Глава 15

Ночью Иринка никаких визитов ни на кладбище, ни куда-либо не предпринимала. Зато несколько раз вставала, выходила на кухню, потом возвращалась к себе. Вася также слышал всхлипывания, которые ему совсем не понравились. За ночь желание начистить рожу неизвестному хмырю стало еще сильней. У Васи появилась идея позвать Иринку с собой, прогуляться до Садовой. Но потом он эту идею оставил. Доверять Иринке полностью он больше не мог. Что-то она знала, чем не хотела делиться с Васей.

И он поехал один.

Наверное, знай он, какой головной болью и нервотрепкой ему эта поездка обернется, то засунул бы свою гордость за пазуху и позвал бы Иринку с собой. Но он не стал, ушел от нее, даже не попрощавшись.

Добраться до Садовой не составило особого труда. Вася нашел нужный дом, убедился, что каланча находится на своем месте, что располагается она тут точно под таким ракурсом, как и на фотографии, и после этого позвонил в первую квартиру подъезда. Диалога не получилось. Женский голос обложил его густым пятиэтажным отборным русским матом и посоветовал думать прежде, чем будить незнакомых людей в такую рань. Вася подсчитал, что если бы баба не орала на него и не ругалась, а просто открыла дверь, то сэкономила бы самой себе кучу нервов, а ему времени.

Но сдаваться Вася не собирался. Он позвонил в следующую квартиру. Там люди жили то ли более занятые, то ли просто миролюбивые, но выслушав, что Вася хочет пройти к щиткам приборов электроучета, ему открыли дверь, чтобы он мог попасть в подъезд.

Разумеется, ни к каким щиткам Вася не пошел. Он остался в подъезде, изучая двери. Вот эта дверь совсем новая, она не годится. Ясно, что поставили ее не больше двух-трех лет назад. А это скорей всего значит, что прежние жильцы отсюда выехали, а новые въехали и поспешили сделать ремонт. Васю такие жильцы не интересовали, он хотел пообщаться со «старичками», с теми, кто жил тут тридцать шесть лет назад.

Сам дом был постройки начала позапрошлого века. Дореволюционное строительство и квартиры тут должны были быть преимущественно коммунальными. Вот жильцов таких коммуналок Вася и искал. Он поднялся на самый верх, где на пятом этаже обнаружил две одинаковые потрепанные жизнью двери.

Вася даже заколебался, на которой же из них остановить свой выбор? Но в конце концов остановился на той, которая выглядела так, словно по ней палили из пулемета. Эти дыры в деревянной обшивке были памятью о тех многочисленных замках и звонках, которые ставили прежние владельцы этих хором. Вася позвонил один раз – никакого проку. Позвонил два – снова тот же результат. И лишь после троекратного надавливания на звонок за дверью послышался шум шагов.

Открывший ему дверь мужик выглядел хмуро. Серые штаны, серая майка, серое лицо. Да еще плюс щетина. Типичный образчик питерского алкоголика.

– Ты кто такой? – осведомился он.

Несмотря на раннее утро, перегаром от него пахло изрядно. И как с таким разговаривать?

– Выпить хочешь?

– Наливай! – оживился мужик.

Вася вытащил из кармана бумажку в пятьсот рублей и показал ее мужику.

– Ну?

– В вашем подъезде жил маленький мальчик.

– Маленькие мальчики у нас и сейчас имеются.

– Этот родился в восьмидесятом году. Помните его?

– Может, и помню. Деньги даешь?

Вася протянул деньги, после чего дверь перед ним захлопнулась. Вася опешил.

– Эй, ты чего, мужик?

– Мальчик, может, и жил, – донесся до него издевательский смех. – Да вот только я сам тут меньше года как поселился. Сеструхе спасибо сказать надо, выселила в коммуналку.

– Может, соседи ваши чего про мальчика знают?

– Из хозяев никто в квартире не живет, все комнаты сдаются. Представляешь, как нам тут весело?

Вася представил и перестал жалеть украденные у него пятьсот рублей. Он еще заработает, а мужик пусть выпьет, похоже, жизнь у него и впрямь невыносимая.

