Глава 17
Дед появился через руки. Так как мы его ожидали и даже знали, с какой стороны приплывёт, то лодку Ларк заметил минут за пятнадцать. К тому времени как дед причалил мы все, включая Огарика, были уже на берегу. Лодка стараниями Клопа и Чустама чуть ли не наполовину влетела на берег.
— О-о-о, как балзона встречаете, — ухмыльнулся дед, обнимая Огарика. — Здоровый, мешок захвати.
Дед вальяжно вышел на берег.
— Да не томи ты…, — не выдержал Чустам.
— Что не томи-то? — наигранно удивился дед. — А где Лакуз?
— Какой Лакуз?
— Лакуз, сын Ганги и Дората из Приречного? — повернулся дед к Клопу.
— Получилось?! — первым воскликнул Толикам.
— А то! Только оба ваших светильника пришлось старосте отдать (один из трёх светильников мы продавать пока не стали — самим пригодится). Так что….
— Да ладно, показывай!
Дед вынул из-за пазухи трубочку, замотанную кожей. Медленно потянул тесёмки и осторожно вынул бумагу:
— О, держите.
Мы сгрудились около Толикама.
— Ха-ныр-к-ск…, — начал по слогам читать нелепые завитушки Клоп.
Если честно, то я думал он не умеет.
— Ханыркское локотство, — перебил его Толикам. — Не туда смотришь. Видишь две печати, то есть одна из них — вольная.
— Как удалось-то? — спросил Чустам.
— Да в соседнем селе, прошлый год, этот самый Лакуз, решил на заработки податься. Нашёл чем виру выплатить, ну и загулял на радостях. Только выпившим его гордость разобрала, что он такой вольный и он давай парней задирать. А парни крепкие — помяли немного, да перестарались. Из родных у него лишь сестра была и с той они словно бараны бодались. Староста села и предложил ей умолчать — жалко парней, ладно, если в рабы не впечатают. Она девка ушлая, согласилась. Токмо одного из парней в мужья взяла, так её никто не брал — толста, да страшна. Ну, а Лакуза схоронили по тихому. Балзонским отчитались, что ушёл. А документы тот староста прибрал. Ну а так как они общаются, вот и пригодились.
— А ты чего ему сказал?
— Сказал, что внучатый племяш свои бумаги потерял, а восстанавливать далеко ехать, да и хлопотно.
— И что, поверил?
— Да какая разница-то?
— Ну да действительно.
— Стой здоровый, — дед перехватил Клопа с мешком.
Пошарив внутри, вынул большую бутыль:
— Новорожденного обмыть.
— О-о-о, — общий гул выразил наше отношение к этому действу.
Утро было несколько непривычным. Голова вроде как особо не болела, но определённая вялость была. Дед с Огариком исчезли раньше, чем мы проснулись. Возникло лёгкое сожаление, по причине отсутствия пацана. Всё-таки он вносил в наши ряды некоторое разнообразие и дисциплину — хочешь, не хочешь, а ребёнка кормить надо. Мир вчера угостил нас на славу настоящей самогонкой с магической очисткой, к тому же настоеной на травах. Это скажу вам…. не химическая бормотуха из магазинов нашего мира. Мягкая, но с ног вали-и-ит. Кроме настойки дед привёз нам деньги за чешую, целых три империала и двадцать башок! Мы, вообще, раскатывали губу на большее… Дед, конечно, вернее всего себе немного взял, хотя с учётом документов, для нас и этого было с лихвой.
— А где Огарик? — Только показав голову из ямы, спросил Чустам.
— Уехали наверно — Серебрушки нет.
— А-а-а, — корм явно был разочарован.
Следующим из ямы вылез Толикам. Тот молча взял котелок и пошёл к реке.
Первое время меня очень коробили некоторые привычки местных, в частности вот эта — пить воду из реки, но восемь лет рабства…. Приходилось и из поилок хрумзов пить.
— Хромой, — остановился голубопечатый, — сходи верши проверь.
— Ага, — я встал, размышляя о том, что сполоснуться бы тоже не мешало.
Наверно корму пришла та же мысль, поскольку он тоже встал:
— Я с тобой.
Верш у нас стояло всего три, остальные при наличии бредня не требовались и мы спрятали их в прибрежных камышах.
— У-ф-ф, хорошо, — Чустам вошёл, вернее упал, в воду первым.
Я так радикально настроен не был, поэтому входил строго в арифметической прогрессии — не более шага в пять секунд.
— Как я уже отвык от похмелья! — вынырнул корм.
А я так вообще его в этом мире не испытывал. Вот найду проход через миры, открою наркологическую клинику. А что? Закинул кого сюда рабом, там бабла стриганул, да и здесь полста башок. Интересно, сколько это на наши? Довольно сложный вопрос — идентичных товаров не было, да и цены я особо не знал.
Вытащив две крупных рыбины и отпустив мелочь — заелись, мы с Чустамом отправились обратно. Все уже были на поляне.
— Что помельче не было? — спросил Толиам.
— Была — выпустили, — ответил корм.
— Я вообще суп хотел….
— Как-то не подумали.
— Ладно. Ларк почистишь?
Тот медленно кивнул.
