Глава 12
Я проснулась в холодном поту, пропитавшем простыню и покрывало. Мне было так холодно, будто я лежала на льду. Именно так я себя и чувствовала — оледенелой. Я едва могла пошевелиться. Может быть, к лучшему, что сон почти развеялся и я уже помнила далеко не все, но главное мне стало ясно. В глубине души я с самого начала все знала, но только сейчас смогла сопоставить разрозненные детали. Как Руфус ездил в Лондон. Как Алан целый день носил в подвал лед. Какая Бланш бледная и холодная. Как Руфус читает в «Таймс» только некрологи. Как душа куклы, вылупившаяся около недели назад, очутилась в теле четырнадцатилетней девочки. Все это вдруг обрело смысл. И я поняла, что мне нельзя оставаться в Холлихоке. Нужно бежать отсюда, причем немедленно.
Я встала с постели и подошла к окну. Кости и мышцы, все болело, я едва могла шевелиться. Снаружи было темно и тихо. Я стояла, дрожа, вдыхала свежий ночной воздух, а занавески развевались, как одеяние призрака. Но я больше не испытывала холода. Я не знала, который сейчас час. Небо затянули тучи, я не видела ни луны, ни звезд, над землей стелился туман. Вцепившись в подоконник, я постепенно успокаивалась и пыталась все осмыслить.
Дело было не только в Бланш. Если у Бланш тело умершей, то и Руфус с Вайолет носили тела мертвецов, бледные, холодные, как лед.
Я не знала, кто они — злые духи или живые куклы. И знать не хотела. Я хотела только убраться отсюда подальше. Но я не уйду одна.
Первым делом я взяла клетку, все еще стоявшую на столике для умывания, — естественно, Бланш забыла о своем обещании принести подставку. Но теперь это было уже неважно. Я поставила клетку на подоконник, сдвинула к самому краю и открыла дверцу.
— Ну же, — шепнула я крапивнику. — Улетай! Теперь ты свободен.
Но птица не обращала на меня внимания. Она спала на жердочке, ничуть не интересуясь возможностью освободиться. Ладно, заметит, как проснется. Я оставила клетку на подоконнике, закрепив ее, чтобы окно и дверца оставались открытыми на тот случай, если крапивник все-таки решит улететь. Затем я вышла из комнаты. Я искала Люси. Она жила на верхнем этаже, как и я, но я не знала, в какой именно комнате. Нужно было передвигаться бесшумно, и я молилась, чтобы дверь не скрипнула и я угадала с первого раза.
Затаив дыхание, я прислушалась. На третьем этаже находились комнаты всех слуг, только Алану приходилось спать под лестницей в подвале. Поэтому я могла наткнуться вовсе не на того, кто мне нужен. За одной дверью раздавался оглушительный мужской храп. Судя по всему, храпели двое, а значит, там спят Том и Гай. Я постаралась держаться оттуда подальше. За другой кто-то выводил носом удивительнейшие отвратительные трели — должно быть, миссис Дойл. К этой двери я тоже не прикоснулась. Но за третьей царила тишина, и я, медленно приоткрыв дверь, осторожно заглянула внутрь. Люси и Эвелин, молодые хрупкие девушки, едва ли будут шуметь во сне.
Разглядеть что-то в темноте было сложно, лампы у меня при себе не было, чтобы меня никто не увидел, но в окно лился слабый свет луны, пробившийся сквозь тучи и туман. Постепенно мои глаза привыкли к темноте комнаты, и когда я смогла различать очертания мебели, то оказалось, что тут стоит всего одна кровать. Тут пахло тальком и женским потом, и я подозревала, что нашла Доукинс, камеристку. По- прежнему стараясь не шуметь, я закрыла дверь, радуясь, что не разбудила ее.
В следующей же комнате мне повезло. Увидев в кроватях Люси и Эвелин, я осторожно протиснулась внутрь. Девушки крепко спали и не услышали меня. Я хотела забрать из Холлихока Люси. Потеряв Алана — собственно, теперь я радовалась, что он выбрался из имения в целости и сохранности, — я не оставлю здесь Люси. Ради нее — и ради меня. Но как же Эвелин? Во-первых, она не нравилась мне так, как Люси, и не могла же я увести половину слуг, разбудив их среди ночи и предложив принять участие в побеге. Во-вторых, вдвоем мы сумеем выбраться отсюда незамеченными, втроем же сбежать будет уже сложнее. Нельзя сказать, что Эвелин была мне неприятна, я вообще мало с ней общалась — слишком мало, чтобы составить о ней какое-то мнение. Но я знала, что она уже пару раз втравливала Люси в неприятности, а нам такой человек в дороге не поможет. Да и вообще, поверит ли мне Эвелин? Нет, я заберу только Люси.
