне… я понял, что зашел слишком далеко.
Я кивнула, поджав губы:
— Как Тэм Лин.
Я чувствовала себя опозоренной. Мною воспользовались. Этот парень сидел у меня на кровати как ни в чем не бывало… Я же не дура. Он только что прямо сказал, что подружился со мной, чтобы разузнать побольше о феях. Ох, теперь-то я радовалась, что в тот день в лабиринте не поцеловала его!
— Мне очень жаль, — прошептал Алан. — Но все было не так, честно! Я хотел провести с тобой время, потому что… потому что ты мне нравишься.
— Можешь рассказать об этом феям! — фыркнула я.
Я встала с кровати с противоположной от Алана стороны. В этот момент мне было все равно, что я сейчас в нижнем белье. Раз он не собирался убираться отсюда, я хотя бы отойду от него подальше.
— Я не знаю, где ты провел последние недели, но, как по мне, можешь возвращаться туда! — Я демонстративно открыла окно.
Вряд ли бы он стал выбираться из моей комнаты именно через окно, но это было достаточным намеком, к тому же мне не помешал бы свежий воздух. По крайней мере теперь я злилась — а злиться куда лучше, чем рыдать и чувствовать себя униженной. Но пусть Алан не думает, что я благодарна ему за это!
Он вскочил и подошел к двери, но остановился.
— Подожди! Я понимаю, что ты на меня обижена, но я должен кое-что тебе сказать!
— Что именно? — ледяным тоном осведомилась я.
Если он сейчас же не уйдет, я разбужу Вайолет и скажу ей, что мы приютили в доме охотника на фей. И тогда посмотрим, насколько быстро Алан умеет бегать. Вот только… пока что я хотела дать ему шанс уйти самому. Главное — поскорее.
— В тот день, когда мы устроили пикник в лабиринте… — Алан говорил так тихо, что я едва разбирала слова.
Я раздраженно повернулась к нему и отошла от окна. Неужели ему действительно нужно все усложнять?
— Я знал, что неприятности не заставят себя долго ждать, — продолжал он. — Если бы мистер и мисс Молинье узнали, какие вопросы я тебе задавал… Я не мог рисковать. Они бы меня поймали. Поэтому я сбежал.
Я недовольно мотнула головой.
— Мне они сказали, что выгнали тебя.
— Наверное, они бы так и поступили, но я учитывал и худшее… С феями шутки плохи. И даже если бы они просто вышвырнули меня из Холлихока, имение стало бы для меня закрытой территорией, я никогда не смог бы проникнуть сюда снова. А я должен был здесь остаться.
— И теперь ты тут. Где ты был все это время?
Моя злость постепенно нарастала. Несколько недель он вел свои игры, где-то прятался, а я волновалась за него. Разве он не мог передать весточку, что у него все в порядке? Сегодня он вошел в дом, в мою комнату. Так почему он не сделал этого раньше?
— И кучер тебя не заметил?
Я вспомнила о свете на втором этаже в ту ночь, когда мы с Люси предприняли злополучную попытку побега. Что, если там был не кучер, а Алан?
— Никто не может меня увидеть. Ни кучер, ни мистер Молинье, ни его сестра. Дело в том, что я ношу в обуви вот это. — Алан сунул руку в карман.
В сумерках я не сразу поняла, что он мне показывает. Похоже, это был букетик сухих трав, перевязанный голубой лентой. Букет казался помятым.
— Это зверобой и незабудки, два растения, защищающие от фей. Незабудки помогают мне понимать намерения фей и узнавать их тайны. Я посоветовал бы тебе тоже носить при себе этот цветок. А зверобой делает меня невидимым для фей и всех, кто скован их чарами.
— Хорошо тебе, — холодно ответила я. — Но на самом деле я уже наслушалась этих историй и прошу тебя удалиться.
Алан покачал головой:
— Ты еще не поняла? Я видел тебя сегодня в саду. Ты несколько раз смотрела в мою сторону, я махал тебе рукой, но ты не ответила. Ты не могла меня увидеть!
