Под марш Мендельсона

После «изгнания из Рублёвского рая» Лера два месяца сидела без работы, живя у Ольги.

Ольге, как старой знакомой Леры, неудобно было брать с неё деньги. Поэтому Лера почти месяц подполья дарила какие-нибудь вещи, в основном посуду. Но потом сказала:

– Баста, бери деньги и всё!

Лера ведь уже прекрасно знала финансовое положение «жопомоек» и их подработки нелегалами. Бабка тогда была ещё лежачая – перелом шейки бедра, но с прекрасным девяностолетним слухом и зрением. Ольга в течение месяца скрывала Леру от неё. Закрыв дверь в бабкину комнату, она впускала и выпускала Леру, говоря бабке, что она выносит мусор (дверь-то хлопала), выходит к соседям и т. д. Но потом решительная Ольга вышла на разговор с бабкиным сыном и сказала, что ей необходимо общение, иначе она сойдёт с ума в четырёх стенах. Поэтому на выходные дни будет приходить двоюродная сестра. Сын, который платил Ольге мало, не давал ей выходные дни и часы, согласился. И Лера легально прожила три года своих выходных, с небольшими перерывами, с Ольгой и бабкой, до самой бабкиной смерти.

Бабка Евдокия (царство ей небесное), из раскулаченных тамбовских крестьян, была страшно вредной, жадной и деспотичной. И на редкость живучей. Она быстро поднялась и стала буквально бегать на ходунках по всей квартире, засовывать свой нос во все углы и щели. Она сразу смикитила, что Лера никакая не сестра, и всячески старалась ущемить её: не мойся в ванной – продавишь, не готовь на плите – разоришь, не говори по телефону, не лей воду, не гладь и т. д. Ольга в обиду Леру не давала и давила бабку матом, тем самым затыкая вредный старушечий рот. Бабка всю жизнь всеми командовала – от мужей и любовников до детей и внуков. Первое время между ней и Ольгой шла борьба не на жизнь, а на смерть – кто кого подомнёт. Победила молодость. Этому несказанно удивились и обрадовались многочисленные родственники бабки. Когда Ольга уезжала, они, устав от Евдокииных капризов, пугали её:

– Вот погоди, скоро Ольга приедет!..

На поминках одна из снох сказала:

– Конечно, мама была нелёгкой, но нашёлся человек, который свернул её в бараний рог!

Ольга, хотя и забивала бабку матом, ухаживала за ней отменно. Сама чистюля, она не выносила беспорядка и грязи вокруг. Вставала рано. Готовила бабке завтрак, а заодно и обед, стирала, мыла полы, мыла и кормила пробудившуюся Евдокию. Бабка у неё сидела, как наливное яблочко: румяная, чистая, и всё вокруг неё было чисто. Лера ни разу не ощутила специфического запаха больного человека. Да, свой хлеб Ольга отрабатывала честно. Она вообще отличалась патологической честностью.

Приходит Лера однажды и видит Ольгу красной, с вытаращенными глазами. «Представляешь, Евдокия заснула после завтрака, а я стала вытряхивать грязный пододеяльник. И как оттуда посыпались деньги! Я стала считать, но вижу – много. Я быстрей звонить Лене, снохе, – приезжай, Лена, скорее, я у Евдокии деньги нашла!» «Ну и где же эти деньги?» – спросила Лера. «Так Лена увезла, сто тысяч оказалось!» Рыжая Лилька назвала после этого Ольгу дурой, а сноха с сыном вскоре поменяли старую машину на новую.

Лера знала примерную канву её жизни и понимала, что работа «жопомойкой» для неё – падение с большой высоты. Именно так сказал Ольге бесцеремонный знакомый, побывав у неё:

– Как низко вы пали.

На что находчивая Ольга ответила:

– Жизнь заставит и сопливого целовать.

Лера помнит юную Ольгу милой и скромной тайной красавицей. Тайной, потому что она не знала тогда о своей красоте, забитая обстановкой, в которой росла. Да и красота её не приобрела ещё тогда законченности, будущей чёткости, в ней всё как бы просилось в завтрашний день. Она была тёмной шатенкой со светлыми глазами.