Я подкралась к кровати, на которой лежала моя подруга. Ладно, как же разбудить ее, не всполошив всех вокруг? Я нагнулась, зажала ей одной рукой рот, чтобы она не могла закричать, а второй потрясла за плечо. Я не хотела ее пугать, но, естественно, Люси пришла в ужас.
Я почувствовала, как ее тело напряглось от страха. Она широко распахнула глаза, но в темноте едва ли понимала, что это я.
— Тсс-с! — прошептала я ей на ухо. — Это я, Флоранс! Не шуми, я не хочу будить Эвелин. Если понимаешь меня, то кивни, но ничего не говори!
Через пару мгновений Люси кивнула. Ее губы шевельнулись под моей ладонью. После сегодняшнего кошмара было приятно ощущать тепло другого человека. Я медленно отпустила ее, готовая в любой момент опять зажать ей рот, если она вздумает кричать.
— Нам нужно бежать отсюда, — прошептала я. — Сегодня же ночью. Одевайся и приходи в мою комнату… нет, погоди, у тебя есть второе платье? Можно я его надену?
Я не планировала бегства в подробностях, меня все еще трясло от привидевшегося сна и того, что я поняла, но незамысловатое платье служанки подойдет для побега куда лучше, чем белый наряд с рюшами и ленточками. Ох, только бы она смогла подобрать мне платье, не поднимая шума!
Люси еще раз кивнула, и я подала ей знак, что сейчас отправлюсь в свою комнату и буду ждать ее. Там мы хотя бы могли поговорить, не опасаясь разбудить полдома. Дверь комнаты я оставила приоткрытой. Ожидание тянулось мучительно долго, сердце выскакивало у меня из груди, а я пыталась составить план побега. Я присела на кровать, но тут же вскочила и подошла к окну. Я металась по комнате, как тигр. Меня переполняли тревога и страх.
Наконец Люси, шмыгнув в мою комнату, закрыла за собой дверь. Она была в ночной рубашке и чепчике, но под мышкой держала два платья. Одно из них она протянула мне.
— Я не могла открыть шкаф, там дверца скрипит, поэтому я взяла платье Эвелин, надеюсь, оно тебе подойдет.
Я уже собиралась сказать, что наряд нужно вернуть, — как только бедная Эвелин проснется, она заметит, что платье пропало, — но поняла, что наше бегство и так заметят ранним утром, поэтому платье не имело особого значения. Если Эвелин захочет, она может взять себе все мои вещи. Главное — убраться отсюда как можно скорее. Нам нужно было преимущество до того, как наше отсутствие бросится кому-то в глаза.
Я помогла Люси одеться, а она помогла мне. Хлопковое синевато-серое платье Эвелин было мне немного велико, а передник и воротник белели в темноте, но все же это лучше, чем полностью белый наряд. Я вслепую заплела две косы — сейчас не время носить волосы распущенными. Чепец я решила не надевать — его носили за работой, а не на улице. Вообще-то, нам нужны были шляпки. И плащи. И теплые вещи. Но тут уж ничего не поделаешь, слишком спонтанным и непродуманным был этот побег. Для начала я просто хотела выбраться из дома, а там посмотрим.
Люси не задавала вопросов. В целом, мне показалось, что она вздохнула с облегчением. Мы обнялись, как лучшие подруги, чтобы решиться на этот шаг. А потом пустились в бегство.
Если бы я бежала одна, то предпочла бы иной путь на свободу. Я связала бы пару простыней, спустилась бы по ним на крышу пристройки, оттуда перебралась бы на раскидистые ветви дерева и слезла бы на землю. Но от Люси я не могла требовать таких акробатических упражнений на крыше. Задумавшись об этом, я поняла, что вообще не знаю, что находится в пристройках. Все комнаты, в которых я бывала, были в центральном здании. Что ж, теперь я этого так и не узнаю: в тот момент, когда мне пришлось выбирать между тайнами Холлихока и собственным душевным здоровьем, я не колебалась.
