Во имя господа, аминь!
Поздно вечером четыре отряда окружили Компьен. Ночью они ворвались в город, перебили англо-бургундский гарнизон, освободили пленников, вооружили их и направились в Нормандию.
Всю ночь Жанна простояла на коленях. Рано утром в камеру вошёл капитан Уорвик с монахами и солдатами. Жанну остригли наголо и надели высокий колпак. На полу, рядом с кроватью, оставили поднос с хорошей едой. Но Жанна не притронулась к пище, опять опустилась на колени и, сложив ладони, продолжила молитву.
Когда забрезжил рассвет, показалась развилка. Невдалеке виднелся замок и маленький городок. Отряды повернули к нему. Замок окружили. Ворота открылись. Капитаны въехали во двор. Им навстречу вышла хозяйка Жанна Бетюнская.
— Графиня, не подскажете кратчайшую дорогу на Руан?
— Вы от короля Карла и, наверное, идёте на выручку Жанне?
— Да, графиня.
— Вам не надо было сворачивать с той дороги. Но раз уж зашли, отведайте нашего угощения.
— Нет, нет, спасибо графиня. Мы торопимся.
И отряды опять устремились вперёд с копьями наперевес.
Вновь загремел замок и отворилась дверь. Опять в окружении монахов и солдат вошёл капитан Уорвик. На руки Жанне надели браслеты с тонкими и длинными цепями. Кузнец быстро и сноровисто заклепал их. Жанну вывели во двор и подвели к телеге.
Вдалеке в утренних лучах солнца заблестели позолоченные кресты соборов. Показались башенки и шпили замков. Отряды остановились.
— Как будем брать город? — спросил Кюлан, обращаясь к маршалу де Рэ.
— Шаванн, вы заходите с юга. Вы, капитан де Лоре, идёте с севера. Мы с Кюланом атакуем прямо в лоб. Начинаем атаку одновременно, ровно в полдень.
От весёленького шутовского перезвона колоколов, казалось, корчился весь Руан. Жанну везли на простой широкой телеге без бортов, с плоским настилом.
Колёса выбивали дробь о булыжную мостовую. Жанна была одета в длинное светло-серое платье и такую же шапочку. На руках и ногах её были цепи. Позади неё сидели двое монахов: Мартин Ладвеню и Жан Тутмуй. У каждого из них в руках было по кольцу с цепью, идущей к рукам Жанны.
На улицах города было солнечно и тесно. Свободной была только булыжная мостовая, которую плотными шпалерами оцепили солдаты гарнизона нормандской столицы. Сто двадцать всадников следовали за повозкой.
Наконец процессия выехала на центральную площадь, которую плотным кольцом окружили восемьсот дюжих англичан. Жанна увидела два помоста: один — большой — для судей, и маленький — для неё. А ещё она увидела эшафот с высоким белым гипсовым столбом, аккуратно обложенным большим штабелем дров.
Её ввели на маленький помост и поставили лицом к большому, на котором уже восседали её судьи.
Из первого ряда поднялся Никола Миди и обратился к ней:
— Жанна, ты совершила рецидив ереси. Ты после отречения надела мужское платье. Почему ты это сделала? Тебя принудили к этому?
Жанна помолчала и ответила:
— Нет, я сделала это по своей воле.
— После отречения тебя посещали святые?
— Нет, больше никто не появлялся. Наверное, святые отвернулись от меня за то, что я отреклась, чем предала их.
— Так ты жалеешь о том, что отреклась?
— Да, я жалею об этом!
— Жанна, этими словами ты вновь ввергла себя в чёрную пучину ереси. Ступай с миром, Жанна. Церковь не может более защищать тебя и передаёт светской власти, — Никола Миди вернулся на своё место.
Отряд капитана Шаванна завершил обходной манёвр незадолго до полудня и занял позицию.
— Жюль! — позвал к себе оруженосца капитан. — Сегодня солнечный день. Воткни копьё в землю, сделай замеры и проследи, чтобы мы не прозевали полдень.
— А зачем? — спросил оруженосец. — Мы же услышим полуденный набат.
— Можем не услышать. Ветерок-то западный сегодня. Действуй.
— Будет сделано.
Вперёд выступил Пьер Кошон. В руках его развернулся длинный лист приговора.
— «Во имя господа, аминь! Мы, Пьер Кошон, божьим милосердием епископ города Вове, и брат Жан Лемэтр, инквизитор по делам ереси, а также архиепископ Руана брат Рауль Руссель, а ещё с нами сто двадцать семь епископов и мэтров, объявляем справедливым приговором, что ты, Жанна, именуемая Девой, повинна во многих заблуждениях и преступлениях. Мы решаем и объявляем, что ты, Жанна, должна быть отторжена от церкви, отсечена от тела, и передана светской власти. Мы отлучаем тебя, отсекаем и покидаем, прося светскую власть смягчить приговор, избавить тебя от смерти и повреждения частей твоих».
Кошон замолчал и картинно прослезился и отступил.
Отряд Амбруаза де Лоре обошёл город с севера, разделился на три части и встал в пределах видимости, нацелившись на три улицы.
— Мишель! — крикнул капитан помощнику. — Прикажи забить в землю палку. Проследи, чтобы не пропустить полдень. Ветерок сегодня западный. Можем не услышать колокол.
Потом вышел англичанин королевский судья. Он тряхнул свитком и усталым голосом, с акцентом, начал чтение:
— «Именем короля Великобритании Генриха VI, регента Франции герцога Бедфордского и наместника короля в Нормандии графа Сомерсэта…» — он не договорил. Неожиданный и резкий порыв ветра вырвал из его рук лист и понёс над городом. Некоторое время судья стоял с протянутой к небу рукой, будто бы надеясь, что оно вернёт ему документ. Наконец он устало и вяло махнул белой рукой и крикнул:
— Сансон! Кончай своё дело!
Палач качнул головой в красном балахоне и взял горящий факел.
Солдаты спустили Жанну с её помоста и повели к эшафоту. За цепи они ввели её наверх и теми же длинными цепями привязали к белому столбу. Потом они оба спустились вниз. В воздухе по-прежнему носился весёлый, рассыпчатый колокольный перезвон. Палач обошёл эшафот, поджигая дрова факелом. Потом он, сунув факел в дрова, взял багор. На ближайшем к площади соборе тяжело вздохнул и простонал большой колокол. Над городом взмыли голуби. Когда судьи задрали головы в небо, Сансон остриём багра быстро кольнул в сердце Жанны. Она уронила голову. А в ясную синеву неба взметнулась огромная, чёрная и жаркая туча дыма.
— В городе начался пожар, — сказал де Рэ. — Во имя господа, аминь! Вперёд! — и тронул коня.
