Уважаемая Е. Н.!

0) Данное письмо является открытым. Я оставляю за собой право распространять его иным адресатам. Постараюсь не злоупотреблять и придерживаться этических норм. Также я помещу текст письма в свою книгу без указания адресата, то есть без прямой ссылки на Вас. Соответственно, Вы тоже имеете полное право распоряжаться текстом, как Вам угодно. Единственная просьба-пожелание: не вырывать цитаты из контекста, а, по возможности, давать людям ознакомиться с полной версией. Да и сами постарайтесь прочесть до конца.

1) Прежде всего, благодарю Вас за фотографии с I съезда писателей Подмосковья в Ступино. Правда, из 479 Мб архива аз грешный оказался всего на двух фото. Снимали Вы меня явно больше, из чего я делаю вывод, что Вы, таким образом, решили поставить меня, толстого, противного и скандального обжору, на место. Выстрел мимо, но попытку оценил. Это Вы зря. Но подробно я отвечаю Вам не поэтому, а по трём другим причинам. Во-первых, из-за Ваших докладов:

http://proza.ru/2014/09/18/943

http://proza.ru/2013/06/04/1985

Моё мнение: прекрасные эссе! Вами проделана большая работа. Но, как у всех советских литераторов, «смотрю в книгу – вижу фигу». Ниже я постараюсь это доказать. Кроме того, между нами осталась недоговорённость: публичный (поэтому моё письмо открытое) спор о сказках. По большому счёту, с советскими литераторами спорить бессмысленно, как со всеми советскими людьми. Но всё же хочу изложить аргументы. С примерами из Ваших докладов, так что причины письма взаимосвязаны. Как указал выше, мне это может пригодиться для книги. А с Вами… гм… считаю, есть некоторая надежда. Правда, мне придётся взять в руки ржавый скальпель и резануть по живому. Уж извините: нарвались. Третью причину до конца не раскрою. Надо же интригу сохранить.

2) Ваших аргументов в споре о сказках я услышал три (поправьте, если ослышался):

– Сейчас народных сказителей нет, но раньше они были. Например, знаменитая няня А. С. Пушкина Арина Родионовна.

– Существовали специальные люди, ходившие по деревням и собиравшие фольклор. Потом они его литературно обрабатывали и издавали сказки. Пример: издатель «Заветных сказок» А. Н. Афанасьев.

– Ты кто такой? Заткнись! Отлезь, гнида!!!

Я же утверждаю, что:

– Никаких народных сказителей нет, и никогда не было. Их существование – это государственный миф. Потому что «народ безмолвствует», и сам создать никогда и ничего не может. Создаёт персонифицированный творец; автор. Народ, по меткому выражению В. В. Маяковского: «улица корчится безъязыкая».

– Сказки являются предельно политизированным жанром литературы. Причин тому две. Во-первых, речь идёт о наиболее восприимчивом к идеологической заразе слое общества: детях. Сегодня он (она) в кубики (куклы) играет, а лет через 40 глядишь – министр. И политика поменялась. Вдруг. Потому что в голове у него (неё) сработала заложенная в детстве, в том числе сказками, программа. Может сработать в плюс, а может и в минус. Мы вживую наблюдали и наблюдаем, как министры образования разрушают образование; министры культуры – культуру; министры здравоохранения – медицину. Удивляемся, плачем и восклицаем: как можно? А у людей программа. В подаренной Вам моей книге «Частный человек…» этот механизм разбирается подробнее на примере «Гарри Поттера». Поскольку заранее неизвестно, кто из нынешних детей станет будущим министром, пропаганда должна быть тотальной. Второе: любое государство стремится максимально удревнить свою историю. Это весьма полезно и важно для территориальных претензий и завоеваний. Например: мы не просто в Эльзас вторглись, а защищаем немцев, которые всегда здесь жили; никаких французов-лягушатников знать не знали. Не верите? А вот: «сказки братьев Гримм», где о том прямо сказано. Сказки народные, фольклор-с. А народ врать не будет. Особенно после отмены Нантского эдикта, если Вы понимаете, о чём я. Или: мы не просто так Крым захватили, а забрали своё, исконное: русские всегда здесь жили. Не верите? Ну как же: «В Лукоморье дуб зелёный…» (с) А. С. Пушкин, «Руслан и Людмила». Киевское княжество, богатыри, Владимир, Ясно Солнышко (не Путин). Это же наша история. И совершенно не важно, что в других странах, особенно враждебных, над подобными эскападами потешаются. На пересмешников есть цензура. В эпоху мобилизационных армий властям гораздо важнее убедить в правоте своего дела собственное население. На кой чёрт немцу из Восточной Пруссии обряжаться в шинель, брать винтовку и тащиться за тридевять земель в Эльзас под французские пулемёты? Он французов раньше в глаза не видел; они ему лично ничего плохого не сделали, а на войне запросто убить могут. Может, лучше дезертировать? Ан, нет: молодой немецкий «зольдат» недавно в школу ходил, где ему 10 лет государственные мифы талдычили, патриотизм прививали, воспитывали. Со сказок и начинали. «Францию победил прусский учитель». (с) Отто фон Бисмарк о войне 1871 года.

– Советская власть есть власть сказки и мифа. СССР – страна-сказка во всех смыслах; «так не бывает». Но волшебная сказка является строгим жанром с жёсткими законами: шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству (расстрел); прыжок на месте – провокация (взыскание прикладом).

Поэтому все аргументы советских сказочников стандартны. Они ходят по кругу, на третьем-четвёртом цикле обязательно вырождаясь в примитивную ругань. Ведь «цитатник Мао», который у советских людей в голове, вместо мозга, очень тонок. Это сделано специально, чтобы над ним не задумывались; «учи слова». Но через 3–4 шага дискуссии цитаты заканчиваются, и сказать становится нечего. За это время как раз приедет тайная полиция, скрутит говорливого оппонента и увезёт, куда надо. Если же она почему-то задерживается, советский человек обязан продолжать спор и при отсутствии аргументов. Ведь он вооружён «единственно верным учением», приучен «давать отпор», и ни на секунду не может даже мысли допустить о правоте оппонента хоть в чём-то. Ему не истину выяснить, а врага задержать надо: вдруг органы всё же успеют. Вот и начинают советские кричать и ругаться. А то и руками махать. Всё подробно описано русскими писателями-классиками, имевшими несчастье столкнуться с советской «аргументацией» в конце XIX-начале XX вв. Им оставалось единственное: чесануть от «народной» власти подальше и пописывать книжечки в эмигрантской нищете, наивно полагая, что потомки оценят. К счастью для русских, с тех пор ситуация несколько изменилась: уже можно открытые письма писать и даже – кошмар для советских! – публиковать в книгах.

3) Поскольку миф о «народных сказителях» – не только советский, и в головах он сидит прочно, вскрывать нарыв надо с корня. Считаю, что в ракурсе сказок этапы большого пути вкратце выглядят так.

XVI век. Создание новообразованным первым в мире национальным государством Франция сети тайных обществ интеллектуалов, известным как франкмасонство. На деле это органы размножения государства через идеологию и культуру. Поэтому в масонстве нет ничего мистического и сакрального: какая мистика в изнасиловании чужой культуры? В качестве субстрата-основы франкмасонства использовались католические церковные ордена, в частности, иезуиты. Доходило до гротеска, когда видный масон, ставший Папой Римским, издал энциклику о запрете масонства, где удивлялся: мол, что это такое – знать не знаю, но запрещаю, во избежание. А то добрые католики беспокоятся. Но в эту кухню, вернее, зловонный подвал, я не полезу: чувствую, что у Вас и без того культурный шок. Скажу так: первичное легендирование франкмасонства путем взаимовыгодной вражды-дружбы с католическими орденами. Выработка франкмасонством различных рецептов и методик идеологического проникновения и влияния.

XVII век. Обкатка методик внутри Франции; их утверждение. Побочный эффект: создание великой французской классической литературы и, шире, культуры. Экспансия показавших себя методов, например сказок, в сопредельные и враждебные Франции страны: Англию, Австрию (вернее, СРИГН = Священная Римская Империя Германской Нации; второе в мире национальное государство + империя) и Пруссию. Первое проникновение масонской тарабарщины в Россию (через Польшу).

Создание из азиатских метисов и прочих подонков Европы, слоя профессиональных гешефтмахеров, зиц-председателей и, позже, культуртрегеров, известного, как евреи. Это вторичное легендирование масонства. После этого франкмасонский конвейер заработал в непрерывном, круглогодичном и круглосуточном режиме.

XVIII век. Огромные, невероятные успехи французской масонской пропаганды. От Англии оторваны США. На 150 лет заторможен естественный процесс объединения северогерманских земель под эгидой Пруссии. Последнюю удалось стравить с СРИГН. Разделы Польши. Разрушен успешный «союз двух двуглавых орлов» (России и Австрии), и тем спасён союзник Франции – Турция (Османская Империя). Россию захлёстывает мутная волна масонской пропаганды, в том числе сказок: Чулков, Новиков, Кантемир, Радищев, Барков, и т. д. Это третичное легендирование масонства: использование местных кадров. Как правило, люди берутся малообразованные, а то и вовсе необразованные, но главное: настроенные антинационально. Часто используются инородцы. Ведь люди себе не враги, а предателей среди любого народа мало. Они не успевают размножиться: в лучшем случае их презирают; часто убивают. Обычный отрицательный отбор по вредному для популяции признаку. В результате, немец, например, своему национальному государству и культуре гадить не станет, даже за деньги. Ведь типичный немец – не предатель; он других немцев пожалеет. В крайнем случае, испугается: у него среди немцев полно родственников и друзей. Прочтёт, кто поумней, его «сказки», хватанёт шнапсу, да и возьмёт сказочника за грудки: «Ты что творишь?» Зато живущий в Германии поляк, еврей или венгр (сорб) начнёт немцам вредить с радостью: чего ему немчуру-то жалеть? А тут и деньги платят, и удовольствие.

