Приглядываюсь к нему внимательно. Огромные разноцветные куски дерева болтаются на шее, бритый череп и белые шары глаз с несколькими красными прожилками. Передо мной стоит невысокий мужчина с очень светлыми бровями и глазами цвета песка; немного странный, но в целом добрый. Есть в его лице что-то подобострастное и угодливое, мысленно я окрестила его «таксой». Этого парня зовут Рудольф. Но он просит называть себя коротким и звучным Рой.

– Разве это не разные имена? – спрашиваю я.

– Разве это не разные имена? – передразнивает он очень противным голосом. – Просто Рой, и все тут.

В мой первый день, когда я решаю, что он маньяк, замечаю кроссовки. Огромное количество кроссовок и кедов разных цветов и размеров. Заляпанные грязью, испачканные зеленой травой… Есть тут и новая обувь: чистые розовые, размера тридцать шестого, не больше. Рядом стоят такие же, только бледно-желтые. Их подошва вымазана ярким соком травы.

Люди, сидящие за барной стойкой около горящих мониторов.

Люди, лежащие на огромных мешках с прозрачными шариками внутри.

Девушка, склонившаяся над тканью с иголкой в руках.

Мужчины в штанах «али-баба», рассекающие пространство квартиры своими голыми по пояс телами.

Все это я вижу по дороге на кухню.

На окне стоит стопка, в ней одуванчик. За стеклом – длинный ряд прорастающих из земли овощей. Рвущиеся к солнцу побеги.

– У нас семь балконов, – говорит Рой.

Я выражаю удивление, в то время как Женя действительно выглядит удивленным.

В кухню бесшумно входит кошка. Запрыгивает на раковину, задевает лапой кастрюлю, ежится и замирает. Ее ноздри втягивают воздух: кошка ищет пишу.

Рой судорожно, мелко дрожа всем телом, нетерпеливо подбирается к кошке и быстро хватает ее, будто одним своим присутствием в комнате она способна навредить. Мне непонятно, почему он ведет себя именно так.

Я улыбаюсь и говорю: «Кис-кис-кис». Из коридора тут же выбегают еще несколько кошек.

– У нас их тоже семь, – только и говорит Рой, доставая из шкафа муку. – Три взрослых и котята.

– Как балконов, – подмечаю я. – Что вы планируете делать с ними?

Он берет с полки деревянную чашу, талмык и ставит на стол. Затем подбегает к окну. В его движениях есть что-то судорожное и нетерпеливое. Будто он торопится жить и делать все быстрее, а тело слишком медлительно и не удовлетворяет его запросы. Может, поэтому на его лице иногда проступает раздражение и усталость.

– Думаю, мне придется какое-то время постоять около метро. Отдать животных людям. Тебе с твоим парнем, кстати, кошка не нужна?

– Вроде нет…

– А лично тебе? – его глаза болезненно блестят.

– Нам комната нужна в вашем дурдоме, – задумчиво говорю я, наблюдая, как он крошит в тесто одуванчики.

Мы поселяемся на втором этаже. Если в квартире потолки шесть метров высотой, почему бы самостоятельно не надстроить второй этаж? Именно такой логикой руководствуются жильцы «Несуществующей квартиры».

Поднимаешься по лестнице из цельных пластов темного лакированного дерева. Несколько шагов вверх – к крыше. Около двери грудой высятся старые чемоданы и какие-то декоративные штуки. Посреди пола дыра, из нее торчат ветви дерева.

– Откуда оно у вас – это дерево? – задаю вопрос Рою, внимательно разглядывая тянущуюся кверху крону.

– Да, у нас посреди гостиной растет дерево. Что в этом удивительного?

По мнению Роя, я все время задаю странные вопросы, ответы на которые якобы каждый знает сам. И вообще, на его взгляд, я очень странная и даже загадочная. Думаю, что со мной все в порядке. Скорее всего, это у него и обитателей квартиры с головой что-то не то.

Зачем вы выкинули холодильник?

Почему едите лепешки из одуванчиков?

Почему все люди из этой квартиры будто с другой планеты?

Кому вы молитесь?

Что всех вас объединяет?

Хочу задать все эти вопросы и еще с десяток других, но они так и не срываются с моего языка.