Мы на цыпочках прошли по коридору и спустились по лестнице, но не по центральной, а по боковой, для слуг. Обычно я не пользовалась ею, а проходила через холл, поскольку мне не запрещалось там гулять, но на этот раз мы направились прямиком в подвал. Мы хотели воспользоваться черным ходом, но дверь оказалась заперта.
— Ох, я считала, тут всегда торчит ключ в замке, — сказала Люси.
Но ключа там не было. Я отодвинула два тяжелых засова, но от этого дверь не открылась.
— Выйти через центральный вход тоже не получится. Мистер Трент ее не отпирает, а пробраться к нему в комнату и украсть ключ едва ли удастся. Он нас сразу заметит.
Беглянки из нас были никудышные. Но смекалки мне было не занимать — в особенности когда ставки так высоки. Один раз мне уже удалось выбраться из этого дома.
— Что будем делать? Можем вернуться, нашего отсутствия пока никто не заметил.
Я ободряюще улыбнулась, хотя в темноте Люси этого не видела.
— Вылезем через окно в библиотеке. Ты там уже бывала?
Люси покачала головой.
— Там же ночными горшками никто не пользуется. — Удивительно, как ей удавалось оставаться такой спокойной. — А на полу ковер, поэтому щеткой ничего начищать не нужно.
— В библиотеке большое окно. Сейчас сама увидишь.
Я надеялась, что Люси сумеет вскарабкаться по стене, — в любом случае, я буду рядом и помогу ей.
Чтобы пройти в библиотеку, нам придется миновать холл, какой бы дверью мы ни воспользовались — главной или потайной. Мы осторожно крались по каменным плитам, точно любой шаг мог нас выдать. И я, и Люси уже сталкивались с мистером Трентом в самые неожиданные моменты, и хотя сейчас стояла ночь, наверняка мистер Трент просыпается первым, а кто знает, на какое время он ставит будильник? Но дворецкого нигде не было видно. Мы шли очень тихо, задерживая дыхание, все было прекрасно, но вдруг какой-то звук заставил нас вздрогнуть и замереть на месте. Не шаги — какой-то странный шорох. Оказалось, это ночная бабочка отчаянно бьется о стекло окна, пытаясь влететь внутрь. С облегчением вздохнув, мы вошли в библиотеку. Открыть окно оказалось несложно, еще немного — и мы выберемся на свободу. Прежде чем кто-то заметит, что дверь библиотеки открыта, нас уже и след простыл!
Я забралась на подоконник и выпрыгнула наружу, будто никогда ничем другим и не занималась. Но вот с Люси возникли сложности. Она смущенно смотрела вниз и боялась прыгать — этот страх был куда сильнее ужаса перед самим Холлихоком и его обитателями.
— Я… Беги одна, Флоранс, я останусь здесь. Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности. Я только задержу тебя в пути.
— Чепуха! — Я даже забыла понизить голос. — Или мы бежим вдвоем, или не бежим вовсе. Пока я знаю, что ты в этом доме, я не смогу спать спокойно. Ну же, прыгай, я тебя поймаю.
Вообще-то, я не знала, смогу ли ее поймать, никогда раньше я ничего подобного не делала, но Люси была худенькой, кожа да кости, вряд ли она тяжелая, а значит, я сумею ее удержать. Пришлось еще немного ее поуговаривать, но потом она встала на колени, ухватилась руками за край подоконника и осторожно спустила ноги вниз. Мне оставалось только подойти и снять ее со стены, как спелую грушу. Люси оказалась тяжелее, чем я рассчитывала. Я сжимала ее в объятиях, чувствуя под кожей крепкие мышцы — плод тяжелого труда. Она была такой теплой, живой, так отличалась от холодной нежной Бланш, что мне не хотелось ее отпускать!
— Вот видишь, ты справилась, — сказала я, когда мы очутились перед домом.
Мне показалось или стало чуть светлее? Я не знала, который час и сколько времени мы потеряли, но нужно было поскорее отправляться в путь. Усыпанная гравием дорожка будто светилась в темноте, и мне почудилось, что она указывает нам путь. Я была рада, что наконец-то пройду по ней к воротам Холлихока и взгляну на поместье издалека. Я помотала головой — сейчас мне было не до того.
— Тут так темно, — сказала Люси. — Я думала, снаружи будет светлее, чем в доме, а я совсем ничего не вижу.