— А что ничего не осталось? — Клоп тоже выглядел помято.
— Там вон в кустах, — ответил Толикам.
Мы с кормом уставились на него.
— А что раньше молчал? — Первым очухался Чустам.
— Вы и не спрашивали.
Жизнь начинала налаживаться….
— А что когда Огарик к нам вернётся? — Клоп, вернее новоиспечённый Лакуз, или как мы его окрестили вчера — Лак, оживился, поправившись.
Странная тенденция — все, интересуются мальцом.
— Давайте лучше о нас поговорим, — предложил Чустам. — Денег пока немного есть, чуть что, лошадь продадим. Вольный у нас тоже присутствует, даже одетый….
— Что тут думать, надо в город идти — связи искать.
— Ну, да. Выйдем на площадь и будем зазывалами кричать: Кто поможет рабу документы сделать?
— Ну не так глупо конечно, — возразил Толикам. — Надо на рабском рынке потереться, у загонных мягко спросить.
Чустам промолчал. Действительно если ничего не делать, то ничего и не выйдет.
— Может, у деда спросим? — предложил Клоп
Наверно мы должны были почувствовать себя неудобно перед дедом, но…, где неудобство, а где рабы. Предложение Клопа было принято единогласно. Тем более, что даже если самим идти, то мы не знали куда идти. Нет, направление знали и как город называется — Лотукк, собственно в Лотукском балзонстве мы и находились. Даже расстояние до города знали — всего три (пеших) дня пути после моста, но точное местонахождение…. Хотя если честно, то к центральному городу балзонства ведут самые большие дороги, то есть, найти-то можно было. Только соблазн всё сделать на халяву…, как говорят в этом мире: корову доят, пока вымя не пусто.
Деда решено было не ждать, а ехать самим к нему. Ну а чего, в самом деле? Во-первых, по пути в город, во-вторых, припасы в виде солёной рыбы есть. Да и уже свербело кое-где. Денег, конечно, было мало, но мы как истинные джентльмены были согласны на гастроли. Наглеть начали….
— Эк, вы какие шустрые. Тут у меня связей нет, — ответил нам дед.
— А может с нами? — сделал попытку Клоп.
Мы то уже знали, что он побаивается города, так как был в нём всего два раза. Смешно? А представьте себя на его месте. Ну, ладно, такое представить сложно. Тогда представьте, что вам, провинциалу, нужно ехать на машине в крупный город. А?! Я если честно, тоже испытывал мандраж.
— Тут я вам не помощник ребята — мне нельзя.
— Почему? — Не отставал Клоп.
— Локот меч взял, помогающий голову потерял, — ответил дед.
Местная поговорка, типа любопытной Варваре…. Если дословно, то все кто знает, как правитель получил символ местной власти — особый меч (корон здесь не было — только меч и локотский медальон), вдруг умирают.
Отъехали мы от их ямы, мягко говоря, расстроенными. По какой-то причине мы вдруг решили, что Мир решит и эту проблему.
— Ну, что, — первым спросил Клоп, — все пойдём?
— Да все наверно, — ответил Толикам.
— Вроде как, все не нужны, — неуверенно заметил Чустам.
— Мы же сразу были все вместе? — удивил своим мнением Ларк.
— Сейчас? — задал я закономерный вопрос.
— Давайте завтра с утра, — предложил Чустам.
Мы молча, ещё постояли некоторое время. Как-то не был никто готов ехать вот прямо сейчас. Первым в обратную дорогу пошёл Толикам….
На следующее утро мы не очень охотно собрались. Все понимали, что нужно, но покидать уютное, и что самое забавное, ставшее казаться безопасным, место. Все вещи, даже светильник, решили взять с собой (а вдруг не вернёмся), благо их было то…. Также приторочили к седлу Звезданутого одну вершу. Со стороны мы наверно были похожи на индейцев из фильма. Одежда балахонистая, копья в руках, лук торчит у седельной сумки Серебрушки, волосы опять же довольно длинные, у Толикама даже в хвостик завязаны. Не хватало только перьев в причёске. Невод сложили деду в лодку, которую решили перегнать поближе к их яме, но не пришлось — дед с Огариком появились сами.
— Никак в город? — догадался Мир.
— Ага, — ответил Клоп.
— Жаль.
— Чего жалеть-то? Соседи мы не самые лучшие. — спросил Клоп.
— Так, Огарику всё компания. Он один-то тут вообще одичал.
— Эт, да. Но нам тоже надо. Ты ж понимаешь.
— Понимаю, конечно. Вернётесь?
— Должны, — вместо Клопа ответил Чустам. — Место-то хорошее. Но, там видно будет.
— Ну, смотрю, вы уже ноги в дорожной пыли замарали, добра вам да погоды.
— И тебе Мир здоровья, — ответил Чустам. — Спасибо, что помог.
— Увидимся ещё.
Могу поклясться, что дед под бородой ухмыльнулся. Оставаться дальше после такого прощания было неудобно, и мы, пожав руки Миру и Огарику, тронулись в дорогу. Всё ничего, но так тоскливо было от прощания с ребёнком. Никогда не считал себя сентиментальным, но тут прямо душа рвалась.