Элита России в этот период по-французски не только говорит, но и думает. А бунтовщик Емельян Пугачёв внезапно оказывается французским маркизом. Не Омельян Иваныч, а, видимо, Д`Артаньян Иваныч. Этикет не позволял королю Франции упоминать в письмах кого-либо, младше маркиза. Но миссия по подготовке бунта в русском тылу была столь тайной и важной, что инструкции агентам Людовик XV писал лично. Для монарха титул дать – плёвое дело. Взял, да и произвёл Емелю в маркизы заочно.

С середины XVIII века начинается ответная реакция. Ускоренное создание национальных государств (системы национальных паролей) в Англии и Пруссии. Попытки собрать почти из ничего, но по французским лекалам, фольклор и, шире, культуру этих стран. В области сказок: деятельность немецких братьев Гримм, коих было три, а не два. Она завершилась в 1810–1812 гг., но началась гораздо раньше, поэтому отношу её к концу XVIII века.

Репрессии против масонов и их запрет в России. Тем не менее, русская элита продолжает читать французские книги (романы) и воспитываться на французских сказках. Властями предпринимаются попытки создать русскую национальную культуру, сначала неудачные (Ломоносов, Тредиаковский), затем всё более успешные (Державин, Карамзин). Австрия решила в литературу-историю не лезть (трудно!), зато стать мировым лидером в музыке. Это ей удалось, но это же позже её и погубило.

XIX век. Неудачная попытка французского реванша: Наполеон Бонапарт. У Л. Н. Толстого прекрасно описано, каким шоком для русской элиты стало то, что «прекрасная Франция» может прийти прямо в их имения. В виде шайки оголодавших солдат-мародёров.

Создание в России системы национальных паролей. Побочный эффект: создание Великой Русской Литературы (три большие буквы!) и, шире, культуры. В сфере сказок: Пушкин – о нём разговор отдельный и позже – Гоголь, Даль, Жуковский и ряд других имён. Сказки в России наконец-то становятся государственным делом. Именно в это время, не раньше, власть начинает задумываться о финансировании этнографических и антропологических экспедиций для изучения фольклора. Сверхзадача: вырваться из-под диктовки Англии и самим стать новым мировым лидером. И в культуре это почти удаётся! Но срывается из-за ряда удачных идеологических диверсий. Крупнейшая идеологическая диверсия англичан в области сказок: «Заветные сказки» А. Н. Афанасьева. Русские – большими буквами – НЕ УСПЕЛИ. Англо-немецкий масонский конвейер сработал чуть раньше русского. Но попытка очень красивая и почти удачная.

Создание в Англии (точнее, Англией) целого ряда тоталитарных технологий: марксизма, нацизма, фрейдизма, радикальных религиозных культов и прочих «-измов». Мгновенное распространение новой идеологической заразы по всему миру из-за монополии Англии на телеграфные агентства, сиречь на мировые новости. Резкое усиление влияния СМИ.

Возрастание влияния Пруссии, наконец, ставшей Германией. Как следствие, резкий рост влияния немецкой культуры. После прямого столкновения с Францией, известного, как война 1871 года (нулевая Мировая война), Германия вытесняет Францию со второго места среди мировых держав и сама устойчиво занимает его. Россия по всем позициям остаётся в пятёрке сильнейших, но в культуре она первая-вторая, после немцев. Во внутренней культуре России «цветут сто цветов», особо не мешая друг другу. Но в области сказок складывается патовая ситуация. Русские их пишут мало, за исключением Чарской. После Пушкина и Гоголя сказать нечего, а после Афанасьева писать сказки неприлично. Всё это позволяет немецкому и особенно английскому влиянию постепенно нарастать. Русская элита воспитывается на сказках Пушкина и русских авторов, усиленно продвигаемых властями. Но почитывает немцев, французов и англичан. Это прекрасно: русский интеллектуальный рынок, наконец, стал конкурентным. «Золотой век».

Появление кино. Первые экранизации сказок. Рост влияния США, наряду с Германией, ставшим пионерами применения СМИ для «промывки мозгов» не только элитам (своим и вражеским), но и населению (своему и вражескому). Читай – солдатам, поскольку мобилизационная армия и есть население, одетое в шинели и поставленное под ружьё. В это время появляются американские сказки. Но большого влияния не оказывают из-за явной вторичности культуры и слишком уж натужного использования индейских мотивов. Они воспринимаются, как очередная «антропология» (эта идеологическая зараза уже широко распространилась), вроде увлечения джентльменов африканскими статуэтками, опиумом-морфием, раскопками Трои или Древним Египтом. И, конечно же, всякого рода мистицизмом-спиритизмом-оккультизмом.

Являясь мировым гегемоном, США остаются глухой культурной провинцией Европы. Это сказочная ситуация: гегемон-аутсайдер; «так не бывает». Однако есть. Даже неимоверные вливания в национальную культуру государственных денег не помогают. При $500 млрд. годового бюджета Голливуда американцам не удалось установить культурную гегемонию даже в кино. Но в сфере сказок у США был прорыв, называемый «научной фантастикой» и, частично, «фэнтези». Зачинателями обоих жанров стали англичане (Уэллс и Толкиен). Хотя можно и француза Жюля Верна вспомнить. Но именно американцы дали писателей мирового класса, прежде всего, Хайнлайна. Через 200 лет русские в литературе вновь оказались в роли догоняющей периферии, вынужденной… гм… заимствовать (читай: воровать) сюжеты (Стругацкие, Лукьяненко).

В детской литературе, в частности, в сказках, до середины ХХ века в СССР наблюдался ренессанс. Идеологический маразм и равнение на англичан никуда не делось, но, тем не менее, «серебряный век». По трём причинам. Сказочников особо не трогали. Под угрозой физического уничтожения многие серьёзные писатели вынуждено занялись сказками, что ранее справедливо считалось неприличным. В результате дошло до гротеска: сказочник Михалков написал гимн страны. Дважды. Во-вторых, очередная и привычная советская подлость: «всё лучшее – детям». Советский человек должен был меньше жрать, больше работать, а главное: молчать и слушать начальство, готовясь умереть по первому приказу. Нормального человека заставить выполнять эту людоедскую и самоедскую программу очень трудно. Он, гад, начинает начальству задавать вопросы. Но советскому человеку на них ответили заранее: «Голодай и вкалывай! Зато твои дети будут жить при коммунизме. Может быть, хе-хе». Третье и главное: развитие детской литературы в СССР одобрили лондонские Хозяева. Англичане – садовники и используют к своей выгоде всё, что растёт само. Например, русские весьма чадолюбивый народ. Чадолюбие – видовой признак Homo и всех млекопитающих. Потомства мало, его надо выкармливать и растить. Люди не насекомые: если они не будут любить детей, вид вымрет. Но русские северяне-лесовики выделяются даже на этом фоне. Им приходилось выхаживать и растить потомство в лесу зимой. Не любя детей, не отдавая им своего куска и не идя ради них на жертвы, вплоть до гибели – этого сделать не получится. А из русских, из лесных берендеевских деревушек вышедших, получился великий народ, заселивший пятую часть суши. Семейственность, чадолюбие и прочий домострой у русских является бытовым религиозным культом. Но он был использован во зло. Например: «Да, советская власть – людоедская. Но посмотрите, сколько делается для детей: прекрасные школы, дворцы пионеров, пионерлагеря, театры! Может, и ничего, а? Надо не бунтовать, а лишь немного подождать. Глядишь, перебесятся советские; их нравы смягчатся, зато наши дети…». При этом сами английские хозяева прекрасно знали, что никаких детей у русских после глобального ядерного конфликта не будет. Проектом не предусмотрено. В лучшем случае будут чернобыльские мутанты, коих легко перебить под вздохи о «печальной необходимости».

Но нравы действительно смягчились. К середине ХХ века выяснилось, что в глобальном ядерном конфликте между СССР и США победит не Англия, а острова Туамоту и Самоа. После этого между Англией и США было заключено джентльменское соглашение о глобальном кондоминиуме, известном, как глобализация. Тоталитарные технологии были нейтрализованы путём их легализации и легкодоступности (массовая культура, сиречь попса). Теперь каждый может создать свою секту или общество поклонников, что известно, как мультикультурализм и толерантность. Но поскольку сект очень много, ни одна из них никогда не займёт доминирующего положения; не придёт к власти. Особенно в условиях компьютеризации, делающей доступными критике все сакральные тексты. Любая тоталитарная идеология, начиная с христианства, может быть (и бывает!) легко высмеяна. А смешное не опасно. Можно «убить пересмешника», но теракты, совершенные приверженцами тоталитарных сект, лишь дискредитируют их идеологии.