Не одарённая способностями и большим умом, но имея малый, практический, Ольга обладала семейной чертой – характером. Красота в сочетании с характером вознесли её на должностные высоты в родном городишке. Не имея образования, работала судебным исполнителем, заведовала отделом кадров на фабрике, затем общим отделом в местной администрации, затем – районным загсом. Пятнадцать лет, вплоть до пенсии, пробыла она на этой должности, и все пятнадцать лет блистала под марш Мендельсона на торжественных регистрациях, сама краше всех невест. В пятьдесят была настолько хороша, что имела тридцатипятилетнего любовника. Правда, эти годы она пребывала блондинкой. Те, кто не знал её в молодости, считали этот окрас натуральным – белая кожа и светлые глаза способствовали тому. Мужья подруг, толпившиеся вокруг неё, отвечали ревнивым жёнам:

– Ну кто же не любит блондинок!

Но вот ей стукнуло пятьдесят пять, и её попросили с госдолжности. В подчинение она идти не хотела, а найти вообще какую-либо работу в городке было нереально. Зарплата у неё была небольшая, соответственно и пенсия вышла – кот наплакал. Да ещё две взрослые разведённые дочери с тремя внуками крепко сидели на шее. Тогда и перед ней замаячила Москва.

Полная картина её жизни вырисовывается такая.

Родилась она в семье учительницы и пьюще-бьющего мастерового отца – городишко был урожайный на таких мужиков. Сколько себя помнит – дралась с ним, защищая мать. Лютый отец однажды так ударил защитницу головой о печку, что повредил что-то в подкорке, и она всю жизнь мучилась ужасными головными болями. А в день своей свадьбы чуть не задушила его, когда он стал избивать мать.

Когда ей исполнилось восемнадцать лет, мать родила ещё дочку. Трое детей – существовал ещё младший брат – и пьющий отец создали абсолютно нищенскую обстановку. Ей, девушке на выданье, не в чем было выйти на улицу, как говорится, «ни скинуть, ни надеть». Несмотря на это, парни вились возле неё. Взрослый сын директора завода, куда она пришла работать после школы, красивый парень, увешал всю свою комнату её фотографиями, где она сияла голливудской улыбкой. Но безрассудная Оля отказала ему, не любя блондинов. А он так и остался всю жизнь холостяком.

Тётка её, большая шишка из областного центра, просила мать отдать ей Олю, чтобы устроить её в жизни. Но мать не согласилась – некому было нянчить годовалую дочь. Так жизнь в первый, но далеко не последний раз поманила её большими горизонтами, но показала фигу. Вскоре на её заводе был объявлен набор на Ленинградский «Красный треугольник». Девятнадцатилетняя Оля впервые показала характер, вопреки воле матери решив уехать в Ленинград. Она была не одинока – много молодых девчонок уехало по набору из рутинного городишки. Девчонки понимали – это шанс, который упустить нельзя. Ведь одновременно с работой им давали бесплатное образование в вечернем вузе. Почти никто из них не вернулся – выучились, повыходили замуж, обустроились в Ленинграде и пригородах. Самая страшненькая из них стала известной ленинградской манекенщицей.

Но иначе вышло с Олей. Как потом оказалось, она не сошлась характером… с климатом. Бесконечные гнойные ангины, фарингиты, больницы, врачи, которые советовали уехать… Но это в будущем. А поначалу всё было интересным, новым и много курьёзов случалось с юной провинциалкой.

Никогда в жизни не видевшая метро, она сильно его побаивалась. Дома ей говорили, что съезжая на эскалаторе, в конце нужно высоко поднимать ногу, чтобы не упасть. И вот едет она на эскалаторе и с ужасом видит, что её руку на перилах накрыла чёрная рука. Также никогда в жизни не видевшая чернокожих, она со страха впала в ступор. Но сообразила, что близок конец пути и нужно высоко поднимать ногу. Поднятая и согнутая в колене нога дала сильный пинок африканцу под зад. Он упал, она – на него, а едущие сзади или перепрыгивали через них, если могли, или валились в кучу-малу. Куча сбитых валялась у подножья эскалатора, куча служащих валялась от хохота. А весёлый негр, лёжа в самом низу пирамиды из груды тел, всё пытался назначить ей свидание.

