Тоша, Женя и Подмосковье
Пришедшая собеседовать с ними тонкая стильная блондинка с ошеломительной улыбкой, музыкальным голосом и плавной, красивой речью очень располагала к себе.
Симпатия была взаимной. И мама пригласила Леру домой, как, впрочем, и двух других претенденток, исключив только ту, что сама себя заранее исключила. Это не был пробный день, а знакомство с ребёнком и папой, с вытекающим отсюда решением принятия или непринятия няни. Лера была на очереди первой.
Придя в назначенный час, Лера нажала кнопку домофона и услышала детский голос:
– Я слушаю.
– Женя, – спросила Лера, – а где мама с папой?
– Их нет дома, – ответил детский голос.
Лера была озадачена.
– А ты знаешь, что к тебе должна прийти няня?
– Знаю, – сказала девочка, – я вам сейчас открою.
И открыла. Смущённая Лера переступила порог и увидела платиновые кудри и лукавые голубые глаза.
– Проходите, меня зовут Женя, мне шесть лет, я вас буду чаем угощать.
Сведения о возрасте явно не совпадали с Лериными. В ещё большем смущении и недоумении Лера прошла в гостиную, и Женя действительно принесла ей чай с печеньем. «Вот так ситуация», – думала Лера, прихлёбывая из чашки.
– Но где же всё-таки мама с папой? – опять спросила она Женю.
– Они на работе, – ответил ребёнок.
Лера занервничала:
– Когда же они придут?
– Они в командировке! – закручивала девочка. – Вы будете со мной ночевать.
«Ну и дела», – растерялась Лера. Она не была готова к такому повороту событий.
Вдруг раздались голоса и в гостиную вошли мама и высокий красивый молодой мужчина. Оказывается, они курили на лоджии. При виде Леры они опешили:
– Как вы здесь оказались?
– Да вот, Женя пустила и говорит, что вы в командировке, а я буду с ней ночевать.
Родители расхохотались:
– Что же вы обо всём этом подумали?
Смеялась и Лера:
– Подумала, что это испытательный момент.
– Да, шоковая терапия! – продолжали смеяться родители.
Обстановка как-то сразу создалась непринуждённая. Папа недолго побеседовал с Лерой, с одобрением отметив её правильную, грамотную речь.
– Приятно слышать такую речь, – сказал папа.
Потом Лера немного позанималась с Женей, поиграла, и её отпустили. Спонтанность и непринуждённость общения, явный интерес к ней девочки и родителей оставили у Леры надежду на возвращение. Через неделю менеджер позвонила Лере и сказала, что семья выбрала её.
– Очень приятное впечатление от Леры Викторовны, – сказала мама в агентстве. – С двумя другими нянями Женя просто не захотела общаться.
А созвонившись с Лерой, Женина мама, замявшись, попросила фотографию.
– Это нужно мне, – неловко объяснила она.
Лера не удивилась, она поняла, для чего маме фотография. Няни часто проходили отбор ещё и у экстрасенсов. Лера не боялась заключения экстрасенсов, её уже проверяли у той девочки, с которой она вначале проработала две недели. «Хорошая аура», – сказали о ней.
Лера понимала опасения родителей – ведь они доверяли практически незнакомому человеку самое дорогое. А Женя должна была находиться с Лерой вдвоём круглосуточно, по неделям, за исключением выходных. Видимо, и здесь был положительный отзыв, так как мама засобиралась в дорогу, и в конце мая они выехали на дачу.
Женина семья уже не первый год снимала под дачу дом у людей, постоянно живших в деревне. На огромном участке стояло два двухэтажных дома. В том, что побольше, жили хозяева, жильцы размещались в доме поменьше. Всю первую неделю мама жила с дочерью и няней, приглядываясь к ней, показывая хозяйство, объясняя, как и что делать. По чётким объяснениям и указаниям, самой речи и умению держаться Лера поняла, что у мамы немалый опыт руководящей работы.
Вечерами, уложив Женю спать, Лера и мама подолгу беседовали, им было легко общаться. Мама рассказала Лере историю своей жизни.
Её назвали Антониной при рождении в честь какой-то родственницы. Несовременное своё имя она терпеть не могла, но для всех она была Тошей, и это звучало мило. Тоша родилась в московской семье учёных. Родилась для поправки здоровья матери. Учёная дама к тридцати годам стала плохо себя чувствовать, и друзья посоветовали ей родить, чтобы оздоровиться.
– И, представьте, помогло, – рассказывала она потом знакомым.