Ну вот и отлично. Загадка разгадана. Теперь я знала, чьи следы увидела в саду. Но потом я поняла, что пытается сказать Алан и почему это так важно.
— Ты имеешь в виду… они околдовали меня, как кучера, и горничных, и Люси, и кухарку, и всех остальных?
А я ничего не заметила… Я уже и без того злилась, но теперь мое негодование было направлено не на Алана, а на Руфуса, Вайолет и Бланш… Я не знала, кто из них это сделал, но когда я узнаю…
— Нет. — В голосе Алана прозвучала горечь. — Я имею в виду, что ты тоже фея.
Я его не поняла. Если фея одержала мое тело и пыталась сломить мою волю, вытеснить мою душу из тела…
— Я бы это знала! — ошеломленно возразила я. — Я все еще я, я же чувствую!
— Ты сама фея, — тихо ответил Алан. — Ты, Флоранс. Ты. Разве я не говорил, что они попытаются сделать тебя такой же, как они? Именно это они и сделали. Когда я видел тебя в прошлый раз, ты еще была человеком. Но теперь — уже нет. Ты фея. А я… — В его словах слышалась печаль. — А я охотник на фей.
Я была рада, что Алан наконец-то ушел. Не знаю, что я могла бы ему сказать. В комнате становилось все темнее, а я стояла перед зеркалом и смотрела на свое отражение в тусклом стекле. Девочка выглядела в точности как я. Я могла бы поклясться, что я — это я. Я выглядела так же, как и всегда. Во мне не было ничего фейского. Я не стала красивее, бледнее, аристократичнее. И мои глаза… По глазам Руфуса и его «родственников» можно было понять, что это не люди. Но мои глаза оставались такими же, как прежде. Обычные карие глаза.
И все же мне казалось, что Алан говорит правду. Он разбирался в феях. Феи были его врагами, а он сказал мне, что я ему нравлюсь. Он не стал бы называть меня феей, только чтобы досадить. Зачем ему осложнять себе жизнь? И я чувствовала, что со мной что-то случилось, когда Бланш подула мне в глаза пыльцой фей. «Пробуждение». Руфус так и не объяснил мне, что он имел в виду. Может быть, он рассчитывал, что я сама узнаю — рано или поздно. Многие его слова постепенно обретали смысл.
Я покачала головой. На самом деле мне следовало бы радоваться. Всю жизнь я была никем, девочкой без семьи, без прошлого, без чувства принадлежности к чему-то. Если теперь я фея, это значит, что я стала кем-то. Стала Кем-то. Просто не тем, кем я хотела. Алан разделял мир на «нас» и на «них». Я не хотела быть «ими». Не потому, что я хотела и дальше нравиться Алану. Не потому, что я не хотела становиться его врагом. Я все еще злилась на него за то, что он воспользовался мною. Нет. Я просто не хотела становиться такой же, как Молинье. Я не хотела становиться похожей на них. Не хотела становиться ими. Но сейчас они были единственными, кто мог ответить на мои вопросы.
Уже наступила ночь, но если мне повезет, Руфус и Вайолет еще не уснули. Я не знала, что они делали целыми днями и нужно ли им спать ночью… Видимо, они могли ничего не есть, и кто знает, быть может, водопровод у них в уборных был только для того, чтобы не приходилось никому объяснять пустые ночные горшки. Может быть, они все еще не спят. Я встала и, поскольку мое платье еще не высохло после дождя, взяла чистое из шкафа. Словно по волшебству, всякий раз, когда мне нужно было новое платье, оно неизменно оказывалось там. Но я не жаловалась. Одевшись, я отправилась на поиски фей, начав с излюбленного места Руфуса — библиотеки.
Хотя бы в этом мне повезло. Я не знала, в какой спальне на втором этаже он проводит ночи, но библиотека, похоже, нравилась ему куда больше. Я вошла через дверь, а не потайной проход. Если Алан прав, я была достаточно важной персоной, чтобы входить куда вздумается, не таясь.