Однажды, кого-то поджидая, Оля гордо встала на месте, облюбованном питерскими проститутками. Ела мороженное и удивлялась, какие наглые мужчины в Ленинграде. Один мужик вообще чуть не затащил её в машину. Она отбивалась и звала милицию. Сцену наблюдала пожилая ленинградка и спросила:

– Девочка, ты откуда?

– Из Энска, – гордо ответила Оля, не сомневаясь, что весь мир знает её городишко.

– А где это? – удивилась женщина. А Оля удивилась ещё больше географическому невежеству ленинградки.

– Так ты приехала зарабатывать деньги, – упрекнула женщина.

– А чем плох мой заработок?! – возмутилась Оля.

– Отпороть бы тебя да отправить к родителям!

Оля было гневно открыла рот, но вдруг увидела вокруг подозрительно раскрашенных девиц, до неё что-то дошло, и она кинулась прочь.

Как-то поздним вечером шла Оля с занятий в компании подруг. А ночи были белые, а красота вокруг призрачная, невиданная… Замечталась Оля и отстала от подружек. У резной ограды газона увидела парня необычного вида в шляпе, с длинными волосами, в длинном плаще. Рука его была в непрерывном движении гитариста. Особо его не разглядывая, Оля подумала: «Как красиво – белая ночь, парень с гитарой…» Когда пришли в общежитие, подружки спросили:

– Ты кого-нибудь видела у газона?

– Да, парень играл на гитаре.

Подружки так и упали:

– Олька онаниста перепутала с гитаристом!

Долго они потом рассказывали эту историю. Хохотало всё общежитие.

Обыденность была совсем не смешной. Жила на крошечную зарплату, что-то уходило на ручки-тетрадки, да ещё матери умудрялась высылать толику. Подружкам, наоборот, из дома присылали.

Работала тяжело, у станков, производство вредное, не всё у неё получалось – хрупкой девочке трудно было справиться с этим чудовищем-станком. И крыла её матом женщина-мастер за невыполнение нормы. После такой работы, не успев поесть, бежали девчонки учиться.

– Там, на заводе я и научилась ругаться матом. Женщины из бригады посоветовали в ответ послать мастера.

Оля долго стеснялась, плакала от обиды, но больше терпеть не могла и однажды послала. Этим заслужила уважение мастера, та перешла от матерного языка на материнский тон.

При любой возможности старалась Оля съездить домой, а в дороге много знакомилась. Однажды познакомилась с немцем и японцем. Вместе сфотографировались на память. И тот и другой потом присылали ей приглашения и посылки с подарками, содержимое которых воровали на Энской почте.

А потом пошли больницы, ангины, фарингиты. И был вообще фантастический, вернее, мистический случай. Она металась в жару на больничной койке и теряла сознание. Неожиданно на неё подул прохладный ветерок, она очнулась и увидела над собой Богородицу, машущую на неё своим покрывалом. «Как хорошо», – подумала Оля, и в ту же секунду гной хлынул у неё из горла. С тех пор Ольга считает себя обязанной жизнью Богородице: не очнись она от прохладного веяния – гной хлынул бы внутрь. Много позже, в зрелом возрасте, она узнала, что у них с Богородицей одна дата рождения – 21 сентября.

– Ну, Оля, тебе в жизни бояться нечего при такой покровительнице, – сказала Лера, выслушав историю со спасением.

Так промучилась Ольга в Ленинграде два года. Врачи, жалея хорошенькую девчонку, говорили:

– Уезжай, тебе здесь не климатит.

Да ещё случилась несчастная любовь… Обидно бросать учёбу, но всё-таки не выдержала и уехала. Ещё одну фигу показала ей судьба. Но, может быть, она направляла Ольгу на предназначенную стезю?