Поскольку у учёной мамы было железное устремление в академики, и карьера не терпела простоя, девочку отдали на воспитание бабушке и дедушке. Миссия дочери выполнена – мать получила здоровье и силы становиться академиком. Бабушка и дедушка любви для внучки не жалели, но бабушка болела, что-то с головой, она могла закапать внучке в нос йод вместо капель от насморка. Слава богу, что за семь лет, которые Тоша прожила у них, сожженный нос был единственной травмой. По достижении школьного возраста дочери мать забрала Тошу к себе. Её дочь должна ходить в лучшую школу и показывать лучшие результаты. До сих пор Тоша с ужасом вспоминает школьные годы – малейшие промахи в учёбе выливались в скандалы с наказаниями. Дрожа и трепеща, возвращалась Тоша из школы домой, ей хотелось исчезнуть из этого мира, не жить.
Отец – профессор, полностью подмятый железной пятой жены, в доме был чисто декоративным украшением.
Но и это украшение вскоре надоело будущему академику, и она выгнала мужа из дома, запретив видеться с дочерью под страхом парткома, месткома и др. Безвольный профессор огородами пробирался к школе и таким образом виделся с дочерью. Но его застигли за этим недозволенным занятием, были предприняты жёсткие меры, и Тоша навсегда рассталась с отцом. По имеющимся у неё сведениям, он вскоре вновь женился, завёл сына и на дочь больше не посягал.
Учёная дама довольно быстро нашла ему замену, и у Тоши появился отчим, тоже профессор. Цепкой рукой он был уведён из семьи с двумя детьми и не сильно отличался по духу от первого мужа. Вскоре в новой семье родилась дочь, Тошина сестра, и Тоша постепенно вместе с ней стала называть отчима папой.
Шло время, девочки, как бы то ни было, росли, и вот старшая закончила школу и поступила в институт. Тогда мама, уже академик, сказала:
– Я тебя вырастила, дала образование, а теперь ты должна самостоятельно зарабатывать деньги на жизнь.
Пришлось Тоше первые годы учёбы мыть институтские коридоры, затем, когда появилась практика в языке, заниматься репетиторством. К тому времени младшая дочь подросла настолько, что стало возможным отправить её на учёбу и проживание в Англию.
Уже наступили девяностые, и академик очень успешно занялась бизнесом. На подхвате у неё был муж, бесплатно, за обеды трудившийся на благо семьи.
Тоша между тем, плывя по воле волн и достигнув девятнадцати лет, познакомилась с красивым мужчиной старше себя на двенадцать лет, влюбилась и вышла замуж. Мама брак не одобрила: муж не бог весть кто, семья бедная и не именитая. Мама неоднократно знакомила дочь с перспективными мужчинами, но дочь не слушалась. Как только Тошин брак свершился, мать тут же обманом выписала её из своей огромной квартиры, дабы ни она, ни её муж и их дети не могли претендовать на её жилплощадь. Тошу прописали у себя небогатые, скромные родители мужа.
В бизнесе у академика всё было прекрасно, она обзавелась связями в правительственных структурах и за сравнительно короткий срок стала очень богатой. Тогда ей и пришла мысль избавиться от ставшего ненужным второго мужа. Ненужным и опасным из-за возможных притязаний на капитал.
Просто так его было не выгнать, муж был прописан, и они прожили вместе достаточно долго. Тогда жена стала делать из него семейного хулигана и изверга. Последовали вызовы милиции, предъявлялись невесть откуда взявшиеся синяки. Запугав милиционеров словом «академик» и обширными связями, жена упекла мужа в КПЗ. Когда отец позвонил Тоше из КПЗ, она просто не поверила и помчалась с мужем в отделение. Увидев пожилого профессора в «обезьяннике» с люмпенами, Тоша расплакалась. Они с мужем вызволили отца из КПЗ и очень жёстко поговорили с матерью. В это время из Англии прилетела уже взрослая сестра Тоши. И они объединили силы против матери. В результате скандалов, переговоров, вмешательства юристов отец не был выгнан прямо на улицу, а перемещён в однокомнатную квартиру, купленную богатой женой.
– Вы все хотите моей смерти! – кричала академик мужу и дочерям. – Вы все хотите мои деньги!! Но ничего у вас не получится, я уже сделала завещание!
И она укатила на жительство в далёкую курортную страну, где имела недвижимость, – только бы не видеть родных-посягателей. Тошу с сестрой её отсутствие никак не ущемляло: они сами уже крепко стояли на ногах.