— Могли бы мне и сказать, — не поздоровавшись, заявила я, когда Руфус поднял голову от газеты.
Я не хотела знать, не изучал ли он прямо сейчас некрологи в поисках молодых и красивых мертвецов, которые подошли бы как тела для фей. Мне сложно было представить себе, что какая-то фея захочет вселяться в тело сморщенной старухи, когда есть юные красавицы, умершие от чахотки или утонувшие, — или как там умерла прежняя хозяйка тела Бланш.
— Что сказать? — спокойно спросил Руфус. Похоже, он нисколько не удивился и не рассердился, что я пришла так поздно и отвлекаю его от чтения.
— Что я фея. — Я произнесла эти слова впервые и сразу же почувствовала, что так и есть.
— Я знал, что рано или поздно ты сама это поймешь, — улыбнулся он, будто так и задумывал. — Поверь мне, тебе было бы вредно узнать об этом раньше. Ты не поверила бы, и мне казалось бессмысленным еще больше сбивать тебя с толку. Тебе и так пришлось нелегко.
— Но вы этого не отрицаете! — Не дожидаясь приглашения, я села в кресло напротив него и, проверяя границы дозволенного, еще и подтянула к креслу табурет и положила на него ноги. — В смысле, что я фея.
— Зачем мне это отрицать? — Руфус посмотрел на газету и покачал головой. — Теперь тебе это известно, и ты сообщила мне о том, что тебе это известно. Ты хочешь потратить мое время впустую?
— Да, — решительно заявила я. — Да, хочу. Мне нужны ответы. Я хочу знать, кто я такая. Ладно, пусть я фея, но я точно знаю, что всего пару недель назад я еще была человеком. И я знаю, что у меня есть душа. Мое тело — живое. И если я фея, тогда кто вы? Я знаю, что мы разные. — Я очень надеялась, что права в этом и Руфус не станет со мной спорить.
— Мы и не можем быть похожими, — холодно ответил Руфус. — Я, Вайолет и Бланш — Истинные феи. Мы знаем, кто мы, и гордимся этим. А тебя и феей-то назвать сложно. Ты потерянная фея. Та, что позабыла, каково это — быть феей. Та, что не знает своего истинного имени. Несчастное создание. Да, ты — нечто большее, чем человек. Но и с нами тебя сравнивать не приходится.
— Почему? — спросила я. — Как фея оказалась в моем теле? Я ее не приглашала, в этом я уверена.
Руфус рассмеялся, его позабавили мои слова.
— Это твое тело, его у тебя никто не отнимет. Ты в нем родилась. До пробуждения ты взрослела, как человек. Тебе приходилось есть и спать. Ты была рабыней своего смертного тела. К счастью, таких, как ты, не так много. Когда миры разделились, среди фей нашлись глупые создания, которые отказались уходить. Когда они поняли, что не могут существовать в мире людей, пути домой для них уже не было. Им пришлось остаться здесь, но из-за духа железа и возрастающей банальности жизни их тела увядали. Они любили людей, не могли жить без них, и потому с ними случилось то, что стало бы наказанием для любой Истинной феи. Они умерли и возродились в людских телах. Они жили и умирали вновь, и большинство из них даже не понимали, кто они на самом деле. Ты должна быть благодарна нам за то, что мы нашли тебя и помогли тебе пробудиться. Многим, подобным тебе, не посчастливилось пережить такое. Ты здесь, чтобы поблагодарить меня?
Я покачала головой:
— Нет. Я думаю, это вам следует поблагодарить меня, если уж на то пошло. Если бы не я, вы бы остались с чудесной коллекцией мисс Лаванды и не знали, что с ней делать. Я могу то, чего не можете вы. Я вижу души кукол. А вы нет. И теперь, когда я знаю, кто я, я думаю, что вам стоило бы обращаться со мной лучше, чем прежде.