А как же дорожка? Она ведь светится! Но я не стала задавать этот вопрос. Может быть, как вижу коконы и души вместо кукол, я и в темноте могу разглядеть дорогу, словно она соткана из серебряных нитей. Хотя бы одна из нас видела в темноте — этого вполне достаточно.
— Вот, возьми меня за руку, — сказала я.
И вновь меня охватила радость — как приятно было прикасаться к ее руке, теплой и сильной, как у Алана, но при этом тонкой и изящной, легко помещавшейся в моей ладони.
— Я буду смотреть за нас двоих. А когда мы выберемся на дорогу, может быть, из-за туч выглянет луна.
Мы не осмеливались перейти на бег. Люси осторожно переступала, ставя одну ногу перед другой. Свободную руку она выставила перед собой, и я поняла, что она действительно ничего не видит. В здании, пожалуй, не было светлее, но там Люси могла ориентироваться, она знала, где что находится. Дом был ей привычен. А тут, снаружи, все казалось ей незнакомым. Я почувствовала странное чувство восторга. Я оставалась совершенно спокойной, но при этом знала, что весь мир принадлежит мне, если только я захочу его завоевать.
— Куда мы идем?
Голос Люси чуть дрожал, и я поняла, что едва ли она когда-нибудь мечтала о том, чтобы выступать в цирке.
— Для начала нам нужно добраться до ворот. А потом… Ты, наверное, знаешь, как называется ближайшая деревня и как туда добраться, да? Ты ведь из этих мест?
Люси кивнула.
— Деревня называется Мальв, но до нее восемь миль, и если мы появимся там…
— У твоей семьи? Ты думаешь, они нам не помогут? — Я полагала, что особенность семьи как раз в том, что эти люди всегда готовы тебе помочь.
— Ну не могу же я туда просто вернуться, — жалобно ответила Люси. — Они так гордились, когда мистер Молинье взял меня на работу. А теперь они подумают, что он меня уволил.
Я задумалась. Вот теперь мне пригодились все прочитанные мной романы.
— Ты очень красивая девушка. Если мы скажем, что мистер Молинье тебя домогался… или изнасиловал…
— Нет, так нельзя! — Голос Люси захлебывался от паники. — Они подумают, что я его соблазнила и сама во всем виновата. Никто не поверит посудомойке! И нам повезло, что мистер Молинье никогда не позволял себе ничего подобного, он был хорошим хозяином…
— Да, вот только человек он не очень хороший. Ну, мы можем сказать, что это меня он изнасиловал и я забеременела от него. Поэтому теперь он хочет меня убить. А ты помогаешь мне сбежать, — предложила я.
Я читала что-то подобное в стольких книгах. Наверное, такие истории часто происходили. Но все равно эта моя выдумка казалась какой-то неправильной. Я могла бы обвинить Руфуса во многих недостатках, в его душе жило зло — но не в совершении преступлений, нет, вряд ли он был способен на что-то такое, за что его посадили бы в тюрьму. Приставать к девушкам… очень уж это было на него не похоже.
Кем бы ни был Руфус, он оставался джентльменом и никогда не вел себя неподобающим образом ни со мной, ни с другими девушками. Тем не менее нам нужно было рассказать что-то семье Люси, чтобы они помогли нам, приютили на ночь, покормили, может быть, даже дали немного денег в дорогу. Я исходила из того, что Люси из семьи бедной и, скорее всего, многодетной, но чем-то они смогут нам помочь. Главное — добраться туда в целости и сохранности.
— Ты знаешь, сколько еще до ворот?
Я не понимала, сколько мы уже прошли. Я ни за что не сказала бы этого Люси, но она действительно меня задерживала, очень уж медленно она шла, но сейчас я не должна была думать о себе. Я радовалась, что она рядом. Дорожка вилась среди деревьев. Тот, кто разбивал этот парк, прекрасно разбирался в своем деле, а его заказчик был человеком терпеливым и предпочитал кружить по территории имения, любуясь живописными видами, а не ехать по прямой от ворот ко входу в дом.
Люси пожала плечами.
— Ночью все выглядит иначе, — прошептала она. — Но, по-моему, скоро мы дойдем до дома кучера.
— Кучер ночует там?