– Я даже в какой-то мере благодарна ей, – говорит сейчас Тоша, – что она меня, как кутёнка, выбросила в жизнь. Я привыкла ни от кого не зависеть и ни на кого не надеяться. Я самостоятельна и всегда могу заработать деньги.
– Но всё-таки материнской любви не хватало, наверное? – спросила Лера.
– Да, – ответила Тоша, – в детстве. Но сейчас результат перед вами: я успешная деловая женщина и ни о чём не жалею.
Леру немного удивляло, что на неделе Тошин муж не приезжал.
– Из Москвы неудобно по вечерам сюда добираться, – сказала Тоша. – Он приедет на выходные.
Когда они поближе узнали друг друга, Тоша рассказала Лере историю своей семейной жизни. Оказалось, что с мужем они не живут уже год. Лера даже рот открыла – с таким-то мужем не жить! Дальше она удивилась ещё больше. Выяснилось, что самой Тоше тридцать семь лет (!), а мужу, этому молодому красавцу, – сорок восемь. И Женя у них поздний и единственный ребёнок.
– Понимаете, – рассказывала Тоша, – мой муж – прекрасный человек, абсолютно ничего плохого о нём сказать не могу. Всё только положительное. Но я его не люблю. Мы прожили вместе почти двадцать лет без ребёнка – у мужа что-то там было не в порядке. Я постоянно лечилась, мне многие, в том числе врачи, советовали «подсуетиться» и заиметь ребёнка на стороне, но я-то хотела ребёнка от любимого человека. Ведь поначалу, первые десять лет, я его очень любила.
Мы много путешествовали по миру, можно сказать, весь мир объехали. Интересно проводили время с друзьями и коллегами. Я сразу, с самого начала семейной жизни стала зарабатывать больше него. Я честолюбива и, за неимением ребёнка, стала делать карьеру, и весьма успешную. Он же очень инертный, мне приходилось толкать его, чтобы он делал карьеру. И вот когда я уже оставила надежду иметь ребёнка, совершенно неожиданно забеременела. Реакция начальника была такой:
«Ты что, с ума сошла?! Какой ребёнок, когда столько работы? Да я тебя со свету сживу!» – кричал он. Через три месяца после родов я была вынуждена взять няню и выйти на работу.
Тем временем отношения с мужем разладились. Он не только не помогал мне с ребёнком, а стал приходить с работы всё позже и позже. И он не гулял с женщинами. Он действительно был на работе. Он перешёл сорокалетний рубеж, вступил в кризисный возраст, у него началась переоценка ценностей. А мне было не до поисков истины, я одна металась с маленьким ребёнком! Короче говоря, охлаждение было взаимным. Он стал меня раздражать и, не выдержав моих истерик, ушёл жить к матери. Да что там ушёл, я его просто выгнала. До сих пор не пойму, как я могла так поступить – ведь это он купил нашу квартиру. Мне сейчас стыдно за этот поступок.
Однажды, когда Жене исполнилось три года, в командировке я познакомилась с мужчиной. И влюбилась без памяти. Этот человек богат, трижды женат и, как потом оказалось, больной на всю голову. Он наобещал мне с три короба, неземную любовь, развёлся с третьей женой, поселился у меня, ел, пил за мой счёт, а когда я оказалась беременной, радостно сказал: «Рожай, я тебе буду помогать!» И не слова о браке. Такая ситуация мне не понравилась, и я задумалась о перспективе остаться одной с двумя детьми. Я долго мучилась, три месяца истекали, а определённости в отношениях не было. С истерзанной душой я пошла и сделала аборт. Узнав об этом, любимый человек вскричал: «Ты сволочь! Ты хотела только моих денег! Как ты посмела убить моего ребёнка?!»
Я до сих пор не могу прийти в себя от этой истории, и чувства мои к нему ещё не прошли. Он же после аборта не хочет меня знать.
Было видно, что Тоша очень мучается из-за последней истории, что раны ещё живы.
– Но, – говорила Тоша, – есть хорошие прогнозы на будущее. Существует некая Соня, парапсихолог, обладающая ясновидением. Она мне сказала, что через год у меня появится другой мужчина и у меня будут ещё дети.
– Ну значит, не надо отчаиваться, а с оптимизмом смотреть в будущее, – сказала ей Лера.
Вскоре Тоша вышла на работу и уехала в Москву. Свой период работы у неё Лера делит на дачный и постдачный. Постдачный период появился потому, что за лето Женя с Лерой очень сжились, девочка сильно привязалась к Лере, да и сама Тоша, по её словам, «полюбила Леру». Тоша стала усиленно уговаривать Леру остаться и дальше у них, даже шла на вариант с проживанием, хотя до этого няни у них не жили. Лера мучилась, потому что дома осенью назревали проблемы, и ей необходимо было там находиться. В результате сошлись на том, что Лера осенью поработает немного у Тоши, пока не найдётся ей замена.
