Будни (Военная комендатура в Аргуне)

В кубрике доктора Самкова чисто и уютно. Стеллажи с медикаментами, топчан, две железных кровати, в углу газовая печка. Меня привели к нему вечером «на подселение», и он спокойно указал мне на кровать:

– Спать будете здесь…

Утром в лазарет заскочил командир разведчиков Макс, похвастался доктору:

– Мы уже железа в свою комнату натаскали!

– Зачем?

– Заниматься. Повышать свою физическую немощь!

Доктор тоже озабочен натаскиванием в свой медкубрик всяческого «железа». Все, что может пригодиться в хозяйстве, тут же попадает в поле зрения доктора и приспосабливается под дело. Веревочка? Пойдет и веревочка. Полочка? Тем более пригодится. И «жилье» доктора в считанные дни стало самым уютным, чистым и приспособленным для жизни и для работы в комендатуре. Может и поэтому тоже, сюда любят забежать «на огонек» офицеры.

Однажды вечером доктор организовал для меня просмотр видеоматериалов, изъятых у боевиков. Удивительно, с какой скрупулезностью боевики фиксировали каждый теракт, каждую смерть.

Вот по экрану телевизора ползет российский БТР с бойцами на броне. Молодые веселые лица, мирный горный пейзаж… Взрыв – и люди, словно тряпичные куклы, разлетаются в разные стороны, а автоматные трассы, протянувшиеся откуда-то из-за спины снимающего, добивают уцелевших. Вот другой сюжет. Молодой пленный офицер. Лейтенантик. Крупным планом его лицо, лицо человека, предчувствующего смерть, но надеющегося на чудо. Боевики улыбаются, шутят, похлопывают пленного по плечам. Разговаривают между собой, вроде как советуются:

– Может, отпустим парня, смотри какой молодой. Жена, наверное, молодая, ребёнок. Есть жена-ребёнок?

– Есть, – силится улыбнуться офицер, – он всё ещё надеется. Хотя нам, глядящим сейчас на экран ясно, что с ним играют, как кошка с мышкой.

И чуда не произошло, звучат выстрелы и человек падает. А оператор крупным планом показывает его паспорт…

– Я ведь тоже однажды чуть не погиб, – словно бы нехотя, под впечатлением увиденного, рассказал доктор. – Куда-то торопился и вдруг споткнулся буквально на ровном месте. Упал, и тут же сзади просвистело, и прямо передо мной пуля в землю! Если бы стоял, был бы убит…

По вечерам, выключив свет, мы с доктором слушали поселившегося за печкой сверчка. Гуденье огня, красные блики из приоткрытой дверцы, сверчок – просто мирная идиллия. Если бы не выстрелы за стеной и далекие взрывы.

Одним таким вечером доктор Самков сказал:

– Завтра пойдём в лазарет, познакомлю вас с боевиком…

Его звали Мовсар. Захватили раненым в боевой стычке. Одну пулю, попавшую в живот, доктор вытащил, а вторую еще предстояло удалить. Боевик лежал в лазарете комендатуры, он уже пришёл в себя, и мы пили с ним чай с карамельками и печеньем и тихо разговаривали.

– Ну, забрали-то меня насильно, дали пистолет Стечкина, и в первом же бою ранили.

– Все они так говорят, – проворчал контрактник, которого приставили стражем к раненому. – Мол, нигде не был, ни в чём не участвовал, не виноватая я… – Пока мы разговаривали, контрактник чистил автомат. Одна из деталей очищалась с трудом и, заметив это, Мовсар, мимоходом повернувшись к нему, мимоходом сказал:

– Это надо не тряпочкой чистить, а песочком.

Тут же в лазарете повисла тишина. Каждый подумал: откуда же человек, не державший в руках оружия, знает такие тонкости?

Мовсар и сам понял, что «прокололся».

Про войну говорить не хотелось, и разговор зашёл о горском гостеприимстве. Мовсар оживился.

– Теперь всё не так. Если ты в Чечню приезжаешь, даже если в гости, за тобой сразу начинают смотреть. Если у солидного, уважаемого человека гостишь, – тебе бояться нечего. Если у простого какого-нибудь – украдут. Могут потом продать или заставить работать, или будут выкуп требовать у родственников, а если что – так и убить могут.

– А мулла – уважаемый человек, слушаются его?