— Вот, значит, как ты думаешь? — медленно протянул Руфус. — А ты не заметила, что с тобой тут обращаются намного лучше, чем со слугами? Тебе не приходится работать, ты носишь красивые платья, ты ешь за нашим столом — нет ничего, на что ты могла бы пожаловаться. Разве что ты скажешь, что перина на твоей кровати не такая мягкая, как у Бланш. Но тебе, если позволишь так выразиться, это не помешало.
Я не знала, что на это ответить. Все мои слова Руфус пропускал мимо ушей, а самое обидное — мне следовало это предвидеть. Я ведь с Руфусом не первый день знакома. Я знала, что его не так просто вывести из себя и он всегда сумеет дать мне отпор. Почему я не пошла к Бланш или Вайолет? Сама виновата.
— Вы обращались со мной как с грязью под ногами, — заявила я. На этот раз я не сдамся, не начну реветь, не стану вести себя как глупый ребенок. — А в этом не было необходимости.
— Я обращаюсь с тобой так, как ты того заслуживаешь, — невозмутимо парировал Руфус. — Ты не знаешь, кто ты. Ты не знаешь, каково твое место. Или ты думаешь, что все феи равны? Пока ты не узнала свое имя, можешь радоваться, что я с тобой вообще разговариваю. — Он сложил газету и вдруг улыбнулся. — Но раз уж ты пришла ко мне и, видимо, уже поняла все самое главное, почему бы нам не поговорить начистоту о твоих задачах в этом доме? Чего мы ждем от тебя и что, как ты верно догадалась, только ты способна сделать? — Он встал. — Я не думаю, что ты уже готова к третьему бокалу фейского вина. Сейчас все зависит только от того, насколько ты умна. Итак, будь добра, следуй за мной в Комнату кукол.
И я беспрекословно последовала за ним, точно какое-то бессловесное создание.
Не дожидаясь, пока я достану свой ключ, Руфус вынул запасной из нагрудного кармана и открыл дверь. Или у него был мой ключ? Переодеваясь в платье Эвелин во время побега с Люси, я оставила ключ с остальными вещами в комнате, а потом ни разу не вспоминала о нем. Чувствуя себя виноватой, я потупилась. Я обещала следить за ключом, а когда я давала кому-то слово, то обычно оно чего-то стоило. Но Руфус не стал меня упрекать. Дверь распахнулась, мы вошли, и он запер ее вновь, а потом протянул мне ключ, будто просто одолжил его. Я зажгла свечи, как делала каждый день.
— Не в моих привычках хвалить кого-то, — начал Руфус, — но поскольку мы с тобой тут одни и нет никого, перед кем я потерял бы лицо, могу сказать прямо: я очень доволен твоей работой.
Мое сердце затрепетало. Я была уверена, что терпеть не могу Руфуса, но почему-то его похвала оказалась очень важна для меня.
Я попыталась сдержать улыбку, но даже если уголки моих губ чуть приподнялись, Руфусу было все равно, что я о нем думаю.
— Полагаю, ты в должной мере одарена острым умом. Не льсти себе, что я выбрал тебя именно поэтому. И не думай, что я привел бы к себе в дом какую-то дурочку, будь она хоть десять раз феей. Итак, скажи мне: как ты считаешь, в чем заключается твоя задача?
— Мне нужно выяснить, какие души в этих куклах добрые и при этом уже готовы вылупиться и поселиться в телах.
В отблесках свеч было видно, что Руфус холодно улыбается.
— Что ж, ты это уже сделала. Еще не созревшим душам понадобится несколько лет, прежде чем мы сможем воспользоваться ими. Если дело только в этом, то ты уже справилась со своей задачей и я могу отвезти тебя обратно в сиротский приют. Ты считаешь, так я должен поступить?
Вопрос был риторическим, но я задумалась. Это был мой шанс покинуть Холлихок, шанс, который я получу еще нескоро, учитывая, что в этом имении все дорожки вели только к стене. Но я не могла уйти отсюда. Особенно теперь, когда узнала о том, что я фея.
— Как вы меня нашли? — спросила я. — Как вы узнали, что я фея?