В рамках глобализации начался демонтаж БЯП. Начали с Китая, как с менее важной половины. В СССР идеологическую масонскую тарабарщину стали отменять постепенно, что известно, как «оттепель» и «разрядка». Как всегда, английские садовники смотрели, что получится. В Китае вышло приемлемо, но с русскими, великим народом, китайский вариант не прохонже. К тому же выяснилось, что эра мобилизационных армий кончилась. В роботизированных войнах будущего население не только не играет особой роли, но и является обузой. После этого решили отменить не идеологию, а страну, что известно, как крах и распад СССР. По щучьему велению, по лондонскому хотению, на ровном месте и за один год. Сказка!

Вместе со страной отменили и литературу, в частности, детскую. Новых выдающихся сказок, за исключением, пожалуй, цикла о Простоквашино (Успенский) в этот период (20 лет!) не появилось. Выяснилось, что советские писатели русским читателям не интересны. Даже сказочники. Без господдержки и госпропаганды советский писатель есть ноль без палочки. В условиях самомалейшей свободы он не выдерживает конкуренции с иностранными переводными авторами в собственной языковой среде. Хозяева попытались заменить русскую литературу постмодернистским карнавалом: в подаренной Вам моей книге «Частный человек» есть «сказка про четыре П». Но не преуспели. В условиях шутейной и пародийной, но всё же свободы, в головах населения зародились и стали развиваться мозги. В результате взахлёб читаемое в 1990-х, к концу века стало вызывать скептические ухмылки и желание набить морду авторам. В ответ попытались заменить культуру спортом. Но Россия не Бразилия: перекатывание мячика и прочая «олимпиада» (2 шт.) здесь не прохонже. Смотреть любят, а так нет. Но русскую культуру возрождать нельзя, потому что русские – великий народ, и «как бы чего не вышло», для Хозяев дюже неприятного. Бесконечный тупик.

XXI век, начало. Создание и успешное применение первых боевых роботов: летающих беспилотников-дронов. Интернет, как доминирующий фактор культуры. Неспособность США быть мировым лидером из-за культурной отсталости. Пример: Украина. На этом фоне аккуратные амбиции Германии по перехвату управления в европейском колхозе (Евросоюзе), созданном и контролируемым Великобританией. Некоторое возрождение (в частности, отмена программы дальнейшего дробления) России на фоне противоречий между великими державами.

Прошла даже команда на формальное возрождение русской культуры (год культуры, год литературы…). Но сидящее в Кремле сотрудники тайной полиции – а её аппарат всегда контролировался англичанами напрямую – не знают, что такое культура, и что с ней надо делать. При слове «культура» они привычно хватаются за пистолет, и пока садятся в лужу до такой степени, что даже Дмитрий Галковский резвится с Утиным движением. А Павел Чувиляев выпускает архи-вредные для Хозяев и их подручных книги, собирая деньги на них непосредственно с русских читателей через Интернет по американской технологии краудфандинга. Вам за что градус даден и деньги плачены? Стыдно, товарищи!

4) Перед вами два взгляда на мир: официальный, вернее, советский и мой. Причём своему я намеренно придал черты бурлеска и бреда. Так, что читателей начинает колбасить на каждой фразе (а иначе советские не понимают; их надо током бить). Следует ли с порога отвергнуть мою версию как конспирологический бред сумасшедшего? Решать не мне, и не Вам, а читателям, которые для писателя – Высший Суд.

Но я хочу обратить внимание на некоторые детали. К примеру, возьмём фразу (эх, люблю себя цитировать): «К середине ХХ века выяснилось, что в глобальном ядерном конфликте между СССР и США победит не Англия, а острова Туамоту и Самоа». Бред! Причем здесь Самоа? Действительно, ни при чём. За тем несущественным исключением, что острова Туамоту и Самоа очень интересно географически расположены. Когда строили модели «ядерной зимы» – состояния земного шара после глобального ядерного конфликта – выяснилось, что распределение радиоактивных осадков по поверхности Земли не равномерно. На Туамоту и Самоа выльется меньше всего. Так случайно вышло: из-за ветров и течений эти участки суши пострадают меньше всех. А то, что там дикари живут – не важно. Во-первых, не такие уж дикари: на Туамоту международный аэропорт есть. Во-вторых, сказано: «на лицо ужасные; добрые внутри».

Так что, лет через 300 после ядерного конфликта получили бы мы Председателя земного шара, чёрного, как вакса, и с костью в носу (национальная одежда). С «острова везения». А белые и жёлтые – ну да, были такие смешные чуваки; спасибо за технологии. Правда, они всё время между собой спорили: то о политике, то о литературе. Вот и доспорились. Наивные! Не знали, что вся правда содержится в «сказках попугая» (подлинное название книги сказок Полинезии). А сейчас Его Величеству пора: наш звездолёт «Чёрный дракон Туамоту XXVI» отправляется бороздить просторы Вселенной. Он понесёт в её ближние и дальние уголки истинный свет Великой Полинезийской Культуры, подкреплённый самым современным оружием системы «Людоед-135». Надо проводить и благословить; ведь Его Императорское Величество, по традиции, ещё и Верховный Шаман.

Я стараюсь не писать пустых фраз; борюсь за экологию и экономию бумаги. Если дать себе труд покопаться в каждом моём утверждении, то после первой естественной реакции («бред»! «ересь»!) вдруг выяснится, что за каждым из них стоят какие-то факты. Я могу быть прав, вот в чём штука. А могу быть и неправ. Но я пишу не для того, чтобы кому-то что-то доказать. Моя цель: чтобы люди перестали повторять заученные штампы и начали думать сами. Я хочу лишь посеять сомнение. Как Сократ. И яд меня ждёт. Помните, что в моём лице с Вами беседует страшное существо: русский смертник. На вопрос: «как дела?» я давно отвечаю: «жив и на свободе». Не кокетство; я действительно удивлён и радуюсь каждому дню. Меня должны были грохнуть ещё лет 5 назад, а то и раньше. Я жив только потому, что люди доброй воли расслабились. Недоработка. Да ещё Утиное движение немного прикрывает. Но продолжим дискуссию.

Человеческий головной мозг – своеобразный орган. Он ленив и любит спать, причём состояния сна бывают разные: например, транс и ревери. Все технологии вербальной интоксикации основаны на том, чтобы сначала усыпить мозг объекта при сохранении бодрствующего тела, а затем внушить получившейся кукле то, что нужно кукловоду. Для этапа усыпления нет ничего лучше монотонного повторения небольшого бессмысленного текста, обычно именуемого молитвой или мантрой. Но недостатком методики является то, что объекты воздействия надо загонять в специальное помещение, именуемое церковью. А церковь нужно сначала построить; огородить пространство. Это расходы. Да и подопытные идут неохотно; в церковь их надо приводить; воцерковлять. Опять расходы, а главное: учение распространяется слишком медленно; его создатели по естественным причинам не успевают дожить до результата. Смысл франкмасонской революции XVI века именно в том, что была создана и успешно применена государством технология массового идеологического заражения путём распространения печатных текстов (позже к ним добавились радио и телевидение). От обычных церковных практик она отличается примерно так же, как локомотив от телеги.

Основа локомотива до сих пор именуется «железнодорожной тележкой». Но паровоз – не телега, а механический двигатель. С пассажирами поезда не ведут религиозных бесед. Их просто везут предположительно в направлении купленного билета. Но могут и в пропасть завезти, если в кабине машиниста окажется маньяк или диверсант. Точно так же и с конвейерами государственной пропаганды: Вы читаете газету или сидите в кресле перед телевизором, а Вас куда-то везут, что-то Вам внушая. Куда идёт этот поезд? И почему Вы уверены, что Вам злонамеренно не врут, не убеждают в чём-то, для Вас невыгодном? По-моему, весь ход нашей с Вами жизни, весь непосредственно пережитой нами опыт просто криком кричит, вопит и надрывается: власть врёт; не верьте ей!!!

Особенно в сфере истории, сиречь государственных сказок, имеющих наглость притворяться наукой. У нас ещё ничего, хотя товарища Берию из энциклопедий вырезали. Но есть примеры более забавные. Вот маленькая страна Чехия в центре Европы. За время жизни одного поколения государственная идеология сменилась 8(!) раз. Жили чехи в составе Австро-Венгрии – один учебник истории. После развала империи пришли к власти националисты – другой. Тех свергли социалисты (англичане) – третий. Гитлер оккупировал – четвёртый. Коммунисты Гитлера прогнали – пятый. После событий 1968 года – шестой, и т. д. Замечу, что для обывателя, которому на любую идеологию плевать, учебник является инструментом выживания: без школьного аттестата на нормальную работу не устроишься. Чеху, имевшему несчастье родиться в 1911 году, очень непросто было прожить 80 лет, отмеренные ему природой, и дожить до 1991 года. Если на II Мировой не погиб, у фашистов и коммунистов в лагере не сгнил, так заставят 8 раз бред переучивать, просто чтобы нормально жить. И каждый из 8 учебников представлял собой академический том, написанный маститыми и орденоносными докторами-профессорами исторических наук. Как бедные чехи всей нацией не сошли с ума от государственной шизофрении? Видимо, только за счёт своего знаменитого швейкования (швейковать = придуриваться и отлынивать). Но государственный паровой каток шизофрении не знает: это не человек, и не коллектив, а механизм. Столь же тупой, сколь и опасный.