– Конечно, уважаемый, обязательно слушаются…

– Ну, а вот если мулла скажет боевикам: бросайте оружие, живите мирно…

– Его убьют сразу. Такое мулла не должен говорить. Уже были случаи – убивали…

– Мовсар, если бы тебя раненого не федералы захватили, а свои унесли, где бы ты сейчас был?

– Скорее всего, в Панкиси, в Грузии. Я там уже был однажды, раненых сопровождал.

– И как же вы туда добирались?

– Просто, по дороге. Пограничникам заплатили и проехали. Если большая машина или автобус – сто долларов с человека, если легковушка – двести за всю машину. Автоматы-пулеметы мы с собой не везли, а вот гранату, пистолет или кинжал можно было с собой брать, нас не обыскивали…

– А грузинским пограничникам платили?

– Зачем? Они нас боятся. Там чеченцев больше, чем грузин, мы там хозяева…

– Мовсар, неужели ты всерьез веришь, что вы победите российскую армию?

– Вашу армию ваши же политики победят… А вообще-то, надоело все это… Если из этой истории выпутаюсь, уеду…

– Куда?

– К дяде, в Воронеж уеду, у него там свое дело…

…Три дня я мотался по окрестностям Грозного, ночевал, где придётся, страшно устал и заработал бессонницу. Вернувшись под крыло Самкова, я не выдержал:

– Доктор, третью ночь заснуть не могу, выручайте…

Доктор оживился, поставил чайник, он явно рад тому, что я вновь развеял его одиночество. Под сип старого чайника он пошарил на полках и, найдя искомое, аккуратно ссыпает мне в ладонь пару таблеток из стеклянного пузырька, и всё время говорит.

– Наши в Мескер ездили «самовар» взорвали.

Мескер – это Мескер-Юрт, поселок на трассе Аргун – Шали, а «самовар» – подпольный минизавод по перегонке нефти в бензин. Этот паленый бензин продают на Кавказе по всем дорогам и рынкам с нагловато наивными надписями «бензин из Волгограда», или «ростовский». Покупатели понимают, что бензин местный, продавцы понимают, что покупатели понимают, но все делают вид, что никто ничего не понимает – и милиция, и власти. Одни боятся, другие просто «имеют».

– Закладывают они заряд, Антон из разведроты рассказал, подходит к ним мужик, говорит, даю сто тысяч – и вы взрываете что-нибудь другое, а «самовар» не трогаете. Наши говорят, ну в шутку, поторговаться – «мало». Он – «сколько?». Наши – «миллион». Он подумал и говорит: «нет, дорого». А что ему, ему проще в другом месте новый «самовар» поставить. Там же нефть – в метре под поверхностью земли. Яму выкопай – наутро в ней нефть скопится…

Они мне вчера принесли сувенир, – доктор бросил на стол красную «корочку», – удостоверение правительства Чеченской республики.

Я раскрыл удостоверение, прочитал: «Заместитель министра республики Чечня. Министерство здравоохранения».

– Главное – удостоверение настоящее, – доктор поднял вверх указательный палец, – но изъяли его у молодого парнишки, который на такую должность попасть никак не мог. Так при проверке и оказалось. Однако кто, как и когда выдал удостоверение молодому проходимцу, не выяснили. Да и не выяснят…

– О! А не желаете с рабами побеседовать? – вспоминает доктор. – Только что наши освободили, из-под Дуба-Юрта что ли доставили…

Дохлебав чай с пересушенным печеньем, мы вышли из медпункта.

– За один раз двенадцать человек освободили, – делился доктор по дороге. – Из небольшого, в общем-то, аула. Я бы вот этих правозащитников, которые за чеченов, сюда на экскурсию возил бы… Пусть бы посмотрели… Остальных уже отправили, а эти двое колонны или борта ожидают.

Они сидели на табуретках в «камбузе» и чистили картошку. Заросшие, прокалённые солнцем, с выпирающими скулами, в солдатских бушлатах и армейских же «берцах». Один постарше, лет пятидесяти, второй довольно молодой. Картофельная шелуха из-под их ножей медленным серпантином опускалась в один бак, а очищенная картофелина летела в другой – с прозрачной водой… «Рабы» – повторял я про себя, и так и эдак примеряя слово на этих небритых мужиков совершенно рязанского вида. Рабы… Слово легко вызывало ассоциацию с учебником по истории – за какой там класс? – с фильмом про Спартака, но никак не ложилось на этих доходяг…