Соседняя дверь сначала не отзывалась, потом женский голос осторожно осведомился:

– Кто там?

– Я по поводу ваших соседей.

– Каких?

Вася принялся объяснять. Говорить через дверь было неудобно, но альтернативы Вася не видел. Женщина за дверью молча слушала, а потом произнесла:

– Кажется, я знаю, о ком вы спрашиваете. Катька своего пацаненка после Олимпиады родила. Олимпиада летом была, а она его в ноябре из роддома притащила. Души в нем не чаяла, да и то сказать, мальчишечка хорошеньким уродился. И в кого пошел? Уж точно, что не в Катьку. Та бочка жирная, одних подбородков и тех пять штук.

– А в какой квартире они жили?

– Тринадцатой.

– В тринадцатой? Спасибо!

Тринадцатая была этажом ниже, и Вася уже хотел бежать туда, но был остановлен окриком собеседницы:

– Стой!

Он остановился и оглянулся. Дверь распахнулась, и на пороге стояла тщедушная тетенька лет пятидесяти с куцым, собранным на макушке хвостиком, тощая и сразу видно, что скандальная. Но к Васе она отнеслась неожиданно тепло, взглядом его окинула одобрительным и спросила:

– Ты почему Катькой и ее мальчишкой интересуешься?

Вася объяснил, что молодой человек может быть замешан в серии убийств. И стоило ему упомянуть об убийствах, как тетка радостно закивала головой.

– А я знала! – торжественно произнесла она. – Знала, что этот выродок еще себя покажет! Ну, не могло Катьке так в этой жизни повезти. Не могло такого случиться, чтобы у ней ребенок бы нормальный уродился. Я всегда говорила, коли красавчик у ней уродился, значит, в душе урод.

– Почему? Разве не бывает, чтобы и умный, и красивый, и в душе славный?

– Бывает, но не про Катьку речь. Она такая шалава, что ей по справедливости хорошего ребенка не полагается. Я ей всегда говорила, не рожай, Катька. Урода родишь. Не может у тебя хороший ребенок быть, не заслужила ты такое счастье.

Да уж, характерец у этой тетечки был явно непростой. И жизнь наверняка тоже непростая. Таких любителей рубить правду-матку прямо в лицо мало кто любит.

– Я пойду, пожалуй.

– Так ты в тринадцатую-то не ходи, нету их там. Не живут они тут больше, съехали.

– А куда?

– Катька мне адреса своего нового не оставляла, – хмыкнула женщина. – И в гости заходить не приглашала. Съехала со своим мальчишкой в отдельную квартиру, и горя ей мало, что мы тут гнить остались.

– И давно это было?

– Еще в девяностых, думаю. Как приватизацию разрешили, Катька с соседями свои комнаты приватизировали и квартиру на продажу выставили. Тогда много желающих было в центре города пожить, вот они и продали свои хоромы. У Тамары две комнаты в коммуналке было, она лучше всех соседей устроилась, отдельную двушку получила. Ну и что, что бывшая дворницкая? Кто об этом знает? Таких тут почти и не осталось. Только я да сама Тамара.

Вася приуныл. Катька с мальчиком, которого она родила точно в тот срок, что укладывался в надпись на старой фотографии с младенцем, сделала ему ручкой. А свидетельница продолжала талдычить про какую-то Тамару, которой повезло в жизни. И про Катьку, которой в этой жизни не повезло.

– А как мальчика вашей соседки звали?

– Не помню я. Оно мне надо, имена чужих детей запоминать? Но хорошенький мальчишечка рос, я Катьке всегда говорила, присматривай за ним. Не может такого быть, чтобы тебя Бог так вознаградил, чтобы у тебя и красавчик, и умник бы вырос. Ну, если Игорек в тюрьму угодит, я рада буду. Значит, есть все-таки справедливость на свете.

– Погодите, выходит, мальчика Игорем звали?

– Ого! – вроде бы удивилась тетка. – Точно! Само выскочило. Да, Игорем его кликали.

Значит, ребенок на фотографии был Игорем, сокращенно Гариком. Любовником Ленки был некто Гарик – то же самое, что Игорь. И еще какой-то Игорь названивал Иринке и портил той настроение.