Ещё засветло подъехали к мосту. Первым пустили Клопа на Серебрушке — дорога за мостом поворачивала, и не хотелось бы столкнуться с кем-либо. Тот вроде возмутился в шутку, мол, вольным положены лучшие лошади. На что много узнал о себе. Собственно, что у селян мягкое место не под то седло вымощено, может и пешком пойти, ну и напоследок от Толикама, что конь не может быть благороднее седока.
Пождав пока Клоп махнёт нам рукой с пригорка, мы перешли мост. Сразу углубились в лес, но так, чтобы видеть дорогу.
— А что, кого выкупать будем? — спросил Ларк.
— На кого денег хватит. Хромого вон, — ответил Чустам.
— Чего это Хромого, может, я дороже вас стою.
— Ага, — подковырнул Клоп, — а если вторую ногу сломать, то цена только поднимется.
— Чего только ногу, — подхватил Толикам, — можно и остаток зубов выбить.
— Не-е, я за такого лучше полста башок получу, и там оставлю.
Ночью мне снилось, что Клоп меня действительно оставил, и я вновь попал к оркам. Проснулся я взбудораженным, сразу сел.
— Ты чего? — тихо спросил меня Клоп, которого я видимо, разбудил — рабы спят чутко.
— Так, кошмары мучают.
— Ага, Курточка не дала?
Заснуть я больше не смог. А, правда, как там Ивика? Лапает наверно кто-то. Дальше мои мысли уплыли в сторону того, насколько быстро человек привыкает к хорошему. Времени-то ведь прошло ничего, а я уже думаю не о том, как бы сбежать, а о том, как классно было бы и Курточку прихватить с собой. Я даже прокрутил то, что помнил из той ночи, пытаясь хотя бы в фантазиях спасти её. Уже когда встало солнце, вспомнился Огарик. Интересно, как долго дед собирается его держать в лесу? И что собственно такого страшного в том, чтобы отдать его магам? Да и сам дед, если честно, странный. Алтырь ведь! Деньги должны быть. Да и не в селе жить….
На следующий день лес перешёл в лесостепь, то есть регулярно встречающиеся луга. Предохранялись мы от злых людей, наверно самым безопасным способом — отсутствием даже визуального контакта, то есть отошли подальше от дороги. Хотя раз, столкнулись с селянином не вовремя потерявшим что-то в лесу, но он был достаточно далеко, чтобы разглядеть, кто именно едет, и, судя по его быстрому растворению среди зарослей — тоже не жаждал встречи.
До города, вернее до оживлённого тракта перед ним, мы дошли только на пятый день. Может, дед ошибся в расстоянии, а вернее всего выводимые нашими ногами круги и закорючки около дороги, несколько увеличили расстояние.
— Дальше все, не пойдём, — Клоп разглядывал мелькавшие метрах в ста повозки обоза. — Уже пятый за осьмушку.
— Что я и Хромой? — Спросил Клоп.
— Чё ито сразу Хромой? Вон Ларка возьми, — отреагировал я.
Не знаю. Свободы, вернее рабства у Клопа, очень хотелось, но в город почему-то не очень.
— Ты давай Клоп сам сходи сначала, — продолжил я, — узнай всё. Может, и не надо будет идти, узнают, что у тебя не настоящие документы и отправят в рабство, а мы обратно спокойно пойдём.
— Чтоб тебя орки оскопили, — произнёс наверно самое страшное пожелание, из имеющихся у него в лексиконе, Клоп.
— Что прекословишь? Ты и рабом, как оказалось, настоящим не был. Смотри, намнём бока.
— Я серьёзно!
— Да и серьёзно. Прав Хромой, — поддержал меня корм. — Надо тебя в загон отдать, пусть печать поставят, документы сделают, тут всё и узнаешь, и цены, и связи заведёшь.
— А ты что по-другому как-то хотел узнать? — подначил Толикам.
— Балаганщики, — ответил Клоп.
Донимали его не просто так — на нём лица не было. В прямом и переносном смысле — даже руки тряслись. Понятно, что боялся. Документы — липа, сам недавно из рабства. Но… смешно было на него смотреть.
Когда отходили подальше от дороги — встать на ночь, Клопа решили в таком виде не посылать, пусть успокоится, меня посетило ощущение дежавю. Словно по дороге к капищу — на нас кто-то смотрел:
— Чустам ты ничего не чувствуешь?
— Нет.
Шагов через двадцать он пересмотрел своё мнение:
— Как у ямы Огарика.
— Не дай боги он.
— И они ещё надо мной смеются, — пробубнил Клоп.
Спать легли на берегу реки под ивой, отведя и спутав лошадей. Чуть подальше от берега нашли овраг, где развели огонь. Магическое огниво всё-таки вещь! Выглядело оно как два полукруглых камня плоских с одной стороны. Чустам, этими плоскостями шаркнул их о друг друга, и сноп искр попал на наструганные щепки. После второго шарканья щепки взялись огнём. Ужинать решили кашей с добавлением солёной рыбы. Довольно так вкусно получилось.