Я ни разу не видела его за ужином, но раз он жил так далеко от поместья, то, наверное, просто хотел, чтобы его оставили в покое. Еще во время моего прибытия он показался мне немного странным, а поскольку именно он возил Руфуса в Лондон и обратно, иногда среди ночи, то, вероятно, понимал, что творится в имении. Значит, нам сто`ит держаться от него подальше. Вскоре из-за деревьев действительно показался дом, и я заметила, что на верхнем этаже горит свет. Я остановилась. Если кучер уже проснулся и собирался идти на конюшню, следует поостеречься. И вообще, если конюшня рядом… у лошадей слух намного лучше, чем у людей. Вдруг они нас услышат и забеспокоятся? Нас сразу же поймают.
— А жена у кучера есть?
— Его зовут Доджсон… Или Ходжсон. И жены у него нет. А что?
Я указала на освещенное окно:
— По-моему, там кто-то ходит.
Лучше бы я этого не говорила. Люси вцепилась в мою руку, точно нас уже поймали.
— Нет, это же прекрасно, — поспешно успокоила ее я. — Раз он ходит наверху, то он не в конюшне. И оттуда он нас не заметит. — Я говорила так, будто сама в это верила. — Мы прокрадемся мимо дома и быстро доберемся до ворот. Ничего плохого не случится.
Затаив дыхание, мы пригнулись и, не спуская глаз с освещенного окна, обошли дом. Я не знала, открыто окно или нет, но внутри явно кто-то ходил, а кто это мог быть, если не кучер? Напряженно прислушиваясь, мы крались как воры. Миновав дом, я вздохнула с облегчением. Действительно, с нами ничего не случилось. А серебристая дорожка вскоре закончится…
Так и произошло. Она подвела нас прямо к стене.
Вначале я подумала, что мы заблудились. И что светящаяся дорожка, по которой я шла в темноте, мне только привиделась. Или это был морок — точно огромная улитка проползла здесь, оставив склизкий след, а я приняла его за дорогу из имения, которая на самом деле находилась где-то левее, и я ее не видела, как и Люси. Как бы то ни было, мы уперлись в стену, высокую, опутанную вьющимися розами. Я осторожно вытянула руку и нащупала каменную кладку, листья и шипы. Розы источали сладкий, нежный аромат, точно насмехавшийся над нами. Ворот я не видела — ни прохода, ни дверцы.
— Что это? Почему тут нет ворот? — спросила Люси.
— Не знаю.
Я провела подошвой по земле — под ногами был гравий, мне не померещилось. Я бы заметила, если бы мы шли по траве или по земле. На всякий случай я спросила:
— Ты тоже думаешь, что мы шли по дорожке, а не по лужайке, верно?
Люси молча кивнула.
— Ну хорошо. Главное — не трусить. Это стена, допустим, но где-то же есть ворота. Мы найдем выход, — утешила ее я.
Все это было очень странно и досадно, но, в целом, я могла бы предвидеть что-то подобное. Мне вспомнилась история с лабиринтом, куда я не могла найти вход и все же сумела пробраться внутрь, потому что Алан видел то, чего не видела я. Теперь же мне предстояло смотреть вместо Люси, и я не могла поддаться мо`року. Первым делом я попыталась пройти сквозь стену — если поверить в то, что тут должны быть ворота, может быть, это сработает? Но я просто уткнулась лицом в розы, и ощущение было, надо сказать, не из приятных.
После этого я провела ладонью по стене. Меня кололи шипы, я чувствовала толстые ветки. Эту стену не могли построить неделю назад, и розы тут не вчера выросли. Меня это немного пугало — не из-за того, что тут появилась стена, а из-за непредвиденных проблем с побегом из Холлихока.
Если бы не розы, я могла бы забраться на стену и помочь Люси, но когда я попыталась очистить участок стены, у меня ничего не вышло. Растение точно вцепилось в камень и не собиралось поддаваться. Я могла сорвать пару листов или цветов, но от этого перелезть через стену легче не станет. Выбора не было — пришлось идти вдоль стены, в темноте, держась за руки и чувствуя нарастающий страх. Небо над нашей головой уже начало сереть. Вскоре настанет утро, наше отсутствие заметят, и мы останемся перед этой стеной, как Гензель и Гретель, которым не суждено выбраться из леса.
— Давай вернемся, пожалуйста! — взмолилась Люси. — Мы не выберемся отсюда, а так, может быть, нам удастся избежать неприятностей.
— Поздно, — ответила я. — Мы не можем вернуться. И я не собираюсь сдаваться только потому, что путь нам преграждает какая-то дурацкая стена.
Я раздраженно пнула стену, но той было все равно. Это был не мо`рок, стена оказалась настоящей, и она точно насмехалась надо мной.