Приехала домой – там всё та же картина: пьянство отца, издевательство над матерью, нищета. Работать пошла опять на тот же завод, от которого уехала по набору. Огляделась вокруг – ухажёры частью разъехались, частью женились. Но нашлись люди. Однажды к ней подошёл Стаc Уласевич. Его история известна всему городку.

Красивый черноглазый парень характер имел буйный и неуравновешенный. Лет в семнадцать он участвовал в какой-то драке, кто-то из противников выстрелил, и пуля рикошетом выбила ему глаз. Милиция так и не нашла преступника. Стасу трудно было смириться с увечьем, он нашёл предполагаемого обидчика и ударил того ножом. К счастью для Стаса, тот выжил, а Стаc получил свой первый срок. К моменту приезда Оли он уже вышел из тюрьмы. Девушки сторонились одноглазого зека, но Оля задумалась: семья Стаса зажиточная, состоятельная, он – единственный сын… Так что же лучше – быть нежелательной взрослой жиличкой у звероподобного отца или замужней самостоятельной женщиной в богатой семье? Оля выбрала второе.

Характера будущего мужа не боялась – у самой характер имелся, да большой опыт борьбы с отцом был. Тогда и случилось, что Оля чуть не задушила родителя. В день свадьбы в белом платье невесты зашла она к матери и увидела, что отец избивает её. В глазах у Оли потемнело и, не помня себя, она пантерой прыгнула на спину отцу, свалила и вцепилась ему в горло. Если бы мать не оттащила её, день свадьбы мог бы стать днём траура. С тех пор она боялась приступов ярости и контролировала себя.

Девочки того времени, особенно в глухой провинции, воспитывались строго, со многими табу и замуж старались выйти девственницами. У многих это был единственный капитал, единственное приданное. У Оли – тоже. Она вышла замуж девственницей, чем несказанно удивила мужа:

– Ну ты и подарок мне сделала!

Он был с ней неясен и мягок, никогда не повысил голоса, ни разу не назвал даже дурой, во всём помогал. По словам Ольги, они очень хорошо прожили первые десять лет, хотя и здесь ей пришлось вести войну с деспотом-свёкром. Отхлестав его однажды мокрым бельём, Оля до самой смерти свёкра не разговаривала с ним. Ненависть была обоюдной. За эти годы Стаc опять умудрился попасть в тюрьму – где-то снова подрался, и ему припечатали рецидив. На протяжении года Оля ездила к нему с передачками и немало абортов поделала от каждого посещения.

Десять лет спустя мать Стаса вдруг решила подарить сыну машину. Тогда и кончилась их с Олей хорошая жизнь. Она называла машину «блядовозкой», так как её одноглазый супруг вдруг приобрёл популярность у женского населения городка. Когда Оле уже стали говорить знакомые гаишники, что муж возит женщин, Оля негромко сказала:

– Ты первый начал. Не удивляйся, если тебе обо мне тоже начнут говорить.

На что обнаглевший муж ответил нецензурно и стихотворно:

– … не лужа, хватит и для мужа.

Олю эти слова глубоко потрясли и фактически поставили точку в этом браке.

Она опять огляделась и увидела совсем не маленького человека, добивавшегося её внимания. Началась её двойная жизнь. Свекровь узнала о её любовнике и стала жаловаться знакомым:

– Такая-сякая, с голой жопой к нам пришла, обули-одели, и вот благодарность.

Но Оле никогда ничего не говорила, всегда во всём помогала и обожала внучек. Ольга до сих пор отзывается о свекрови как о благороднейшем человеке.

Любовник протолкнул Олю заведовать кадрами на мебельной фабрике, и началось её восхождение по карьерной лестнице. Освободилась должность заведующей общим отделом городской администрации, и Оля перешла работать туда. Пришлось поступить в заочный техникум – должность обязывала. Муж тем временем ушёл в бессрочный запой и снова загремел в тюрьму. Травма черепа, алкоголь и три тюремных срока сделали из него психически больного человека. Приходит однажды Оля с работы и видит: по всему огороду, раздавив помидоры и другие овощи, разложены куски фанеры. Муж гордо объяснил, что по чертежам делает из этих кусков автомобиль:

– Знаешь, как мы с тобой на нём гонять будем! – хвастался он.