На следующий день, пока не было Клопа, отправленного чуть ли не пинком, причём пешком, чтобы не привлекать внимание — одежда так себе, мы маялись бездельем. Поставили вершу, покидали копьё в дерево, даже я дважды вогнал его в ствол — острая штука. Чустам безрезультатно походил по округе с луком. Ну, как безрезультатно — ёж и змея. Не знаю, как они уживаются в природе, но в супе — м-м-м, объеденье.
Когда солнце перевалило за полдень, снова стал ощущаться взгляд. Мы, переглянувшись с Чустамом, пошли искать источник нашей тревоги. Сам то источник не нашли, а вот место, откуда он наблюдал, обнаружили. В кустах была характерно примята трава. Причём валялся там кто-то мелкий, эту же версию подтверждал и слегка содранный дёрн в одном месте — след был детским.
— Огарик! — Негромко крикнул Чустам. — Выходи давай. Выходи, мы уже знаем, что ты здесь.
Лишь шум ветвей в ответ…
— Не выйдешь, мы сейчас на лодке уплывём, — пошёл на хитрость корм, — а ты нас не сможешь догнать.
— Врешь, нет у вас лодки, — раздался в трёх шагах от меня голос.
Я чуть не подпрыгнул. Клянусь, минуту назад осмотрел этот куст, и там никого не было.
— Магический зверёк! Ты зачем пошёл за нами?
— А вдруг вы уйдёте?
— И что?
— Я с вами хочу.
— Ну, ты даёшь. А деда тебе не жалко?
— Я письмо написал. Похожу с вами, а потом вернусь.
— А если он сейчас сюда бежит?
— Не-е, ему нельзя. Маги его тогда накажут.
Мы с Чустамом переглянулись.
— За что? — спросил я.
— Ему дальше, чем на три дня от деревни отходить нельзя.
— Да почему нельзя-то?
— Не знаю. Там один большой был, он сказал, что пока меня не найдут, нельзя ему уходить от деревни и печать как у вас, только красную и на руку поставили.
— А я уж думал, пятно какое, родимое, — задумчиво сказал Чустам. — Он когда у котла магичал, я видел.
— А ты что, магов видел, которые тебя искали? — сформулировал я несоответствие в рассказе Огарика.
— Да, я в одежде спрятался.
— А зачем тебя….
— Ладно, — перебил Чустам, — потом расскажет. И что ты ел? — перевёл он взгляд на мелкого.
— Я с собой брал, и водные корни рвал, — опустил взгляд Огарик.
— Голодный?
Тот кивнул.
— Ну…, пошли.
— О-о-о, — засмеялся Толикам. — А я уж думал, вы с ума сходите. Как вы вообще узнали что он?
Огарик покосился на нас.
— Не знаю, а вы что не чувствуете, что за нами кто-то следит?
— Нет.
— Я взгляд не научился ещё прятать, — разъяснил нам парень.
— В смысле? — посмотрел я на него.
— Ну, у магов зрение такое, что другие чувствуют. Его прятать надо. Я не умею.
— М-да. Сделать хотел грозу, а получил козу….
— К чему это ты? — корм доставал из седельных ложку.
— Да песня есть такая про мага-недоучку.
— Спел бы тогда.
— У меня голос не очень, да и она на моём языке, а переводить нехорошо получится.
— Жаль.
К вечеру стало не до Огарика — Клопа всё ещё не было. Ларк, даже не присаживался — постоит, посмотрит в сторону, откуда должен прийти Клоп, сядет. Не пройдёт минуты, снова соскакивает. Я был готов скакать также, но сдерживался — глупо прыгать. Мы с Толикамом сходили, проверили лошадей, вернее перевязали, а то мы для перестраховки привязали их вожжами к дереву, а они обожрали редкую лесную траву по кругу. Наконец Ларк закричал:
— Идёт!
За что тут же получил легонько от Чустама древком копья по голени:
— Не ори ты!
— Да чтоб я ещё раз пошёл туда пешком? Сапоги стёр! — Клоп реально показал недавно залатанную подошву, сквозь которую просвечивала грязная пятка.
— Фу, Клоп, убери. На день отправили тебя в город, а ты уже плохому научился, — отреагировал я.
Огарик засмеялся.
— Всё-таки это он был? Привет, — Клоп пожал руку, после чего с лёгкостью поднял мальчишку вверх.
Интересно, кто из них сильнее, Клоп или Чустам. Надо стравить их в армрестлинге.
— Рассказывай! — беспрекословно потребовал Чустам.
Клоп расплылся в улыбке:
— Нашёл! Я нашёл парней, которые нам помогут. За два империала готовы сделать документы на Хромого.
— Кто такие?
— Обслуга загона. Я им объяснил, что потерял документы на раба. Они сказали, что можно сделать, просили три империала, но я договорился на два.
Судя по всему, торговля для Клопа не является коньком. Я особо иллюзий не строил, но я в своём нынешнем виде стоил максимум два империала. С учётом башок вознаграждения за мою поимку, ещё меньше получится, если пропустить официально. Правда, там, надо хозяина дней десять ждать, вдруг найдётся, а потом на аукцион выходить…. А если кто на меня позарится?
— Откуда такая цена? — спросил я.
— Говорю ж, договорился. Меньше не соглашаются. Надо говорят и алтырю денег дать и писарю.
— Почему я?