Подобные выверты характерны не только для ХХ века. Как известно, во Франции в 1814 году иностранные войска, в том числе русские, свергли императора Бонапарта и восстановили власть Бурбонов. Те тут же озаботились переписыванием истории. Уже на следующий год вышел новый учебник. Страна в руинах; в ряде провинций голод, но на пропаганду деньги у государства найдутся всегда. Как водится, солидный том. Не чешская филькина грамота, а Французская (Королевская) Академия. Не хухры-мухры. А в учебнике, причём в сноске, сказано: «Наполеон Бонапарт – второстепенный деятель эпохи Людовика XVIII; генерал, полководец». Всё! Больше про свергнутого императора ни слова. Но Франция культурная страна; люди увидели, что Европа над ними смеётся, и сами быстро убрали безобразие. Тем не менее, учебник просуществовал 5 лет. Бонапартий его в ссылке читал; смеялся: «Бедные школьники! Я бы такой экзамен не сдал; для меня это слишком сложно».

Примеры можно множить. Но вывод ясен: власть про историю врала, врёт и будет врать. Потому что ей это выгодно. Но Вы продолжаете упорно отстаивать внушённые Вам профессиональными врунами штампы. Например, миф о народных сказителях. Не видя в упор того подозрительного факта, что во всех странах «сказители» появляются в очень узкий период: с конца XVIII по середину XIX вв.; менее 100 лет. Раньше их не было, затем 75 лет идут косяком, потом опять исчезают. А финансируемые властями этнографические экспедиции с конца XIX века и по сию пору находят лишь осколки мифов и искажённые пересказы печатных изданий, но никак не цельные и оригинальные сказки, пусть даже литературно необработанные. Для такого материала у циничных антропологов есть даже профессиональный термин: «сказки Стаканыча». Поднеси местному алкашу стакан – он и выдаст «сказки» на много часов записи. Что не мешает «учёным» бодро штамповать диссертации об открытии новых культур. Фольклор, есть, но это не сказки. Оригинальных сказок сегодня не найти даже в джунглях Амазонии, Центральной Африки и Полинезии. Именно потому, что сказочников нет, и никогда не было.

5) Причина банальна. Вы – человек творческий, и должны знать, что хорошую сказку под стакан не создашь. Это тяжёлая работа, требующая очень много времени. Трудозатраты столь велики, что я, например, не рискнул бы взяться: не потяну. Детское восприятие рассеяно; больших текстов дети не воспринимают. В маленькую сказку нужно умудриться запихнуть интересный и динамичный сюжет, да ещё с назиданием. Причём не натужным и не фальшивым; дети фальшь чувствуют. Для меня это слишком сложно, а Вам и другим сказочникам – Бог в помощь. Но мы с Вами профессионалы, а кто же и когда имел столько досуга, чтобы стать народным сказителем?

Рабочий и крестьянин досуга не имеют. Единственный на протяжении нескольких веков выходной в неделю – воскресенье – используется ими для дел коллективных. С утра все идут в церковь; вечером на пьянку. Художественным творчеством занимается сельский или слободской гармонист, и то лишь с XIX века. Матерные частушки сочинить может. Вернее, переиначить те, что в городе на ярмарке услыхал. Для сочинения сказок времени не остаётся. Потому что помещик или капиталист, который по доброте душевной даст крестьянам или рабочим лишний досуг – просто дурак. По собственной глупости он проиграет конкуренцию другим хозяевам средств производства.

Физический труд имеет прямую производительность. У интеллектуального, в том числе литературного, труда производительность косвенная: просиживая штаны за столом, шедевр не родишь. Марксисты всегда об творческий труд спотыкались: как писателю платить? И сейчас спотыкаются: закон «Об оплате труда творческих работников» в РФ не принят, хотя в год культуры обещались. А с физическим трудом всё просто: сколько гаек закрутил, столько полезного и сделал; такова и зарплата. По пословицам: что посеешь, то и пожнёшь; как потопаешь, так и полопаешь. Хозяин средств производства (помещик, фабрикант), давший своим работникам лишний досуг, недополучит прибыль, которую они могли бы за это время ему принести. Другие хозяева прибыль не упустят и разорят незадачливого конкурента: их продукция будет дешевле, поскольку норма прибыли у них выше. Хозяевам выгодна потогонная система, и они её устанавливают. На ерунду, вроде грамотности, работников не отвлекают; досуг им запрещают. Это не теория, а социальная практика: за 8-часовой рабочий день профсоюзы самых развитых стран 100 лет бились. Со стрельбой и жертвами. А в «просвещённой» Европе до XVIII века крестьянским детям по закону запрещалось учиться. Массовая грамотность – заслуга королей, сломивших сопротивление аристократии. Почему и когда грамотность населения стала выгодна правительствам – вопрос отдельный. Он частично разобран в моей книге «Частный человек…», а здесь я его касаться не буду.

Рабочий малограмотен, и досуга не имеет. Крестьянин, в силу сезонности, зимой имеет относительный досуг. И то стремится заработать копейку: «с домашнего корму в извоз» (с) Н. А. Некрасов. К тому же, крестьянин безграмотен. Но самое подлое, что крестьянин живёт и работает не индивидуально, а мiромъ, общиной. Круговая порука. В деревне все друг друга знают, все у всех на глазах. Уединиться для сочинительства некуда и некогда. Придёт к сказочнику староста с парой соседей покрепче: «Итить, сказки? Так тебя, растак! Мiръ обижаешь. А ну, вломи ему, робята, вышиби дурь-то!» И вломят. А как отлежится, придёт староста: один и с бутылкой самогона. И скажет ласково: «Ты инде не серчай, на мiръ обиду не держи. Вишь: все робят аль пьють, а ты сказки. А работа стоит. Нехорошо. Поучили тебя маленько, с кем не быват. Меня, вишь, тоже учили; не сразу мiръ над собой поставил. Пей, да глупость свою забудь. Нахватался у городских-то. Те с жиру бесятся, а мы хрестьяне; нам от Бога положено землю робыть. Завтра выходь, а то ишшо поучим». Тут народный сказочник и кончится. Не начавшись.

В крайнем случае (это уже богатый XIX век) мiръ может собрать сказочнику денег для отправки его в город – учиться. Потому как староста в городе бывал, его там за недоимки секли. И узнал он странное: оказывается, есть такие люди: «аблакаты». Они в суде выступают и могут недоимку скостить. Ежели у деревни свой аблакат будет, для мiру прибыток. А что адвокат делает? Да ничего: языком мелет. Кто в деревне пуще всех языком молотит, работал бы так? Сказочник. Отправим его в город, пока сам не убёг, а то уже, говорят, намылился. С наказом: чтобы на аблаката выучился. Денег, конечно, жаль, но: «с мiру по нитке». Всё равно от него толку нет: чуть ли не каждый месяц приходится кулаками учить. Зато у нас свой аблакат будет, а у соседей нет – то-то они обзавидуются. В конце XIX-начале XX века на собранные родной деревней деньги отправились учиться многие, достигшие затем вершин русские, выходцы из крестьян: от художника Малявина до поэта Есенина. Запишем ли Сергея Есенина в «народные сказители» на основании его рязанских крестьянских предков? Смешно.

Выше я ругал советскую власть за людоедство. Моё отношение никогда не изменится; не дождётесь. Но, справедливости ради, скажу, что открытый в XIX веке социальный лифт из деревни в город не был советской властью заколочен. Наоборот: он был расширен и превратился в широкий канал. Конечно, через него лезла наверх всякая сволочь: русского городского студента – в лагеря и тайгу; малограмотного мордовского крестьянина – в университет. Для того и делалось. Но побочным эффектом, не предусмотренным проектом, стало то, что социальным лифтом смогло воспользоваться много достойных людей. Русский народ талантлив: в русской деревне первый космонавт планеты родился.

Идея народных сказителей была подхвачена и развита Пролеткультом, который появился в 1905 году; ещё до советской власти. С точки зрения идеологии тут очередная несусветная советская подлость: «у нас незаменимых нет». А как же гений А. С. Пушкин? А он всё у Арины Родионовны (которая народ) списал. В ракурсе социальной практики утверждалось, что при капитализме у трудящихся досуга нет, но революция освободит их. И тогда: «землю попашет – попишет стихи» (с) В. В. Маяковский. Как реально освободили, известно: при проклятом царизме-империализме в Российской Империи существовала профессия: «жена рабочего». Нет, не проститутка. Фабриканты по закону платили жёнам рабочих половину зарплаты мужа для поддержания домохозяйства. Потом удивлялись: чего у них продукция такая дорогая, неконкурентоспособная. Советская власть всё баловство отменила, а нормы выработки установила стахановские. А крестьян поголовно записала в государственные крепостные, отобрав у них паспорта и заперев их в колхозный сейф. Для молодых крестьян сделали два исключения: служба в армии и отправка на учёбу. В обоих случаях можно было получить вожделенную городскую прописку. А с ней «сто путей – сто дорог». Хоть в писатели. В деревенщики, ага.

Но я отвлёкся. Среди рабочих и крестьян «народных сказителей» нет. Может быть, надо поискать их раньше, в догосударственную и дописьменную эпоху? Тем более в XVIII веке, когда пошла мода на «сказителей», ещё и рабочих-то толком не было. Подавляющее большинство населения крестьянствовало, а города находились в самом начале взлёта. Ладно, опустимся ниже государства: в племя. Кто имеет досуг, чтобы сочинять сказки? Земледельцев не берём; они рассмотрены выше. Рыбаки и охотники? Извините, а Вы хоть раз на охоту ходили? Я не ходил, но друзья-охотники есть. И вот что я Вам скажу. Дело не в том, что охотник с ружьём по сравнению с древним охотником с холодным оружием является терминатором, практически не оставляющим зверю шансов. И даже не в том, что современный охотник убивает животных из спортивного интереса, а древний охотник ими кормился: что поймал, то и съел. Это факторы, безусловно, очень важные, но вторичные. Первично в данном случае то, что охота в племени была делом не индивидуальным, но коллективным.