И Вася разволновался:

– А нельзя ли как-нибудь узнать, куда они уехали? Эта ваша Катя со своим мальчиком?

– Разве что у Тамары тебе спросить? Они вроде как с Катькой дружбу водили.

– Где? Где мне эту Тамару найти? Куда она уехала?

– Да уж уехала, – затряслась от смеха тетка. – С крыши на чердак, с четвертого этажа на первый. Говорю же, бывшую дворницкую наша Тамара заняла. Раньше там ни ванны, ни душа не было, а после капремонта трубы и туда протянули. Приличное помещение получилось, и окна во двор. Мои-то на Садовую, как лето, задыхаюсь прям. А Тамаре хорошо, повезло, можно сказать. Ну да ладно, она баба хорошая, никому ничего плохого в жизни не делала, должно же было ей хоть раз в жизни да в чем-то и повезти.

Видимо, чувство справедливости у этой особы было оголено до предела. Все, что выходило за пределы ее представлений о справедливости, вызывало у нее возмущение. И торопливо простившись с ней, Вася побежал в бывшую дворницкую.

К сожалению, упомянутой Тамары дома не оказалось. Пришлось подняться снова наверх.

– А разве я тебе не сказала? На рынке она стоит.

– На каком рынке?

– На Троицком. Там у Тамары точка, колготками торгует. Хочешь, туда сбегай, объясню, как ее найти.

На Троицком рынке Вася оказался минут через двадцать. Тут торговали самым разным тряпьем, привозимым из Китая или даже пошитым в подпольных мастерских. Но Вася не интересовался ассортиментом. Следуя указаниям соседки, он твердо помнил, что ему нужна точка с шубами. Рядом с ней и примостилась Тамара.

Вася обегал весь рынок, но торговли шубами не наблюдалось. Вася пробовал расспрашивать продавцов, но в подавляющем большинстве они по-русски понимали плохо. И те Тамары, к которым они посылали Васю, оказывались либо Танями, либо Тонями, либо даже Маринами. Какая тут могла быть взаимосвязь с Тамарой, понять было мудрено.

Наконец Вася отчаялся и присел на приступочку.

– Молодой человек, встаньте, пожалуйста, вы мне товар заслоняете, – сказала золотозубая цыганка.

На прилавке у нее был выложен деликатный женский товар: лифчики, кружевные трусики, чулочки и прочие дамские радости. Выглядела тетка деловитой аборигенкой, и Вася решил попытать счастья у нее.

– Вы тут давно торгуете?

– Всю жизнь.

– А Тамару знаете?

Казалось, женщина удивилась.

– Какую Тамару?

– Ту, что колготками торгует.

Женщина не ответила, она продолжала расспрашивать Васю.

– А вам она зачем?

– Мне ее про Катю надо расспросить.

– Про какую еще Катю?

Сам не зная, почему отвечает этой любознательной особе, Вася все же объяснил:

– У Тамары была соседка по коммунальной квартире – Катя. А у Кати имелся сын – Игорь. Мне необходимо про него узнать.

– Что это он тебя заинтересовал?

– Есть причина.

– А какая?

– Вам-то что?

– Значит, тоже есть причина, коли спрашиваю, – улыбнулась женщина.

Вася вздохнул и подумал, почему бы и нет? Все равно идти ему некуда, можно и поговорить со словоохотливой особой. Тем более что про цыган поговаривают, будто они с самим чертом в дружбе. Умеют и будущее предсказывать, и гипнозом владеют, и еще много всякого бают про этот народ. Что вымысел, что правда, сказать невозможно. Но Вася был в таком отчаянии, что согласен был на любую помощь.

Он все рассказал внимательно слушавшей его женщине, а под конец показал ей фотографию младенца.

– Узнать бы мне хоть, как этот Игорь сейчас выглядит.

– Так вот же он у тебя на другой фотографии, – удивилась женщина и ткнула пальцем в фотографию с Ниной Ивановной, которую Вася случайно вынул из бумажника вместе с первой.

Вася от такой удачи даже оторопел.

– Хотите сказать, что на обеих фотографиях Игорь?

– Да.

– А откуда вы знаете?