— Ты пытаешься сменить тему. Я полагаю, ты решила заговорить об этом, поскольку подозреваешь, что я на самом деле у тебя потребую. Но если тебе так хочется, я отвечу. Ты не должна считать, что ты уникальна. Если знать, где искать, то можно найти десятки таких, как ты. Я просто должен был выбрать одну.
Я сглотнула. Его слова причинили мне боль, как пощечина. Неужели я не единственная потерянная фея в приюте Св. Маргариты? Вдруг я лишь одна из шестидесяти… Но я не могла в это поверить. Я знала, что отличаюсь от других сирот. Единственным, кто был похож на меня, казалась Элис, но все остальные…
Руфус словно вознамерился ударить меня побольнее:
— Люди инстинктивно это чувствуют — по сути, они все делают, полагаясь на свои инстинкты, подобно неразумным животным. Они знают, что в таких детях, как ты, живет что-то иное, что-то, что отличает тебя от них самих. А если что-то отличает, оно кажется им чуждым. И они не хотят иметь с такими детьми ничего общего. Ты только сейчас пробудилась как фея, но подменышем ты была со дня рождения. Тебе повезло, что тебя просто оставили на пороге приюта, а не утопили в озере, как многих других подобных тебе. — Он кивнул. — Но разве тебе не хочется послушать, каких великих свершений мы ждем от тебя?
Я не смотрела на него. В этот момент я прохаживалась перед рядами кукол, радуясь тому, что научилась контролировать, в каком виде они представляются мне. Сейчас мне хотелось видеть только кукол. Они невинно и словно бы с любопытством взирали на меня, как будто не могли дождаться, когда же я вернусь к работе с ними.
— Эта задача связана с куклами, верно? — тихо спросила я.
— Ну конечно. Зачем добру пропадать? Мы не можем использовать некоторые души, они изъедены черной ненавистью, но мы все еще можем забрать их шелк.
— Шелк? — эхом откликнулась я.
— Коконы не просто выглядят так, будто они сплетены из шелковой нити. Так и есть на самом деле. Эту нить не могут увидеть обычные люди, но мы знаем, что именно из нее сотканы сны — в прямом смысле слова. Каждый спящий ткет полотно из шелковой нити сна. Но человек ложится спать, а уже через шесть часов просыпается — этого времени недостаточно, чтобы сплести больше пары нитей, да и те мы можем получить, только если успеваем оказаться рядом и подхватить сон, пока он не порвался. А эти окуклившиеся души спят долгие годы. Они ничем другим не занимаются. Да, эти сны ужасны, но сон есть сон. Было бы глупо не воспользоваться их шелком. Он очень ценный и редкий, даже ценнее сиянита, или, как называют его люди, пыльцы фей. Нам нужны эти нити, чтобы заново переплести мир людей и царство фей, упрочить связь, благодаря которой эти два мира не расходятся еще дальше друг от друга. Если тебе любопытно, могу сказать, что само наше существование зависит от этого шелка — и твое в том числе, если ты в дальнейшем не собираешься влачить жалкое человеческое существование.
Я молча слушала его. Я даже вздохнуть не решалась, опасаясь отвлечь его и заставить умолкнуть. Руфус всегда был таким холодным и отстраненным, точно невероятной красоты ледяная статуя, но в тот момент, когда он заговорил о шелке сна, что-то в нем изменилось. Казалось, у него есть чувства и он знает, каково это — мечтать и видеть сны. Может быть, он даже знает, что такое любовь. И что такое страдание. Да, страдание слышалось в его голосе, плескалось в его глазах. В этот драгоценный миг мы были равны. Феи, ощущающие свое бессилие… Высшие существа, бессмертные, наделенные магией, превосходящие людей, как Солнце превосходит Землю, и все же… без людей мы были ничем. Нам нужны были их сны и их мечты, ведь они поддерживали в нас жизнь. Мы были беспомощны. Не знаю, поняла бы я это без слов Алана, но, хотя я была ему благодарна, в этот момент я оказалась не на стороне человечества. Нет, мое место — с Руфусом и Вайолет, с Бланш и всеми остальными феями. Фея во мне вспоминала — и хотя моей человеческой части не удавалось осмыслить эти воспоминания, я их чувствовала.