Олень или кабан весят 300 кг.; лось 400 кг.; буйвол потянет и на 600 кг. Допустим, зверя убили. Разделали, отчего вес туши на 50-100 кг. уменьшился. Как 200 кг. мяса до деревни переть? Добыча рядом с селением не бродит; за ней далеко в лес или степь идут. Теперь надо с добычей вернуться. А вокруг полно хищников и падальщиков, которые её с удовольствием съедят. Вместе с охотником, у которого руки заняты переносом. Одному с такой задачей явно не справиться; древняя охота была коллективной и загонной. На мелкую дичь, вроде уток, зайцев и косуль, охотились подростки, оттачивая мастерство. Утку или кролика можно принести на поясе, но не в интересах племени распылять силы на мелочь. Серьёзным охотникам, важно добыть много мяса на зиму. Как американские индейцы реально охотились на бизонов, хорошо известно: загоняли стадо к обрыву, куда зверушки самосбрасывались. После чего охотники аккуратно спускались вниз, добивали, разделывали и организовывали охрану и доставку туш в общественное хранилище. И всё коллективом. Кстати, использование лошадей, которых в Америку завезли европейцы, превратило охоту на бизонов из труднейшего и опаснейшего дела в избиение животных. На лошади стадо бизонов легко догнать, испугать и направить в пропасть. Пешком очень трудно: стадо норовит развернуться, поднять охотников на рога, сбросить их под копыта и растоптать. Эту тактику крупные копытные используют, чтобы отбиться от волков, тоже нападающих стаей. После заимствования (кражи) лошадей у проклятых колонизаторов, в индейских племенах случился демографический взрыв: вдруг стало много еды, а зрелые мужчины перестали часто гибнуть и калечиться на охоте. С последствиями пришлось справляться армии США (индейские войны).

Теперь предположим, среди древних охотников или рыбаков завёлся сказочник. Оба промысла имеют свою субкультуру; тайные знаки и суеверия. Сказочник всё это ломает: ему интересно сочинять; он привносит в канон новое. Что с ним будет? Ничего хорошего. Охота и рыбалка – дела опасные. Пошли на охоту 16 человек, вернулось 15. Где сказочник? Зверь задрал и унёс. И не зверь вовсе, а Дух леса, о котором сказочник так много языком трепал; ему, видать, не понравилось. Или поплыли на лов пятеро, вернулось четверо. Где пятый? Утоп. Вынырнула из воды русалка, о которой он вчера по пьяни похвалялся, и нечеловеческим голосом пропела: «Ты, Садко, меня трахнуть обещал? Ну, давай – я вся твоя». И на дно уволокла. В назидание другим говорливым. Думаете, не поверят; заподозрят убийства? А какая разница: проверить-то всё равно нельзя. До изобретения дактилоскопии несколько сотен лет, а свидетели в один голос твердят о духах леса и русалках: сказочник и научил, на свою голову. А что некоторые молодые охотники и рыбаки краснеют и глаза отводят – то к делу не подошьёшь.

6) Когда выше я сказал: «миф о народных сказителях – не только советский», то имел в виду пастуха. Советские люди ничего нового создать не могут; у них отсутствует нужный для этого орган: головной мозг. И души нет; это буржуазный пережиток. Но я сейчас не о том. Образ пастуха-гения, играющего на свирели и мимоходом создающего культуру, всю сразу и целиком, является весьма давним мифом; ещё древнегреческим и древнеримским (Овидий). Тут, безусловно, корень мифа о «народных сказителях». Ведь пастух, на первый взгляд, действительно имеет досуг для сочинительства. Пригнал скот на пастбище – и лежи себе, сочиняй. Вариации мифа бесчисленны. Даже американцы со своими ковбоями («cow boy» = коровий парень, пастух) с образом поиграли. Английский юмор придумал не только сталинских «Весёлых ребят», которые прямо с пастбища в Большой театр (с джазом, угу), но и целого верховного бога индусов Кришну, который по совместительству пастушок со свирелью. Шестирукий, правда, но с кем не бывает. Как сказал поэт:

Откуда взялся кочующий миф о пастухе-поэте? Есть ли за ним правда? В Древней Греции этот образ использовали аэды для придания легитимности своему неприличному занятию. Любая культура при формировании обязательно проходит стадию: «про это». Или, как сказано ниже, «про жопу». Тема секса вечнозелёная: в силу человеческой физиологии и похотливости, подростков и озабоченных она волновала, и будет волновать всегда. На втором этапе развития культуры, когда появляются профессионалы, зарабатывающие ей на жизнь, поэты и писатели уже есть, а читателей и зрителей ещё нет. Человек, никогда не бывавший в театре, не знающий, что это такое и зачем нужно – сам в театр не пойдёт. Его надо туда привести. В европейской культуре его приводят в детстве за ручку родители или учителя (вспомним походы в театр всем классом). Но кто приведёт в театр древнего грека, если в его детстве театров ещё не было? Только реклама. А какова лучшая реклама для привлечения неискушённых зрителей? Разумеется, голые задницы и секс на сцене: чем больше, тем лучше. Чего, думаете, в старых европейских театрах вплоть до XVIII века женские роли играли мужчины? Потому что власти знают и любят свой добрый народ. И прекрасно понимают: пусти на сцену женщин – тут же начнётся разврат, несовместимый с христианской моралью.

По счастью, продолжается это недолго. Обилие голых задниц довольно быстро приводит к пресыщению зрителей и читателей. Возникает эстетствующая скука: «Ну, задница, ну и что? Что мы, задниц не видели? А дальше-то что? Есть, что сказать-то?» Это третья стадия развития культуры: её разделение на элитарную и массовую. Древние греки отчеканили: «Трагедии – для граждан. Комедии – для рабов». Умели люди сказать: на века! Хотя утверждение спорное.

Рабов много; они постановку окупят. Ценителей мало, зато они богатые: у них есть досуг для эстетства. Они должны постановку оплатить: недаром древние греки изобрели слово «филантроп» = «любящий людей», а слово «меценат» – латинское; фамилия реального римлянина. Но богатые эстеты за очередную похабщину платить не хотят; кривятся. Ведь другие эстеты об этом узнают и поднимут на смех: «Какой же ты ценитель, если платишь опять за «это»? Иди к рабам, комедии смотреть». Страдает репутация (латинское слово). Всё так серьёзно, что в это время заниматься сочинительством становится неприлично: «А, поэт? Знаем-знаем, небось, опять про жопу!» Для исправления ситуации писателями и был придуман образ «народного сказителя»-пастушка. Теперь сочинитель мог оправдаться: «Да, я поэт. Но в похабщине не виноват. Это народ. Видите подзаголовок: песни пастухов. Фольклор-с. Дикие люди; дети гор, хи-хикс. А что в театре поставили, так директор сам ко мне пришёл. Мне отказываться, что ли? От вас, эстетствующих меценатов, медного обола не допросишься, а жить-то надо». В Риме к оправданию добавились ещё и политические соображения: «Это не я, боги упаси, Цезаря критикую. Это всё пастухи».

Образ поэта-пастуха гениален, поскольку полуправдив. Он позволяет указать исторически точное время создания мифа: обнесение древнегреческих полисов стенами. Древность не знала консервирования; консервную банку изобрели в XVIII веке для флота. До этого были засолка и вяление. Но эти способы не пригодны для молока, а порошковое молоко и шоколад появились только в XIX веке. В климате Древней Греции молоко, не выпитое за день, надо быстро перерабатывать в сыр и творог. Но без живого молока поселение людей долго не протянет: детей не выкормишь. Стены, превращающие город в крепость, нужны, чтобы при вражеской осаде полис стал автономным. Вяленого мяса и зерна крупные полисы запасали на 10 лет; за это время любая вражеская армия под стенами перемрёт от болезней и голода (округу-то сами и разорили). Или пойдёт на штурм, а военная фортуна переменчива. Но запасти молока было нельзя. Поэтому полис содержал городское стадо. В мирное время оно паслось за стенами, но на случай войны внутри стен сохранялись небольшие участки пастбищ.

Мегаполисы, вроде Вавилона, умудрялись даже поля внутри стен иметь. При стаде нужен пастух. Должность городского пастуха в древних полисах была общественной, весьма почётной и выборной. В Афинах её однажды предложили Сократу, чтобы заткнулся. Философ взятку от города не взял, продолжал выщёлкиваться и вскоре дофилософствовался до чаши с ядом.

В маленьких полисах городской пастух действительно пас стадо. Но в крупных городах он пастухом быть перестал. Пастух – это профессия; коров пасти. А городской пастух – должность, синекура + социальный статус. Так же, как егерь – лесник, а егермейстер – распорядитель королевских охот (а ещё ликёр). В Российской Империи придворный чин обер-егермейстера II класса соответствовал, ни много ни мало, званию генералиссимуса. Вне царской семьи он жаловался редко и означал особое расположение государя. Как правило, в нём пребывали ближайшие родственники Императора; дядья и братья. Надо же их как-то легально из казны содержать. А тут люди как бы при деле, и оклад куда выше генеральского. А в III Рейхе чин обер-егермейстера имел не кто иной, как Генрих Гиммлер.