Ключница в виде домика на шершавой белой стене. Низенькая дверца ведет в нашу комнату. Ручки нет. Дергаешь за веревочку, и дверь открывается. Попадаешь в детскую сказку.

Внутри тысяча и один предмет. Мелочи, упорядоченные до состояния гармоничного хаоса.

Женя прыгает от радости, любуясь этим организованным пространством. Под потолком висят шишки кедра и ели, веточки сосны и скорлупки грецких орехов. Столики завалены, на первый взгляд, мусором. Однако все гармонично, все нужно.

Хожу по комнате как завороженная, ко всему присматриваюсь. Все здесь интересно. Все здесь из мусора. Хочется оторвать детальки и унести с собой. Этнический ковер, занимающий полстены. В него воткнуты сережки разных форм и размеров. Картинки на выбеленных стенах с приклеенными деталями от всего на свете. Индийские чаши, специи, коробочки. Ракушки и камешки. Музыкальные инструменты, название которых мне неизвестно. Разбросанная по полкам, столам, шкафам литература, которую я не читала. Половинки кокосов и засушенные травы. Обитель шамана. Окно.

Евгений толкает ставни и высовывает голову. Яркие лучи врываются в полумрак сказки. Огромные окна заливают соседнюю комнату светом, не оставляя ни одного темного уголка. Царство покоя и тишины разрушено.

– Отсюда вид на гостиную.

Присоединяюсь к Жене – высовываюсь из окна. Действительно, дымоход камина и книжные полки, до отказа забитые литературой.

– Теперь это ваша комната, – говорит Рой и закрывает ставни. Мы втроем опять стоим в полумраке, привыкая к скудному освещению.

Рой щелкает выключателем: мягкое желтое свечение лампы высвечивает наши лица.

– Здесь вы можете уединиться.

Я хмурюсь, Женя улыбается. Может, стоит вернуться назад? Необходимо все обсудить, как взрослые люди. Но тут я понимаю, что, будь мне семнадцать, как Жене сейчас, я бы вела себя так же.

– А теперь идемте трапезничать, – громко произносит Рой, и мы торжественно идем по ступенькам вниз.

– Неужели никогда не ели лепешки из травы? – удивляется Рой. – Это полезно и вкусно.

Рядом с нами сидит девушка и делает фотографии. Кто она, я не знаю. Тихо, так, чтобы меня слышал только новый сосед, спрашиваю:

– Она тоже отсюда?

Кажется, он принимает мою игру: заговорщически вертит глазами, да так сильно, что кажется, будто они могут вылезти из орбит. Рой наклоняется ближе, размыкает губы и кричит мне в самое ухо:

– Первый день вижу!

Отдаляюсь. Бесполезно что-то выяснять. Нужно наблюдать и потихоньку привыкать. Дверь у нас в комнате не запирается, замок отсутствует, по квартире ходят люди, которых никто не знает, и что-то курят, остается только смириться. Тем более Женя счастлив, а для меня это будет приключением. Нужно выйти из зоны комфорта и заставить себя подойти к неадекватной на вид девушке – познакомиться. Ее толстые ляжки обтягивают джинсы в темно-красную полоску, поверх футболки надет классический черный жилет, а голову, несмотря на то, что мы в помещении, закрывает шляпа-трилби.

Мне хочется засмеяться, но я сдерживаюсь. Она похожа на толстого попугая с кастрюлей на голове. На этом причуды не заканчиваются, но о них ниже. Сейчас нужно просто сделать первый шаг.

– Что за странный объектив? – начинаю я разговор, завороженно наблюдая за бликами света на темно-синей лупе.

– Лупа телескопа, – будничным тоном отвечает девушка, не отрывая глаза от камеры, – какая-то женщина отдала почти за бесценок на Удельном рынке.

Внимательно присматриваюсь к ее рукам. Рукава рубашки закатаны до локтей. С интересом рассматриваю рисунки: черной пастой на коже нарисованы карты. Позже я узнаю, что эта девушка каждый день тонкими аккуратными линиями выводит дорогу к тем местам, куда она должна идти.

– Удивительно, – заключаю я, глядя на ее руки, – у тебя надписи только до локтей или еще выше тоже есть?