Итак, Лера с Женей остались вдвоём. Тоша перед Лерой поставила две задачи: воспитательную и образовательную. Воспитательную, потому что избалованная и характерная Женя стала буквально садиться родителям на голову – следовало её укоротить. Образовательная задача подразумевала занятия – Женя должна была за лето научиться прилично читать и писать. Несмотря на сильный и своевольный характер Жени, у Леры с ней не было конфликтов. Девочка была умная и интересная.
Конфликты возникали на почве еды: Тоша настаивала, чтобы Женя съедала всё, что она назначает – Тоша на каждый день расписывала меню. А Женя есть не хотела и часами сидела за столом под Лерины сказки и рассказы. Работа Шехерезадой сильно утомляла Леру, и в конце концов она свела рассказы только к обеду. Женя этим была недовольна и изводила Леру проказами.
Вначале, в мае, когда Лера, Тоша и Женя гуляли околичными тропами, деревенские травы робко дотягивались им до щиколоток. Потом как-то незаметно, ближе к августу, травы вымахали в рост человека, образуя настоящие зелёные коридоры, и уже теперь робко выглядывала из них Лерина голова, а Женю так вообще не было видно. Много прибрежных и лесных тропинок исходили босые Лерины и Женины ноги. Полевые букеты так обильно украшали дачное жилище, что Тоша даже протестовала, опасаясь аллергии. Но что могло с ними случиться в этом оазисе жизни? Они прыгали в ледяную ключевую воду реки, опалялись солнцем и круглые сутки дышали живительным сосновым воздухом.
В дожди надевали сапоги и плащи, брали зонтики и шли собирать грибы – в сосновом пролеске маслят было видимо-невидимо.
Гуляя с Женей по пахучим травяным коридорам, Лера учила девочку отличать одни растения от других, запоминать их названия, рассказывала об их целебных свойствах.
– Ну вы прямо ботаник, – сказала Лере как-то приехавшая Тоша. «За целую жизнь можно стать кем угодно», – подумала Лера.
За деревней был огромный косогор, в июне обильно зараставший земляникой. Земляничные поляны так щедро были рассыпаны по всему косогору, что их давно разведали местные козы и рабочие-таджики, составляя Лере с Женей жестокую конкуренцию. Но именно поэтому козье молоко здесь не воняло, а было душистым и вкусным. К косогору уже подбирались дома нового посёлка, и Лера заранее горевала, что скоро ягодные места исчезнут. Казалось, что ей до того? Ведь она никогда больше сюда не вернётся? А вот было жалко…
Однажды на предлесной тропе Леру с Женей сильно напугала невесть откуда взявшаяся огромная кавказская овчарка, судя по запущенной клочковатой шерсти – бездомная. Они шли, о чем-то беседуя, но что-то заставило Леру оглянуться, и она увидела ровно в полушаге от них собаку. Женя боялась собак панически, даже глупого деревенского щенка Дружка, который, играя, норовил схватить её за пятки. Лера, с детства питавшая к собакам необъяснимую любовь и понимавшая их почти по-собачьи, испугалась не за себя, за Женю. Но увидела весёлые глаза и виляющий хвост.
– Собака не опасная, не бойся, – сказала она Жене. Чтобы собака отстала, они совершали всяческие маневры, но та не отходила и притащилась за ними в деревню. И вот здесь на неё с лаем наскочил глупый маленький Дружок, отчего собака с немыслимой скоростью помчалась прочь из деревни. Дружок гнал её до самой околицы. Деревенская улица хохотала: «Ну прямо слон и моська!»
У хозяина дачи был внук Олежек, первоклассник. Женя с ним своеобразно дружила: то выгоняла, то шла за ним сама. Олежек обижался, но приходил – одному было скучно. Женина тактика сначала озадачивала Леру, но потом она догадалась, в чём дело: Женя была влюблена и вынашивала далеко идущие планы. Олежек, как только начались каникулы, частенько гулял с ними по вечерам. В один такой вечер Женя спросила его:
– Ведь когда мы вырастем, то поженимся?
Олежек замялся, потом неуверенно сказал:
– Нет, наверное.
– Почему?
– Ну, у меня в классе есть другая девочка.
Женя, со знающей улыбкой повернувшись к Лере:
– Это он сейчас так говорит, а потом женится, как миленький.