– Так ведь я та самая Тамара, которую ты по всему рынку искал, и есть.

– А мне сказали, что вы колготками торгуете! – вырвалось у Васи.

– И колготки есть. Только это далеко не основной товар. Жаба, которая тебя ко мне послала, просто не осведомлена о переменах.

– Скажите, а как мне найти Катю?

– Тут думать нечего. На кладбище ступай.

Ой!

– Она умерла?

– Не-а. Живет она там.

Вначале Вася решил, что его новая знакомая шутит. Но та выглядела совершенно серьезной. Заметив, какое впечатление на Васю произвели ее слова, она на мгновение задумалась, потом накинула на свой товар пленку и обратилась к соседке:

– Галка, присмотри за моим лотком.

Та молча кивнула, соглашаясь.

И Вася с его новой знакомой пошли к небольшому павильончику, возле которого стояло несколько дешевых пластиковых столиков и стулья. Это было здешнее кафе, местный общепит, где из пластиковых чашечек и стаканчиков смуглые и не очень люди хлебали отвратительную коричневую бурду, распространяющую вокруг себя запах чего угодно, но только не натурального кофе.

– Чего будешь?

– Чай.

Но даже чай, заваренный из пакетика, мягко говоря, удручал. Нет, цвет и запах были прекрасными. Но откуда они появились? Ведь стоило пакетик опустить в чашку, как он тут же начал активно отдавать цвет, окрашивая воду в густо-коричневый колер. Васина мама была травницей, травяные сборы она пила в целях профилактики и, конечно, при малейшем недуге хваталась за травы. И Вася с детства привык, что его мама постоянно заваривает и себе, и другим самые различные травяные сборы. Так что насмотревшись, как и какой сбор настаивается, он мог точно сказать, что ни одна трава в мире не способна вот так мгновенно изменить цвет воды.

Нет, попавшему в горячую воду травяному сбору надо было время, чтобы немного подумать, осознать, так сказать, новую реальность, в которую он попал. И потому эффект от воздействия кипятком происходил не раньше, чем через минуту-две. Тут уже через считаные доли секунды перед Васей был полный стакан чая, на вид вполне приличного.

Пить или не пить, решать каждому, но Вася даже не смог и глотка сделать. А когда сделал, то пожалел об этом. Создавалось такое впечатление, что в пакетик вместе с чаем или даже вместо него напихали травы, а потом все подкрасили до нужного колера, добавили ароматизаторов и, конечно, провели повсюду широкую рекламу о натуральности данного продукта.

Впрочем, подававшиеся тут же чебуреки вопреки Васиным опасениям оказались отменными, сочными и с хрустящей корочкой. И пахли они именно так, как и полагается пахнуть пирожку с мясом, пусть и причудливой треугольной формы.

А вот Тамара, оказавшаяся вовсе не цыганкой, как подумал вначале Вася, а грузинкой, с удовольствием прихлебывала кофеек, щедро сдобренный сухими сливками и сахаром, заедая его булочкой с маком. Теткой она оказалась компанейской, сразу же перешла с Васей на «ты», и у того создалось впечатление, что они с Тамарой знакомы всю свою жизнь.

– Хорошо, что ты ко мне заглянул. С утра позавтракать не успела, стою, живот от голода подвело, все думаю, как бы мне на перекусон удрать. А тут ты. Удачно получилось. И поем, и тебе помогу.

– Расскажете мне про свою подругу?

– Слушай, – кивнула головой Тамара. – То, что ты Игоря в убийстве своей семьи обвиняешь, для меня не новость. Могло такое быть. У парня давно в голове кавардак. Хотя официально справки о том у него не имеется. Ну да это Катька не захотела. А так-то сынок ее сумасшедший, к гадалке не ходи.

– Почему сумасшедший?

– Ну а как еще назвать человека, который самого себя проклятым считает. От момента рождения и дальше. А после того как с этими блудоделами познакомился, еще и весь свой род туда же приписал.

– Погодите, какие еще блудоделы?

– Да ты слушай дальше, – отмахнулась Тамара. – Там разберешься.

