Жанну увели. Некоторое время в зале стояла тишина, а присутствующие молча, украдкой оглядывали друг друга.

— Она не отречётся, — прервал молчание де Курсель.

— Куда она денется, — уверенно изрёк Мессе.

— Я предлагаю припугнуть её, пригрозить сожжением, если она не пожелает этого, — предложил Эстиве.

— Одной угрозы мало, — оскалился Лемэтр.

— Что же вы предлагаете? Погреть ей пятки факелом? — ухмыльнулся Руссель.

— Надо создать обстановку, — сквозь инквизиторскую улыбку процедил Лемэтр, — чтобы она увидела себя на границе жизни со смертью. Чтобы у неё затряслись поджилки!

— Проведём заседание на кладбище? — спросил Бопер.

— Ночью! — поддержал его Луазеллер.

— Нет. Ночью пусть она беседует с архангелом Михаилом! — Лемэтр засмеялся, а с ним — и все остальные.

— Значит, завтра утром, — изрёк Луазеллер.

Кошон повернулся к Мессе.

— Распорядитесь, чтобы к завтрашнему утру, на кладбище Сен-Уэн приготовили два помоста. Для нас и для неё. Чтоб рядом был палач с тележкой. Для острастки.

— Может быть, объявим населению? — окинул быстрым взглядом присутствующих Руссель и остановил его на председателе. — Пусть посмотрят. И на неё это может подействовать.

— Пусть идут, — согласился за Кошона инквизитор.

— Вот и прекрасно, а то меня уже замучили вопросами: что там, да как там! — обрадовался Руссель.

— А может быть сразу там, и кончим дело? — нашёлся Лаузеллер.

— Мы ещё не знаем, что она скажет, — ответил Эстиве.

— Надо, чтобы святой Михаил подтолкнул её к отречению, — подсказал Мессе.

— Верно, но даже если она отречётся завтра, мы ещё не сможем её казнить, — высказал неожиданное для всех предположение Лемэтр.

— Это ещё почему? — удивился Курсель.

— Да потому, что акт отречения будет всего лишь отказом от общения со святыми, равным факту признания ереси. А это равносильно покаянию. Но за это не сожгли ещё ни одного еретика, — воздел палец к небу инквизитор.

— Что же делать? — растерялся Бопер. — Сколько же мы ещё будем возиться с ней?

— Мы вынуждены возиться, потому что с самого начала затеяли показательный публичный процесс, — словно на кафедре перед студентами произнёс Лемэтр.

— А по-другому с ней нельзя поступить? — спросил молчавший до этого привлечённый проповедник Эрар.

— Если бы она была простой деревенской потаскухой, мы спалили бы её без лишних слов. А эта дева — фигура политическая, общенациональная. Её знают во всей Франции. Её судьбой интересуются. Мы не можем допустить процессуальную ошибку. Мы должны сделать так, чтобы, идя на костёр, она была виновной. Понимаете? Виновной в ереси и не желающей подчиниться.

— Так что же может дать нам повод для её сожжения? — не отставал Эрар.

— Отказ подчиниться сменить мужское платье на женское! — отрубил Лемэтр.

— А завтра на Сен — Уэн вы повезёте её в мужском платье?

— Нет, брат Эрар, только в женском. Иначе она при народе может поставить нас в неловкое положение, — устало сказал инквизитор.

— Сколько возни из-за какой-то девчонки, — пробормотал Эрар. — А не лучше ли отправить её в монастырь?

— Не для того мы уплатили за неё десять тысяч франков, чтобы отпустить её тело на свободу, а душу на покаяние. Смирение и покорность паствы стоит этих денег, брат Эрар.

— Сколько живу, но ещё не слыхал, чтобы сжигали такую кучу денег, — буркнул Эрар.

Ночью она долго не спала, ждала голоса святого Михаила.

Наконец в гулкой тишине башни она услышала его красивый приглушённый баритон.

— Жанна, ты вчера хотела уйти из тюрьмы. Напрасно. Ты ещё не доказала судьям, что ты права. Но если тебе так трудно, в следующий раз предупреди нас, и мы тебе пошлём свободу. А сейчас тебе надо окрепнуть и стать здоровой и сильной. Ты только молись и помни о нас. Твои родители грустят о тебе. Но ты не печалься. Скоро, очень скоро придёт к тебе освобождение. Завтра твои судьи повезут тебя на кладбище аббатства Сен-Уэн и учинят суд среди могил. Будь послушной, не серди их. А когда тебя привезут обратно, выйди во двор замка. Тебя будут ждать люди. Они хотят увидеть тебя такой, какой ты была! Я ухожу Жанна, не надо ли что-нибудь передать отцу и матери?

— Святой Михаил, — услышал монах шёпот за дверью. — Спасибо вам за всё. Если можно, передайте святым Екатерине и Маргарите, что я помню о них. А ещё меня просил перед вами о своём здоровье князь Лотарингский. Передайте, пожалуйста, моим родителям, чтобы они не грустили, а улыбались, и что моим страданиям скоро придёт конец.

— Хорошо, Жанна, до свидания.