Часть вторая
Джон Келлер

Беседовать с покойниками я начал из-за поломанного стула.

Перефразируя Курта Воннегута-младшего, шел 2007 год, и Джон Келлер наконец разорился. Джон Келлер – это я, прошу любить и жаловать. Я занимался на курсах писательского мастерства в Нью-Йоркском университете, и, если честно, наивные мечтания очаровывали меня, как пламя свечи – неосторожного мотылька. Мансарду в Нижнем Ист-Сайде я делил с начинающим фотографом, Нилом Боуменом, и посылал длинные путаные заявки в литературные журналы в надежде, что какой-нибудь издатель смилостивится и напечатает мои творения. Увы, моего таланта никто не замечал.

Дядя Фрэнк – старший брат мамы – разбогател в 1980-е, вложив деньги в информационные технологии, которые тогда развивались, как на стероидах. Сейчас ему перевалило за пятьдесят, он занимал роскошные апартаменты в Верхнем Ист-Сайде, обожал антиквариат и ухлестывал за женщинами. Дядя Фрэнк, мужчина импозантный, одевался как франт и круглый год щеголял ровным искусственным загаром. Иногда он приглашал меня на ужин к себе или в ресторан и делал дорогие подарки, которые я потом продавал за полцены своему знакомому, Максу, – тот водил дружбу с владельцами сомнительного магазинчика на Четырнадцатой Западной улице.

Антикварную мебель для гостиной дядюшка приобрел в Италии, давным-давно. Стулья резного дерева были обтянуты коричневой кожей, что от времени сморщилась и обвисла, как стариковские щеки. Спинка одного из несчастных стульев то ли отломилась, то ли еще что – не помню точно.

Мой дядюшка отыскал в Бронксе знаменитого реставратора, к которому обычно записывались загодя, и пообещал оплатить работу в двойном размере, лишь бы не ждать. Реставратор, недолго думая, подхватил сундучок с инструментами и тут же явился к Фрэнку. Совершенно случайно в гостях у дядюшки оказался и я.

Реставратор, пожилой мужик с бритой головой, широкими плечами и проницательным взглядом, был одет во все черное, как наемный убийца. Он осмотрел поломанный стул, что-то пробурчал и разложил инструмент на балконе. Погода стояла прекрасная, и под яркими лучами солнца особняки на Семидесятых Восточных улицах сверкали, будто огромные куски кварца, окутанные пеленой утреннего тумана. Пока реставратор занимался своим делом, мы с дядюшкой пили кофе и болтали о девчонках.

С собой реставратор принес журнал под названием «Амперсанд» и оставил его на столике в прихожей: сорок восемь страниц глянца, а на третьей странице список редакционного совета. Издавала журнал компания некоего Джона Л. Фридмана.

Дядюшка припомнил, что учился с этим самым Фридманом в Университете Рутгерса, но в последнее время потерял старого знакомого из виду. А что, если попросить его устроить меня на работу? Разумеется, связи, как и деньги, решают многое, но по молодости лет я хотел всего добиться сам, а потому сразу отказался от дядюшкиного предложения. Вдобавок, перелистав журнал, я увидел сплошь статьи об оккультных и паранормальных явлениях и прочей нью-эйджевской белиберде, что меня совершенно не интересовало.

Фрэнк настаивал на своем, – мол, от хорошего предложения глупо отказываться. Приятель его со студенческих лет отличался финансовой сметкой, деньги мог выжать даже из камня и в провальное предприятие вкладываться не стал бы. А хороший журналист обязан выдавать отличные статьи на любые темы – к тому же о тайнах египетских пирамид писать гораздо интереснее, чем о футболе или о заурядных преступлениях. Кроме того, нынешний читатель – дурак дураком.

Мы угостили реставратора кофе, и он тоже включился в беседу, приглушенным голосом заметив, что антикварные вещи впитывают положительные или отрицательные эмоции прежних владельцев – он сам в этом не раз убеждался: коснется какого-нибудь предмета, а кончики пальцев так и покалывает. Фрэнк выставил на стол бутылку бурбона, реставратор начал рассказ о буфете, приносящем несчастье хозяевам, и я решил, что пора прощаться.

Два дня спустя Фрэнк позвонил мне на мобильный и сообщил, что Фридман готов принять меня на следующий день, у себя в офисе. Выяснилось, что ему нужен человек грамотный, – главный редактор, невменяемый тип, набрал на работу странных людей, не имеющих представления о том, как писать статьи. Журнал начали издавать пару месяцев назад, и дело продвигалось туго.

Ну, дальше можно не объяснять.

Ссориться с дядюшкой Фрэнком не хотелось, поэтому я встретился с Фридманом. Мы друг другу понравились: паранормальные явления его совершенно не интересовали, в привидения он не верил, но знал, что подобного рода издание будет пользоваться спросом у беби-бумеров.

Фридман предложил зарплату куда выше той, на которую можно было бы рассчитывать, и я немедленно подписал договор. Моей первой публикацией стала статья о реставраторе, – в конце концов, именно ему я был обязан знакомством с оккультным изданием. За два года в «Амперсанде» я повстречался с большей частью нью-йоркских фриков, побывал в ист-гарлемских домах с привидениями и на сеансах вуду в Инвуде, получал письма от читателей пострашнее Ганнибала Лектера и от священников, суливших мне костры преисподней.

