Утром в домик Лассаров постучали. Дюран отворил дверь. Вошла жена сельского старосты Адальберта с незнакомым мужчиной.

— Дюран, вашу Жанну ищет посыльный его сиятельства князя Лотарингии, — старостиха указала на незнакомца.

Тот коротко поклонился.

— Меня послал его сиятельство герцог Лотарингии Карл II. Он хочет повидать девицу, которая беседовала со святыми.

Это был, новый, неожиданный, но приятный поворот. Дюран повернулся к Жанне. Она встретила его взгляд с гордостью, но смиренно. Легко кивнув, она обратилась к Овьетте:

— Ты дашь мне теплую одежду, сестрица?

В княжеском возке, по снегу, ямщик доставил Жанну в Нанси, где в старом замке, на высоком берегу Марны, доживал свой век Карл II Лотарингский.

Более семидесяти лет прожил он, не зная горя. И вдруг — старость. Она пришла к нему с полным набором недугов. Вот уже два года он почти не выезжал из замка. Большую часть времени он проводил либо в постели, либо у камина, за столом, с которого не исчезала большая стеклянная бутылка с любимым красным вином.

Жанну провели в кабинет. Старик, несмотря на слабость, не поленился встать и выйти ей навстречу.

Жанна опустилась на колени.

— Что ты, что ты, голубка, — засуетился старый герцог. — Не надо, дорогая. Мои слуги доложили, что ты общаешься со святыми. Так вот я приказал привезти тебя, чтобы просить, не можешь ли ты поговорить с ними обо мне? Я так болен. Так страдаю. С каждым днём у меня остаётся всё меньше сил. Поверь, я смог бы хорошо тебя отблагодарить, если б ты оказала мне такую услугу.

— Ваше сиятельство, ко мне действительно являлись архангел Михаил со святыми Екатериной и Маргаритой. Они мне сказали, что Бог велел мне пойти к королю и помочь ему отвоевать Францию.

— А к какому же королю, душенька?

— Королю Карлу…

— Милочка, там, на небесах, откуда они свалились, им плохо объяснили. У Франции нет короля! Да, да… Короля нет! Есть дофин! Повтори.

— Дофин.

— Верно. Дофин. Наследник. Только не видать племяннику моему Карлуше Валуа короны, как своих вот этих лопухов, — сказал князь, показав на своё ухо, — пока не снимет осаду с Орлеана. Понимаешь? Осаду с Орлеана.

— Понимаю, — всё так же тихо ответила Жанна. — Осаду с Орлеана.

— Да, да! Пока не возьмёт Реймс, где по традиции должен получить корону… А чтобы пробиться к Реймсу, ему надо взять Осер, Труа и Шалон… Лишь тогда с божьей помощью он станет королём. Извини, курочка, я приму лекарство.

Он подошёл к столику, налил вина в серебряный стаканчик.

— Не желаешь? — спросил он.

Жанна мотнула головой.

— Странно, обычно все знахарки и ворожеи принимают… А, вообще, правильно делаешь — такая гадость… Но что поделаешь — приходится. Вот так, через муки и принимаю, — он выпил и продолжил. — Вчера Карлуша письмо прислал. Вознамерился в середине поста дать сражение под Руврэ. Намерение, прямо скажем, королевское. Но возле него столько пройдох, что дай ему, Боже, удержаться в дофинах. Там один Тремуйль стоит пяти Шартров. Воевать не умеет. Сам никогда в драку не лезет. Сражение ведёт через гонцов из шатра. Но деньги тянет из казны сам, и за пятерых. А Гокур… А Шартр… А Рагье… А этот, как его? Тьфу ты! О-хо-хо! Был бы я помоложе, помог бы ему. Ох, и нарубил бы капусты! Первому снял бы башку де Шартру. Для Тремуйля это большая честь. Этого борова я спровадил бы в яму с волками. Эти двое не соперники Карлуше Валуа, но жулики матёрые. Вот Алансонский — этот соперник! Это повёл бы войну энергичнее. Но он всего лишь кузен. Эх-х-хе-хе… Жаль, что я так стар. Всё болит. Везде ноет. И тут, и там… Значит, не можешь?

Жанна пожала плечами.

— Не знаю. Но, если они придут, я им скажу.

— Вот, вот, вот… Очень правильно. Скажи. Екатерину и Маргариту не проси — бесполезно. Все бабы на меня в обиде. А вот архангел Михаил должен понять. Мужик всё же… Попроси его. Попросишь?

— Попрошу, — ответила Жанна.

— Ну, вот и славно… А я тебя отблагодарю заранее. У нас в Лотарингии говорят: опусти в Марну кусок хлеба, и он вернётся к тебе с куском мяса. Вот тут у меня из всех капиталов осталось пять франков, — он взял со стола кошелёк, развязал его и высыпал на ладонь пять золотых. — Четыре я отдам тебе, а пятый оставлю на потом. Не возражаешь?

— Не возражаю.

— Ну, вот и славно. Держи! — он протянул ей четыре франка, а пятый опустил в кошелёк. — Прощай! — И когда Жанна уже выходила, добавил, помахав рукой. — Привет святым!

Когда сани показались из-за леса, маленькая Сусанна, дочь Дюрана и Овьетты, помчалась по деревне с криком:

— Едут! Едут!

Все жители Бюрей-де-Пти высыпали из домов и побежали к бугру, что возвышался над дорогой, ведущей в Нанси.

Как только Жанна выбралась из возка, её плотным кольцом окружили крестьяне. Дюран с трудом протиснулся к ней.

— Ну? Что? — спросил он, стряхивая с её плеч снег.

Вместо ответа Жанна молча разжала ладонь, на которой блеснули четыре золотые монетки с изображением всадника с мечом.

— И-и-и-и-и! Настоящие? — Дюран взял одну монетку и попробовал на зуб. — Настоящие.