— Ну, они в начале стали говорить, смотря, какой раб, я и решил тебя — дешевле-то нету.
Пахло от этой затеи плохо, очень плохо.
— Ну, да, — произнёс Чустам.
Хреновина получается, право слово. Теперь ещё и все считают, что Клоп меня по дружбе.
— Я не пойду, — заявил я. — Пусть вон Ларк или Толикам хромают.
— А чего не я? — съехидничал Чустам.
— Ты дорогой.
— Толикам тоже.
Сквозь чёрную печать Толикама просвечивала, как ни крути, голубизна прежней.
— Тогда Ларк. Если надо, я ему ногу сломаю.
— Догонять замаешься, — ответил Ларк.
Я улыбнулся — чувство юмора у затырканного судьбой раба, это, знаете ли…
— Дорого конечно, очень дорого, — хмуро глянув на меня, сказал корм, — но идти придётся тебе. Толикама нельзя. Ларка…, так двоих с ветром в голове….
— Умники нашлись, — огрызнулся Клоп.
— Клоп, сколько осьмушек в дне?
— Восемь.
— А в дне и ночи?
Клоп завис.
— Вот и ответ.
— Десять и шесть! — процессор бывшего раба, наконец, справился с задачей, при этом Клоп помогал себе сгибая пальцы за спиной.
Корм покачал головой:
— Молодец. Что скажешь, Хромой?
— Понял я.
Клоп насупился.
— Поедете на Серебрушке. Тебе Хромой пешком придётся.
— Не нравится мне всё это.
— Мне тоже Хромой, — от слов Чустама легче не становилось, но хоть с душой сказаны.
Отправились мы утром. До дороги доехали втроём, мы с Клопом на Серебрушке и Чустам на Звезданутом. Дальше мне пришлось слезть. Не может раб ехать с хозяином на одной лошади, даже если он инвалид.
— Ну, давайте. Пусть у вас всё получится! — Слез с жеребца Чустам.
— Ладно. Ты давай не светись здесь, езжай. И за Огариком присмотри, а то может и город захотеть посмотреть.
Чустам кивнул:
— Кинжальчик то сними.
Я, отвязав пояс, снял ножны и хотел положить в седельную сумку.
— Давай сюда, — вздохнул корм. — Клоп — селянин. Остановят, найдут в сумке, к страже попадёт.
— Он же короткий? — возмутился Клоп.
Ты знаешь разрешённую длину в этом балзонстве?
Колопот промолчал.
Ношение оружия, кстати, строго регламентировано местными законами, вернее длина носимого оружия. То есть селянам разрешена одна длина, городским — другая, знати — третья, но… никто кроме войск и стражи не имел права носить иного, кроме кинжалов и мечей вооружения. То есть копья, алебарды, кистени и разное другое — строго при поступлении на службу. Исключение составлял лук за пределами городских стен — его могли носить все, получив разрешение в канцелярии.
— И это, помни, он, — ткнул в Клопа корм, — хозяин.
— Да понял, я понял, — мне уже четвёртый раз за утро проводили этот инструктаж. — Потопали, хозяин! — я хлопнул себя по рукаву, проверив привязанную туда вчера заточку — вооружился так сказать, как мог.
Минут через десять, после того как отъехали, мы сообразили свернуть с дороги и поехать по лесу, только уже вдвоём. Удобства было не особо, как назло лес здесь был довольно частый, и постоянно приходилось пригибаться от веток, но получалось значительно быстрее чем, если бы я шёл пешком. Город появился в нашей видимости через час. Лес перед ним был вырублен, поэтому последних два километра мне пришлось поковылять на своих полутора.
Поскольку город находился на пологом холме, то часть его прекрасно просматривалась с дороги. Когда-то Лотукк, судя по каменным стенам, торчащим среди зданий, был крепостью, потом значительно расширился и был обнесён ещё одной крепостной стеной. Сейчас же он вновь вырос из стесняющих, стремящегося к жизни муравейника рамок, и теперь внешняя, наверняка нищая, часть города оккупировала подходы к нему, становясь совершенно не защищённой от нападения врагов. Исключение составляло пространство русла полноводной реки, не очень удобное для застройки. Река дугообразно подкралось к серому камню второго круга крепости справа, и словно вытянула из стен три деревянных причала.
— У тебя деньги где? — как только мимо нас проехала встречная телега, спросил я Клопа.
— Два за поясом и один в сапоге, — ответил Клоп.
Про мелочь я спрашивать не стал.
— А где рынок?
— За первой стеной. Сразу.
Мандраж захватывал всё больше. Казалось, что следующий встречный вдруг подойдёт к Клопу и спросит: «А ну-ка сударь, покажите-ка медальончик вашего раба!»