Она часто высмеивала Олежека и рассказывала про него смешные истории. Во дворе участка был маленький бассейн, в котором давно поселились лягушки. И Женя взахлёб рассказывала Лере, как туда однажды упал Олежек:
– Представляешь, он низко-низко наклонился, чтобы разглядеть лягушек, и вдруг упал туда прямо вперёд головой! Вылез весь мокрый и зелёный! Ха-ха-ха!
Но как-то раз Лера, готовя обед, выпустила Женю во двор поиграть в песочнице. Через какое-то время раздался подозрительный всплеск. Спустя минуту прибежала мокрая и зелёная Женя:
– Я в бассейн упала! У-у-у!
Лера сказала:
– Это тебе урок: хорошо смеётся тот, кто смеётся последним!
Олежеку в июле исполнялось восемь лет, и Леру с Женей пригласили на день рождения. В беседке накрыли стол, завязался разговор, и совершенно неожиданно (как тесен мир!) выяснилось, что хозяин дачи Николай учился с покойным Лериным мужем в одном учебном заведении. Лера сказала Николаю, что его однокашник давно умер. Последовали вопросы, Лера рассказала, как было дело. Повисла грустная пауза. В полной тишине прозвучал Женин голос:
– Дай бог, чтобы с Олежеком этого не случилось.
Однажды ночью Женя сильно заболела, открылась рвота, поднялась температура. Как потом выяснилось, поджелудочная железа не выдержала долгого употребления жирного козьего молока. Хорошо, что это произошло с пятницы на субботу, и вечером приехал папа.
Они с Лерой всю ночь по очереди носили Женю на руках и вытирали рвоту. В один из таких моментов Женя, и в болезни артистичная, упала на пол и закричала:
– Прощайте, я умираю!
Так домаялись до утра, пока не приехала Тоша, не поставила диагноз и не назначила лечение. Ослабевшая Женя лежала в постели и шептала:
– Я умираю, у меня краб.
Лера ничего не понимала:
– Женя, ну что ты выдумываешь? Какой краб?
Всё поняла Тоша:
– Дочка, – сказала она, – эта болезнь называется по-другому, у тебя её нет и никогда не будет.
Тут и Лера поняла, что Женя имела в виду рак. Время спустя Лера часто смеялась, вспоминая этот Женин «краб».
За лето Женя окрепла, ни разу не болела ОРВИ, чему была подвержена, стала хорошо читать, научилась писать, и Тоша была очень довольна.
– Замечательная няня, – сказала она о Лере в агентстве.
Много поделок появилось за лето, и много прочитано прекрасных детских книг. У Тоши имелись основания быть довольной.
* * *
Три месяца моталась Лера в Подмосковных электричках. В субботу – из дачи в Москву, в воскресенье вечером – из Москвы на дачу. Три месяца перед глазами вместе с поездами мелькали кадры из жизни Москвы и Подмосковья.
Вот вагоны из Москвы, набитые пенсионерами-дачниками. Пенсионеры, как положено, жалуются на жизнь, опасаясь, как бы не сняли с должности Лужкова, а с них бы не сняли доплаты.
Вот вагоны в Москву, набитые теми, кто едет на работу с озабоченными усталыми лицами. И подмосковные пенсионеры, горько сетующие, что не получают доплаты. Здесь же, в духе времени, беззастенчивая девица на весь вагон кричит по телефону о том, что подцепила влиятельного мужика, который может ей устроить «ипотечку» в Москве.
Вот музыканты, бродящие по электричкам в поисках заработка. Если правильно сориентируются, запоют и заиграют нечто, соответствующее контингенту вагона, то окупят сорванные голоса.
Вот череда попрошаек: пьяниц, мнимых калек, юродивых. Эти собирают меньше музыкантов, поскольку уже давно разоблачены.
А вот орава краснорожих, пьяных фанатов «Спартака» возвращается с матча и почему-то целиком набивается в Лерин вагон. Возраст их самый разный – от сорокалетних мужиков до совсем юных мальчишек и девчонок. Но пьяны все одинаково, и бутылки водки продолжают ходить по рукам. Один, двухметровый, с лужёной глоткой и особенно краснорожий – заводила. Он периодически вскакивает с места, взмахивает рукой, и хор соратников орёт речёвки, в основном матерные. Или же мальчишки и девчонки, обнявшись за плечи, прыгают в проходе под рефрен, где шлюхой обзывается певица, жена футболиста. Речёвки становятся всё более матерными, в соответствии с выпитым. Лера долго терпит, но всё-таки не выдерживает:
– Сейчас же прекратите! (Голос тоже имеется!) В вагоне, кроме вас, есть ещё люди и среди них – дети!