В крупных древних полисах городской пастух распределял участки пастбищ за стенами. Они находились в общегородском владении, а Пастух (с большой буквы) был кашеваром на общем котле. Мог выделить хозяевам скота хороший участок или плохой; мог дать в плюс, а мог и в минус. На наши деньги это вице-премьер. Разумеется, взятки к нему текли рекой; хлебное место. Сократу его предложили, как известному честностью и порядочностью гражданину. Мол, устал ареопаг склоки, жалобы и скандалы разбирать. Наведи, мил человек, порядок; и себя не забудь; в меру. Городской пастух был богатым и уважаемым гражданином полиса и имел досуг для философии или литературы. В этом, и только в этом, смысле образ поэта-пастуха правдив.

С остальных ракурсов он лжив, как и всякий миф. Вы в деревне бывали? Кого в пастухи определяют? Дебила или калеку. Работа мужская, опасная (волков и воров никто не отменял), тяжёлая и грязная. С другой стороны, «не бей лежачего»: пастух серьёзно работает два раза в день: когда гонит стадо на пастбище и обратно. Остальное время может вполглаза спать, пить самогон или сочинять стихи. Но не сочиняет. Потому что никого достойного мiръ на такую работу не поставит, а племя тем более. Родился в деревне или племени дурачок; сила есть – ума не надо. К землепашеству не способен: всё из рук валится. В охотники и рыбаки тем более: он даже не понимает, что в лесу и на воде шуметь нельзя, чтобы не распугать дичь и рыбу. И бить его бесполезно: силач; не очень-то и побьёшь; а если всё же побьёшь, только смотрит с глупой улыбкой и слюни пускает. Куда убогого? Отравить, чтобы не мучился? Можно, но тогда деревня или племя потеряет силача; убыток. В пастухи! Понять, что волки не собачки, а чужим дядям коров отдавать нельзя, он способен. А с силушкой-дебилушкой ото всех отобьётся. Всё, парень на месте. Причём пожизненно. Чтобы сочинять, народный сказитель должен иметь не только досуг, но и минимальные способности. У деревенского пастуха-дебила их нет.

7) Если в племени никто сочинительством не занимается, откуда тогда взялись мифы и фольклор дописьменных народов? Не забыл ли я кого? Скорее, оставил на десерт. Единственным человеком в племени, который не только может, но и обязан сочинять, является шаман.

Но шаманы (творцы!) дописьменных народов создают мифы, а не сказки. В русском языке это синонимы, но есть существенное отличие. Согласно Толковому словарю, миф – это: «повествование, передающее представления людей о мире, месте человека в нём, о происхождении всего сущего, о богах и героях». А сказка – это: «1) устный рассказ о вымышленных событиях; 2) жанр литературы». Миф это инструкция. Растёт в племени молодой гадёныш или гадючка, начинает задавать вопросы. Почему надо подчиняться вождю; он такой противный? Почему на ту гору ходить нельзя, табу, хотя очень хочется? Откуда я взялся? Куда делся дедушка, умерший зимой? Что за светлячки на небе ночью? Шаман должен ответить, причём убедительно, и в пользу племени. Он творит миф. Вождю надо подчиняться, потому что так велели боги и духи предков. Сейчас расскажу, что бывает с неслухами. На гору с малинником ходить нельзя вовсе не потому, что там живёт хищник, а потому, что духи наложили табу; сейчас расскажу, как это было. Ты появился по воле богов, и в благодарность должен делать то, что скажет шаман, ведающий их волю. Дедушка ушёл к предкам, и ты когда-нибудь уйдёшь, но не бойся: у них там хорошо, еды много, сейчас расскажу. Светлячки на небе развесил великий бог для пользы людей; ему надо молиться и приносить жертвы. Дары надо передавать шаманам; мы доставим их богам и духам.

Порой, мифы весьма причудливы и подлинно прекрасны, но все они направлены внутрь: это регламент выживания племени. Сказка направлена наружу, вовне; это нарушение регламента. Сидел себе рыцарь, развлекался охотой и улучшением породы окрестных крестьян путём порчи девок. Вдруг толкнуло его влюбиться в принцессу. Схватил, идиот, копьё и поскакал отбивать жену у законного мужа-дракона. И отбил. В придачу получил полцарства. Царя-батюшку понять можно: дракоша-то, покойничек, единственный зять, в наследники метил, на всё царство пасть разевал. А тут половина. И дадим её так: северные леса; там всё равно никто, кроме беглых, не живёт. А чтобы зятёк с доченькой не вопили, что их людишками обделили, дадим ещё южные горы: там абреков много. Пусть зятёк с татями и чечнёй воюет, коли герой. Справится – сразу две границы обезопасит; можно подумать о походе на запад или на восток. А прирежут – туда ему и дорога, а землица нам обратно в царство отойдёт.

Или: любил простой парень девушку. Зазнобу его увезли в гарем местного генсека Кощея, за долгое правление прозванного «бессмертным». Парню бы смириться да радоваться: может, его по ночной протекции на генсеков двор возьмут. Такой богатырь даже в стражу запросто попадёт. А дурак обиделся, пошёл к диссидентам, про коих давно указ вышел: нечистая сила, за что в Тёмный лес и сослана. Те его плохому научили; про смерть Кощея рассказали. Он компромат нашёл. Но зачем революцию устраивать? Начал бы, как честный человек, торговаться: ты мне девку и компенсацию за моральный ущерб, я тебе компромат; будешь снова бессмертный. Нет, захотел всё и сразу. И получил. Сам стал генсеком. Теперь они с молодой женой перестройку и новое мышление затеяли.

В этой связи крайне интересен миф о Ясоне. Кстати, в нём впервые в классических мифах появляется дракон, пусть и в виде зубов. Аргонавты смогли-таки сломать установленный порядок. Правда, кончили плохо, поэтому это ещё миф. Но никто из них в содеянном не раскаялся. А контекст столь красив и подлинно романтичен, что это уже сказка. Полагаю, тут уникальная переходная форма: миф, созданный в момент появления письменности. А автор, по преданию один из аргонавтов – величайший гений.

Но Вам всё это неинтересно. Вы точно знаете, что народные сказители есть. В частности и потому, что делаете на этом свой маленький гешефт. А на того, кто посмел чуть-чуть усомниться и сказать поперёк, Вы кричите. Как в Ступино на меня: «Ерунду вы говорите! Вы хотите нас оскорбить?! Разговор окончен!» Голубушка, да я ещё и не начинал. Вот прочтёте мою книгу и это письмо. Что-нибудь Вас непременно зацепит; мои тексты так устроены. Мозг проснётся. Вы начнёте мою ересь проверять, а значит, думать сами. Если мозг начал мыслить, он уже не остановится. Так уж он устроен. И мысли у Вас будут свои, а не внушённые мной или кем-то ещё. Меня Вы при этом не перестанете ненавидеть: люди не любят, когда их будят. А я буду смотреть на Вас взглядом грустного клоуна с обложки моей будущей книги.

8) Как и обещал, подробнее разберу ключевой момент в истории создания русских сказок: культурную оппозицию Александр Сергеевич Пушкин – Александр Николаевич Афанасьев. Пушкин со сказок начал: первое опубликованное им самостоятельно, а не в журналах, произведение – поэма «Руслан и Людмила» (1820 год). Поэту тогда не было 21 года; по меркам некоторых стран несовершеннолетний. А человек три года назад окончил Лицей (1817 год), служит по ведомству иностранных дел, входит в масонско-поэтическое общество «Арзамас», куда принят заочно в Лицее, якшается с будущими декабристами, то есть с предателями, и становится англофилом («Подражание Байрону» и прочая «Зелёная лампа»). По карьере: серьёзный молодой человек; завидный жених хорошего роду. По поведению: «молодой повеса»: театрал (актрисы!), пьяница, развратник и картёжник. Долгов делал много; платил нерегулярно. Образованный Петербург наводнён его стихами; он популярен, хотя и «дурняшка». Всё это едва ли совместимо с карьерой чиновника, но власти, помня протекцию покойного Державина, и учитывая заслуги и вес родственников, терпят. Проклятый царизм был властью национальной, русской. И прекрасно понимал, что перспективным русским юношам иногда надо дать перебеситься.

С чего вдруг «Арзамас» занялся сказками? Ведь поэма «Руслан и Людмила», ходившая в списках года три до публикации, написана по заданию, выданному молодому дарованию, А. С. Пушкину, старшими товарищами в «Арзамасе». А потому, что «Руслан» – это, конечно, «Еруслан Лазаревич». Представьте себе ситуацию в тогдашней Москве и Петербурге. На рынках, например, Хитровом рынке в Москве, продаются целые развалы брошюрок-сказок. Они написаны, вроде бы, по-русски, но не содержат ни одного русского имени. Сплошь Бова-королевич, Еруслан Лазаревич да Остров Буян (о. Рюген). Откуда сие «духовное богатство»? А непонятно! Авторов нет; они либо нарочито анонимны, либо не указаны. И переводчиков нет, хотя литература явно переводная. Издано в Польше, в крайнем случае, в Киеве. Торгуют хмурые дядьки, как правило, нерусского вида («к жидам на Хитровку» – пословица того времени). Черта оседлости для торговцев не действует; цензура тоже. Цены очень низкие. Чтиво активно раскупается и потребляется единственным тогда более-менее грамотным слоем России – дворянами. Но начинает постепенно проникать в народную толщу через разночинцев и купцов. Начинают читать даже овладевающие грамотой крестьяне. Обучению крестьян после 1817 года немало способствовал деспот А. А. Аракчеев. Военные поселения впервые в России имели бесплатные начальные школы для солдатских детей, приписанных к крестьянскому сословию. Церковно-приходские школы появились позже. А солдатских детей стали учить потому, что в маневренной войне очень важна разведка. Солдат-лазутчик должен не просто увидеть передвижение неприятеля, но и посчитать его количество. Затем написать донесение, пусть безграмотное, но лаконичное и понятное.