Жить с ним в одном доме становилось опасно. Когда однажды мимо Ольгиной головы просвистел топор, она решилась на развод. Да и сам муж сказал ей:

– Давай разойдёмся, я за себя не отвечаю – могу убить.

Встал квартирный вопрос – Оле с детьми идти было некуда. Тогда свекровь со свёкром каким-то образом исхитрились получить квартиру и ушли жить туда с сыном, а Оля с дочерьми осталась в доме. Используя служебное положение, сделала в доме все удобства.

Несколько лет бегала зав. общим отделом по коридорам администрации, украшая их личиком и девичьей фигуркой. Ровно столько, сколько мог вытерпеть запавший на неё глава администрации. Оля не давалась ему, и когда подвернулся случай уволить заведующую загсом, он сказал Оле:

– Уходи в загс, видеть тебя больше не могу!

Она, устав от него ускользать, согласилась.

Городишко не видел более красивой заведующей. Уже называли её Энской Мерилин Монро.

Время шло, незаметно подросли дочери и, шестнадцатилетними выскочили замуж за непутёвых парней. Ольгины протесты не были услышаны дочерьми, и её борьба с противоположным полом продлилась уже в семьях дочерей. Забот прибавилось: Ольга разрывалась между работой, внуками, разбирательствами с зятьями. С работы она бежала в садик за детьми, брала к себе, кормила, потом разводила по домам, ругала дочерей, била зятьёв. А ночью шла сторожить детский сад, где ещё и полы мыла, чтобы дочери и внуки не нуждались материально. Личная жизнь как будто отступила на второй план. Но уже близился её звёздный женский час.

Бегая утром на работу, сорокашестилетняя Ольга стала замечать на себе взгляды молодого военного. И однажды он пришёл к ней в загс и прямо предложил ей любовь. Ольга навела справки и узнала: тридцать один год, женат, имеет девятилетнего сына. Конечно, хотелось перспективных отношений, но устоять под напором молодой страсти не нашлось сил. Эта бурная страсть закружила и околдовала её надолго.

– Я ощущала себя молодой, любимой, желанной и купалась в этом море чувств, – рассказывала она Лере.

Головой понимала, что ворует его у другой, но, боже мой, как хотелось счастья! А потом безумная мысль закралась в мозг и там поселилась: «Почему нет? С женой он несчастлив, а любовь разрушит все преграды».

Он её не разочаровывал – дневал и ночевал у неё – Ольга к тому времени имела свою квартиру.

Вдруг в самый разгар отношений, как снег на голову, приходит вызов из Америки, присылаются деньги на дорогу.

Здесь своя предыстория. В ленинградскую молодость Оля подружилась с русской девушкой из Прибалтики. Ездила к ней в гости, познакомилась с отцом и братьями, которым очень понравилась. Семья была богатая, братья подруги занимались подпольным бизнесом – имели свой кирпичный завод. Когда в начале восьмидесятых их разоблачили и им грозила подрасстрельная статья, старший, Артур, скрылся с матерью в глубинке, у Оли. Оля спрятала мать в деревне у родственников, а от Артура приняла запечатанный пакет, который годы хранила на работе в своём сейфе. Семье подруги потом удалось выехать в Америку. В начале девяностых появился Артур и забрал пакет с миллионом долларов, очень удивившись, что Оля в тяжёлые годы ни разу не заглянула в него и даже не знает, что в нём.

Вызов и деньги на дорогу были его благодарностью с припиской:

– Оля, приезжай, мы устроим здесь твою судьбу.

Артур к тому времени стал богатым американцем.

Возлюбленный упал на колени:

– Умоляю, не уезжай, я без тебя умру!

Ещё раз жизнь поставила её перед выбором, и на этот раз Ольга сама показала фигу широким горизонтам. Артуровы билетные деньги разошлись по дочерям и внукам. Американец обиделся и больше не давал о себе знать. А у Ольги начался заключительный этап шестилетней любовной истории. Принеся в жертву любви широкие международные горизонты, она надеялась взамен получить нечто большее – стать женой любимого. И с присущими ей лобовой прямотой и напором взялась за осуществление мечты.