Двухметровый свирепо косит глазом на Леру и тут же обкладывает её изощрённым матом. Потом взмахивает рукой, и глупые мальчишки и девчонки подхватывают мат. Двухметровый порывается к Лере, но среди стада находится кто-то разумный – останавливает горлопана. Парень напротив, обычный пассажир, тихо говорит Лере:
– Вам повезло, что «Спартак» сегодня выиграл, а то бы вас просто выкинули из окна. С ними очень опасно связываться.
На остановке в вагон входят два мальчика с гитарами и, правильно сориентировавшись, начинают петь «Катюшу». Вагон с рёвом подхватывает, топает в такт ногами, на мальчиков сыплются деньги. Проносясь мимо остановок, ревущий вагон вызывает изумление людей на платформах.
* * *
Подступившая осень ставит точку на дачной жизни Леры и Жени. Состоялся переезд в Москву. И месяц, на который договаривалась Лера, растянулся на четыре, вплоть до Нового года. Женя отвергала одну няню за другой, не желая расставаться с Лерой. А Лера не могла бросить Женю, так как бросать её было не на кого. Девочка пошла в садик и очень тяжело там адаптировалась. Как все садиковые дети, она сразу начала болеть, и Лера почти все три месяца работала сиделкой при больной Жене. Тем не менее это не повлияло на их занятия. Тоша резюмировала:
– Молодцы! Замечательные успехи!
От однообразия и переутомления Леру спасало то, что Тоша была книгочей и имела библиотеку. Лера ночью упивалась Улицкой, до сих пор считая «Дочь Бухары» маленьким шедевром.
Болезни никак не способствовали укреплению Жениной психики. А тут ещё у Тоши завязался роман. У неё начался, по определению Леры, «розовый период» в прямом – поклонник задаривал её букетами роз – и переносном смысле. Тоша вся светилась. С одной стороны, как будто принимая маминого избранника, Женя начала выкидывать такие коленца, что у Тоши и Леры волосы дыбом вставали. Однажды Тошин друг пригласил её с Женей на дачу к знакомым. Так Женя там никому не давала спать ночью, а утром сказала хозяевам, что они «дураки во всю спину». Тоша готова была сквозь землю провалиться. Они с Лерой по вечерам держали советы, что делать с Женей. Обе понимали, что Женя, необыкновенно привязанная к Тоше, ревнует её, не хочет ни с кем делить и старается выжить претендента на любовь и внимание матери.
Тут ещё в борьбу включился Тошин муж. Он не шёл с Тошей ни на какие соглашения и заявил, что развод она получит только через его труп. А уж если Тоша всё же подаст на развод, то это ей обойдётся очень дорого в прямом смысле. Обстановка в доме стала раскалённой, Тошины нервы натянулись струной. Она стала частенько срываться на Леру и Женю. Тоша была между трёх огней, а Лера между ними всеми. В этой ситуации положительным было лишь то, что у Тоши была взаимная любовь, её избранник имел серьёзные намерения и планировал детей.
В таком составе Лера их и оставила, распрощавшись со всеми четырьмя персонажами семейной драмы. В её отсутствие, на длинных январских каникулах, Тоша подыскала-таки новую няню, и Жене ничего не оставалось, как принять её.
* * *
Приезд домой был радостью, но недолгой. Предстоящая свобода пугала. Да и проблемы, которые Лера хотела решить, уже не решались – опоздала. Только прожив дома некоторое время, отоспавшись и отдохнув, Лера ощутила, как крепка петля лассо, затянутая на её шее Москвой. Оказалось невозможным жить на жалкую пенсию и работать так же, как в Москве, получая за это в десять раз меньше. Лера пережила настоящую ломку, бедствуя, но не придя ещё к мысли опять оставить дом. Проплакав и проболев всю весну, в мае вдруг махнула рукой: «Устроюсь работать в Москве на лето, как с Женей!» И позвонила опять в своё агентство.
Ей ответили, что есть один заказ на три летних месяца к мальчику шести лет. Но жить эти три месяца нужно в Италии. И собеседование – через день. Сломя голову помчалась Лера за билетами на поезд. Кое-как, на полке у самого туалета, добралась до Москвы. Бегом, опаздывая, понеслась на собеседование.
Мама беседовала с претендентками в холле дома. Видимо, претенденток оказалось много – мама предложила собеседование через неделю. А Лере в то время негде было жить в Москве, и она уехала домой. Через неделю снова двинулась в Москву.