Для русского книжного рынка кто-то проделал очень большую и дорогостоящую работу. Оригинальные книги, например, тех же Гриммов – достал. Тогда это было не так просто, даже во Франции или Германии. Эпоха массовой печати только начиналась; книги были дороги и издавались малыми партиями. За нужной книгой иногда надо было ехать через пол-Европы. Или платить втридорога и ждать год, пока привезут заказ. И рисковать не дождаться. Это сейчас в Европе автобаны, а в начале XIX века асфальтирование лишь начиналось, и то в Англии, а не на континенте. Связывающие крупнейшие города главные дороги были мощёными. Ездить по ним было сущим мучением. Почему у карет колёса огромные, а экипаж просажен вниз, как яйцо? А попробуйте-ка без сверхмощных рессор, да по булыжной мостовой – незабываемое ощущение. Кстати, поломка кареты очень часто встречается в сюжетах европейских сказок. Весьма реалистический элемент: колёса не выдерживали ударов булыжника на скорости и часто слетали. Казалось бы, для монархов кареты могут сделать и попрочней. Ан, нет: ни одна коронованная особа Европы не избежала задержек в пути на сутки и более из-за поломок. Власть имущие привыкли ездить с ветерком, а тут булыжники. Император Александр I Павлович (Благословенный) на кареты вообще плюнул и старался передвигаться только верхом, благо был отличным наездником. Такое поведение считалось нарушением этикета и воспринималось, как очередное доказательство русского варварства: мол, дикий скиф на диком коне.

Купцы же, у которых рессоры «не казённые», ездили исключительно шагом. Вроде и не велики европейские расстояния, по сравнению с русскими просторами, но пока лошадки дойдут, пока обоз на всех ярмарках поторгует, пока то, да пока сё. Глядишь, год и прошёл. А товарищ франкмасон в Кракове сидит, книжку ждёт. Волнуется: ему старшие товарищи заказ дали, а он тормозит. Могут и спросить. Так, что не разогнётся. Наконец, дождался. Дальше книгу надо перевести. Русская элита – те же Пушкины, например – языки знают и прочтут в подлиннике. Но массовый потребитель чтива языков не знал. Во время войны 1812 года командование русской армии столкнулось с неграмотными офицерами. Точнее, с функционально неграмотными: подпись нацарапать может, устав по складам прочтёт и вызубрит, но понять оперативный боевой приказ уже не в силах. И при этом вполне себе дворянин. Так быть не могло: ещё по указу Императора Петра I Алексеевича (Великого) дворяне должны были быть грамотны, иначе им запрещалось не только служить, но даже жениться. Но было: некоторым офицерам приказы приходилось разъяснять «на пальцах», что в условиях маневренной войны с Наполеоном чревато катастрофой. Командование негодовало. А причина проста: фонвизинский недоросль Митрофан Простаков вырос, за взятку провинциальному начальству признан грамотным (кто проверять-то будет?!), женился и наплодил детей. Дети подросли и пошли служить. И не только в армию: другой наш герой, Александр Николаевич Афанасьев, прошёл именно такой путь. Дед его читал и писал с трудом. Зато отец, уездный стряпчий города Богучара Воронежской губернии, не пожалел розог и заставил сына «науки превозмочь». А. Н. Афанасьев отмечал, что отец уважал образование и, по окончании сыном Воронежской гимназии, настоял на его поступлении в Московский университет. Оно и понятно: розги и книги дешевле взятки, а всю жизнь уездным стряпчим служить – много не заработаешь. Имение маленькое; детей много. Иди, сынок, учись, может, толк будет.

Но вернёмся к литературному переводу. Работа не для толмача; труд для знатока языков. Например, русского. Поэтому товарищ масон из Кракова (а то и из Киева), но не из Парижа. В Париже нужных специалистов найти можно, но их мало, и все состоят на дипломатической или военной службе. И в больших чинах, так что информация об их подработке переводами, (а она непременно просочится; русские постепенно переставали быть дураками), может им навредить. Так что, пока купеческий обоз ползёт из Кракова в Париж, местный мастер-франкмасон делает наброски перевода с упором на особо трудные места. А также пишет брату-масону в Краков инструкцию и готовит деньги. В масонских агитках XVIII века блестяще переведённые места часто соседствуют с халтурой; видно, что разного градуса люди работали.

Затем переведённую книгу надо издать. Это дорого. Литеры набора тогда делались из твёрдых пород дерева; каждую буковку кустарь-резчик, аки Акакий Акакиевич, долго и старательно вырезал, высунув язык от усердия. Резчики работали артелью. А ломались литеры быстро, поскольку даже самое твёрдое дерево под типографским прессом долго не живёт; трескается. И это ещё радикальное улучшение технологии по сравнению с XVII веком, когда литеры вырезались вручную из меди. Следующим усовершенствованием стало изготовление литер из стали холодной штамповкой, но эту технология изобрели в середине XIX века. После её внедрения пошёл резкий рост СМИ: издавать газету стало дёшево и выгодно. А в начале XIX века за помещение – заплати; за прессы – заплати; за запас наборов литер – заплати; налоги и поборы – заплати. Это для начала разговора, чтобы вольную частную типографию организовать. Книгоиздательство по расходам было сопоставимо, например, с прядильной фабрикой. Владельцем типографии, как и всякого промышленного предприятия, мог быть только крупный капиталист; фабрикант. А цены на готовую продукцию книгоиздатели, пользуясь неразвитостью конкуренции, задирали до небес. Но франкмасонских денег для русского рынка хватало. Изданные книги грузили в очередной торговый обоз (расходы!) и тащили до проклятых столиц северных варваров: Москвы и Петербурга. Здесь в дело вступали кадры местные: Чулков и Ко. Занимались «подражаниями». Сие политкорректное слово означает попросту воровство и перетасовку сюжетов. Но старшие товарищи из Кракова и Парижа закрывали глаза, давая заработать далёким местным братьям и хитровским гешефтмахерам, осуществлявшим продажу и распространение. Главное ведь не прибыль (в политике деньги не зарабатывают, а тратят), а насыщение пустого русского книжного рынка масонской тарабарщиной. Свет просвещения. Для него добрые братья из Парижа и Кракова ничего не жалели.

Масштабы? А статистики нет. Попытался в 1800 году Император Павел I Петрович (Рыцарь) безобразие пресечь; ввёл жёсткую цензуру не только русских, но и иностранных книг. И вовсе не Французской Революции, 10 лет назад происшедшей, он испугался, а просто надоело. Так на одной только Рижской таможне за год конфисковали 522 тома. А коронованного изверга, тирана и деспота вскоре убили собственные гвардейские офицеры табакеркой в висок. Теракт планировали в доме любовницы английского посла Уитворта О. А. Жеребцовой; времена-то были наивные. А убитого государя более 200 лет психом величают; даже А. С. Пушкин «увенчанным злодеем» окрестил. «Люди доброй воли», как и было сказано.

Каково содержание переводных книг? Если говорить только о волшебных сказках, самое обычное: рыцари, принцессы, великаны, драконы, битвы с неверными. И, конечно, любофф. «Ей с детства нравились романы. Они ей заменяли всё. Она влюблялася в обманы. И Ричардсона и Руссо». (с) А. С. Пушкин, «Евгений Онегин». Это первый слой; не опасный. Но подспудно внушалась мысль: Франция – прекрасна; сплошное рыцарство и любофф; Англия – интересна; романтизм и роковая любофф; Германия – тоже ничего; сплошь философия и любофф идеальная, умственная, платоническая. А Россия – бяка; сплошная грязь и варварство.

Например, одна из хитровских «народных сказок» XVIII века, позже вошедшая в сборник А. Н. Афанасьева «Заветные сказки», называется: «Мой жопу!» Я ещё довольно невинную выбрал; есть и похлеще. Получается, что переводные французские и немецкие книги – про рыцарей и чЮйства, в крайнем случае, про философию, а свои, русские – про жопу. Оно, конечно, для гигиены полезно, тем более что реальные европейские дамы и рыцари мылись не часто. Если серьёзно, литература «про жопу» должна существовать. Сам А. С. Пушкин, на тех же книжках воспитанный, является автором «Гаврилиады» и поэмы «Памяти И. С. Баркова». Последняя столь неприлична, что в 1937 году, в полном собрании сочинений к 100-летию со дня смерти поэта сталинская цензура отказалась её публиковать. Только после перестройки воспроизвели. Так что мог А. С. Пушкин про жопу и иные части тела; ещё как мог. Но он мог и сделал много чего ещё. А масонские сказочники XVIII века ничего, кроме похабщины и богохульства, не производили. Не могли или не хотели – какая разница? Важно, что похабщина и богохульство выдавалась за русскую литературу, да ещё якобы «народную».