Неспроста соседка с верхнего этажа полагала, что ребенок у Катьки уродится с каким-нибудь дефектом, так оно и случилось. И хотя внешне мальчик был хорошенький, словно картинка, не придерешься, но странности в его поведении стали проявляться очень рано.

– Игорек у Катьки никогда не бегал, не шумел, как все другие мальчишки. Сядет себе в уголок и таращится пустыми глазами на стенку. Спросишь, о чем думаешь, а он молчит. Говорить тоже поздно начал. Лет пять ему уже было, когда первое слово сказал. Врачи задержку развития ставили, в специальную коррекционную школу отправить пацаненка хотели, да Катька выпросила, чтобы в обычную отдать. Может, и зря просила, глядишь, в коррекционной бы на странности раньше внимание обратили, чего и подкорректировали. А тут, в обычной школе, в классе почти сорок человек, учительница молодая, проглядели они, одним словом, парня. И Катьке ничего не скажешь, такой фанатичной мамашей оказалась, чуть слово против ее Игоря, мигом во врагах окажешься. Так что я подругу терять не хотела и помалкивала.

Но, надо отдать должное, мало у кого поначалу находились к мальчику претензии. Был он тихим, когда находило настроение, так и ласковым. А что молчал и до четвертого класса читал с явным трудом и был не в силах освоить таблицу умножения, так это списывали на отсутствие усердия. Игорь и впрямь избегал книжек и учебников, предпочитал таращиться на стену и уверял, что все нужное он узнает и так.

– Хоть и неграмотный, а много чего знал. И смерть умел предсказывать. Говорил, что ангелов видит, которые за душами умерших с неба спускаются. Я еще тогда Катьке осторожненько так намекнула, что надо бы ребенка окрестить. Она со мной согласилась. И что вышло?

– Что?

– А ничего не вышло. Отвели мы Игорька в церковь, а он там такой нам дебош устроил. Орал несуразное. И ведь большой уже был, школьник, нипочем ни нам с матерью, ни самому священнику не дался. Кричал, плакал, из рук вырывался. Так и убежал. Насилу его потом выловили. Священник Катьке велел какие-то молитвы читать, да стала ли она, я не знаю.

И докончив свой завтрак, Тамара продолжила:

– Вышло так, что после переезда с Катей общение у нас почти прекратилось. Коммуналку нашу добрые люди расселили. Я на первый этаж переехала, а Катька с сыном из своей комнаты тоже в двушку, но только на окраине города, на Ириновском проспекте. Там в те годы много новостроек было, люди ехать туда не хотели, магазинов нет, школы забиты, подойти к дому и то целая проблема. Как сухо, еще ничего. А как дождь, по досочкам люди, словно цапли, прыгали. Я у них пару раз была, квартира мне понравилась, а вот окружение нет. Не по мне там все было, очень я Катьку жалела. Она же, как и я, к центру привыкла, к Троицкому, к Николке, к Юсуповке. Красота! Центр города. А там сплошные бетонные коробки. Но Катька довольной казалась. У Игорька своя комната образовалась, а больше ему ничего и не надо было.

– А как же получилось, что ваша подруга на кладбище переселилась?

– Это уже совсем другая история. Если хочешь, и ее расскажу.

– Очень хочу.

– После расселения мы с Катькой общаться реже могли. Перезванивались, конечно, но это не то совсем, когда бок о бок день изо дня на одной кухне трешься. Так что я за Игорем наблюдать больше не могла. Но знала, что проблемы у парня нарастали. Особенно худо стало, когда он в подростковый возраст вошел. Девчонкам он нравился, а он от них бегал. И у матери допытываться стал, где его отец. Дескать, должен его найти. Голоса, мол, ему так велели сделать. Она ему соврать пыталась, так он, дьяволенок этакий, откуда-то об этом узнал и такое Катьке устроил. И ладно бы просто спрашивал, нет, он буквально на Катьку с ножом к горлу лез. Порезал ее в нескольких местах. Я ей еще тогда сказала, чтобы она к психиатру обратилась. Она не пошла, а напрасно. Глядишь, от большей беды ее бы этот поход уберег.

– Так что же дальше случилось?