Итак, мы пошли дальше, постоянно оглядываясь, не гонится ли кто-то за нами, но когда наши преследователи действительно появились, ни я, ни Люси их не заметили. Я услышала тихий шорох, какой-то треск, но когда повернулась, то никого не увидела. Меня это испугало — я знала, что нельзя верить своим глазам.
— Осторожнее, — шепнула я Люси, — мне кажется…
И тут я поняла, что Люси нет со мной. Только что я держала ее за руку, отпустила на мгновение, а когда повернулась, то рядом уже никого не было. Моя подруга исчезла, я не видела ее и не слышала. Я осталась одна, хотя все равно чувствовала, что за мной кто-то наблюдает. И снова послышался тот же треск, прямо у меня за спиной…
Я замерла, пытаясь понять, что только что произошло, когда что-то коснулось моей руки — и чьи-то ледяные пальцы потянулись к моему лицу… Ужас вернул меня к жизни, я развернулась, бросилась бежать… но не успела. Мне еще почудилось, что где-то вдалеке, на лужайке, стоит Руфус и спокойно смотрит на меня, но все вокруг померкло, и я чувствовала только запах какого-то цветка, сладковатый, соблазнительный, пьянящий. Этот запах одурманил меня, и, хотя я попыталась задержать дыхание, мир погас и больше я ничего не помнила.
Очнувшись, я чувствовала себя совсем не так, как после обморока в Комнате кукол. Я не лежала, а сидела, мои глаза были открыты, и я не спала — но мое сознание дремало. Я не знала, что случилось до этого, но каким-то образом я оказалась здесь. Сидела на своем месте в столовой, и вновь на мне было белое платье. Что случилось с платьем Эвелин и кто меня переодел? Я ничего не помнила, совсем ничего. Я знала только, что сижу за столом, а с другой стороны, в восьми метрах, сидят Руфус, Вайолет и Бланш и смотрят на меня так, будто знают, что я пришла в себя и могу оправдываться — или выслушивать их упреки. Даже на таком расстоянии я видела, что они злятся. Особенно Бланш смотрела на меня с возмущением, такой злой я ее еще не видела.
— Это был глупый поступок, девочка, очень глупый, — тихо произнес Руфус, и я услышала угрозу в его голосе. Ему даже не пришлось кричать на меня. — Одно дело — пытаться сбежать. Собственно, я рассчитывал, что ты решишься на это, и, как видишь, мы приняли необходимые меры предосторожности. Удивительно, как долго ты сдерживалась. Но совсем другое дело — твое глупое стремление общаться со слугами… Зачем тебе нужно было забирать с собой эту девочку? Ты хоть понимаешь, что натворила?
Я прикусила губу, пытаясь подобрать слова. Во рту ощущался какой-то странный привкус, который я не могла описать, — он чем-то напоминал запах незнакомых цветов, одурманивших меня ночью, но теперь он был резким и неприятным, и чем больше внимания я на него обращала, тем сильнее меня подташнивало. Но сейчас мне нужно было думать, что же сказать Молинье и тщательно взвешивать слова. Изображать из себя послушную, примерную девочку было уже поздно. Время сбросить маски.
— Я не хотела оставлять ее здесь, после того как выяснила, кто вы.
— Вот как? — вежливо осведомился он. Похоже, он все же собирался сохранить лицо. — И что же ты рассказала малышке? Все?
Я покачала головой:
— Сказала только, что ей нужно бежать со мной. И что здесь живут плохие люди.
Руфус кивнул.
— Я ожидал чего-то подобного. — Он улыбнулся. — Итак, ты сделала своей сообщницей ни в чем не повинную посудомойку, которая теперь знает слишком много, чтобы вернуться к прежней жизни… или вообще к жизни.
Я почувствовала, как кровь отлила от лица. Люси! Если они что-то сотворили с ней… или собираются сотворить… На мгновение я замерла от ужаса, а затем во мне вспыхнула ярость. Я вскочила на ноги, не зная, что собираюсь сделать с Руфусом, — но я должна была защитить Люси. Это я виновата в том, что с ней случилось. Далеко уйти мне не удалось: Вайолет сделала какой-то жест рукой, улыбнулась — и меня вдавило обратно в стул. Мои руки, ноги и грудь точно опутала невидимая железная цепь, и я больше не могла двигаться.
— Сиди. Мы еще не разрешали тебе вставать, — сказала Вайолет.