Видя всё это, молодые национально ориентированные масоны из «Арзамаса» буквально хватались за голову. И выдали брату-Пушкину важное поручение. Ведь другой русской литературы на рынке не было. Что мог прочесть грамотный русский на своём языке в конце XVIII-начале

XIX века? Придворные оды классицистов? У Ломоносова или Сумарокова с Тредиаковским, безусловно, есть поэтические находки. Но в целом их стихи надо заставлять учить наизусть нерадивых школяров вместо негуманных розог. Человек в здравом уме это бесплатно читать не будет; только за деньги (как известно, граф Д. И. Хвостов своим читателям приплачивал). Державин? Прекрасен, но мало. Он всю жизнь на службе; министр и сенатор – до стихов ли ему? Не говоря уже о прозе. Кто ещё? Ась?! «Тишина на белом свете, тишина…». Потому-то русская литература отчётливо разделяется на периоды «до» и «после» А. С. Пушкина.

9) Каков результат почти вековой антинациональной масонской пропаганды среди русской элиты? Был и результат. Например, написал А. С. Пушкин, уже зрелый 32-летний человек, в 1831 году стихотворение «Клеветникам России» на взятие русскими войсками Варшавы. А ему в ответ: «И что опять за святотатство сочетать Бородино с Варшавою? Россия вопиет против этого беззакония». (с) П. А. Вяземский. Кто таков Пётр Андреевич Вяземский? О нём обычно говорят: «друг и постоянный корреспондент Пушкина; поэт пушкинской поры». Иногда упоминают, что князь – декабрист (никак не пострадавший). И всё. А тайного советника, гофмейстера двора, замминистра и сенатора не хотите? А переводчика при императорском Комиссаре в Царстве Польском, личного переводчика и друга Императора Александра I Павловича (Благословенного)? Всё он, Пётр Андреевич. Человек влиятельнейший, и всю его долгую жизнь сила и влияние только росли. По непроверенным данным закончил он главой всего русского масонства, ответственным за международные связи. Зверушку цари боялись, в том числе русские. Матушка у князя хороша: «…отыщи родственников моих в Ирландии; моя мать была по фамилии O’Reilly. Она прежде была замужем за французом и развелась с ним, чтобы выйти замуж за моего отца, который тогда путешествовал, сошлись они, кажется, во Франции, и едва ли не в Бордо…» (с) П. А. Вяземский. Тронуть нельзя, но хотя бы не англофил, а ярый англофоб – и то ладно. Видимо, так его русское правительство и воспринимало.

И вот, такой «друг-медведь» объясняет А. С. Пушкину, что брать русским варварам европейскую столицу – нельзя. Французам можно, и англичанам тоже; немцам можно, но осторожно, в рамках мелких германских и итальянских государств. А русским нельзя: «святотатство». Разве что, в составе коалиции просвещённых народов, дабы русскими штыками и кровью свалить узурпатора Бонапарта. А самим ни-ни. Потому что варвары. Рылом не вышли. Герой Бородина П. А. Вяземский является автором словосочетания квасной патриотизм. Про Польшу и сказал, ругая русских. Поэтом он был неплохим. А многочисленные родственники, друзья и последователи князя в это время командовали не меньше, чем полками. Наступают они на Варшаву, а про себя знают, что выполняемый ими приказ является «святотатством и беззаконием». Война – дело тонкое; саботаж трудно различим. Можно исполнять приказ с усердием и разумной инициативой, а можно, по убедительно выдуманным объективным причинам, двигаться медленно, задерживая армию. Можно на незнакомой местности заблудиться и не оказаться вовремя на нужной позиции (вариант маршала Груши под Ватерлоо). Можно… да много чего можно. Но по законам военного времени саботаж карается разжалованием и расстрелом. А к нему подстрекательство – повешением. Но Император Николай I Павлович (Миротворец) судьбу своего несчастного батюшки прекрасно помнил. И 14 декабря – тоже. Потому в так называемой опале князь П. А. Вяземский спокойно жил в своём дворце в Петербурге. И на светских раутах демонстративно поворачивался к Императору задницей.

Но вернёмся в 1820 год. Поэма Пушкина «Руслан и Людмила» была встречена критикой прохладно. Вроде всё молодой автор сделал правильно: читал друзьям, с их помощью распространял в списках. Получил восторженные отзывы со всех сторон, и только тогда опубликовал. И вдруг афронт. Плюс у автора начались проблемы с полицией. Оказалось, что писать эпиграммы на царей и архимандритов небезопасно. Ещё вчера было можно; развлекался. Но после публикации дошалился: стали таскать для объяснений и грозить заточением в Соловецкий монастырь (не трогай попов, Pussy Riot кучерявый!). Совпадение? Возможно. Философы говорят: «одновременно не значит потому что». Но у меня, как у конспиролога, есть нехорошее подозрение, что последовавшая высылка А. С. Пушкина из Петербурга отнюдь не случайна. Тому есть два косвенных подтверждения, для меня достаточных. Кто ругал «Руслана и Людмилу»? Кружок Катенина (Зыков). Претензии? Автор отошёл от строгого канона, и смешивает французский классицизм с простонародным фольклором. Пердюмонокль! С какого перепуга русские вдруг встали горой за французский классицизм? А посмотришь: все они сплошь старые масоны, ещё новиковского призыва, и их ученики. У масонов всегда старые с молодыми ссорятся; как вздохнёт потом один видный русский масон: «отцы и дети».

Появление первой русской книги для широкого круга читателей, где интересное для себя находил и поклонник классицизма, и человек других вкусов, и притом книги не про жопу; серьёзно подрывало масонскую монополию на книжном рынке. Эдак русские интересные им книги скоро сами писать и издавать станут: образец-то дан. Святотатство и беззаконие; автора – на Соловки! Любой монополизированный рынок есть мафия. В кругу друзей поэму похвалить – одно, а рынок и гешефт – другое. В Лондоне, Париже и Берлине денег не жалеют, хотя отчёта требуют. В Кракове, Варшаве и Киеве их считают, а в Москве и Петербурге с них кормятся. И львиная доля оседает у «распределялкиных», старых масонов, прикрывающих от цензуры. Ещё раз: книжных развалов с масонской похабщиной и богохульством свирепая русская цензура в упор не видела. Мол, не у нас издано, не нам и цензурировать. А против А. С. Пушкина за довольно-таки невинные эпиграммы в 1820 году целое дело раздули. Почему? А кто тогда в России цензурное ведомство возглавлял? Да те же «добрые братья», либо недалёкие и жадные попы.

Вторым косвенным, но, на мой взгляд, серьёзным подтверждением моей версии является исторический факт: после «Руслана и Людмилы» А. С. Пушкин прекратил писать сказки на 7 лет. А сюжет вышедшей в 1827 году малоизвестной сказки «Жених» (написана в 1825 году) прямо заимствован Пушкиным из сказки братьев Гримм «Жених-разбойник». По сравнению с полностью оригинальной «Русланом и Людмилой», эта сказка хуже на два порядка, потому и малоизвестна. Но Пушкин не был бы гением, если бы не умудрился слепить конфетку даже из такого материала: мотивы повторены в «Дубровском» (написан в 1833 году; вышел в 1842 году). Но это потом. А в 1820 году издал автор богатырскую поэму-сказку «Руслан и Людмила». Получился шедевр. Как говорят нынче в Интернетах: «Аффтырь, пышы ишшо!» Но Пушкин не пишет сказок 7 лет. Затем «Жених», больше похожий на крик: «Простите меня, люди добрые! Я больше не буду! Буду как все русские: воровать и перелицовывать сюжеты и писать про жопу. Только в Петербург верните». Что же случилось?

Думаю, пришёл в 1820 году к Александру Сергеевичу Пушкину старший друг, хоть тот же Пётр Андреевич Вяземский. И молвил: «Да, Саша, натворил ты дел. Но можно тебя спасти. Я хлопочу, Карамзин хлопочет. Жаль, бабушка твоя, Мария Алексеевна, два года назад умерла; её бы точно послушали. Мы со старшими товарищами посоветовались. И вот, что я тебе скажу: не надо. Ты про любовь хорошо пишешь; девки и дамы млеют. Вот элегии и пиши. А эпиграмм, и особенно сказок, не надо. Ты сам лицейским друзьям говорил: «Если у тебя есть фонтан – заткни его». Так заткнись, дурень! (Ловко уклоняясь от пощёчины, перехватывая и заламывая руку). Не бесись, а кудрявой головой подумай. Вызовешь меня сейчас на дуэль, потом другого, третьего. Со всем светом драться будешь? Так убьют тебя, Сашок. Ты не бретёр, не стрелок, не рубака. Найдут кавалергарда, хоть из французов. Много их нынче развелось, аж гвардия ропщет. Такому человека убить – что муху раздавить. Прихлопнет он тебя, как собаку. А ведь ты молод ещё. (Заламывая руку больнее). Сам-то чего хочешь: к другу-Воронцову в Одессу аль на Соловки? Выбирай, Саша; взрослеть пора. Что, больно? Умирать, брат, больнее. Да не брыкайся ты, чёрт нестриженный! Ох, говорил я людям: этот бешеный не остановится. (Отпуская). Ладно, слушай. Выхлопотал я тебе разрешение на крупные формы. Пиши, но не сказки. Что-нибудь патриотическое или романтическое. Про Кавказ и Крым – ты же туда едешь. А мы позаботимся, чтобы твою следующую поэму оценили по достоинству. И финансово тоже. Согласен? То-то. Главное, Саша, держись. С дамами осторожней: там не Петербург, где у всех со всеми амуры; там патриархальную мораль чтут. Ну, прощай, друг Саша. Да не дуйся! Пройдёт время, всё забудется, а там, глядишь, и переменится. Помни: люди работают. А как начнётся – тебе знать дадут, где бы ты ни был».