– А дальше Игорек наш вырос, от девок все так же шарахался. И вообще людей чурался. Так что Катька даже обрадовалась, когда Игорек с теми людьми сошелся. Вроде как верующие люди, все про добрые дела говорили. Не знала бедная моя подруженька, какие они на поверку блудоделы окажутся. А вышло так, что блудоделы эти Игорьку окончательно мозги его и запудрили. Игорь и так дурачок, можно сказать, был. А тут они ему внушили кучу всякой белиберды, с ним вообще никакого сладу не стало.

– Что именно внушили?

– Рассказывали про то, что человек не сам ответственен за свою судьбу, что им управляет Род прародитель. Это такому богу они у себя в секте молились. Может, оно и неплохо, но на Игорька их учение тяжело повлияло. А все потому, что эти блудоделы ему постоянно твердили, что каждый из тех, кто родился в роду прежде него и в жизни совершил какие-то нехорошие проступки или ошибки, унес с собой на тот свет обиду, злобу или какое-то другое негативное чувство, невольно влияет потом на жизнь всех своих последующих поколений, потомков своих то есть.

– Что-то типа закона кармы? – догадался Вася. – Как у буддистов? Только там энергетический долг человека касается его одного.

– Ну а тут вроде как семейная родовая ответственность получается. И каждый в своих поступках ответственен перед будущими поколенями. Такое и на здоровую-то голову сложно переварить, а у Игорька мозг совсем слабенький был. Он от таких учений совсем сдвинулся. Начал мать упрекать, мол, она его не в браке родила, а в грехе. Значит, они с отцом ответственны за то, что Игорь такой убогий и такой жизнью живет.

– А он своей жизнью еще и не удовлетворен был?

– Как всякий подросток, я думаю.

– Так подростком он когда был. Пора бы уже с тех пор и повзрослеть. Но ты слушай дальше. Не успел Игорек толком повзрослеть, как лишили его блудоделы крыши над головой.

– Как же так?

– А очень просто. Когда мы коммуналку расселяли, Катька новую квартиру на них с Игорем в равных долях в собственность оформила. Как Игорю восемнадцать исполнилось, он свою половину на этих блудоделов переписал.

– Но половина-то у них с матерью все равно осталась.

– Да? А как ты представляешь себе жить в квартире, где в соседней комнате постоянные молитвенные собрания и люди в количестве двадцати-тридцати человек псалмы поют, какие-то травы курят и прочие обряды совершают. А потом еще и друг с другом трахаются. И ладно бы это, они и поговаривать начали, что квартира эта вся их, а Катьке и Игорю за их прегрешения надо на небо идти. Лично Катька за свою жизнь начала элементарно бояться. Ну и за психическое здоровье сына тоже. Игорь от этих блудоделов вообще головой поехал конкретно, опасным стал.

– На мать начал с ножом кидаться, вы говорили, я помню.

– А требовал он от нее сказать ему имя папаши.

– Почему же ваша подруга не хотела сказать? Не знала?

– Ты Катьку совсем-то гулящей не делай, – обиделась за подругу Тамара. – Конечно, она знала, от кого ребенка родила. Там другое дело. Понимаешь, отец Игорька уже в те годы шибко богатый был. И жениться на Катьке никогда не собирался. Он ее честно обо всем предупредил, что длительные отношения не в его интересах. Но так получилось, что Катька залетела. До этого-то у нее ни с кем не получалось, а тут вдруг бац! И Игорек. Она к своему любовнику за советом, мол, рожать хочу, ты как?

– А он? Прогнал?

– Как ни странно, поверил и рожать разрешил. Даже денег на роды дал. И когда Катька родила, он помогать ей материально продолжал. Правда, тест сделал на отцовство, но все подтвердилось, да и не стала бы Катька врать, она не из таких. Хоть и говорят про нее, что она шалава, но все равно она баба порядочная.

Порядочная шалава – это было что-то новенькое. Но Вася понял, что имела в виду Тамара. И продолжил слушать ударившуюся в воспоминания женщину.