— Но Люси… — Мне едва удавалось дышать, грудь сдавило. — Что вы с ней сделали? Вы ее убили?
На этот раз улыбнулся Руфус:
— Ты еще спрашиваешь? Разве ты не говорила, что все о нас поняла?
— Вы не имеете права ничего с ней делать! Она ни в чем не виновата. Она хотела вернуться, я ее заставила…
— Я знаю. И поэтому речь не о том. Меня сейчас интересует только то, что эта девочка знает больше, чем ей было позволено. Разве тебе не хватило истории с тем мальчишкой? От скольких еще слуг нам придется избавиться из-за тебя…
Голова у меня кружилась, я почти не слушала, что он говорит. Алан! Неужели Алан… Я задрожала, чувствуя себя совершенно беспомощной. Они сказали мне, что просто уволили его, выгнали прочь, и я им поверила… Я расплакалась — больше я ничего не могла сделать. Меня обуяли гнев и скорбь, внутри все кипело, и я не могла промолвить ни слова.
— Нельзя дарить свою благосклонность всем подряд, — проворковала Вайолет. Голос у нее был таким же сладким, как и прежде, будто все сказанное Руфусом не имело ни малейшего значения. — Теперь ты связалась с девочкой… Скажи, Флоранс, тебе нравятся и те и другие?
Я смотрела на нее, пытаясь взять себя в руки, вернуть контроль над своим сознанием. Тело по-прежнему не двигалось, и я чувствовала, как у меня постепенно немеют кончики пальцев.
— Если вы ее убили… — прохрипела я. — Если вы убили Люси и Алана…
— Успокойся! Неужели ты думаешь, что нам больше нечем заняться, кроме как убивать всех подряд?
От слов Руфуса меня точно холодной водой окатило.
— Думаешь, мы идиоты? Мы ведь не желаем привлекать к себе внимание. Мы мирно живем в глуши и уж точно не хотим, чтобы сюда явилась разъяренная толпа, обвинила нас в убийстве и набросилась на нас с вилами, как в прежние времена. Только твоя глупость, девочка, снова и снова навлекает на нас опасность — и на тебя саму.
Я покачала головой, не желая все это выслушивать. И мне было наплевать, грозит ли какая-то опасность Руфусу и Вайолет. Пока я не выясню, что произошло с Люси, я не собираюсь соглашаться с какими бы то ни было аргументами Молинье.
— Что вы сделали с Люси? — не унималась я. — Я не уйду, пока не узнаю.
Моя угроза прозвучала смехотворно, ведь я все равно не могла уйти, даже если бы захотела, но главное, что сейчас мой голос не дрогнул.
— Как пожелаешь, — ответил Руфус. — Ты можешь убедиться, что мы и волоса с ее головы не тронули.
— Мне ее позвать? — спросила Вайолет.
Руфус покачал головой:
— Нет, я не хочу, чтобы эта грязная посудомойка явилась сюда. Она нам тут все провоняет кухней. Пусть Бланш отведет Флоранс вниз.
Видимо, они мне больше не доверяли и не разрешали ходить по дому одной. Бланш, за все это время не сказавшая ни слова, встала и подошла ко мне. Она грубо схватила меня за руку и попыталась рывком поднять на ноги. Было больно, потому что я все еще не могла двигаться. Вайолет второй раз махнула рукой, освобождая меня.
— Пойдем! — прошипела Бланш.
Кивнув, я встала. Ноги у меня все еще подгибались, но я чувствовала облегчение — и в то же время сомнения. Предложение Молинье казалось мне ловушкой — вдруг Бланш отведет меня в подвал и я оттуда никогда больше не выйду?
Дойдя до холла, Бланш повернулась ко мне, и только сейчас я поняла, почему она так злится.
— Мы же подруги! — крикнула она. — Лучшие подруги! Почему ты не взяла меня с собой? Зачем тебе вообще эта вшивая посудомойка?!
Похоже, Бланш не поняла, что именно от нее я и пыталась убежать, поэтому уж точно не собиралась брать ее с собой.
— Потому что она тоже моя подруга. И потому что ей я нужна больше, чем тебе.
Раз Бланш до сих пор не осознала, что случилось, бессмысленно пытаться ей все объяснить.
— Кроме того, ты ведь не хотела идти в сад. Ты мне сама говорила. Ты сказала, что боишься там испачкаться.
— Но тебе не нужно было убегать! Я ведь всегда могла бы тебе помочь!