Любимый соглашался с ней и обещал, но всё тянул и тянул с переездом. Наконец однажды перевёз чемодан, но сам так и не переселился.

– Прости, не могу, – сказал он. – Жена валялась в ногах и обещала покончить с собой.

Ольга швырнула в него чемоданом, потребовала забыть к ней дорогу и отдать ключи. Могла бы и побить – отцовская ярость частенько выходила наружу. Но ограничилась словами:

– Лети, – грубо сказала она, – и перо тебе в жопу!

Казалось, кончилась жизнь. Похудела вдвое, померкла, перестала общаться со знакомыми, впала с страшную депрессию. Бывший любовник звонил, говорил, что любит по-прежнему, предлагал ничего не менять в отношениях. Но сильно развившийся комплекс Мерилин Монро на давал ей смириться с положением любовницы, недостойной стать его женой.

Спустя время всё же встретилась с ним, но в одну и ту же воду не удалось войти, нет. Боль потери она до сих пор носит в сердце и не может завести другого мужчину, потому что всех сравнивает с ним. Сравнение всегда в его пользу, никто не может соперничать с молодым красавцем. Лере кажется, что один из мотивов её приезда в Москву – бегство от муки желания видеть его.

Ольга знает, что после неё были и по сей день бывают у него молоденькие любовницы. И видеть его ни к чему. Хватает её на три месяца, потом она срочно ищет замену и на неделю-две уезжает домой, встречается с ним, получает раны, разочаровывается и возвращается потухшая. Он звонит, поздравляет с праздниками, надежда вновь оживает и через три месяца всё повторяется вновь. И когда отзвучит в её душе этот затянувшийся любовный марш – никому не известно.

Сейчас в Ольге ничего скромного и тайного не осталось – промелькнувшая жизнь всех переоформила. Сейчас всё стало очень чётким, явным, напористым и горластым. Красивая, самоуверенная провинциалка была перед Лерой.

– Любого убью за своих детей и внуков! Со мной не связывайся – дерьмом закидаю! – услышала Лера от современной Ольги. Нелегко и несладко порой приходилось Лере, горластость частенько обрушивалась и на неё. Но она с самого начала построила с Ольгой отношения на воспоминаниях и одинаковом подневольном положении. Этой тактики и придерживалась.

Вечерами, в Лерины выходные, они много вспоминали, делились обидами и переживаниями сегодняшнего дня. Там, на кухне, Лера однажды сказала Ольге о мучительном ощущении себя травой перекати-поле, которую ветер оторвал от корней и несёт всё дальше, а бедное растение не знает, когда и где остановится.

– Ты словно прочитала мои мысли, – сказала Ольга, – просто я не находила слов.

Теперь, живя в Москве, Ольга помогает дочерям и внукам, сама получая гроши. Старшая дочь живёт в большом дорогом южном городе. Там она спаслась у тётки, Ольгиной сестры, от мужа-бандита. Ольга ночью, тайком, отправила дочь со своей матерью на поезде, за которым подоспевший бандит бежал с пистолетом в руке.

Тогда, в начале девяностых, среди шестнадцатилетних глупеньких красивых девочек была мода выходить замуж за бандитов. Лера знает тому немало примеров. Бандит тогда был окружён романтикой невиданной доселе красивой жизни с мешками денег, иномарками, коттеджами, ресторанами, деликатесами, шмотками… Молодые глупенькие головы кружились.

В семье Лериных дальних родственников обе красивые девочки, поочерёдно, в шестнадцать лет вышли замуж за бандитов. В итоге старшая красавица дочка, прожив с бандитом два года, потом десять лет ждала его из тюрьмы, храня суровую верность. Свадьбу они, под слёзы её родителей, сыграли уже в тюрьме. Десять лет спустя, уже выйдя из глупого возраста, она не смогла прожить с ним и года. В результате осталась бездетной, ожесточённой и разочарованной. Живёт с родителями и мечтает уехать за границу. Она – родительская боль.