– Так вот, папаша Игорька денег Катьке давал регулярно, никогда в этом плане задержек не возникало. И с квартирой, как мне кажется, тоже он ей помог. Но когда стало ясно, что у мальчика с головой непорядок, папаша так Катьке сказал, мол, не могу точно сказать, чья вина, поэтому деньги я вам с сыном продолжаю отстегивать. Но чтобы урода я возле себя никогда не видел. Мне инвалиды не нужны, мне только качественный товар подавай. Коли родила дурачка, сама с ним и возись. А денег я тебе дам, денег мне не жалко, деньги – это пыль. В общем, где-то даже порядочным оказался.

– Где-то да. А Игорь захотел узнать имя своего отца?

– Вот приспичило ему прямо вот до сих пор!

И Тамара чикнула ладонью себе по горлу.

– Начал он к матери подступать. Сначала ласково, потом с угрозами, а потом и оружие в ход пошло. Катька прямо не знала, что ей и делать. Сначала одно имя назвала, Игорь узнал, что не то, обозлился еще пуще. Тогда Катька и решила, что скажет имя родителя. В конце концов, Игорь вырос, алиментов на него она больше не получала. Да и не обязана она одна отдуваться. И сказала. Подробностей, как у них этот разговор произошел, я не знаю. Мне Катька уже потом позвонила, вся в слезах. Сказала, что с Игорем совсем неладное сделалось. Зря она ему правду про отца сказала.

– И когда это было?

– Думаю, где-то прошлым летом. Да, где-то в самом конце лета Катька своему сыну тайну и открыла.

А в августе прошлого года убили господина Осинкина. Эта мысль мелькнула в голове у Васи один раз, мелькнула второй, а потом так там и застряла.

– Скажите, а Игорь встречался со своим отцом?

– Думаю, что да. Иначе зачем бы ему было так настойчиво про своего отца выяснять всю правду? В общем, три дня после Катькиного признания Игорь отсутствовал, она уже за него поминальную собралась подавать, как явился ее сынуля. И по словам Катьки, сильно подавленный пришел. И еще Игорь ей сказал, что все понял, что род их проклят. И что ему предстоит стать вершителем судеб тех родственников, кто еще жив.

– Что это он имел в виду? Как это вершителем судеб?

– Катька тоже спросила, о чем это он, но ответа, понятное дело, не получила. И с тех пор с Игорем совсем странное стало твориться. Целыми ночами по кладбищу бродил. Оно вроде как ему по службе и положено, но раньше он такого служебного рвения не проявлял. Катька подсмотрела, Игорь все больше возле могил сидел. Думал все о чем-то, а о чем, матери не говорил.

– Погодите, почему Игорь ночью по кладбищу шастал, а мать это не особо удивляло?

– Так положено ему. Он же сторожем кладбищенским заделался.

– Вы этого мне не говорили.

– Значит, не успела, – согласилась Тамара. – Оно и понятно, столько всего тебе рассказать надо, считай, целую человеческую жизнь впихнуть. Ну так слушай, коли интересно, вот уже несколько лет Катька с сыном на кладбище живут. Из квартиры-то они давно удрали, достали их там эти блудоделы. Совсем жилплощать у них узурпировали. Так Катька с сыном сперва на съемных квартирах перебивались, а потом Катьке повезло Игоря на кладбище сторожем пристроить.

– Повезло?

– А что ты думаешь? На такую должность только проверенных людей берут. Надежных. Ну, или тех, кому идти больше некуда и которые никуда не денутся и молчать будут. Потому как на кладбище по ночам разных людей привозят. И не все старые могилы хранят скелеты именно тех людей, какие официально в них захоронены.

У Васи даже мороз по коже продрал.

– Жуть какая!

– Зато сторожу служебное жилье полагается! – с энтузиазмом отозвалась Тамара. – В Катькином положении – это место просто подарок небес. Она сразу же согласилась и Игоря уговорила. Вот Катька с Игорем на кладбище теперь и обитают. Катьке сперва боязно было среди покойничков с могилками, а теперь привыкла, говорит, что в другом месте и не захотела бы жить. Тишина, говорит, птички поют и воздух свежий.

– И на каком кладбище работает Игорь?

Вася задал этот вопрос, уже догадываясь, какой будет ответ. И потому совсем не удивился, услышав от словоохотливой Тамары, где посчастливилось обустроиться ее подружке с сыном.