Медальон, это медная круглая бляха, прилагавшаяся к документам на раба. Сами документы никто не носил, а вот бляхи…. Сословие купцов, да и местная знать не брезговала, цепляли их в качестве украшений. Кто на пояс как висюльки, кто на специальную декоративную плеть, мол, смотрите какой я богатый и сколько у меня рабов. Многие даже «мёртвые души» использовали для этого, то есть, раба уже нет, а медальончик то вот он. Понятно, что инициализация соответствия раба медальону проходила через идентичность рисунка. Но некоторые, у кого рабов много, могли и по ошибке взять с собой медальон другого раба. Поэтому стража особо не сверялась, хотя кого небогатого могли и промурыжить, чтобы откупился. Только вот у нас никакого медальона не было. На входе в город, проверку рабов на причастность к хозяину проводили редко, а вот на выходе… вероятность зашкаливала за девять из десяти. Если конечно раб с хозяином. Без хозяина можно вообще не пытаться. Я раз сбежав от сапожника, поплутав по городу пару дней, попался именно на выходе.
— Да не верти ты так головой, — шикнул на меня Клоп. — Под ноги смотри.
Раб, смотрящий нагло в глаза — нонсенс. За это можно и палкой получить. Хотя «золотая молодёжь» этого мира бывает, развлекается так. Оденут своего раба похуже и заставляют разглядывать купца или его спутницу. Мужик соответственно не выдерживает и отвешивает люлей, тут и появляются лигранты или либалзоны кучкой и предъявляют за порчу имущества.
Перед воротами повернули к навесу слева, под которым стояли лошади. Я не стал спрашивать зачем — прохожие не поймут.
— Сколько? — спросил Клоп.
— Два медяка — осьмушка, десять — день, пятнадцать до утра. Если надо кормить и поить, то ещё пять медяков, — несколько высокомерно глянул мужик у навеса
— А через ворота?
— Двадцать медяков возьмут.
— Давай на две осьмушки, — Клоп достал из тряпичного пояса башку, — чуть что доплачу.
— Рассёдлывать будешь?
— Нет.
— Жди, сейчас сдачу принесу, — мужик взял под уздцы Серебрушку и повёл под навес.
Ворота мы миновали успешно. Я прохромал вслед за моим хозяином, пока стража взимала с какого-то купца за проезд. Как только я шагнул через границу города, хотелось завопить: «Назад, Хромой! Назад!»
Я с трудом переборол свою манию. Если до ворот, домики основной своей массой были построены из прутьев обмазанных глиной (пока мы шли, я видел один в процессе строительства), вернее верхняя часть домиков была построена таким образом, так как, судя по их высоте, часть строения это просто землянка, то за стеной, они уже напоминали тот городок, в котором я провёл первое время рабом. Более всего дома напоминали строения Дикого запада из кинофильмов. Во-первых, своей двухэтажностью и балконами, а во-вторых, досками из которых были изготовлены. Хотя наверно один из четырёх — пяти, представлял собой каменный памятник зодчества — больно уж они вычурно казались на фоне деревянных «общаг». Рубленых домов в этом мире я не встречал, оно и не мудрено, когда даже в самое холодное время зимы, часть растений даже листву сбросить не успевает, ну или не хочет.
— Стой тут, — метров через двести, Клоп, явно переигрывая, ткнул мне пальцем на крепостную стену, сам же он направился к воротам ограждения из частокола метров четырёх в высоту.
У частокола, стояла, навалившись на брёвна, довольно мутная троица. Как только Клоп отошёл, один из хмырей направился ко мне. Я нащупал в рукаве заточку.
— Здоровья и хлеба, бедолага.
— Тебе не иметь нужды.
— Как припечатался?
— Детством.
— Девок хоть тискал?
— Было пару раз.
— Держи, — хмырь достал из-за пазухи замызганный и явно не первой свежести местный пирожок.
Судя по виду выпечки — из камышовой муки. То есть те корни, которые были уже поперёк горла, только высушенные и размолотые. Наверно если бы я был у орков, я бы съел, даже с удовольствием, хотите — судите, хотите — нет. Но за время в статусе вольного лесного я успел избаловаться пищей и непрезентабельный вид пирожка вызывал отторжение.
— Спасибо, — я спрятал пирожок за пазуху.
— Боишься твой увидит?
Я кивнул.
— Смотрю, гнобит?
Распевать дифирамбы хозяину, было не в рабской сущности, положено было костерить, но… я то уже знал к чему идёт разговор.
— Бывают и хуже. Сыт, одет.
— Я вижу, — усмехнулся хмырь, поглядев на мою одежду.
— На селе идёт и такая.
Он одобрительно кивнул:
— Слышь, малец, — наконец перешёл он к делу, — может, давай накажем пентюха? Ты скажешь, где башки упали, а мы прирастим их к жизни.
Всегда удивляло это в людях подобного рода, так это уверенность, что их слушают с раскрытым ртом. Не-е, вопрос не в низком происхождении или выпячивании преступной сущности. Приходилось повидать всяких, как в этом, так и в своём мире. Были у нас на районе и вполне авторитетные личности, но чтобы услышать из его уст какой либо понт, жаргон, или пренебрежительный тон…. Убивал именно этот типаж — чёточный. В этом мире чёток не было, вместо этого игрались гвоздем — подспудно имея ввиду, что он — человек, настолько крут, что даже этой тычкой может решить вопрос. Тем не менее, выбешивала такая уверенность в своём всесилии и разуме. С такими либо заточкой — выводя во враги, что собственно я обычно и делал когда был в рабстве, либо переходить на их логику и язык (в связи с тем, что местный уголовный жаргон имеет специфику — вольный перевод в скобках):
— Ты не осьмушничай (не тяни базар), хочешь голов насобирать (бабок настричь, башок нарубить), а мне на скалы (каменоломни)? Мне печать не смыть (из рабства не уйти). Он хоть и гаркий (понтовитый), а палку не вымачивает (не издевается). Закресалюсь (захочу, придёт мысль, вспыхнет искра), сам головы прокачу (денег настригу), а ты сейчас мне пыль сзади поднять (стражу по свежим следам навести) хочешь? Мне в вершу, ты стороной?