— Я говорю об этом так подробно, — продолжал Руфус, — чтобы ты поняла, насколько важен для нас шелк снов. Когда чистая душа созревает и вылупляется из своего кокона, чтобы перебраться в тело, шелк этого кокона разрушается и его уже нельзя использовать. Приходится мириться с этим, поскольку нам нужны эти души — нужны больше, чем шелк. Но остаются еще души, которые мы не можем использовать. Их шелк можно забрать. Но это означает, что мы должны их убить.
Я сглотнула. Разве его слова ошеломили меня? Нет. В глубине души я подозревала, что именно так все и будет. Иначе Руфус не старался бы мне все объяснить. Он бы просто сказал: «Пойди туда-то и сделай то-то». И все.
Тем не менее, когда он сказал это, у меня холодок побежал по телу — и это было хорошо, ведь это означало, что, будь я хоть десять раз феей, я все еще осознавала ценность жизни и понимала, что нельзя просто так кого-то убить.
— Я знаю, ты не хочешь этого слушать, — мягко сказал Руфус. — Присядь.
Он взял меня за плечо — это был первый раз, когда он прикоснулся ко мне, — и подвел к дивану.
Я устроилась среди последних кукол, которые там еще остались. Ноги у меня дрожали. Руфус сел рядом, тщательно следя за тем, чтобы не прикоснуться ни к одной кукле, и взял меня за руку. Наверное, он хотел утешить меня, но едва ли этот жест способствовал моему душевному равновесию — слишком холодной и мертвой была его рука, но сама попытка многого стоила.
— Я не говорю, что ты должна убить человека. Все эти души сбежали из тел, которым не суждено было выжить. Они скрылись, не успев исполнить свою судьбу. Им повезло, мы можем дать им возможность начать все заново. Но для испорченных душ это невозможно. Они не хотят возвращаться к жизни. И они ненавидят все живое. Нам нельзя позволять им вылупиться из кокона. Убить их — это акт милосердия, и при этом мы получим их шелк. Ты понимаешь?
Я кивнула, чувствуя, как слезы стекают по лицу, катятся градом по щекам, скапливаются на подбородке, падают на платье. Я плакала очень тихо, не всхлипывая. Мне было жаль эти души. И мне было жаль себя.
— Я не могу так поступить, — прошептала я. — Пожалуйста, я не могу. Разве вы не можете найти кого-то другого для этой задачи? Или сделать это сами?
Руфус покачал головой.
— Не думай, что мы заставляем тебя заниматься грязной работой, потому что не хотим замарать руки, — мягко сказал он. — Если бы я мог, то сам бы размотал шелк коконов и отдал его своему народу. Я знаю, где мое место, и моя верность принадлежит вовсе не человечеству. Но я — как и все остальные Истинные феи этого мира — не могу прикоснуться к коконам с испорченными душами. Нам нельзя этого делать. Для нас это слишком опасно. Такое могут делать только подменыши — такие, как ты. Именно поэтому мы тебя и выбрали. Ты уже не ребенок и должна знать, на чьей ты стороне. Взрослея, иногда приходится принимать тяжелые решения и делать не то, что велит нам сердце. А ты уже способна понять, что у тебя нет другого выбора. Мы покажем тебе, как это сделать. Как безболезненно спасти эти души. Но когда наступит это время, ты должна оставить все сомнения в прошлом. Это всего лишь люди. Ты фея.
Мне хотелось накричать на него, сказать, чтобы он шел куда подальше со своим шелком сна. Что ему не сделать меня своим орудием, убийцей. Чтобы он не смел говорить о спасении душ, когда на самом деле речь идет об убийстве. Пусть ищет другую дурочку. Но я ничего не сказала. Я сидела и молча плакала. В какой-то момент Руфус встал и вышел из комнаты. Осталась только я. И куклы.