Она улыбается и расстегивает пуговицы рубашки. Оборачиваюсь: Рой с Женей болтают и совсем не сморят на нас. Что, если этой странной девице придет в голову раздеться прямо тут?

– Может, не стоит? – спрашиваю я.

Пальцы, расстегивающие пуговицы, замирают. Улыбка становится шире:

– Но ты же сама хочешь видеть это, разве нет?

– Может, не здесь?

– Отчего же? – говорит она и расстегивает последнюю пуговицу, затем снимает рубашку. На ней белый кружевной бюстгальтер. Значительная часть ее тела покрыта знаками и надписями.

Оборачиваюсь: мужчины, наконец, отрываются от своего занятия и во все глаза смотрят на нас. Рой открывает рот, Женя смущается, но глаз не отводит.

– По большей части это татуировки – карты тех мест, которые мне особенно запомнились. Я про те, что выше локтей, остальные – нарисованы ручкой.

Рой встает с места и подходит к нам, дотрагивается пальцами до одной из карт, читает надписи и говорит, что знает это место.

– Это Гоа, – заявляет он уверенно, – там живут мои друзья.

Похоже, девушка не смущается, может, ей даже нравится то, что Рой лапает ее. Евгений встает с места.

– Я тоже пойду посмотрю, – бормочет мой парень и как зомби идет к полуобнаженной фигуре.

– Сиди на месте, – рычу я и делаю резкий жест рукой.

– А ты ревнивая, – язвительно замечает девушка и натягивает рубашку. – Представление окончено, Рой, садись на место.

Рой сокрушенно идет к Жене, плюхается на стул, и они продолжают месить тесто для лепешек.

Девушка возвращается к теме:

– У меня на коже выведены карты к сокровищам. Вполне неприметно, если не обнажать руки. Разве что на пляжах все смотрят, и это иногда раздражает.

Мы болтаем о какой-то ерунде, пока не приносят тесто. Девчонка безостановочно говорит о разной чепухе. Когда приходит моя пора отвечать, сыплю на девушку колкости и выливаю всю свою желчь. Мне нет дела до ее слов, я просто хочу, чтобы она ушла. Наглая бесстыдная тварь.

Через несколько минут так и происходит. Слышу, как хлопает дверь. Мы даже не попрощались, она просто выбежала вон.

– Я прогуляюсь по квартире, – говорит Женя и выходит с каким-то парнем. На него я тоже чуть обижена, пускай уходит. Пообщаюсь с Роем, пока пеку лепешки.

– Необычно, – протягиваю я, когда смотрю на людей то появляющихся, то исчезающих из кухни.

К нам заходит босой парень и у духовки замирает.

– Что с ним? – спрашиваю я.

Рой продолжает толочь вторую порцию одуванчиков. Он будто совсем ушел в себя и теперь выполняет действия механически. Шаман во время ритуала. Повторяю вопрос.

– А… Это так он просто смотрит, как краешки белого хлеба становятся темными.

– Зачем?

– Интересно же наблюдать за некоторыми процессами. То, как распускаются или захлопываются от внешнего мира на ночь цветы. Помнится, не далее как вчера лежал на траве около дома и наблюдал за красивым белым цветком. Жаль, что на следующее утро его кто-то нехороший сорвал.

В этот момент мне действительно становится за многое жаль.

Я искренне не понимаю некоторых людей. Не могу дать объяснение застывшим во времени соседкам, которые судачат и кривятся при виде молодости.

Как-то раз, помнится, обнаружила человека на улице: он лежал то ли живой, то ли мертвый и не подавал признаков жизни. Ранней весной, на мостовой, совершенно один. Люди с застывшими лицами проходили мимо. И я прошла с точно таким лицом. Будто он не человек. В этой жизни мне за многое жаль.

– Чего молчим? – спрашивает Рой, выйдя из оцепенения. – Нужно жарить теперь, – говорит он и смотрит на меня своими рыбьими глазами.

Вздыхаю, но делать нечего – прошлое навсегда записано в книге наших грехов. Направляюсь к плите и провожу там еще минут двадцать своей жизни. По кухне разливается аромат, на него приходит Женя и еще пара гостей или обитателей квартиры – пока не научилась различать кто здесь случаен, а кто нет. Ставлю на стол тарелку с ароматными лепешками.

– Кушать подано.