Хмырь сощурился, его явно не устраивал ответ, но и сделать он мне ничего не мог — я чужая собственность, да и не в чести у их брата рабов обижать.
— Гарычишь (говоришь) много корявый (неполноценный, инвалид).
— Я у зелёных семь солнц печать носил (у орков семь лет в рабстве был), ты мне трястись предлагаешь?
— Как хочешь чёрный (раб — унизительно).
— И тебе башковый (ищущий денег незаконно) удачи.
Тут из ворот вышел Клоп с двумя типами, хоть и отличающимися, но не кардинально, от того с кем я разговаривал. По одежде, конечно, они нас делали, как и хмыря, но, если честно, то по одежде нас не делал только, пожалуй, средний нищий этого города.
— Ширк, Попон идёт! — шикнул на хмыря один из этих типов, что только уверило меня, что с этими дел точно иметь не стоит.
С другой стороны, надеяться, на то, что в загоне работают интеллигентные личности в камзолах….
— Этот? — спросил один из них.
Клоп кивнул. Причём кивнул так, как будто перед ним благодетели и святые.
— Ну, нормально, пойдёт, бодрый — включился в разговор второй. — Но он дороже стоит, молодой ведь — три империала.
— Мы же на два договаривались?
— Ты же возраст не сказал. Мы думали старый, а так — три.
Хотелось отвесить пинка Клопу. Нельзя! Нельзя быть таким наивным! Я пытался поймать его взгляд, но безуспешно, он погрузился в себя.
— Хорошо, — наконец выдал он.
Идиот! Ну, реально идиот! Разводят ведь! Но произнести даже слово без разрешения хозяина, значит, порушит всю маскировку.
— Давай деньги, мы пойдём договариваться.
— Что, прямо сразу?
— Конечно, а ты думаешь мы алтырю скажем, ставь печать, а мы потом принесём?
— Хозяин, может документ ещё найдётся? — я попытался жалким голосом остановить Клопа, но только вызвал удивлённые взгляды загонщиков.
Клоп… достал два алтаря из пояса и один из сапога!
— Ну, всё, приходи завтра.
— Как завтра?
— Ты чего селянин? Думаешь, сейчас алтырь и писарь кинутся подписывать бумагу? Перебьётся твой раб в загоне. Завтра с утра приходи.
Колопот только хлопал глазами. Я если честно, тоже был в прострации от этих слов. Поймав взгляд Клопа я моргнул. А что оставалось делать? Рвать всю операцию? И у меня возникло стойкое предчувствие, что это не те ребята, что могут выпустить из своих рук деньги.
— Так это, когда? — спросил Клоп.
— Во второй половине дня, — ответил второй.
Загонщики даже не ожидая ответа, повели меня в сторону ворот. Мы прошли в калитку отделяющую площадку продаж от закулисья. Вдоль неширокого коридора стояли ряды клеток, большинство были пустые, но в конце кто-то был. Тут один из типов спросил другого:
— Чё, так уверен?
— Ты его видел? Селянин! Три империала! Да за такие деньги можно двух хромых купить. Если бы действительно это был его раб, то подал бы заявку, за двадцать башок ему бы восстановили документы. А так, потерять медальон и документы…. Врёт как сорока. Говорю тебе, друг наверно детства, да? — повернулся ко мне второй тип. — Сбёг от хозяина? И решил красиво в селе прожить?
Нас кидали! Конкретно кидали на бабки и мою жизнь! Дальше можно даже было не слушать. Я, набрав побольше воздуха в лёгкие, заорал:
— Кло-о-о…!
Тут же мой крик был оборван ударом в кадык. Пока я откашливался, огрёб и в солнечное.
— Заткнись чернь!
— Попон, а если вправду хозяин?
— Боишься что ли? Ты видел, как он одет? У тебя есть раб? А у него вдруг появился. Не смеши меня. Он даже имён наших не знает. Придёт завтра потолкётся и уйдёт. Сколько таких было? Сейчас оформим этого на Жмыху, как будто он его поймал, да и всё. А этого хоть накормим нормально. Ну, придёт этот селянин завтра. Что он скажет? Сдавал раба? Где подписи? Успокойся! — с этими словами меня втолкнули в клеть. — Да и у селян разрешение специальное даётся на приобретение рабов. А он нам его не показал.
— Ну а вдруг? — спросил второй.
— Конечно, всяко бывает. Завтра в каменоломни поведут торб. У нас там один есть, за которым не пришли и никто не купил. Попросим Прока, пусть оформит этого как того. Утром уведут, а тот останется…
Дальше мне расслышать не удалось, так как загонщики вышли за калитку.
— Свежачок? — раздалось сзади.