Потом Фридман решил закрыть журнал и помог мне устроиться репортером в «Нью-Йорк пост», где я проработал четыре года, пока приятель не уговорил меня перейти в издательство, основанное какими-то европейскими инвесторами. Еще через два года, когда онлайновые новостные сайты похоронили мелкие ежедневные газеты, а солидные издания исчезали одно за другим, я остался без работы. Пришлось переключиться на ведение блога, незаметно превратившегося в новостной сайт, но особых доходов это не принесло. Я подрабатывал фрилансером, брал сторонние заказы и с грустью вспоминал добрые старые времена. Мне, тридцатилетнему, странно было ощущать себя динозавром.

Примерно тогда мой приятель Питер Кац, из литературного агентства «Бронсон и Мэттерс», рассказал о рукописи Ричарда Флинна.

Мы с Питером подружились давно, еще когда я учился в Нью-Йоркском университете. Застенчивый и робкий, Питер привлекал не больше внимания, чем пластмассовое дерево в кадке, но был человеком интеллигентным и разносторонне образованным, и у него было чему поучиться. Он ловко обошел все ловушки, расставленные матерью, и упрямо оставался холостяком, несмотря на огромное количество знакомых с дочерями на выданье. Более того, он, белая ворона в семействе Кац, вместо юридического поприща избрал карьеру литературного агента.

Однажды Питер пригласил меня на ланч, и мы отправились в кафе «Кандис» на Тридцать второй Восточной улице. В начале марта снег валил уже несколько дней и повсюду на дорогах были пробки. Расплавленный свинец небес грозил залить город. В длиннющем пальто, путаясь в полах, как гном из «Белоснежки», Питер старательно обходил лужи на тротуаре и крепко сжимал в руках старый кожаный портфель.

За салатом Питер рассказал мне о рукописи. Ричард Флинн умер за месяц до того, а его спутница, Данна Ольсен, утверждала, что никакой книги не обнаружила.

Когда подали стейк, Питер перешел к своей просьбе. Я, как бывший репортер, знал и умел добывать нужную информацию. Начальники Питера считали, что книга Флинна может стать бестселлером, и готовы были заплатить за рукопись миллион долларов, однако сам по себе отрывок и цента не стоил.

– Я готов обсудить все с мисс Ольсен и подписать с ней соглашение, – объяснил Питер, близоруко щурясь. – Она женщина практичная, договориться с ней будет непросто, но от хорошего предложения она не откажется. Флинн оставил ей в наследство все свое имущество, за исключением нескольких памятных личных вещей, которые он завещал брату Эдди. С юридической точки зрения соглашения с мисс Ольсен для нас будет достаточно, понимаешь?

– И как я должен искать эту рукопись? – спросил я. – Что, где-то спрятана карта, нарисованная на салфетке? Или надо съездить на необитаемый остров в Тихом океане, найти две близкостоящие пальмы, наклоненные строго на северо-запад, и вырыть клад из-под корней?

– Не ерничай, – сказал Питер. – В отрывке много прямых указаний, которые помогут поискам. Нам известны участники, место и время действия. Даже если рукопись не отыщется, можно восстановить ход событий, а отрывок включить в книгу, которую ты напишешь по материалам своего расследования. В конце концов, читателю интереснее читать об убийстве Джозефа Видера, а не книгу какого-то никому не известного Ричарда Флинна. Главное – восстановить события последних дней жизни профессора, понимаешь?

Давний словесный тик Питера – привычка оканчивать фразу словом «понимаешь?» – создавал неприятное впечатление, что приятель сомневается в моих умственных способностях.

– Понимаю, понимаю, – раздраженно ответил я. – Однако все расследование может оказаться напрасной тратой времени. Секрет, о котором Флинн написал в своей книге, нам неизвестен, и что искать – поди пойми. Выходит, что надо раскрыть убийство почти тридцатилетней давности!

– Лора Бейнс, одна из главных участников событий, наверняка еще жива. Вот и отыщи ее. Вдобавок я уверен, что материалы расследования в полиции тоже сохранились. Да, дело глухое, как говорят копы, то есть нераскрытое, но в архивах досье найдется. – Он подмигнул мне и заговорщически понизил голос, будто опасаясь, что нас подслушают: – Судя по всему, профессор Видер проводил секретные психологические эксперименты. Вот бы о них побольше разузнать!

Он уговаривал меня, как непослушного ребенка, которого заставляют делать домашнее задание по математике, обещая поездку в Диснейленд.

Предложение меня заинтересовало, но в успехе я по-прежнему сомневался.

– Пит, а вдруг Флинн все это выдумал? О покойниках дурно не говорят, но вдруг он и впрямь сочинил роман об убийстве знаменитого ученого, чтобы опубликовать перед смертью, только книгу дописать не успел.

– Вообще-то, я что-то в этом роде предполагал… Однако, пока мы не проведем самостоятельное расследование, у меня ни в чем уверенности нет. Ричард Флинн не слыл лгуном. Он на самом деле был знаком с Видером, работал в профессорском доме и некоторое время считался подозреваемым. Все эти сведения я нашел в интернете, а теперь нужен знающий человек, который сможет расследовать дело дальше.

Я почти поддался на уговоры, но решил еще немного помучить приятеля. На десерт я заказал эспрессо, а Питер – тирамису.

После кофе я наконец объявил, что согласен выполнить задание. Питер вытащил из портфеля экземпляр договора с обязательством о неразглашении информации (я его тут же подписал) и лишь потом передал мне стопку бумаг: копию отрывка из книги Ричарда Флинна и свои записи, которые должны помочь мне в дальнейшем расследовании. Все документы я сунул в объемистую сумку с большим количеством отделений и карманов – я не расставался с ней с самого начала своей карьеры журналиста.

Затем я проводил Питера до метро, а сам ушел домой и весь вечер читал рукопись Ричарда Флинна.