На встрече мама, извинившись, сказала, что за эту неделю они уже подобрали кандидатуру няни. Увидев расстроенное лицо, мама успокоила: «Не переживайте, мы вам оплатим ваши затраты». И Лере оплатили дорогу за первый и второй приезд, да ещё три пробных дня, которые она не проходила.
Кому бы потом Лера ни рассказывала об этой истории, все всплёскивали руками, особенно няни.
Случай был редчайший, а, может быть, и единственный в своём роде, когда работодатели позаботились о незнакомом нижестоящем человеке. Случай нежлобства, случай человеческой порядочности.
Вскоре ей опять предложили летнюю работу, она нашлась в Зеленограде. Нужно было за три месяца «подтянуть» большого мальчика по русскому языку, и заодно стать временной няней малышу. Большому мальчику, Матвею, было десять лет, маленькому, Ване, два с половиной года. Ваня был забавный, умный и проказливый. У него начался самый интересный период, который Чуковский назвал от 3 до 5. Все Ванины «перлы» Лера записывала и отдавала маме в архив:
Липа – это липкое дерево.
В Иране живут Иры…
Я нашёл друзей, теперь ищу ещё одного друзёнка!
Дай мне кучкосвал (самосвал).
Это подосиновик, а это подосина.
Надо вытрясти из половика эту мокрость!
Ночью и денью.
Не ходи в лес подобру-поздорову!
Я умею ходить на передних руках!
Не боюсь комаров – этих летучих зверей!
Ваня, не лезь в холодильник, там только продукты. – Я тоже продукт!
Смотри, вертихвостка! (Трясогузка).
Я человек, поэтому могу пылесосить!
Я так ударился рукавом!
Волк, иди сюда вон!
Я выпил целую охапку воды!
Лордик (собака) съел человеческую селёдку под шубой!
Лордик, замолчи, ты что, по-русски не понимаешь?
* * *
Матвей, милый, непосредственный мальчик, к сожалению, оказался не очень способным, и Лере пришлось попотеть, «подтягивая» его по языку. Семья была прекрасно обеспечена: квартира в Москве, дом в престижном Подмосковье, дом за границей, у мамы и папы по две дорогие машины. Матвей не был сыном маминого мужа Сергея и однажды сказал:
– Как бы я хотел, чтобы моим папой был не Сергей, а дядя Миша.
Кто такой дядя Миша, и почему он мог бы стать маминым мужем, Лера тогда не знала. В хитросплетениях этих межсемейных связей она путалась всё лето.
По выходным муж Ирины исчезал, но появлялся пожилой дядька, живший в доме на правах хозяина, обожавший Ваню и очень друживший с Матвеем. С началом новой недели появлялся муж, но исчезал дядька. Иногда ситуация менялась: на выходных муж был дома, но куда-то улетала мама. Прояснила всё однажды разболтавшаяся домработница: дядька, он же дядя Миша, – Ванин отец, он жил за границей, был богат и содержал всё семейство и прислугу. Лере показалось это невероятным. Как муж терпит дядьку, а дядька – мужа? Но всё оказалось правдой. Однажды случилось так, что никого дома, кроме Леры и дядьки, не оказалось, и подвыпивший дядя Миша разоткровенничался:
– Это моя женщина, с кем бы она там ни жила, и сын мой, я провёл генетическую экспертизу. Мой брак с женой был бездетным, и вдруг в пятьдесят лет у меня появился сын, наследник! Это такое счастье! Я теперь только этим и живу. Развёлся с женой, предлагал Иринке оформить брак, да она не захотела, нашла этого дурачка, да хрен с ним, всё равно здесь всё моё – и Ира, и Ваня, и Матвейка, и квартиры и дома… Хоть этот дурачок и считается официально её мужем и отцом Вани.
Лера была шокирована. Оказывается, все в семье всё знали, но всех это устраивало. Причём Лера видела и знала, что Ирина искренне любит мужа. А вот кого или что любил молодой муж? Лере не по себе было жить среди таких двусмысленных отношений, делать вид, что она ничего не замечает, хотя ей платили хорошо и относились нормально. Но так уж получается, что человек, живя в семье, невольно включается в неё, входит в её поле. А поле здесь было для Леры неуютным. Она успела полюбить Ваню и Матвея, но ушла с облегчением. Ей под конец даже стало казаться, что у Ирины стал косить глаз, совсем как у одной булгаковской девицы, чьи глаза косили от постоянного вранья. А может, Лере не показалось, а так и было на самом деле.