— Да щас! Чёрный с детства, по печати не вино? — ответил я, зная местные традиции.
— Давай поменяемся рубахами? И тебе обнова и мне.
— Мне моя вполне нравится, — я незаметно сжал заточку и развернулся.
Вообще, не принято было бурно реагировать. Ну, объяснился с местными кто такой, и всё нормально. Проехали бы. Проверили на чепуховость и проверили. Просто я был реально на взводе.
— Успокойся малец, — раздался тихий голос из соседней клетки. — Ты, Гнобой, тоже не бузи, не вишь голову ветрит у парня. Отойдёт, потом поговоришь.
Я осмотрел говорящего сквозь решётку. Невзрачный, спокойный мужичёк с разумом в глазах. Такие, у рабов в авторитете. Наверняка из наказанных — уголовных, по-местному, точно не из долговых и пленных. Несколько разнилась с его видом куртка, точно не с его плеча — узковата, да и не самая дешёвая, вряд ли он её купил. Гнобой вернее всего из той же партии. Только им приходило на ум поживиться за счёт вновь прибывших. Кроме меня и Гнобого в клетке было ещё трое рабов. У спокойного был всего один сокамерник. Все кроме спокойного были одеты довольно потрёпано.
— Чего кричал-то? — спросил спокойный.
— Медальонного на меня развели только что.
Говорить слово «хозяин» при этом контингенте не стоило, лучше заменять на жаргонное «медальонный». Принципиальная позиция большинства наказанных — не признавать над собой хозяина. Таких, как этот мужичок, обычно отправляли именно в каменоломни. За каменоломный торб говорило также то, что в разгар торгового дня, мы находились не на обозрении люда. В каменоломни, кстати, это совсем не значит, что ты увидишь горы. Это скорее, общее название рабства у империи, а не у конкретного хозяина. Это могло означать и строительство дорог, и крепостных стен, и вырубку леса, в общем, любую тяжёлую работу на которой не требовались особые знания или умения. Рабский стройбат так сказать. Это несколько получше орочьего рабства, хотя и не намного, поскольку продолжительность жизни у имперских рабов могла быть очень низкой — смотря куда попадёшь.
— Тебе то что? — Ухмыльнулся Гнобой. — Зад полизать не дали?
— Ты видел, как я это делал, чтобы говорить? — Шагнул я к нему.
Тот встал от дальней стены и вразвалочку пошёл ко мне, гремя кандалами на ногах. Руки тоже были скованы, но… кандалы на руках, тоже могут быть оружием при определённой сноровке.
— Гнобой! — вскрикнул спокойный, но было поздно.
Заточка упруго вошла в бедро и тут же мелькнула у головы. Обычно такие типы ожидают удар в голову, поэтому старая проверенная тактика — бьёшь, куда не ожидает, а потом в голову. К стыду своему надо сказать, что в голову, за всё время использования этого приёма, я смог попал лишь раз, и то легонько по щеке. Гнобой отпрыгнул.
— Вы что твари?! — раздался крик снаружи. — Попон!
Обслуга ворвалась с палками, пока мы как два весенних кота ширшивели напротив друг друга. Перепало и мне и Гнобому, и. по-моему, ещё кому-то — некогда было особо рассматривать — занят был — люли по карманам раскладывал. Меня вытащили из клети.
— Рот открой!
Я сжимал челюсти, как мог, но нажатие на правильные точки и залитая прямо в глотку вода после засунутого шарика, заставили его пройти через горло.
— Сглотил, — констатировал факт безымянный из обслуги, проверив мой рот.
То, что сглотил, я уже начинал ощущать, по некоторой ватности рук и ног. Местный транквилизатор, это зверская штука. Всё соображаешь, правда медленно, а говорить ничего не хочется, как и двигаться.
— Наклони его голову.
Неприятный тип, хотя они все были неприятными, держал трубку. Обслуга сжала мой ватный черепок, наклонив. Алтырь прижал трубку к виску, жжение на мгновение вернуло разум, заставив вскрикнуть, хоть и безуспешно, по причине зажатого рта. Эта же трубка коснулась бумаги и медальона, оставляя одинаковые отпечатки.
— Всё!
Некая сумма денег перекочевала из рук обслуги алтырю. Обратная дорога дарила неприятные колебания картинки в глазах вызывющие тошноту. Сводили в филиал местной кузни — надеть украшения на ноги и руки. Кузней этот навес со стоящей прямо на земле наковаленкой называть нельзя, тут делали всего две операции — заковывали и расковывали, бывает правда, и пытали или наказывали….
— Попон, — раздался голос Спокойного, когда меня привели обратно, — заводи к нам.
— Липкий, он же страшный, — ухмыльнулся Попон.
— Ты поговори давай ещё.
— К тебе, так к тебе.
Вечер был мрачным, хотелось выдать содержимое желудка на обозрение соседям. На моё положение, как и на всё вокруг, было по барабану, совсем по барабану. Какие-то люди принесли еду и вино. Причём в качестве еды была жареная, а может печёная, курица. В соседнюю клетку закинули котелок, мерзкий запах варева из которого ощущался даже здесь. Я ел курицу, но вкусовые рецепторы просто не воспринимали информации….