Младшая хорошенькая их дочка повторила судьбу старшей с небольшой разницей. Мужа в тюрьму не сажали, но после десяти лет красивой жизни он при странных обстоятельствах погиб в автокатастрофе, и она осталась молодой вдовой с двумя детьми. Она – тоже родительская боль.

Ольгина красивая девочка лишилась мужа благодаря стараниям матери. Этот бритоголовый бугай стал поднимать руку на дочку, и Ольга стала видеть её личико в синяках и кровоподтёках. Обладая обширными связями, Ольга начала угрожать бугаю тюрьмой или расправой. Тот на какое-то время утихал, потом опять появлялись синяки и кровоподтёки. Тогда Ольга приняла решение и разорвала этот союз, отправив дочку к богатой сестре – это была та самая девочка, которая родилась на Ольгино восемнадцатилетие. Фамильная черта – характер, ум и хорошее образование сделали из неё успешную бизнес-леди.

Сейчас, по прошествии времени, Ольгина дочка сама удивляется своей глупости и не желает даже слышать о бывшем муже. А тот, задолжав в городке каким-то авторитетам большие деньги, скрылся в безразмерной, всех вмещающей Москве, живёт инкогнито и работает где-то на заводе. Алименты не платит – исполнительный лист его не находит. Бандитское время ушло, оставив разбитые женские судьбы.

– Ох, Инке нечем платить за квартиру. У Инки нет зимних сапог! Ох, Никите (старшему внуку) надо оплатить гимназию! – всё это стала слышать Лера, приходя к Ольге на выходные. Когда нужды старшей дочери оплачивались, начинались переживания по поводу младшей дочери и её детей. Младшая живёт в городишке, тоже разведена. И всем внукам надо покупать одежду и оплачивать телефоны. Крутясь-вертясь, беря зарплату авансом, занимая и получая что-то от Леры, Ольга таким образом как-то держит дочерей на плаву. Лера просто физически ощущала, как она разрывается на пять частей.

– Оля, – говорила ей Лера, – остановись, тебя так надолго не хватит. Что же будет тогда с твоими детьми?

Но она по-другому жить не умеет.

– Они мои дети, – отвечает, – мне их жаль.

Лера, поневоле закрученная в торнадо бесконечных Ольгиных проблем, так иногда от этого уставала, что выходные не приносили ей отдыха.

Бабка Евдокия умерла в мае на девяносто третьем году жизни, Ольга закрыла ей глаза и сделала всё остальное, что полагается в таких случаях. Эта её работа закончилась. Родственники тепло с ней попрощались. Было сказано много слов благодарности, и материально не обидели. Было сказано и то, что им очень понравилась Ольгина «сестра».

Лере было приятно. За три года жизни у Евдокии ей приходилось часто общаться с её родственниками, они приглашали её на застолье в праздники, для них она была уже продолжением Ольги.

Лера расстроилась: и бабку жалко, несмотря на всю вредность, и заканчивалось опять её легальное положение.

Ольга уже созванивалась с одной женщиной, Лера её немного знала через Ольгу. Женщину звали Ниной, она была не против подработать и согласилась приютить Леру. Начинался ещё один этап Лериной нелегальной жизни.

Вдруг из небытия возникла Динка. Посидев дома без денег, она вынуждена была опять приехать и устроиться на работу. По той же энской цепочке нашла Леру, позвонила, и они договорились встретиться на Чистопрудном бульваре.

Лера пришла вовремя, но Динка пришла раньше и прогуливалась по аллее. Обнялись и сели на скамейку:

– Видишь, девица прогуливается? – спросила Динка.

– Да, тоже ждёт кого-то.

– Меня пасёт, – сказала Динка знакомую фразу. Девица, как на грех, встала рядом с ними и стала что-то читать на стенде. Динка красноречиво взглянула на Леру.

– А когда из дома выходила, то два амбала пасли, – продолжала в своем репертуаре Динка.

«Недолго она опять проработает, – думала Лера. – Ей серьёзно надо лечиться. Но как об этом скажешь? Будет кровная обида и разрыв отношений».

При следующей их встрече за Динкой «вела наблюдение» молодая чета корейцев с детской коляской.