* * *
Лера опять уехала домой. Там, дома и пришла к трудному решению ещё год работать в Москве. Все её чувства кричали, вопили против, но призрак безденежья победил.
И вот перекошенная и перекорёженная Лерина сущность вместе с ней в сентябре вновь отправилась в Москву.
Приехала всё к той же Кате, первой своей московской квартирной «хозяйке», которая через неделю собиралась домой. Она пускала квартирантку, тоже энскую, согласилась взять Леру, пока жиличка дома на сессии. И Лера как бы вернулась в прошлое, к началу, к милой её сердцу Кате.
У Кати ничего не изменилось, был тот же уют и покой, только её сноха, жена брата, теперь жила с ней и разбавляла общество. Сама же Катя изменилась – опять вернулась к шишке в причёске, исчезла весёлость, усталость глядела из глаз. Теперь, приходя с работы, Катя сразу ложилась и уже не вставала до утра. Постель её была весь день разобрана. Катя тоже недавно приехала из дома, где жила всё лето, и опять терзалась мыслями о сыне. Сын всё пил и зверствовал и теперь уже заранее планировал очередное издевательство, составляя чертежи.
– Как это? – не поняла Лера.
– А так, – горько отвечала Катя, – чертит чертёж или составляет схему, где, когда и как будет расправляться с женой.
– Катя, он болен, – в ужасе сказала Лера, – его надо лечить!
– Как же его насильно лечить? – стонала Катя. – Разве он согласится?
«Действительно, – думала Лера, – кроткая Катя в Москве, запуганная до смерти жена не пикнет… А развязка может быть страшной».
Лера помнит, как плакала Катя в тот первый год, что жила у неё, – ведь там, дома, без неё родился внук, и она даже его не видела.
– Лера, – прижимала она руки к груди, – ведь маленький-то, маленький растёт без меня и не знает, кому сказать «баба». Машеньку-то я вынянчила, а у этого даже первого слова не услышу. Да за что же душа моя так разрывается, за какие грехи?!
За прошедшие пять лет внук вырос, и Катя наконец-то услышала его слова:
– Баба д-у-р-а! Заткнись!
Катя копирует внука очень смешно, и Лера смеётся, хотя понятно, какой это смех…
Лера уже ходила в несколько агентств, но возраст стал настоящим камнем преткновения. Сначала она искала вахтовый метод: неделя через неделю или через две. Но такая работа попадалась крайне редко. Потом Лера смирилась и готова была идти на пять суток с двумя выходными.
Однажды позвонили из её родного агентства, был рублёвский заказ. Отчаявшаяся мама была готова на любой возраст няни. Лера зареклась связываться с Рублёвкой. И график работы её совсем не устраивал – двое суток через двое, но на пробные дни она согласилась – деньги нужны. Няня требовалась четырёхлетней девочке, для которой никак не могли найти вторую сменную няню. Вернее, девочка никак не могла выбрать себе няню. По знаку зодиака она была Скорпион, и у неё были странной, недетской красоты глаза: таинственные, пронзительные, глаза истинного Скорпиона, видящие насквозь и самую суть вещей. Леру она сразу пронзила и поняла, что новая няня (тоже Скорпион) не будет при ней дурочкой, и с ней придётся считаться. А уж этого она никак не хотела – главенствовать во всём должна она. Двадцатисемилетняя мама и пятидесятишестилетний папа были, видимо, с ней во всём согласны. Поэтому Лера, подружившись со всеми нянями и пожелав им всяческого терпения, получив хороший расчёт, с облегчением уехала. Она ужасалась мысли, что могла там остаться: мраморные лестницы, мраморный холод холлов, ходячая мраморная статуя мамы…
* * *
Несколько дней спустя Леру настигла ужасная весть. Позвонила одна из «жопомоек». «Лера, – кричала она в трубку, – Эмка погибла!» «Эмка?» – не сразу дошло до Леры. «Ты что, не помнишь Эмку?» Лера-то как раз помнила Эмку очень хорошо, знала всю её бурную жизнь – они были однокурсницами.
Эмка не так давно приехала в Москву и работала сиделкой. Лера успела побывать у неё. «Как, как она могла погибнуть?!» – тоже кричала в трубку. «Сгорела! Её бабка курила ночью, уронила сигарету, начался пожар. Эмка спросонья кое-как вытащила бабку на площадку, потом кинулась за документами и деньгами. А пожар охватил уже всю комнату, выбраться она не смогла!» У Леры трубка выпала из рук.
Она вспомнила их последнюю встречу.