Нет, она не понимала, и я оставила все попытки. Я больше не хотела спорить с Бланш — мне нужно было поскорее найти Люси. Неважно, что Бланш еще никогда не была в подвале и поэтому не знает, куда идти, — я взяла ее за руку и поволокла за собой. Если мне нужна сопровождающая, так тому и быть, но куда идти — решаю я.
Войдя в кухню, я вздохнула с облегчением. Все были на своих местах, в целости и сохранности. Миссис Дойл стояла у плиты, что-то помешивая в горшке. Эвелин сидела за столом, перебирая горох. А моя милая Люси в кои-то веки не мыла посуду, а начищала решетку на маленьких окошках под потолком. Но что-то было не так.
Никто не повернулся ко мне, когда я вошла в кухню, и кухарка, вместо того чтобы обрушить на меня поток брани, молчала.
— Добрый день, миссис Дойл, — сказала я. — Извините за беспокойство, я хотела узнать, все ли у Люси в порядке.
Если кто в этом доме и приучил меня к вежливости, так это наша кухарка — но сейчас мои манеры нисколько ее не интересовали. Она по-прежнему не обращала на меня внимания. Я направилась к Люси. Та стояла на цыпочках с тряпкой в руке, но не повернулась ко мне и продолжила работать, пока я не прикоснулась к ней.
— Люси… Я просто хотела… С тобой все в порядке?
На мгновение я испугалась, что это тоже морок и моя рука пройдет сквозь Люси, как сквозь призрака, но она оказалась такой же настоящей, теплой и живой, как и раньше. Однако она не повернулась и оглянулась только тогда, когда Бланш сказала:
— Ну-ка посмотри на нас, неблагодарная девчонка, когда мы с тобой разговариваем!
Теперь наконец-то Люси опустила тряпку и повернулась.
В ее лице не осталось былого веселья, которое мне так нравилось. Она казалась очень бледной, и на коже отчетливо проступили веснушки. Глаза ее были пустыми.
— Я просто выполняю свою работу, мисс, как мне и сказали, — улыбнувшись, ответила она.
На меня Люси не смотрела, словно не узнавала.
Меня бросило в холод.
— Люси, это же я, Флоранс. Ты как?
Я хотела закричать, назвать ее Дженет, посмотреть, вспомнит ли она свое настоящее имя, хотела влепить ей пощечину…
— Со мной все в порядке.
Я не знала, радоваться тому, что Люси наконец заговорила со мной, или бежать в ужасе при виде ее пустого лица.
— Господа хорошо заботятся обо мне, — с отсутствующим видом произнесла она.
— Вот видишь! — Бланш потянула меня к двери. — Убедилась? С ней все в порядке. А ты ведешь себя как капризный маленький ребенок.
Я покачала головой:
— Тут что-то не так! Люси… и кухарка… и Эвелин… Что с ними? Что вы с ними сделали?
— Ничего, — беззаботно ответила Бланш. — Я лично ничего с ними не делала.
Закрыв дверь в кухню, она вприпрыжку побежала к лестнице, позабыв о том, что еще недавно так сердилась на меня.
— Но можешь поблагодарить Вайолет за то, что девочка так легко отделалась.
Мне стало плохо.
— Что Вайолет…
Бланш улыбнулась:
— Вайолет заботится о том, чтобы слуги оставались послушными и не совали свой нос, куда их не просят. Мы думали, что с кухаркой и ее помощницами этого не требуется, ведь они никогда не поднимаются на верхние этажи, но ты показала нам, что лишняя осторожность не помешает.
— То есть Люси и Эвелин и все остальные в доме…
— Там, где и должны быть. Ты же слышала, у них все в порядке. Они просто под чарами. — Бланш просияла. — А ты? Что ты думаешь о моих чарах? — Рассмеявшись, она покачала головой. — Не волнуйся, я шучу. Я же пообещала, что не буду использовать свою магию против тебя.
У меня кружилась голова. Я не знала, радоваться тому, что Люси цела и здорова, или бояться за ее разум. Ее воля сломлена. И хотя я едва ли призналась бы в этом кому-то еще, сейчас меня больше всего беспокоила собственная судьба.
— Ты увидела то, что хотела. Теперь я отведу тебя к Руфусу и Вайолет. Они считают, что тебе пришло время все узнать.
— Что все? — глухо переспросила я.
— Все. — Бланш рассмеялась. — О нас. И о тебе.
